
Полная версия:
Девочка Эмина

Амина Асхадова
Девочка Эмина
Глава 1
– Прости, но мы снова переезжаем. Родители уже пакуют чемоданы. Выходить из дома не разрешают. Говорят, что только здесь я в безопасности.
На экране ноутбука появляется разочарованное лицо моей подруги. За свои девятнадцать лет я поменяла десятки городов, и это испытание выдержала только она – Кристина. Моя подруга детства.
– От кого вы бежите? Твой отец – важная шишка, да?
Эту правду не знает никто. Даже я. Родители тщательно скрывают ее от меня.
Всю свою жизнь я лишь покорно следую за родителями. Едва мы обоснуемся на юге, как нам тут же приходится бежать в Сибирь. И наоборот.
Больше всего мы жили в Сибири. Мама говорила, тут спрятаться легче.
– От кого спрятаться, мама? Нас кто-то преследует? – этот вопрос я задавала ей из года в год.
– Не забивай голову, дочка. Папа защитит тебя любой ценой.
– А ты? Куда денешься ты?
Мама гладила меня по щеке, а в ее глазах стояла грусть вперемешку со страхом.
Поправляю сползшие наушники, слушая лепет Кристины по скайпу. В комнате играла непринужденная мелодия, мои чемоданы были собраны.
Я не знала, куда мы бежим в этот раз. И я не знала, сколько будет длиться это бегство, но я слишком любила своих родителей, чтобы не слушать их.
Невозможно не верить маме, когда в ее глазах стоит такой неподдельный страх. Этот страх вызван одним мужчиной – она проболталась однажды, и теперь я знаю кусочек правды.
Но кто он? Что это за страшный человек?
– Тебе вновь придется отстричь свои длинные волосы? – вздыхает Кристина.
– Да, как только мы приедем в новый город.
Изменение внешности стало моим спутником по жизни. Я была и блондинкой, и брюнеткой, и даже рыжей в детстве. Мама разрешала мне красить волосы. Так было нужно.
Мама тоже менялась. Сейчас она рыжая. Все это пугало меня.
– Когда снова в Сибирь? – грустно спрашивает подруга.
Пожимаю плечами. Я привыкла говорить об этом легко.
– На юге мы не задерживаемся долго. Думаю, что скоро вновь вернемся сюда.
Год назад мне довелось услышать разговор отца и мамы. Впервые они разговаривали на повышенных тонах:
– Мне так надоело бежать, Аня! Мне нужен еще год, я не могу все бросить и уехать из Сибири!
– Прости меня, Альберт! Прости! Во всем виновата только я, – мама плакала, – но у нас нет времени. Он уже рядом!
– Мы останемся здесь еще на год. Я так решил. Он не найдет тебя так быстро. Я вас защищу.
– А если найдет?! А если он уже за дверью? Он убьет тебя и нашу дочь, а меня… Боже, я не могу об этом думать!
– И не думай. Я убью его, если он прикоснется к тебе и Диане.
– Ты не представляешь, о ком ты говоришь, Альберт!
Мама рыдала. Впервые в жизни. Год назад мама просила отца уехать, но он принял решение остаться. Я поддержала папу, все-таки он – глава семьи.
Но год пролетел незаметно, и вот срок подошел к концу.
Пора прощаться с Кристиной.
– Завтра рано вставать на самолет. Если проспим, не улетим еще месяц, а это опасно… – бормочу я, прикрыв глаза.
– Диана! Диана!!!
Я встрепенулась. Кристина закричала так сильно, что наушники оглушили меня, а глаза подруги были наполнены диким ужасом, когда она посмотрела куда-то поверх меня.
– Диана, кто это?! Диана!
Это было последнее, что я услышала от Кристины. Я почувствовала такую сильную хватку на своей лодыжке, что закричала от боли. Наушники слетели с ушей, я перестала слышать крики Кристины. Я лишь чувствовала, как скольжу прямо по своей постели с бешеной скоростью. Боль в ноге все еще прожигала до искр и темноты в глазах.
