Больной врач

– Ну, их, ладно, забудем про гадюк. Зато не сомневаюсь, что вы непременно узнаете меня!

С этими словами он выпрямился во весь рост, представ перед нами во всей своей полуголой красе, и замер в вопросительном ожидании.

Я смотрел на него, пытаясь припомнить хоть что-нибудь, однако, моя память ничего не пожелала восстановить:

– Я вас не знаю, извините.

Анита испуганно прижалась ко мне, и некоторое время мы вопросительно смотрели на застывшего грека.

Наконец, он отчаянно махнул рукой и начал громко упрекать нас:

– Ну, что за молодежь пошла?! Никаких познаний! Никакого понимания! Догадливости тоже никакой. Зато полно тупости ума. А ведь я занимаю уютный уголок в душе каждого человека! Неужели никто больше не заглядывает туда? А ты еще доктором себя называешь?! Молчи, врун и обманщик!

От этих слов я чуть в обморок не упал, а Анита заплакала. Увидев слезы девочки, грек сжалился и сказал:

– Ладно. Прощаю, чтобы успокоить эту прекрасную девочку, а если уж вы не способны вспомнить меня, то нам надо познакомиться.

Я молча кивнул.

Он сказал:

– Для начала представляю этих симпатичных и прелестных змей. Они – мои дочери. Старшую зовут Гигиея, а младшую – Панацея. Они вас не тронут, пока я не прикажу. А я этого делать пока не намерен.

Анита подтерла слезу, вышла из оцепенения и спросила:

– Как это змеи могут быть вашими дочками?

Мужик недовольно покачал головой, но все-таки чувствовалось, что Анита ему нравится, и он ласково ответил:

– А почему, позволь спросить, они не могут быть моими дочерями?

Анита возразила:

– Потому, что вы сами не змея.

Грек громко рассмеялся:

– Ха-ха-ха! О, да! Какая ты прелестная и смышленая девочка! Ты мне очень нравишься, и я с тобой полностью согласен. Я не змея и даже не змей! Какая ты наблюдательная! Если талант действительно в тебе большой, то сейчас ты даже угадаешь, кто я.

Анита пожала плечами:

– Вы лучше скажите сами.

Грек повернулся ко мне, пристально посмотрел в глаза, и этот взгляд разбудил во мне смутные воспоминания о моем университетском лекторе, который нудно рассказывал древнегреческие легенды. Этот рассказ я лениво воспринимал сидя на задней парте. Гигиея, Панацея, их отец…

Вспышка осветила мой мозг, и я сказал неуверенно:

– Асклепий?! Вы, наверное, всеми почитаемый Асклепий? Бог медицины!

Глаза грека вдруг засверкали от злости. Он почернел от негодования и накричал на меня:

– Я бог врачевания, а не медицины! И зовут меня Эскулап, а не Асклепий! Зачем ты, гадина, называешь божественную науку исцеления именем какой-то знахарки и предательницы? Нет никакой медицины! Есть только исцеление! И если ты хочешь иметь со мной дело, то знай, и запомни навсегда: я – бог врачевания и зовут меня Эскулап!

Я испуганно кивнул в знак подчинения и пролепетал:

– Да, извините, вы – Эскулап, бог врачевания.

Это его немного успокоило:

– Какая несправедливость! Настоящую науку величают в честь аферистки, а мое имя забыли! И зачем мне такое бессмертие? Оно мне нужно?

Тут Эскулап вдруг сильно погрустнел. Он присел на ближайший камень и… заплакал.

Утирая слезы, он обратил свой взор на Аниту и сказал ей жалким голосом:

– Я должен был родиться обычным смертным человеком. Прожил бы спокойную жизнь у подножия горы Олимп и умер бы себе под сосной, но мой отец совершил ужасное преступление. Вы не можете себе даже представить, что он сделал…

Анита подошла близко к Эскулапу, погладила его и сказала:

– Успокойся. Не вспоминай плохое.

