скачать книгу бесплатно
МОГИЛЬЩИК Иван Иванович, досадуя, бродит у развалин дома фермера Каткова.
Запряженную в сани лошадь беспокоит доносящееся из коровника мычание; въехавший в раскрытые ворота вездеход доводит ее истеричного всхрапывания.
Из вездехода вылезают Евтеев, «Косматый» и представитель государства Чурин.
Неприязненно поглядев на лошадку, Чурин переносит проявляемое во взгляде чувство и на могильщика.
– Опять он всех опередил, – пробормотал Чурин.
– На чем бы мы ни ехали, раньше его не прибудешь, – кивнул «Косматый». – Он бы и без лошади вперед нас прискакал. Ивану Ивановичу наш пламенный!
– Здорово, «Косматый», – проворчал Иван Иванович.
– Что тут у нас с мертвыми? – поинтересовался «Косматый». – Раздолье тебе сегодня?
– Голяк, – ответил Иван Иванович. – Ни единого трупа не увезти – все под руинами. В апатии я было уже помыслил удочки сматывать, но если вы приехали, вам бы стоило помочь мне разгрести и…
– Обойдешься, – сказал Евтеев.
– Я, парень, не к тебе… я спрашиваю тех, кто постарше и подушевнее. Поможете мне, «Косматый»?
– Извиняй, Иван Иванович, – сказал «Косматый». – Ради твоего барыша корячиться мы не станем.
– Превратное у вас обо мне мнение, – заявил Иван Иванович. – Только и видите, что я гонюсь за наживой, но я-то собирался подключить вас не к вытягиванию трупов – к мероприятию по спасению человека живого.
– Кого именно? – спросил Чурин.
– Того – из-под развалин со мной говорившего. Нерусского помощника фермера.
– Да это уловка, – промолвил Евтеев. – Этого живого он придумал, чтобы мы разгребли завалы и трупы, которыми он пробавляется, для него извлекли. На месте ему не усидеть – чуть что, на санки и погонять… летом-то на чем возишь?
– На горбе таскаю, – пробубнил Иван Иванович. – Здоровье драгоценное укрепляя.
– По снегу ты передвигаешься бесшумно, – сказал Чурин, – а летом твоя несмазанная телега вызывает у меня нарекания, и мне бы вправить тебе мозги, но я не сорвусь, если ты мне сознаешься. Во лжи?
– Я правдив, – ответил Иван Иванович. – Под развалинами кто-то еще трепыхается.
– А побеседовать с ним реально? – спросил Евтеев.
– Со мной он общался. На своем смешном русском заклинал его вытащить. Я сказал ему, что это невозможно, и он приуныл. Коли тебе охота с ним потрепаться, в дальнюю правую часть развалин ступай.
– Ты меня проводишь, – промолвил Евтеев. – Мне думается, с нами и представителю государства пойти следует. Для официальности.
– О чем речь, непонятно, – пробормотал Чурин, направляясь вслед за могильщиком и Евтеевым. – Ты государство не впутывай! Оно тебя ни на что не уполномочивает. Я иду с вами, как частное лицо.
СТАРАЮЩИЙСЯ не оступиться Александр Евтеев осмотрительно продвигается за Иваном Ивановичем по оставшимся от фермерского дома неровностям из дерева и камня.
Представитель государства Чурин, заинтересованно наблюдая, на сами развалины не заходит.
Михаила «Косматого» творящееся на развалинах нисколько не волнует – присевший на сани вор сочувственно внимает горестно мычащим коровам.
– Я разговаривал с ним тут, – сказал остановившийся могильщик. – С той поры он вряд ли куда-то делся.
– Рухнувший на тебя дом свободу передвижений ограничивает, – промолвил Евтеев. – Как ты его окликал?
– Мне что, повторить? – переспросил Иван Иванович.
– Ага, – кивнул Евтеев.
– Пожалуйста. «Эге-ге-гей, я – могильщик Иван Иванович, кто-нибудь выжил?!».
– Я выжил, – ответил донесшийся снизу голос Рашида. – И это я уже слышал.
– Ты и должен был слышать, – сказал Евтеев. – С ума ты не сошел – это повторилось не у тебя в голове, а наяву. Ты там с кем?
– Ни с кем.
– А твой соплеменник? – спросил Евтеев. – А фермер с сыном? С ними что?
– Их не видать. Они, небось, погибнуть – бедный, несчастный… я выжить, но мне сказать, что меня наружу не вытащить, и зачем же тогда я выжить?… вы меня спасать не попробовать?
– Наверное, нет, – ответил Евтеев. – Не потянем.
– Вы даже не пытаться, – вздохнул Рашид. – Очень для меня неприятно.
