banner banner banner
И никого, кроме… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 15
И никого, кроме… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 15
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

И никого, кроме… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 15

скачать книгу бесплатно


– Вот именно, – согласился Михаэль. Он ускорил шаг, и Ребекке приходилось если не бежать за ним, то идти так быстро, что у нее перехватило дыхание. Михаэль услышал, как она всхлипнула, и остановился.

– Прости, пожалуйста, – сказал он. – Почему-то… Захотелось быстрее попасть в дом.

– Да, – Ребекка отдышалась, но продолжала стоять, огни дома светились, будто иллюминаторы круизного лайнера, и что-то происходило еще, о чем ни она, ни Михаэль пока не догадывались, но, тем не менее, уже знали. – Здесь такое место… после захода, папа говорил, сюда приходят другие мультивидуумы, с которыми он общается, спрашивает совета, что-то советует сам… Он говорил, что…

– Что? – спросил Михаэль, потому что Ребекка не стала продолжать, будто невидимая ладонь прикрыла ей рот, заставив умолкнуть на полуслове.

– Нет, ничего, – пробормотала Ребекка. – Я хотела сказать, что, если твоя мать хоть сколько-нибудь верит отцу, то ни за что не подпишет… Разве она способна сопереживать? Нет, я так скажу: разве у нее есть хотя бы малейшее желание сопереживать кому бы то ни было?

Они медленно шли к дому, взявшись за руки. Какая теплая ладонь, – думал Михаэль. Какая твердая ладонь, – думала Ребекка. Какая короткая дорога, – думали оба.

– Ты и Сара не любите Селию, – с горечью произнес Михаэль. – Она совсем не такая, как…

– Для тебя – да, наверно, – согласилась Ребекка. – Но ты… она командует тобой, как… а тебе двадцать пять, ты бы мог… ну… у тебя могли уже быть дети.

– И у тебя, – сказал Михаэль со стеснением в голосе.

– Мне двадцать, я учусь и пока никто…

– Вот и у меня… пока никто.

– Мы говорили о Селии, – поспешно перевела разговор Ребекка. – Ты думаешь, она все-таки подпишет?

– Конечно, – уверенно произнес Михаэль. – Она никогда не верила в эти… э-э… отцовские способности.

– Она считала собственного мужа шарлатаном? – удивилась Ребекка.

– Не совсем… но вроде. Он ведь не всегда соглашается вылечить человека, верно? И прогнозы его не всегда оправдывались. Просто… когда получается, то это помнят все, а когда неудача – быстро забывается.

– Или наоборот, – тихо сказала Ребекка.

– Или наоборот, – не стал спорить Михаэль. Они подошли к приоткрытой входной двери, но не торопились войти в ярко освещенный холл, откуда слышались голоса.

– Значит, ты уверен, что Селия подпишет? – спросила Ребекка.

– Два миллиона баксов! – воскликнул Михаэль. – Да ради таких денег… Господи, Ребекка, подумай: как можно с помощью простой подписи на бумаге передать человеку способность к состраданию? Это же врожденное! Или воспитанное с раннего детства. А так… Чушь. Конечно, мама подпишет.

– Ты уверен? – тихо сказала Ребекка и приложила палец к губам Михаэля. Он тут же его поцеловал, но сразу отпрянул, устыдившись своего порыва.

– Тихо, – прошептала Ребекка. – Там как раз об этом… Это наши мамы.

– Подслушивать нехо… – начал Михаэль, но палец Ребекки вторично коснулся его губ, и он предпочел поцелуй продолжению все равно бессмысленной дискуссии.

Оба замерли, чтобы все слышать, оставаясь невидимыми в темноте.

* * *

… – Допустим, ты права. Это даже не смешно, но допустим. Хотя, по-моему, это просто ловушка – психологический трюк.

– Зачем?

– Откуда мне знать? Ты прожила с ним двадцать лет, ты лучше знаешь…

– Только что ты говорила…

– Я знаю, каким он был двадцать лет назад, а ты – каким он стал.

– Стив не мог устроить такую ловушку. Он всегда делал то, во что верил.

– Вот именно – верил! Сам верил, но это не значит, что он мог это…

– Мог. Стив делал то, во что верил, а верил в то, что умел или знал.

– Глупости! Или знал, или верил, ты сама себе противоречишь!

– Селия, пожалуйста… Давай не будем говорить о том, каким был Стив. Скажи, наконец: ты подпишешь?