Но бог исцеления продолжал плача:

– Отец убил маму. Он сжег ее на костре беременную. Представляете?! Она ему чем-то не угодила. А там, в ее чреве, был я.

Анита, потрясенная услышанным, нежно обняла Эскулапа.

Он тоже ее обнял и сказал:

– Костер был огромным, и бедная мама сгорела быстро, однако, отец не хотел моей смерти и вырвал меня из огня… Я помню, восседает мой отец на престоле с магическим жезлом в правой руке, а перед ним огромный кентавр, которому отец говорит: «Друг мой, Хирон! Вот я отдаю свое смертное чадо тебе на воспитание, и если он преуспеет в искусстве исцеления, да пусть исцелится сам и станет таким же бессмертным, как мы, Боги Олимпа! Ибо он – мой сын».

Эскулап замолчал.

Я стоял в полной нерешительности, не зная, что делать. Анита же погладила Эскулапа по голове и сказала:

– Дорогой дядя Эскулап. Можно тебя так называть?

Лицо Эскулапа просияло:

– Да, да! Как ты мне нравишься! Конечно, ты можешь меня так называть. Я для тебя буду дядей Эскулапом.

– Так, вот, дорогой дядя Эскулап, хочу успокоить тебя тем, что тебе повезло! Ты знал своего папу, помнишь его, хотя он и был злым. А я никогда не видела своего папу. Я так хочу его найти, но не знаю, где искать…

Эскулап посмотрел на нее с сочувствием и сказал:

– Уверен, что ты найдешь… А мой хотя и был жестоким, но после завершения моего обучение у Хирона, позволил мне сделать себя бессмертным. А еще я могу рожать даже змей, если захочу…

Анита ответила задумчиво:

– Конечно! Ты и выглядишь, как бог.

Эскулап довольно закивал и сказал:

– Теперь мы знакомы, и у нас наладилось понимание. Перейдем уже к делу…

Он встал, выпрямился во весь рост, слегка ударил жезлом о землю и произнес:

– Вы, вновь прибывшие в великий город врачевателей Иртифахан: Знаете ли, зачем находитесь здесь?

Я задумался, но Анита ответила ему сразу:

– Для того, чтобы вылечить Николая. Ему нужна помощь. Вчера я ему спела перед сном. Он уснул, и сегодня ему стало получше. Но моя колыбельная не лекарство. А у вас должны быть средства…

Эскулап ее ласково остановил:

– Милая Анита, все не так просто. Я не могу взять и вылечить Николая, назначив ему лекарство.

Анита заволновалась:э

– Что же нам делать?

Эскулап ответил:

– Николай должен сам себя вылечить.

Я удивился:

– Как?

Эскулап повернулся ко мне:

– А так! Каждый может себя вылечить! Конечно, понадобится помощь, я помогу. Для этого меня и послали к вам.

Анита обрадовалась:

– Как хорошо!

Во мне тоже зародилась надежда, и я спросил:

– Как вы поможете?

Эскулап подозвал меня поближе и сказал:

– Я могу отвести тебя к тем целителям, которые научат тебя врачеванию. И если ты окажешься достаточно умным и одаренным, то, возможно, сможешь исцелить себя.

Говоря это, он оценивающе смотрел на меня, не до конца веря в мои возможности. Меня накрыла волна раздражения, и я ответил резко:

– Я окончил два высших медицинских университета. У меня многолетняя практика нейрохирурга высочайшего класса. Я сам читаю лекции… Чему мне учится у каких-то целителей?

Закончить свою мысль я уже не смог. Боль в пальцах вызвала судороги, а голова так закружилась, что я чуть не упал.

Эскулап подхватил меня и сказал:

– Зря раздражаешься. Этим ты только вредишь себе… Учиться никогда не поздно и никогда не стыдно.

Анита сказала:

– Да! Моя мама тоже говорит, что учиться никогда не поздно!