– Такова твоя доля, – сказал Евтеев. – Кстати, пока ты еще в сознании, ты обязан поспособствовать следствию. Высказать мне свои догадки о том, кто вас подорвал. На кого думаешь?
– Не знаю… на лесник.
– С чего он вдруг взрывать вам вздумал? – спросил Евтеев.
– У нас случился разборка. Из-за обыкновенный размолвка. На ней мы показать большой крутизна, и лесник с тетка отступить и затаить большой обида… будто бы наш мстительный южный люди. Какой же здесь холод… помирай я у себя, я бы весь испотел. Вонял бы, как ишак. Хороший он животное… скучаю я по родине.
ПРИТЯНУВ к себе лошадиную морду, Иван Иванович смотрит лошади в глаза. Освобождает для обозрения ее зубы, оценивает их состояние, неудовлетворенно отпихивает голову, поправляет упряжь; действия могильщика отслеживаются стоящим позади него Михаилом «Косматым».
Александр Евтеев и представитель государства Чурин сидят в вездеходе.
– Ты ее нормально кормишь? – спросил «Косматый» – По всем правилам?
– Она у меня ест мертвечину, – ответил Иван Иванович. – То бишь травяную, а не людскую – сено, в общем. Померевшего человека я транспортирую уже в дохлом виде, а с травой не так, для нее я сам – смерть. С косой.
– Ну и за сколько покосов ты управляешься? – осведомился «Косматый». – Тебе же следует обеспечить твою лошадь месяцев на семь, новая трава раньше не вырастет, и если ты поленишься и снизишь количество покосов, тебе….
– Ты, «Косматый», чего? – вопросил Иван Иванович.
– А чего…
– Увлеченности сельским хозяйством я за тобой никогда не замечал. На тебя что, лошадь моя повлияла?
– На лошадь ты не сваливай, – пробормотал «Косматый». – Во мне и до нее дремал кто-то могущий проснуться, когда я совсем устану… и это свисток-парадокс.
– Ты скоро, «Косматый»? – поинтересовался из вездехода представитель государства Чурин.
– Я с Иван Ивановичем, – промолвил «Косматый». – Вы ведь к леснику? У вас типа ментовская операция, и мне с вами, культурно говоря, ехать в падлу. Я бы не поехал, даже не будь здесь его, упокоителя нашего. Вашего возвращения я бы не ждал – побрел бы пехом и, не дойдя, испил бы горчайшую чашу… поедем, Иван Иванович?
– Покатим, – кивнул могильщик.
БЕЗ ПОНУКАНИЙ со стороны Ивана Ивановича мотающая головой лошадь рвется вперед по прорубленной в чащобе просеке, будучи подгоняемой заходящим солнцем и далеким волчьим воем; натягивающий вожжи могильщик наваливается спиной на Михаила «Косматого» и едва не сбрасывает его с саней.
Уперевшемуся рецидивисту подобное давление видится симптоматичным.
– Узрев на дороге труп, – промолвил «Косматый», – ты мне, наверно, расчистить для него место укажешь. Слезай, приехали, скажешь ты. Гнидой будешь, если скажешь.
– Одного мы между нами разместим, – пробурчал Иван Иванович, – а куча и не предполагается: не война нынче, и не эпидемия.
– Выходит, у тебя недобор.
– Я не алчный, – сказал Иван Иванович. – От дополнительной копейки не откажусь, но чего себя накручивать. Хвала Богу за то, что имею.
– Хлеб твой насущный покойниками подванивает, – заметил «Косматый». – С огорода-то не подъедаешься? Чем он у тебя засажен?
– Он у меня не раскопан.
– А живность, кроме лошади, есть? – спросил «Косматый».
– Она была у фермера, и что с ней теперь станется, неизвестно. Прискорбно, «Косматый». Сельская тема тебя не отпускает.
– Я, Иван Иванович, ломаю голову на тем, чем заняться, – признался «Косматый». – После того, как в моем прежнем мире я выпал в осадок, мне думалось, что долго я не протяну, печаль с тоской меня порубают, но я их удары выдержал, и они свои сабли попрятали. Пожить, я еще поживу. Из салуна меня не гонят, хозяин там кореш наиславнейший, однако существовать старушкой-приживалкой мне наскучивает. Хочется чувствовать себя мужиком. Не бабкой-старушкой, немощной дурой… силушки у меня, конечно, в обрез, но мужик – это мужик, и урывать пропитание ему надлежит самому: воровством, грабежами, честным трудом, наконец.
– Ты склоняешься к честному? – спросил Иван Иванович.