Молчание. Чьи-то шаги. Скрип стула. Звон. Что-то упало на пол. Ложка? Наверно. Может, они пьют чай – в замечательных чашечках из севрского фарфора?

– А тебе так важно? Послушай, Сара, ты какая-то… Это влияние Стива, да? Тебе действительно хочется взвалить на себя этот груз? Исцеление? Чувствовать чужую боль, каждую минуту жить чьей-то чужой бедой, болеть чьей-то болезнью и изживать ее из себя, он ведь воображал, что сам заболевает, и себя слушал, а не кого-то, он принимал на себя чью-то болезнь и… Ты хочешь жить с этим постоянно?

– Селия! Ты говорила, что ничего этого…

– Да! Ничего этого! Но ты-то веришь! Ты так верила в способности Стива, что, когда у тебя нашли рак…

– Откуда ты знаешь?

– Но ведь это правда? Два года назад у тебя нашли уплотнение в левой груди. Не смотри так, я все равно не скажу, откуда мне это известно. Можешь считать, что у меня тоже есть способности к… неважно. И что ты сделала? Тебе предложили курс химиотерапии, ты отказалась. Тебе предложили операцию – ты отказалась. Ты сказала Стиву… Вот только я не понимаю: почему он сразу не увидел, не понял, что с тобой происходит? А? Он же ясновидящий.

– Стив…

– Ладно, не нужно его оправдывать. Не увидел или не захотел увидеть – это его характеризует, верно?

– Селия!

– Ладно, я не о том. Ты считаешь, что тебя вылечил Стив. Наложением рук, да?

– Нет. Опухоль рассосалась сама. Это иногда бывает. Редко, но случается. Мне повезло.

– Это тебе врачи сказали через год, на повторном осмотре. Ты сделала вид, что согласилась. Но ты и сейчас уверена – это Стив. Он тебя вылечил. Не знаю, что он с тобой творил: руки прикладывал, смотрел пристально, может, спал с тобой чаще, чем обычно, а?

– Селия!

– Но ты ведь веришь в это.

Молчание.

– Я не верю. Я просто это знаю. Меня вылечил Стив. Он… говорил со мной. Мы садились и разговаривали. Об этом. О том, чего быть не должно. И чего не будет. Говорили. И это прошло.

– Ну да. Вы со Стивом заговорили рак. Уговорили его уйти.

– Получается, что так.

– Господи! Ладно. Ты в это веришь. Значит, ты уверена: если подпишешь, то сможешь исцелять и не сумеешь жить без этого. Вот я тебя и спрашиваю: ты готова к такой участи? Ради того, чтобы получить дом и денежное содержание? А твоя Ребекка? Она тоже должна подписать, верно? Иначе ничего… Она готова? Она верит, как и ты. Она готова взять это на себя?

– Мы обе готовы. Успокойся. Я подпишу, не задумываясь.

– Конечно, ты вообще не привыкла задумываться!

– И Ребекка подпишет, потому что знает: Стив никогда не сделал бы для нее ничего не только дурного…

– Да он вообще ничего для нее не сделал в этой жизни! Все – ты.

– Откуда тебе это…

– Я же сказала: считай, что я медиум. Хорошо, у меня свои источники информации… Дай мне, пожалуйста, кусочек рулета. Где ты его покупала? Люблю с маком – так, чтобы не очень много, а то у нас обычно кладут столько мака, что всякий вкус… О чем мы говорили?

– Ты подпишешь?

– Конечно. Два миллиона и дом в Детройте.

– И способность к сопереживанию.

– От того, что я подпишу, ничего не изменится. Если во мне чего-то нет, то от какой-то подписи…

– Ты точно подпишешь?

– Послушай… Это шанс, верно? Я никогда больше… Почему я должна отказываться от денег? Только потому, что какие-то фантазии…

– Ты не ответила.

Молчание.

– Не знаю. Скорее всего, подпишу. Но если ты думаешь, что мне не страшно… Этот проклятый Стив…

– Селия!

– Ах, оставь! Можно подумать, ты была от него без ума! Он был невозможным человеком, всегда таким был. А когда заболел, так стал просто невыносим. Ты думаешь, я такая стерва – бросила больного, не захотела возиться с инвалидом, да? Ты ведь так не думаешь, Сара. Другие могут, другие не знают, каким был Стив, но ты-то за эти двадцать лет… Разве он не разговаривал с тобой, как с муравьем, на которого можно наступить? Он не…

– Замолчи!

