скачать книгу бесплатно
– Ну гроб домой приволокли, коллективное прощание у парадного – судя по растоптанным цветам, соседи. Я о таком давно не слышал. Сейчас хоронят тихо, не соблюдая обряда трёх дней, быстро, и чтобы не заметили. Если ты не артист, конечно.
– Это мать его настояла. Прикинь, крышка гроба на лестничной клетке стояла. Я чуть не поседел, когда увидел.
– Странно всё это – задумавшись пожал плечами Ленц. – Вообще, погребальный обряд одна из основополагающих традиций общества, фундамент так сказать, ключевая религиозная практика, ритуал. Здесь отношение к потустороннему определяет общую этику общества. Я помню, когда отец умер, бабушка после сильно переживала, что мама не положила деньги в гроб. Папа даже снился бабуле с просьбой о деньгах, так что в итоге повезли её на кладбище, и она таки закапала купоно-карбованцы в могильную землю, осыпая при этом упрёками потрясённую маму.
Лутковский невольно хохотнул и, туже сосредоточившись, сказал:
– Его однополчане хотели по каким-то обрядам языческим похоронить, на щите, с топором в руках или что-то в этом роде, но мать забрала тело из морга себе домой.
– И таким образом в советской, не декоммунизированной традиции простились с героем. Устремления бойца были не поняты роднёй с постколониальным сознанием, – в нервной, пафосной злобе сказал Ленц.
– Да что с тобой? – с досадой обратился к другу Владимир. – Тебе какая разница, как похоронили парня?
– Действительно, какая разница. Что-то я разошёлся не по теме. Пройдёт, надеюсь.
– И я надеюсь, – сказал Лутковский, внимательно посмотрев на товарища.
– Да, занятно, самоубийство, и такое театральное… Ты заметил, Володя, что очень часто, самоликвидация – это именно театральный жест… мол, запомните меня таким, – отвернувшись от взгляда Лутковского, сказал Ленц. – Самоубийца хочет привлечь внимание к себе или к чему-то, причем в максимально жуткой форме, чтобы память осталась надолго. Мне знакомый криминалист рассказывал, что один из его клиентов камней наглотался.
– Как это, камней?
– Не знаю, не пробовал.
– Драгоценных?
Ленц регулярно ездил в зону боёв, но не в качестве бойца, а в качестве человека с неопределёнными обязанностями. Порой вообще было непонятно, что он там делает, и кто, под каким гипнозом его туда пропускает. Он постоянно организовывал какие-то выступления, концерты никому неизвестных провинциальных знаменитостей, привозил в боевые части коробки с ненужным хламом, как-то: плеера с проповедями лютеранских пасторов и диски с записями духовной музыки, литературу сомнительного содержания и прочую раздражающую полиграфию. Впрочем, Ленц участвовал и в организации обмена пленными.
При этом всём он всегда грубо высказывался о происходящем. Когда его конкретно спрашивали о политической позиции, он неизменно посылал вопрошавшего ниже пояса, причём направление «на» или «в» он не уточнял, тем самым оставляя возможность корреспонденту самому выбрать свою дорогу. Но, тем не менее, к Ленцу привыкли, так как человек он был комфортный, способный разрядить гнетущую атмосферу.
К слову сказать, он никогда не выставлял свои приключения в социальных сетях, как это делали многие его коллеги, пиаря таким образом свои персоны. Он был знаком со многими так называемыми «лидерами мнения», но сам с иронией относился к подобной популярности. Собственной персоной он редко появлялся в бесконечном сквернословии нынешних политических дебатов, но судя по редким комментариям, внимательно следил за этим полупохмельным толковищем. В общем, о Ленце можно было смело сказать, что он был интересующимся человеком. Вот и на вопрос Лутковского, зачем, мол, Ленц постоянно таскается в зону боевых действий, Ленц, пожав плечами, просто ответил:
– Из любопытства. Интересно.
На кухонном столе нарисовался скромный натюрморт из бутылки водки принесённой Ленцем и простой закуски. Друзья сели за стол, чтобы отметить встречу.