Перед тем, как меня кинули на пол, мы с Кристиной встретились взглядом.
В последний раз.
Ее глаза в ужасе смотрели на меня с экрана ноутбука, но она ничего не могла поделать. А в следующую секунду на экране, прямо там, где все еще застыло перекошенное от ужаса лицо подруги, образовалась дыра.
Стекло треснуло от выстрела.
Экран потух.
Меня охватил дикий ужас. Тело будто парализовало, когда я увидела над собой троих незнакомцев. Все они были большими. Я валялась в их ногах, словно собака.
Боже, Кристина ведь догадается позвонить в полицию?
Сквозь тяжелое, болезненное дыхание я услышала их речь.
– Ты босса не врубай! – оскалился один, – ваше дело было родков валить, а с девчонкой я сам разберусь.
Родков валить?
Я всхлипываю, пытаясь незаметно отползти от их ботинков. За это вмиг получаю по ребрам удар, спирающий дыхание. Я скрючиваюсь. Ботинок тяжелый, нога большая. Как и они сами.
Не думала, что моя жизнь закончится в самый ее рассвет. В 19 лет.
– Куда ты собралась, баруха?
Мамочка, что все это значит? Я зажмуриваюсь, а в следующую секунду взвизгиваю от боли. Чья-то рука вцепилась в мои волосы и потянула наверх. Я едва касалась пола носками.
– Не ори! – бритый оскалился мне в лицо, – мы порешали, я первый у тебя буду.
Меня затошнило. Живот скручивало спазмами от ударов, которые я получала за каждое сопротивление. По щеке было больнее всего – голова дергалась, волосы натягивались подобно струне. Я уже не чувствовала своей головы, а они сдирали с меня одежду, подобно стервятникам.
– Пожалуйста, не трогайте! – умоляю, чувствуя на голом теле мужские руки.
Меня скручивает от отвращения. Его руки повсюду, другие только смотрят. Я визжу и извиваюсь в его руках, как уж. Носки не дотягиваются до пола.
Ему надоедает играть с моим телом, и тогда он дает знак – другие рвут с меня пижамные штаны. Я теряю голос, в глазах летают искры от боли. Я уже не кричу, я хриплю.
– Долго ты ее лапать будешь? – рычит второй, – скоро менты подъедут, а тут уже очередь. Ее еще грохнуть надо.
Слышу звук пряжки ремня. Я почти теряю сознание и не вижу ровным счетом ничего. Только чувствую его мерзкие руки.
– Подожди, не видишь? Зеленая девка, все по красоте надо. Первый раз-таки.
Они смеются. Мне больно. Противно. Из глаз текут слезы, когда я падаю на пол плашмя. Колени прожигает болью, но это ненадолго.
– Анархист-старший приказал ее хорошенько отыметь, а потом убить. Умрет смертью побитой собаки, – ржет третий.
Меня кидают на постель, обнаженной кожей чувствую холодный металл ноутбука и острый шелк. Я распахиваю глаза. На моем теле ни капли одежды, меня уже ничто не спасет.
Я вскидываю ногу, из последних сил ударяя главаря в грудь. В глазах заискрило от боли, а он даже не сдвинулся с места, только разозлился. За это получаю удар по щеке – такой, что вмиг теряю себя.
И визжать перестаю.
И тела не чувствую, потому что вместо изнасилования получаю удары от обозленного мужчины – один за другим, до гематом, до крови.
– Блядь, ты че творишь?! Как собака на сене! Ну-ка отойди! – кидается второй.
После ударов я уже не чувствую тела. Это и к лучшему. Даже если они начнут свое грязное дело, я уже ничего не почувствую. Лучше умереть, чем быть оскверненной этими троими.
– Тихо! Кто-то идет!