Одна из змей Эскулапа поднялась, посмотрела на нас, как-то странно зашипела, и я почувствовал, что мне полегчало. Головокружение прошло, и я уже мог сам стоять на ногах.

Эскулап сказал:

– Нам пора идти. Твоя болезнь прогрессирует. Видно, что времени мало. Если промедлим, твое исцеление станет невозможным. Тем более, что до восхода солнца вы должны покинуть Иртифахан.

Анита сказала:

– Мы не уйдем отсюда, пока не вылечим Николая.

Эскулап грустно покачал головой:

– Николай должен вылечить себя сам! Но это надо успеть до рассвета. Пойдем!

Но Анита остановила его вопросом:

– Подожди, дядя Эскулап. А что будет, если он не сможет из лечиться?

Эскулап пожал плечами:

– В любом случае, я буду вынужден проводить вас отсюда до восхода.

Анита продолжала задавать тревожные вопросы:

– Куда?

Эскулап объяснил:

– Отсюда только два пути. Если Николай вылечит себя, тогда я смогу отправить вас на Землю. Если же нет, останется второй путь – на скалу Аюрведы, через Океан Страсти. Скажу честно, оттуда уже дороги назад нет. Это смерть…

Анита воскликнула:

– Нет! Я этого не допущу!

Эскулап сказал:

– Прекрасно! И я помогу, чем смогу. Следуйте за мной!

Восьмая глава

Бабушка Тони, настойка и внук Иштлильтон

Мы шли за нашим богом по главной улице Иртифахана, которая тянулась до берега Океана Страсти. Вскоре повернули направо и посередине огромного поля увидели очень высокую пирамиду, наподобие мексиканской, но гораздо величественнее. Казалось, что ее чудом вытесали из цельного, сверкающего камня размером в огромную скалу, и она была отделана великолепными барельефами какой-то старушки.

Анита спросила:

– Дядя Эскулап, что это?

Он ответил:

– Это пирамида Бабушки Тоци. Она живет в пирамиде вместе со своим внуком и наследником, которого зовут Иштлильтон. К ним мы сейчас и направляемся. Они умеют варить очищающую настойку для выведения внутренней грязи. Это именно то, что нужно Николаю.

Анита спросила, задумчиво разглядывая угрюмую пирамиду:

– Имена смешные, а сами-то они добрые?

Эскулап ответил:

– Когда как… Имена же у них ацтекские. Они родом оттуда.

Я был в сомнениях:

– Не стоит пить знахарские настойки…

Эскулап посмотрел на меня с укоризной, а змейки на его посохе уставились с удивлением.

Анита сказала:

– Посмотри, Николай, какая пирамида! Если построили такую, умеют и настойку варить!

Эскулап сказал:

– Правильно! Умная девочка. Скажу еще, что эта пирамида воздвигнута силой мысли бабушки Тоци и ее внука. Эти камни можно раздвинуть только изнутри. Надо подождать, пока нас захотят впустить.

Анита подбежала к пирамиде и взмолилась:

– Пожалуйста, откройте. Очень нужна помощь! Не отказывайте, прошу вас, бабушка Тоци, внучок Иштлильтон!

В ответ на просьбу Аниты, камень пирамиды задрожал, раздвинулся и появился вход.

Эскулап сказал:

– Нас впускают. Слава Богу!

Потом мы долго шли по темному и душному тоннелю. Он становился все уже. Скоро я весь вспотел и почувствовал, что начинаю задыхаться.

Анита сказала:

– Дядя Эскулап, здесь совсем нет воздуха.

Он ответил ей:

– Потерпим. Хорошо, что нас вообще впустили…

Наконец, тоннель закончился, и мы вышли в огромный зал с очень высоким потолком и множеством светильников по стенам.

Откуда-то исходила приятная музыка, похожая на звучание арфы. Посередине зала стоял накрытый стол, а за ним сидел пузатый, низкий человек с лысой головой. Он ел баранью ножку и пил вино из огромной чаши.