– Ну, за встречу, – сказал и залпом проглотил свою водку Ленц.
– Давай, – согласился Лутковский и тоже выпил. Повертев рюмку в пальцах, он аккуратно поставил ее на стол и, посмотрев на друга, сказал со вздохом:
– Что-то ты грубый какой-то стал.
– Я? – удивился Ленц, – отчего же?
– Не знаю, – пожал плечами Лутковский.
– Это всегда так, после походов и житья на свежем воздухе.
– Да нет, Марк.
– Что нет? Хочешь сказать, что изменения произошли в результате пребывания вблизи передовой? – Ленц улыбнулся, – так я там не был, кстати, как и не было большинство расхаживающих по Киеву людей в камуфляже. Ну да ладно. Ты-то как здесь?
– Да так, занимаюсь фигнёй всякой.
– А конкретней? – настаивал Ленц.
– Да вот, задумал повесть написать, «Тыл».
– Это о чём же? – с весёлым удивлением спросил друга Ленц.
– По правде говоря, я и сам не знаю о чём.
– Это плохо.
– Да уж, – согласился Лутковский, – но вот не могу отделаться от этой мысли. Навязчивая, зараза.
– Мысль действительно забавная, но я не о том, – Ленц прищурился в сторону друга. – Знаешь, Володя, по моим наблюдениям, у тебя еще остались остатки совести, или зачатки ее. Тут еще надо разобраться. А занятия хуйнёй, фигнёй и прочими литературными экспериментами приводят к тяжёлым раздумьям, порой даже фатальным.
– Макс, так поэтому ты туда отправился?
– Не понял, по какому этому?
– Я про остатки совести.
– Ну ты даёшь, – Ленц хохотнул и почесал затылок, – говорю же, из любопытства. И вообще, люди с совестью опасны на войне.
– И в тылу, – мрачно добавил Лутковский.
– Это ты о чем? – прищурился Ленц.
– О ком.
– Ну и о ком.
– Да вот, говорил же тебе, что сосед с собой покончил.
– А, ну да. Лес рубят – кости хрустят. Ладно, идем лучше покурим.
Ленц решительно встал из-за стола и отправился на балкон, втолковывая идущему за ним Лутковскому, что новое литературное произведение, задуманное Владимиром, лучше будет назвать «Повесть про совесть» и посвятить его революционной молодёжи в суровые дни испытаний. Вышли на воздух. С перил балкона вспорхнула ворона.
3
Двор всё так же был в статичном беспорядке. Разбросанные, растоптанные цветы и жужжащая мухами тишина летнего знойного дня. Даже вечно галдящие дети куда-то исчезли, оставив в песочнице поломанную куклу и игрушечную лопатку.
– Хорошо у тебя – с удовольствием констатировал Ленц – такие дворики сейчас редкость. Так сказать – пролом в иную реальность. Тихий центр. Остатки странного Киева.
– Двор как двор – с сомнением ответил Лутковский – следующий точно такой.
– Это да. Но всё-таки есть что-то.
– Это ситуативно.
– Что ты имеешь ввиду?
– Да вот цветы эти, после похорон.
– Гм, цветы наоборот должны… но ты, наверное, прав. Есть что-то в этом. Инфернальный уют. Есть что-то в смерти…
– Тем более такой, – перебил Ленца Лутковский.
– Чем страшнее, тем лучше. Я слышал, что аудитория фильмов ужасов очень немаленькая, и увлечены этим жанром не только подростки. Вот и игры компьютерные всякие, там тоже рожи корчат, будь здоров.
– Да я сам люблю так отдохнуть.
– Именно отдохнуть, – с напором сказал Ленц. – Ужас, который ненастоящий, который на экране, а тем более, которым ты управляешь при помощи мышки, это качественный отдых.
– Странный отдых – в штаны наложить.
– В штаны накладывают от поворотов в реальность. А от фильмов, вернее сказать, во время фильмов, штаны пачкают только в том случае, если напряжённый сюжет увлекает зрителя настолько, что тот забывает про сортир.