На моих рассеченных от ударов губах появляется улыбка. Истеричная. Словно предсмертная. То кашель с кровью, то улыбка. Да… лучше умереть.
Только знать бы – за что?
– Эмин приехал! Отошли живо!
Мои крики утихли, чтобы в комнате возродились крики моих палачей. В комнату вошел кто-то сильнее. Они его боятся. Его сила придавила меня к кровати, хотя он еще даже не касался меня.
Кто такой этот Эмин?
И следом: а есть ли разница?
– Вам было велено убить ее.
Тяжелый голос. Как металл. Даже тяжелее. Опаснее. Мне не нравится этот голос, он впивается в мое побитое обнаженное тело, как клеймо. Без касания помечает.
– Сначала поиметь, а потом убить, – смешок главного из бритых.
Выстрел. Всего один. Мое тело даже не дергается. Но того, кто посмел сейчас засмеяться – больше нет.
– Еще вопросы?
Мне снится, или я слышу вой автомобильной сирены?
Открываю глаза. Дергаю пальцами. Скоро здесь будет полиция.
Я хочу жить. Но не хочу быть заклейменной этим… зверем.
– Забирайте женщину и выносите через черный выход. По лестнице вниз. С ментами справлюсь, девчонку прикончу.
Откуда он знает, где в нашем доме черный выход? И почему он хочет забрать мою маму?
Я со стоном откидываюсь на постель – вставать бесполезно. Только привлекаю к себе его внимание.
«Диана, ты должна бежать. Он убьет тебя и глазом не моргнет. Убийцы с таким голосом не врут, он прикончит тебя прямо на твоей постели. Если еще не захочет стать первым мужчиной перед твоей смертью…»
– Женщину довезите в сохранности. Хоть волосок упадет – Анархист с вас шкуру снимет. Вы знаете, сколько лет он ее искал.
– Конечно, Эмин! – голос моих мучителей наполнен благодарностью и страхом.
Забоялись полицию. А Эмин – не забоялся. Я уже хорошо его знаю.
Они ушли за моей мамой.
Пытаюсь подвигать пальцами. Могу. А ноги не поднимутся, даже с кровати не улизнуть.
Страшно – от приближающихся шагов страшно. Он давит на меня каждым метром приближения.
Из глаз брызнули слезы, когда кровать прогнулась под его весом.
– Т-сс. Не бойся меня. Они ответят за это.
Его холодные шероховатые пальцы коснулись моих губ. И нежно вытерли слезы. Так нежно, что стало невыносимо больно.
Глава 2
В виске запульсировало очень сильно. Я шмыгнула, почувствовав горячую струю под носом.
– Запрокинь голову. У тебя кровь из носа.
Коротко и властно. Он только что пристрелил своего человека, поэтому лучше слушаться. И я пытаюсь запрокинуть голову.
От движения тело прошибает болью. И я вспоминаю, что сейчас я совсем обнажена.
– Мамочка… – всхлипываю.
Очень больно. Не могу пошевелиться.
– Мама не поможет. Теперь ей самой нужна помощь.
Я реву. Он моей же простыней вытирает кровь с лица. Распахиваю глаза, когда его большие руки обматывают меня простыней. Касаются обнаженного избитого тела.
Я съеживаюсь, пытаясь уклониться от его рук. Вой серен приближается.
Он злится. Чувствую утяжелившееся дыхание.
Грубость рук становится ощутимой. Пятерней сжимает мои ноги, чтобы не дергалась. Закутывает меня в ткань, из которой не выбраться.
– Жить хочешь, Диана? Для этого понадобится много крови.
Я не успела ответить – он резко схватил мою руку, а в его руках блеснул нож.
– Мне нужна не эта кровь, он все поймет! – мужчина чертыхается.
И тогда мы встречаемся взглядом. Мой подбородок дрожит так сильно, что сейчас отвалятся все зубы.
– Ты девственница?