– Звучит совсем незаманчиво. Вставай ни свет, ни заря, и крутись, как белка в колесе, как балеринка под храп из зала… но коровы мычали так жалостливо. Если построить у коровника домик, я бы в него, глядишь, и переехал. Кто впереди нас на лыжах?
– Почтальон, – ответил Иван Иванович.
Размеренно передвигающий лыжами почтальон Гольцов, оглянувшись, пугается догоняющих его саней, но лошадь, не доезжая до него, встает, и Гольцов видит сидящего вместе с могильщиком Михаила «Косматого» и впадает в боязнь, предыдущую значительно превышающую.
– Куда путь держим? – спросил Иван Иванович.
– По работе, – пробормотал Гольцов. – Почему вы за мной припустили?
– Лошадь нас понесла, – пояснил «Косматый». – Вздумала проверить, сделает ли она лыжника. Чего ты весь скукожился?
– Я не о себе волнуюсь, – ответил Гольцов.
– А о ком? – спросил «Косматый».
– О стариках.
– О нас, что ли? – поинтересовался Иван Иванович.
– О тех, кто пенсию ждет и без нее умрет, – ответил Гольцов. – Как вы прознали? Вам не стыдно? «Косматый» -то рецидивист, но о вас, Иван Иванович, я… зря! Все вы сволочи!
– Слова ты не выбираешь, – сказал «Косматый», – но сейчас и не надо – говори, как умеешь. Разъясняя нам, от чего ты нас оскорбляешь. Говори!
– Я везу пенсию, – сказал Гольцов, -, а вы ограбить меня нацелились. Как мне оставаться спокойным?!
– Мы не думали тебя грабить, – промолвил Иван Иванович.
– Нет? – удивился Гольцов.
– Нет.
– И не думали, и не станете? – осведомился Гольцов.
– Ты, почтальон, ополоумел, – сказал «Косматый». – Ладно бы тебя настигли незнакомцы, но нас-то ты знаешь, и тебе бы не психовать, а ликовать, что в лесу к тебе подъехали мы. Пристраивайся за нашими санями, и тебя никто не обидит. Деньги ты через лес довезешь.
– Спасибо, «Косматый», – сказал Гольцов. – Не обижайся на меня, я же не сдуру – я из-за подхода с умом. Я ведь что подумал: сани у Ивана Ивановича не прогулочные, Иван Иванович перемещается на них одиноко, а тут «Косматый» – преступник. А Иван Иванович – могильщик. Они меня грохнут, заберут наличность, труп в сани и поскакали… лыжи бы с трупа сняли?
– Даун ты, почтальон, – сказал «Косматый». – Насчет лыж ты смешно, признаю…
– Лыжи мы бы не сняли, – переглянувшись с улыбающимся рецидивистом, усмехнулся Иван Иванович.
– На ваши сани вы бы положили меня на спину, и лыжи бы торчали! – захохотал Гольцов. – Выше вас! Куда вам до моих лыж!
ПРИНИМАЯ в своем доме Александра Евтеева и представителя государства Чурина, морально раздавленный лесник Филипп опущенную голову поднимать не желает. Евтеев въедливо рассматривает интерьер, Чурин настороженно глядит на понурого, но опасного лесника; по вызывающей гримасе Изольды Матвеевны несложно определить, что она подумывает схватить ружье и перестрелять всех пришедших.
– Быть в вашем доме для меня познавательно, – промолвил Евтеев. – Он выражает вашу сущность. Скрывает ее – так тоже можно сказать. О том, что случилось с домом фермера, вы, по-вашему, узнали от нас. Получается, что взрывали не вы. Пока получается?
– Я ничего не взрывал, – процедил лесник.
– Вы, мадам, это, разумеется, засвидетельствуете? – поинтересовался Евтеев у Изольды Матвеевны.
– Мой племянник – не террорист, – ответила она. – Обратное не доказано.
– Да я доказывать особо и не рвусь, – сказал Евтеев. – Я из спецслужб, и чтобы его пристрелить, мне достаточно просто поверить в его виновность. Я уберу его, а вами, тетя, займется он – представитель государства.
– Он займется мною, как женщиной? – спросила Изольда Матвеевна.
– Как сообщницей, – ответил Евтеев. – Для прояснения ситуации сначала, может, и как женщиной… возьметесь?
– Воздержусь, – пробормотал Чурин.
– Привлекательной он вас не находит, – сказал Евтеев. – Поэтому вам грозит лишь выстрел. Из моего пистолета. Вы все-таки женщина, и такой расклад вас расстраивает. В вашем доме есть женщина и посвежее. Не позовете?
– Для насилия? – спросила Изольда Матвеевна.
– Вы были счастливы, если бы мы над ней надругались, но мы ее допросим и отпустим, – сказал Евтеев. – Пригласите к нам жену фермера.