– И от чего же, по-твоему, такой отдых?
– От того реального ужаса, который управляет людьми. Зрители понимают то, что у них перед глазами, на экране, всё ненастоящее, и мысленно себя успокаивают тем, что и то, что за экраном, не реальность, а такое же кино, ну, или игра.
– С такими рассуждениями и дерьмо можно конфетой объявить.
– Запросто, – уверенно сказал Ленц, – ты же сам объявил, что отдыхаешь в таком формате.
– Итак, по-твоему, ужас – это отдых? – ухмыльнулся Лутковский.
– Ужас – это рейтинговое зрелище, которое собирает немалую аудиторию. Кстати, телевидение приезжало на похороны?
– Нет, не видел. А почему оно вообще должно было приехать? Парень как парень. Умер, правда, невесело.
– Вот именно, невесело. Спорим, что этого простого парня к концу дня отфаршмачат для новостей. Ты, кстати, сделал фотографии для социальных сетей?
– Перестань.
– Зря. Собрал бы массу лайков. А правильные подписи добавили бы тебе авторитета в СМИ.
– Ты циник, Марк, – вздохнул Лутковский.
– «Где труп, там соберутся орлы», – Пробормотал Ленц и равнодушно продолжил: – даже если это так, то я не хуже всех остальных, комментирующих эту войну.
– Ну, наверное. – Пожал плечами Лутковский, вспомнив, что заголовки о военных самоубийцах постоянно всплывают у него перед глазами, и свою реакцию на эту информацию.
– Не наверное, а точно. Так приезжали журналисты?
– Я не видел.
– Странно. Должны были приехать. Подобные истории любят показывать людям.
– Смерть вообще любят показывать, особенно сейчас.
– Всегда. Всегда любят и любили показывать. Для смерти слова «сейчас» не существует. Слушай, а давай здесь на балконе выпьем, с видом, так сказать… – Ленц искренне обрадовался своей идее, и не дождавшись ответа Лутковского, отправился на кухню, откуда очень скоро вернулся с бутылкой водки, рюмками и надкушенным огурцом.
– Ну и пекло.
– Самый разгар. Может, обстановку сменить? – неожиданно даже для себя предложил Лутковский.
– Ты о чём? Нормально сидим.
– Не знаю, – вздохнул Лутковский, – я вот до твоего прихода думал на Лукьяновку смотаться. В кабаке отсидеться.
– От чего отсидеться? – С любопытством спросил Марк.
– Настроение говно и поговорить об этом не с кем.
– Бывает. А с кем ты собрался бухнуть? – равнодушно спросил Ленц.
– Этого я не решил. Я не знал, что ты в городе.
– Соблазнительно, вообще-то, и как раз под настроение, – Ленц зловеще улыбнулся. – Метафизическое мракобесие – это как раз то, что надо сейчас для порядочного разговора. А какой чудесный народ там собирается, – смакуя воспоминания, обратился к Лутковскому Ленц.
– Да уж, то что надо персонажи.
– Заводские, менеджеры, СИЗО, семипудовые бабы с рынка, – аппетитно загибал пальцы Ленц, – не протолкнуться от бесов. И обязательно кто-то подсядет с потусторонней биографией и неполной поллитрой.
– Так поехали, дополним картину. Без нас она недовершённая, – решительно сказал Лутковский.
– Давай допьем сначала, – уточнил Ленц. – Для такой поездки и состояние соответствующее надо приобрести.
– Согласен, – рассмеялся Лутковский.
– Тогда наливай.
– Лутковский…
– Ну что?
– Посмотри, что это за толпа бредёт?
– Ага, с похорон возвращаются люди, – Владимир нервно дёрнул за рукав Ленца, который в упор рассматривал идущих людей, при этом чуть ли не до половины высунувшись за борт балкона.
– Что такое? – недовольно оглянулся Ленц.
– Идём отсюда, а то еще на поминки позовут.
4