– Почему я должна молчать? Он и теперь свои миллионы не хочет отдать ни мне, ни тебе, ни детям, вот и придумал эту дурацкую… Кто-нибудь обязательно испугается, не подпишет, и все достанется фонду, которым будет распоряжаться Збигнев. Может, Збигнев Стива и надоумил на все это. Ты знаешь, какими были их отношения?

– Селия, замолчи, это переходит все границы!

– Боишься правды?

– Это неправда! Я не хочу об этом говорить. Извини, я устала и иду спать. Так ты подпишешь бумагу?

– Не знаю. Подумаю. Стив способен подложить мне любую свинью. Даже после смерти. Он мог…

– Ты же говорила, что…

– Говорила. Не знаю. Скорее всего, подпишу. Или нет. Спокойной ночи, Сара.

* * *

– Знаешь, не такой плохой рулет, как мне показалось вначале, – сказал Михаэль, доедая последний кусок и подбирая крошки. – И чай замечательный. У тебя все так хорошо получается, Ребекка. Я жалею, что мы мало общались.

– Скажи спасибо матери, – сухо отозвалась Ребекка. – Господи, какой ужасный разговор. Зачем мы это слушали?

– Так получилось, – легкомысленно заявил Михаэль. – По-твоему, мама подпишет?

– Недавно ты утверждал, что – да. Ты хорошо знаешь собственную мать?

– Не знаю, ты права. Мать никогда не рассказывала, что отец так с ней обращался.

– Как с муравьем? Папа… Он был самым добрым человеком в мире.

– По отношению к другим. К тем, кому он помогал.

– И к нам с мамой тоже, уверяю тебя. Он ни разу меня не наказал, а я была не очень-то послушна. Он ни разу не повысил голос на маму, называл ее «моя любимая Сара», и ты бы видел его глаза, когда он смотрел на нее… думал, что никто не видит, а я видела.

– А ты подпишешь?

– Что? Да, конечно.

– Думаешь, отец мог это… ну, устроить так, чтобы мы действительно… Это же невозможно! Наука этого не допускает.

– Тогда чего боишься ты? Я вижу – ты боишься. Подпишешь, и вдруг на тебя свалится все знание, а ты не готов, ты можешь утонуть…

– Ребекка, скажи честно: ты думаешь, отец мог это сделать?

– Конечно. Если он так написал, значит, так и будет.

– И ты готова…

Ребекка промолчала. Медленно поставила чашку на журнальный столик, сложила руки на коленях, она не хотела смотреть на Михаэля, но что-то притягивало, она отводила взгляд, но почему-то получалось, что она все равно видит его глаза, будто пространство в гостиной искривилось, линии замкнулись, и невозможно было смотреть на часы, висевшие на стене, потому что она видела не циферблат, а напряженное лицо Михаэля, и даже на собственные ладони смотреть было невозможно, потому что они стали зеркальцами, отражавшими лицо Михаэля, его насупленные брови, плотно сжатый рот и взгляд – она не хотела, чтобы Михаэль смотрел на нее таким взглядом, он не должен был…

– Не знаю, – сказала Ребекка. – Конечно, я… боюсь. И если подпишу… Совсем не потому, что хочу получить деньги… Мне кажется, что без этих денег я буду счастливее, мне всякий раз дурно делается, когда я думаю, сколько что стоит, и нужно ли это покупать, мне вещи мешают, они делают меня не свободной, понимаешь, я бы обошлась без них… Но если папа хочет… хотел, чтобы я стала частицей его личности… я не могу оценить иначе то, что он написал… если он захотел, чтобы мы приняли в себя его личность… ты разве не заметил: он разделил между нами самого себя, свою суть, свое «я», он не сделал бы этого, если бы считал невозможным. И еще… если он хотел оставить на земле собственную личность, он бы выбрал… ну, кого-то одного, кому завещал бы… А он разделил между нами четырьмя…

– Пятью, – поправил Михаэль, – мы все время забываем о Саманте, которая даже на похороны не изволила приехать.

– Да, Саманта… Хорошо, между пятью. Значит, мы пятеро не просто получим какие-то отдельные папины способности. Мы станем… я не знаю, мне так кажется… мы станем одной личностью, понимаешь? Каждый потеряет частицу себя и приобретет частицу другого.

– И я стану немного тобой? Это было бы замечательно!

– Пожалуйста, Михаэль! Не надо шутить такими вещами! Твоя мать… Сейчас она эгоистичная, не очень умная… извини, что я…