– Я… я… – хриплю, отползая от него дальше и дальше.
Хватка на руке усиливается. В моих глазах снова начинает темнеть.
– Понял. Ты пока не готова, мы совсем не знакомы и так далее, – усмехается он.
Но в его усмешке таится жестокость. В его силах получить от меня все, что он хочет.
А в следующую секунду руку пронзает боль. Острая. Ядовитая. Режущая. С пальцев тут же потекла кровь, она захлыстала из ладони, будто меня лишили руки.
Лучше бы я умерла.
Кому-то нужна моя смерть – жестокая, низкая, с кровью. А этому незнакомцу нужна моя жизнь.
Простыня измазана в моей крови. Я была в огромной луже, что едва впитывалась в простыни. Меня затошнило. Стало холодать. В глазах темнело.
– Достаточно.
Он стягивает с себя футболку, с силой прижимает ткань к моей руке и поднимает меня на руки. Вместо крика получается хриплый стон. Мое тело уже не принадлежит мне.
Распахиваю глаза. Простреленный ноутбук. Кровать в моей крови.
И его глаза. Серые, бездушные. Страшные, как теперь моя жизнь.
Я читаю в них свой приговор.
Мне снова становится плохо.
– Пожалуйста, не трогайте меня. Лучше убейте сейчас, чем потом… после… – хриплю ему в лицо.
– Лучше делай, как я говорю. А я говорю закрыть рот.
Поджимаю губы. Нижняя челюсть трясется. В его присутствии страшно даже плакать. Он давит похлеще металла.
А дальше начинается кромешный ад. Мы перешагиваем через труп того, кто раздевал меня. Ногой он почти что выбивает дверь моей комнаты. Мы оказываемся на первом этаже. В гостиной, возле родительских чемоданов лежало тело. Опухшими глазами я узнаю родной силуэт. Мамы нет.
На полу лежал отец, его ранее теплые лучистые глаза сейчас смотрели на меня безжизненно. В его лбу, прямо посередине зияла дыра.
– Папа… Папа!
Я кричу. Истошно кричу. Во мне появляются силы, и я вырываюсь из кокона простыни. Она распахивается, но падать дальше не позволяют мужские руки. И пощечина, после которой лицо горит огнем, а из носа хлыщет кровь с новой силой.
Я вскрикиваю и утихаю. На миг теряю сознание. Он не такой же, как те трое.
Он хуже. Опаснее. И бьет больнее.
Я плачу. На столе лежали наши документы – паспорта, билеты на самолет – наш шанс на счастливую жизнь. Эмин забирает все, но лишь мой паспорт он кладет отдельно. Знакомая обложка документа утопает во внутреннем кармане его брюк. Остальное сминает в кулаках.
И еще этот человек знает, где находится черный выход. Именно там поджидает его автомобиль цвета грязного асфальта. Под стать его глазам.
Эмин уже был в нашем доме. Он знал, чем закончится этот день.
Вой сирен был рядом. Уже возле нашего поселка. Снег ударил мне в лицо, когда он вытащил нас на улицу. Шум сигнализации. Открывает дверь, хочет посадить меня внутрь.
Нахожу в себе силы вырваться, за что получаю еще одну отрезвляющую пощечину.
Вторая пощечина. Это не принц. Это зверь.
Я не удерживаюсь на ногах, и тотчас же бы рухнула, если бы не его рука. Он подхватывает меня под талию. Слышу мат. Человек по имени Эмин с силой прижимает меня к серому автомобилю. Снег обжигает спину, которая горит от битвы на кровати.
Эмин сжимает челюсти, хватка усиливается.
– Останешься тут, и они грохнут тебя уже завтра. Поедешь со мной, но не будешь послушной девочкой, грохну тебя я. Выбирай.
Дрожу от его хватки. Больно. Холодно. Сибирь и полное отсутствие желания жить.