Эскулап сказал нам:

– Это внук Иштлильтон.

Сначала сидящий за столом нас не заметил. Тогда Эскулап хлопнул в ладоши, толстячок оглянулся и подбежал к нам:

– Эскулап! Привет! Как ты здесь очутился? Смотри, ты еще привел к нам гостей! Кто они?

Эскулап ответил спокойным голосом:

– Здравствуй, Иштлильтон! Это Николай и Анита.

Иштлильтон подскочил от радости:

– Как прекрасно! Добро пожаловать в нашу пирамиду исцеления! Удивительно, что старушка Тоци вас впустила. Прекрасно! Я с удовольствием пью за ваше здоровье!

Осушив чашу, он удовлетворенно похлопал себя по животу и обратился к нам:

– Анита прекрасная девочка! Какие волосы! А ты, Николай, выглядишь очень больным. Давай, я выпью за твое здоровье отдельно. Надеюсь, это тебе поможет. Скажу по секрету, этот способ лечения придумал я сам! Надо выпить за здоровье больного, и это его вылечит. Итак, я пью за здоровье Николая!

Он наполнил чашу, тут же ее осушил и посмотрел на меня в ожидании:

– Ну, как? Полегчало?

Я съехидничал:

– Сколько лет вы работали над этим изобретением?

Как ни странно, но мне тут же стало лучше, а Иштлильтон, немного обидевшись, сказал:

– Веселье помогает изгонять болезнь.

В разговор вмешался Эскулап:

– Надо позвать бабушку Тоци. Ему нужна очищающая настойка для Николая.

В это время из темного угла зала появилась сама Тоци. Она приблизилась к нам медленно, прихрамывая и опираясь на палку.

– Что это вы так расшумелись в моей уютной пирамиде? Я вас не приглашала, – заговорила она ворчливым тоном.

Иштлильтон спрятал чашу с вином, но бабушка Тоци заметила это и накричала на него:

– Только и делаешь, что пьешь и танцуешь. Посмотри на свое пузо! Позор!

Иштлильтон недовольно покачал головой:

– Я же пью за здоровье! Это лечение!

Бабушка махнула на него рукой и повернулась к нам. Она бросила неприветливое «здравствуй» Эскулапу, но увидев Аниту, просияла и воскликнула:

– Ой! Какая прелестная девочка! Знайте, что в мою пирамиду я пропустила лишь ее одну, и только потому, что она позвала меня ласково, нараспев: «Бабушка Тоци». Это было так прекрасно! Красавица моя, оставайся жить здесь. Наследников у меня нет, есть лишь тупой внук, но он не считается. Ты станешь моей умной внучкой! Я воспитаю тебя истинной ацтекской знахаркой! Научу разбираться в растениях, варить очищающие отвары, а в наследство я оставлю тебе эту великую пирамиду! Будешь жить у меня?

Анита растерянно озиралась вокруг, не зная, что ответить. Вмешался Эскулап:

– Бабушка Тоци, позволь мне пожелать тебе здравия и вечб ного процветания. Это я привел гостей. Их двое. Кроме Аниты, есть Николай. Ему нужен твой очищающий отвар.

Лицо старушки исказилось неприятной гримасой, и она спросила гнусавым голосом:

– Как он вообще попал в Иртифахан?

Эскулап ответил:

– Его доставил к нам летчик Антуан вместе с Анитой.

Тоци просверлила меня рентгеновским взором и заключила:

– Это смертельный больной, и нет смысла его лечить. Эскулапу надо выбросить его в Океан Страсти.

Ее слова прозвенели внутри меня колоколом судьбы. Я пошатнулся, и если бы не крепкая рука Эскулапа, то рухнул бы на пол.

Старуха тем временем повернулась лицом к Аните и спросила ласково:

– Прекрасная девочка, ты станешь моей внучкой

Тут опять вмешался Эскулап:

– Бабушка Тоци, послушай…

Знахарка грозно повернулась к нему и закричала:

– Не хочу я тебя слушать! Хочу слушать эту девочку!