– Чтобы выжить, ты станешь моей. Верной. Преданной. Девочкой Эмина и ничьей больше.
Я до боли кусаю губы, сдерживая всхлипы.
– А ты вернешь мне маму? Ты знаешь, кто ее похитил?
– Знаю.
– Я согласна.
Глава 3
Его движения кричат о силе.
А мое сердце заходится в панике, когда Эмин усаживает меня в автомобиль.
Мы срываемся в неизвестность, а я даже не потрудилась спросить, что значило быть девочкой Эмина и ничьей больше. Согласилась столь необдуманно…
Монотонный звук дорогого автомобиля оглушал. Папа не мог позволить себе такую машину – все деньги уходили на бегство. Из года в год. Сотнями тысяч.
И вот все напрасно.
Нас нашли.
– Прекрати реветь, – Эмин хватает руль покрепче.
Его злят мои слезы. Костяшки его рук побелели – то ли от холода, то ли от агрессии. Мы отдаляемся от моего дома с бешеной скоростью, а в моих глазах все стоит отец с простреленной головой.
Я закрываю рот в приступе агонии. Эмин злится еще больше.
Мы едем недолго. Буквально через несколько минут он тормозит у незнакомой девятиэтажки – прямо у подъезда, чтобы незаметно вытащить меня из машины и как можно быстрее кому-то передать. Как товар.
У подъезда улавливаю нечеткий мужской силуэт. Снег летит в лицо, застилая глаза холодными снежинками. Я пытаюсь сопротивляться – не хочу в другие руки, не хочу в этот подъезд.
– Уноси ее быстро.
– Хорошо, – чужой голос надо мной.
Эмин с легкостью отдает меня и начинает отдаляться. Я четко понимаю, что без него мне не выбраться. Я боюсь другого будущего, где нет шанса на спасение.
– Эмин! Эмин! – хрипло зову жестокого человека.
Меня уносили все дальше от него. Сил вырываться из чужих рук не было.
Эмин ведь говорил: «Либо моя, либо ничья». Почему тогда он отдает меня на растерзание?
Но мой крик заставляет его вернуться. Кожей чувствую приближение и замираю в чужих руках. Подъездная дверь почти захлопнулась, отделяя меня от Эмина. Но он вернулся.
– Я отгоню машину и вернусь за тобой. Замолчи, Диана!
Я снова разозлила его.
Но он вернется. И мы вместе найдем мою маму.
Незнакомые руки заносят меня в лифт. Мужчина молчит, я тоже притихла. Кто этот человек?
Его друг? Или сообщник? С чего я вообще решила, что Эмин появился в моей жизни с добрыми намерениями?
– Так тебя зовут Диана?
Я вздрагиваю от вопроса. Хочется вжать голову в плечи – я совсем не защищена.
Качаю головой – Диана.
– Меня Андрей.
Молчу.
– Как себя чувствуешь? Голова не кружится?
– Просто… ужасно, – удается шепнуть.
Мы оказываемся в квартире. Меня кладут на мягкую поверхность, но я даже не могу разглядеть лица того, кто меня раздевает. Только паника захлестывает с новой силой, и я принимаюсь вырываться. Чужие прикосновения вызывают страх.
– Руки убрал. Я сам. Не прикасайся к ней, друг.
Я откликаюсь на этот голос. Металлический. Подавляющий. Голос Эмина.
Незнакомец отпрянул от меня с бешеной скоростью.
В глазах его «друга» показался страх. Такой, что теперь он никогда не прикоснется ко мне. Даже под угрозой смерти.
Эмин слово сдержал – он вернулся за мной. И тут же принял из рук своего друга. Вот такую – обмотанную в кровавую простыню – принял меня.
– Сейчас я тебя искупаю. Будешь сопротивляться – искупаю насильно, – предупреждение, не иначе.
Шмыгаю носом. Его сильные руки раздевают меня. Не хочу насильно, пусть делает что угодно, лишь бы снял боль. Ему хочется верить, даже если нельзя.
А я точно знаю – ему верить нельзя. От таких бежать нужно, а не верить.
Эмин понес меня в ванную. Оголил бледную кожу. Положил в мешок красно-белую простыню.
И начал мыть.
В некоторых местах его прикосновения будто не доходили до нервов – я не чувствовала его рук. Горячая вода уносила слезы. Я старалась не открывать глаза, но когда открывала, то видела очертания смуглых рук на своей белой обнаженной коже.
На груди.
На животе.
На бедрах.
На шее. На шее было страшнее всего. Особенно когда Эмин чуть сжимал на ней пальцы, чтобы отмыть кровь. Я задыхалась под его грубыми движениями, которые сминали мою кожу, как пластилин.
Еще недавно родительский дом был для меня всем. А теперь приходится подчиняться безумцу, которого я едва знаю. Стоять голой перед ним в душе. Не сопротивляться его грубым рукам. Видеть его хмурый взгляд, когда я стону от боли.
И быть послушной, чтобы больше не получать пощечин.
– Можно… хватит? – тихая просьба.
Эмин недовольно поджимает губы. Кровь еще кое-где осталась, но я едва стою на ногах. Он видит это и меня щадит.
– Где моя мама, Эмин? Кто такой Анархист? Откуда ты его знаешь?
– Много вопросов, Диана. Ты все узнаешь позже.
В махровом полотенце становится намного лучше, чем в грязной простыне. Я делаю блаженный вдох, когда оказываюсь на постели. Становится так хорошо, пусть и вперемешку с болью. Таблетки от боли не избавляют.
Но Эмин и не думал оставлять меня в покое.
Через несколько секунд губ коснулось холодное стекло.
– Пей. Обезболивающее. Тело нужно обработать.
Янтарная жидкость тотчас же обожгла горло. И губы. Меня не просили пить. Мне приказывали. Наклонили голову и вылили жидкость в рот, заставляя откашливаться.
– Мне кажется, я сейчас умру, – из глаз брызжут слезы.
Так больно не было никогда. Я даже не помнила, как те отморозки задели мое плечо ножом, пытаясь избавить от одежды. А теперь я чувствовала эти раны.
Его жестокие руки касались их и совсем меня не щадили. Обрабатывали, забинтовывали. Быстро и совсем не нежно. Хладнокровно. Как хирург, которому приходилось в день зашивать десяток ран.
– Только с моего позволения, Диана. Все, что принадлежит мне, погибает с моего позволения.
Не придаю значения его словам.
Да и в приступах боли разве есть дело до этих жутких значений?
Пусть хоть в собственность меня пишет, лишь бы боль снял и маму вернул.
А он вернет? Эмин знает этого Анархиста-старшего, что похитил маму. А кто тогда младший? Неужели у такого подонка, что разрушил мою жизнь в одночасье, есть дети?
Все закончилось. Андрей вошел в комнату лишь тогда, когда Эмин накрыл мое измученное, перебинтованное и измазанное лечебными мазями тело.
– Что Анархисту скажешь?
– Следов много оставил. Жестил от души. Менты не дали закончить, насиловал в лесу и там закопал. Живой.
Металлический голос. Жестокий. Он говорит обо мне.
– Вот черт, даже у меня мурашки пробежали, – смеется Андрей, – ему понравится твоя работа. Но все равно разозлится, что труп не увидел.
Я зажмуриваюсь.
Мамочка, что происходит? Кто же он такой – этот Анархист? Сам дьявол во плоти?!
От слов Эмина становится страшно. И его рука, до этого лежавшая на моем животе, становится невыносимо тяжелой. Я хочу скинуть ее от отвращения.
Его слова были жестокими и пугающими. Словно он действительно мог это сделать со мной. Изнасиловать. Убить.
Я начинаю сопротивляться, но в следующую секунду меня прожигает новая боль. От его хватки – жесткой и сильной. Челюсть свело от его пальцев – так сильно за щеки схватил.