Однако Эскулапа ее крик не испугал, и он сказал твердо:

– Она не будет с тобой говорить, пока ты не дашь Николаю очищающий отвар…

Старушка встревожено посмотрела на Аниту:

– Что? Ты, правда, не будешь со мной говорить?

Анита без слов догадалась, что делать, и прикрыла рот рукой, давая понять, что ничего не скажет.

Бабушка сдалась:

– Ну, вас всех. Занимаетесь пустыми делами, хотите извести мои отвары. Посмотрите на него! Все видно, как на ладони! Он полон всякой гнусной грязи, накопленной за всю его никчемную жизнь! Гной засел во все органы и замутил его душу. Он скоро умрет. Ему не отвар нужен, а могильщик!

Эскулап сказал:

– Бабушка Тоци, дело в том, что Анита и Николай пришли сюда вместе и останутся до рассвета, тогда я и решу их судьбу. Возможно, Николай сможет сам вылечить себя. Но мы должны ему помочь. Для начала, дай ему очищающий отвар, и тогда Анита ответит на твой вопрос: станет она твоей внучкой или нет. Ну, как договорились? Несешь отвар?

Бабушка Тоци скорчила недовольную гримасу:

– Как вам не стыдно! Особенно тебе, Эскулап! Ты же бог! И должен знать, как трудно стать настоящим врачом! Скажи мне, сколько лет ты учился своему искусству.

Эскулап ответил:

– Сто пятьдесят тысяч лет.

Бабушка сказала:

– Вот видишь! Я разработала ускоренный курс и могу обучить врачеванию всего лишь за сто тысяч лет. Хотя такие болваны, как мой внук Иштлильтон, могут застрять на разведении огня для варки отваров навсегда. У! Только и ходит пьяный! А знахарство требует жертв! Куда я только ни летаю за целебными травами и горными растениями! Я даже ныряю на дно океана, чтобы достать редкие водоросли. Но вылечить запущенную болезнь, как вот у этого, даже я не в силах…

– Хорошо! – ответил Эскулап. – Тогда мы пойдем, и ответа Аниты ты не услышишь.

Тоци махнула рукой и сдалась:

– Так и быть. Попытка не пытка. Эй, балбес, иди, принеси наш свежесваренный отвар, дадим выпить умирающему и посмотрим, что будет.

Иштлильтон радостно подпрыгнул:

– Сейчас сбегаю и принесу…

Неожиданно во мне опять проснулось чувство протеста против всякого знахарства, которое глубоко сидит в каждом цивилизованном докторе, и я сказал:

– Ничего я не буду принимать!

Однако произнеся эти слова, я почувствовал жуткую слабость и еле удержался на ногах. Тут же прибежал Иштлильтон с бокалом кипящей дряни, передал его Тоци, а она, всучив мне в руки, приказала:

– Пей!

Эскулап помог мне поднести бокал к губам, и я осушил его до дна.

В тот же миг в голове закружилась сумасшедшая карусель. Комната запрыгала, стены задвигались в разные стороны, и вдруг передо мной возникла спокойная картина уютной спальни.

Огромное пушистое одеяло. Легкие, как перышко, подушки. Откуда-то льется спокойный свет и музыка. Раздаются стоны любви. Движение под одеялом. Я отчетливо вижу безумство в исполнении Софи с Кэтчером… Притупленная ревность проснулась с бешеной силой! Я вырвался из рук Эскулапа и бросился к кровати. По пути я схватил ножик для фруктов с подноса и набросился на любовников. Приблизившись, я нанес удар по гадкому, потному лицу Кэтчера, но нож прошел сквозь него и разорвал подушку. Перья и пух сразу разлетелись по всей комнате. Я обернулся в бешенстве и нанес второй удар. На этот раз я пытался ранить Софи, но разорвал лишь одеяло, из которого посыпалось невероятное количество перьев. А любовники продолжали ублажать друг друга. Это меня окончательно взбесило, а вся спальня поплыла в белизне пуха, и через негодование, злость и слезы я смотрел на них, в экстазе, и понял, что ударами ножа ранил не их, а себя. Кровь хлынула из моих ран. И весь пух летавший по спальне окрасился в алый цвет. Любовники же извивались в удовольствии на фоне кровавых перьев…