И глазами впился:
– Я предупреждал, Диана! Не будешь послушной, грохну.
Серые бездушные глаза впились в мои. Глотаю воздух, как рыба на суше. Я никогда не встречала таких жестоких мужчин.
Или это не предел? Или это были мягкость и великодушие – оставить меня в живых?
– Не касайся… меня, – издаю хрип.
– Я сам буду решать, кто может касаться твоего тела. Сегодня это буду я. А не будешь слушаться…
Эмин замолчал. Но я поняла, чем закончится эта фраза.
Отдаст своим собакам на растерзание – тем троим, что хотели поделить меня.
– Жить захочешь, будешь со мной. И спать, и любить. Чего глаза распахнула? Не сейчас. На ноги поставлю сначала…
Я замерла в его тисках. Убедившись в том, что я успокоилась, Эмин отпустил мои щеки. Но руку с живота не убрал.
Прячу от него слезы. А я размечталась… о принце на белом коне.
По итогу получила палача на машине цвета грязного асфальта.
Л-и-т-р-е-с.
Глава 4
На Севере мы пробыли еще неделю. Зрение вернулось, раны затянулись, синяки пожелтели. Я встала на ноги.
За это время мне покрасили волосы и заставили надевать вещи, которые мне не принадлежали. Эмин, сам того не зная, вернул мой родной цвет волос, решив сделать меня брюнеткой. Мое тело давно не принадлежало мне – он делал с ним, что хотел.
Я перестала узнавать себя в зеркале. Из Тумановой Дианы я превратилась в незнакомку на пару лет старше.
А в день, когда я встала на ноги, Эмин велел собираться и сказал, что мы уезжаем.
С этими словами он схватил ключи от машины и собрал мои вещи. За неделю, проведенную в квартире его друга, я поняла, что спорить с этим человеком опасно, а еще одну пощечину получать не хотелось.
Он коротко попрощался с Андреем, поблагодарив его за молчание, взял меня за руку и повел на выход.
С этого дня моя жизнь не принадлежала мне. Садиться в его машину было страшно, но вставать в позу было еще страшнее. Я все еще помнила его отрезвляющие пощечины.
Он усадил меня на переднее, пристегнул ремнем и заблокировал двери.
Заблокировал, словно я действительно могла сбежать.
– Куда мы поедем?
– В мой дом. На юг.
Я громко сглотнула и схватилась на ручку двери. Костяшки побелели.
И вцепилась в него затравленным взглядом. Не обращая на меня внимания, Эмин завел двигатель. Хозяин жизни, которому нельзя перечить.
– Я даже не знаю, кто ты такой… и имеет ли это какое-то значение, если мою маму похитили?! А отца убили!
Эмин поморщился. Разозлить его было несложно.
– Не заставляй меня приводить тебя в чувства, – угроза, – об остальном я позабочусь сам.
– Я не хочу на юг. Здесь мой дом…
– Во-первых, отныне твой дом там, где я. Запомнила?
Я притихла. Спичка вспыхнула – Эмин разозлился.
– И твоя мама на юге. Анархист прячет ее там.
– Почему я должна тебе верить?
– У тебя нет выбора, Диана. Порой мы должны делать то, что нам приказали другие.
Мы тронулись. Мой дом там, где он.
Мой хозяин.
Мой палач.
Мои наручники и цепи.
– И тебе приказали… – шумно сглатываю, – убить меня. Но ты этого не сделал. Ты нарушил приказ этого зверя, да?
Эмин не ответил. Он здесь власть.
– Почему? – на выдохе впиваюсь в его глаза.
– Понравилась ты мне. Для себя выхаживаю.
Я застыла. Продолжать эту тему было страшно.
– Он разрушил мою семью. Он зверь. Но ты ведь другой… Эмин. Пожалуйста, помоги.