Тут я заметил бутылку какого-то крепкого напитка на подносе, который плыл ко мне по воздуху. Бутылка так привлекательно сверкнула, что я с жадностью набросился на нее, схватил и осушил в одно мгновение. Внезапная боль быстро распространилась по всем жилам и органам, наполнила меня целиком так, что я свалился на пол, сжался в судороге и…

Весь превратился в один большой вонючий комок телесной скорби. Комок быстро подступил к горлу. Я закашлял, задыхался. Меня выворачивало, рвало. Казалось, что все внутренности вывалились на пол. Гадкая, вонючая жидкость выливалась из меня ведрами. Весь пол уже был залит ей, и вдруг все закончилось. Изможденный, я стоял на коленях и смотрел на огромную омерзительную лужу собственной блевотины. Я почувствовал, что мне гораздо легче! Вот, весь мой гной передо мной! Знахарский отвар помог! На мгновение мне показалось, что я излечился полностью. Я отрыгнул свою болезнь и смотрел в нее. Вот она, передо мной! И тут…

В отражении отвратительной жидкости я опять увидел сладострастие любовников и томный голос Кэтчера:

– Поздравляю, госпожа Софи! Теперь ты стала топ-менеджером огромной фирмы с годовым оборотом во много миллионов. Я уже вижу тебя на обложках журналов и газет с надписью: «Восходящая звезда бизнеса нового тысячелетия!»

Она улыбается в ответ и тянется к замасленным губам Кэтчера…

Было ощущение, что меня снова вырвет, но произошло противоположное: моя блевотина задвигалась и потянулась обратно в мой рот. Я не мог сделать ничего. Только чувствовал, как вонючая жидкость вливается обратно в меня, и когда все вернулось, я обессилено упал на чистый мраморный пол со своим гноем внутри себя…

Надо мной стояла знахарка:

– Говорила, что это безнадежный экземпляр. Очень тяжелый случай полной привязанности к собственному гною. Сразу было видно, что он живет в хвори. Бросьте его в Океан Страсти.

Старушка развела руками и обратилась к Эскулапу:

– Ну вот, твое желание я выполнила, теперь очередь за моим желанием. Я жду ответа Аниты. Ты хочешь стать моей внучкой и жить в этой пирамиде вечно?

Анита тихо плакала. Она подбежала ко мне. Обняла и сказала сквозь слезы:

– Я останусь с Николаем и спасу его. Не бойся, Николай. Дядя Эскулап найдет другого врача.

Бабушка Тоци грустно вздохнула, поникла головой, отвернулась от нас и пошла прочь, ничего не сказав на прощание. Я беспомощно валялся на полу. Эскулап нагнулся и поднес поближе свой посох. Пронзительный взор и грозное шипение Панацеи немного помогло. Я смог встать, однако, держался на ногах только с помощью Эскулапа.

Он сказал:

– Пойдем отсюда. Здесь нам больше нечего делать.

Мы направились к выходу. Уже в тоннеле нас догнал веселый возглас Иштлильтона:

– Еще раз с удовольствием пью за здоровье Николая!

Девятая глава

Великий наставник лазуритного храма

Мы вышли из пирамиды, и она закрылась за нами. Я понимал, что мое состояние очень тяжелое. Я так сильно привязался к грязи в себе, что она сама вернулась обратно. Что же делать с моими переживаниями, которые живут во мне своей жизнью, появляются и исчезают без спроса?

Анита нервничала:

– Дядя Эскулап, что же нам теперь делать?

Эскулап ответил:

– Мы попытаемся попасть к самому мудрому целителю всех времен и народов, великому наставнику Татхагата. Он живет в своем Храме Лазуритного Сияния. Пойдем туда. Это последняя надежда. Будем молиться, чтобы наставник Татхагата принял нас. У него служит моя любимая супруга Эпиона. Я попрошу у нее помощи.

Аните уже не терпелось:

– Дядя Эскулап, пойдем быстрее к наставнику!

Мы пошли в сторону Океана Страсти.

Лазуритный Храм стоял на самом берегу. Он величественно возвышался над городом и был украшен многочисленными статуэтками из всех индийских легенд и мифов. В волшебном сиянии луны все здесь было загадочно и красиво, хотя из-за недуга красоту я воспринимал с трудом.

Мы свободно прошли в пустой храм. Тусклый свет от горящих свечей и приглушенный звук, доносившегося издалека гонга, подействовали умиротворенно. Тревожные мысли притупились.

После долгого молчания Анита спросила шепотом:

– Дядя Эскулап, что будем делать?

Ее голос эхом отразился от стен несколько раз подряд и исчез в вышине купола.

Эскулап ответил тихо:

– Мы будем ждать. Надеюсь, что моя любимая супруга Эпиона выйдет к нам. Она должна почувствовать, что я здесь.

Вдруг Гигиея и Панацея напряженно зашевелились на его посохе, и тут мы заметили движение в одном из углов храма. Оттуда появилась огромная, красивая, радужная змея. Ее кожа переливалась всеми цветами радуги. Двигалась она медленно и грациозно, голову держала высоко, даже выше самого Эскулапа. Гигиея и Панацея сильно заволновались. Радужная змея приблизилась к нам, внимательно рассмотрела всех, и особенно пристально и долго смотрела мне в глаза. От ее взгляда мне существенно полегчало. Потом она изучила Аниту, которая вовсе не испугалась ее, даже, наоборот, улыбнулась необычной змее. Наконец, радужная змея обвила Гигиею и Панацею, которые быстро успокоились от ее прикосновений, и встала перед Эскулапом. Он ей поклонился, а она что-то прошипела. И вдруг Эскулап зашипел ей в ответ. Я понял, что они переговаривались на змеином языке. Когда супруги закончили шептаться, Эскулап обернулся и сказал нам:

– Познакомьтесь, это Эпиона, моя обожаемая жена.

Анита не сдержалась и воскликнула тихо:

– Ух, ты! Вот почему у тебя дочки – змеи.

Эскулап продолжил:

– Она согласна провести нас к настоятелю Татхагате. Это радует. Но помните, что надо быть очень осторожным перед ним, он видит всех насквозь.

Эпиона развернулась и повела нас по длинной лестнице вниз, в подземные кельи. Там зазвучали приглушенные звуки, которые непостижимым образом начали проникать в меня, вызывая приятное головокружение. Анита уверенно шла рядом со мной и ничуть не боялась темного спуска. Через какое-то время стены вокруг лестницы сузились, и стало темно, как в могиле. Единственный тусклый лучик исходил от сияющей кожи Эпионы. Она двигалась впереди, и мы следовали за этим слабым светом. Да, и дочери Эскулапа излучали легкое мерцание, освещающее каменные стены. Наконец, спуск закончился, и странные, проникающие во все тело звуки усилились настолько, что я уже слышал их всем телом. Они заставляли струны моей души вибрировать в унисон, и это успокаивало.

Анита прошептала:

– Как хорошо.

Мы вышли в огромную подземную пещеру, освещенную лишь несколькими свечками. В самом темном углу мы увидели каменное ложе, на котором, поджав под себя ноги, сидел юноша с закрытыми глазами. Он был совсем молодым и совсем не дышал.

Мы остановились у стены, и Эскулап сказал шепотом:

– Не двигайтесь, наставник Татхагата пока путешествует. Сама же Эпиона приблизилась к юноше, встала перед ним на почтительном расстоянии и застыла.