Очаг

Выйдя из приёмной Атабаева, Берди стал думать, кто бы мог помочь ему в составлении текста депеши, и тут же вспомнил своего односельчанина Чары Озбека, с которым когда-то играл в детстве, а сейчас он занимал пост заместителя министра сельского хозяйства и земельных дел. Берди направился к нему. Буквально через несколько минут девушка-секретарь отпечатала в двух экземплярах составленный ими нужный текст телеграммы и передала его Берди.

Берди-картбаз человек настойчивый, если он что-то задумал, обязательно доведёт до конца. С помощью Чары Озбека и одного помощника Атабаева телеграмма ушла к Калинину. И чем чёрт не шутит, когда Бог спит? Вдруг поможет? Почему бы не рискнуть. Ровно через неделю Берди картбаз вернулся в Тахтабазар. Подождав в Ашхабаде ответа от Калинина два дня, он уехал в Мары, там он тоже пробыл два дня, занимался своими комсомольскими делами.

Был ветреный серый день, небо обложено облаками. Ветер шевелил кроны деревьев, растущих по ту сторону вокзала. Издалека казалось, что они укрыты густым дымом. Поезд, с которого только что сошёл Берди картбаз, умчался в сторону Кушки. Он сделал большое дело. Правда, Берди-картбаз пока ещё не знал об этом. О том, что его хлопоты были не напрасны, что расстрел Таганам заменён ссылкой и тюрьмой, о чём сообщалось в телеграмме из Москвы, он узнает только по возвращении в село. В один из тех дней он встретил в городе Амана из ОГПУ. Узнав Берди, тот остановился. Посмотрел на него недружелюбно, нахмурив брови, тем самым выражая своё недовольство.

– Ты, комсомол, беспокоя больших людей, хотя бы знаешь, кого защитить решил?

– Знаю!

– Кого?

– Товарищ Аман ОГПУ, я позаботился о своих родственниках. Они не враги советской власти, ничего плохого ей не сделали. Об этом же я сообщил и товарищу Калинину. И потом, я бы не смог сидеть сложа руки, когда мои близкие оказались без вины виноватыми.

– Но ты ошибаешься, парень!

– Возможно.

После того, как Аман ОГПУ, многозначительно улыбнувшись, покинул его, Берди понял что его тоже взяли на заметку, ещё долго стоял на месте и смотрел ему вслед. Он почувствовал, как встреча с этим человеком вызвала дрожь во всём теле.

В те же дни Ягды всюду говорил: «Я сам с этим вопросом пошёл прямо к начальнику ОГПУ, сказал, что хотите, делайте, только не стреляйте!». Что ни говорите, но и мы в районе не последние люди, авторитет имеем, поэтому нас слушают. И потом, Таганы тоже нам не чужие люди, мы с ними одного рода-племени». Он специально так говорил, ведь кто его знает, а вдруг они вернутся домой, и тогда люди скажут, кто их защитил.

Но люди тоже не дураки, их такими речами не провести. Зато Берди, сделавший большое и важное дело, заслужил людскую благодарность. А ещё люди думали о том, что, найдись в то время кто-то вроде Берди, может, удалось бы отстоять семьи Кымыша-дузчы и Гуллы эмина. Увы, мысль эта была запоздалой.

* * *

Солнце неожиданно выскочило из-за холмов и сразу поднялось очень высоко, однако ночная прохлада не успела развеяться. Солнце казалось неподвижным, словно собиралось висеть на небосводе до конца дня, обдавая землю жаром.

В кибитку с откинутой шторкой стал поступать свежий воздух. Внутри Джемал мама вместе с внучками Акджагуль и Огулбике была занята замесом теста для выпечки хлеба. Вчера после обеда девчонки унесли с собой около пуда пшеницы и смололи её на ручной мельнице соседей. Домой вернулись с головы до ног покрытые мучной пылью. Мука получилась мелкой, шелковистой на ощупь, готовить из такой муки одно удовольствие. Джемал мама хотела заняться тестом пораньше, но пожалела девчонок. Они вчера так хорошо потрудились, устали, и теперь спали беспробудным сном. Пусть выспятся девочки, тогда и займёмся работой.

Акджагуль рядом с бабушкой месит тесто. Её маленькие кулачки ещё не набрали силу, чтобы вымесить густую массу как следует. Для этого нужны руки сильные и умелые, как у старшей невестки Огулджумы или же у другой невестки Амангуль. Вот уж они были настоящими мастерицами, тесто в их руках играло и радовалось. В прежние времена невестки, затевая хлебное дело, всегда звали к себе девочек: «Идите сюда, смотрите, как надо тесто месить, пригодится!» Свекровь тогда вставала на сторону девочек, их жалела, словно те хотели отнять у них детство: «Делайте сами свою работу, а девчонок не трогайте. Придёт их время, и они успеют всему научиться!» Но раз могла тогда Джемал мама, как и её невестки, подумать, что это время наступит так скоро?! И вот теперь старухе приходится самой учить девочек тому, чему должны были бы учить их матери.

Посадив Акджагуль рядом с собой, она говорила ей, что надо делать, при этом объясняла, что тесто необходимо хорошо вымесить, тогда и лепёшки будут пышными и мягкими. Время от времени она подливала в миску с тестом тёплой воды из стоявшего рядом кумгана.

Огулбике сидела в сторонке, бросая взгляды то на бабушку, то на Акджагуль, по-кошачьи лениво потягивалась. В её взгляде откровенно читалось недовольство тем, как месит тесто Акджагуль. Немного обиженно подумала: «Если бы бабушка мне доверила вымесить тесто, я бы сделала это намного лучше, когда Акджагуль месит его своими кулачками, тесто издаёт слабые звуки, поэтому и липнет к рукам. А ты попробуй с силой бить по тесту, увидишь, как оно сразу же начнёт отставать от рук!» Но в этом доме почему-то все работы вначале доверяли Акджагуль. Огулбике это обижало, она видела в этом частичку недоверия к себе. И согласиться с этим никак не могла.

Огулбике всё же не выдержала:

– Ну, что ты как неживая, меси сильнее!

– Не твоё дело, я сама знаю, как мне месить тесто!

– Ну, так и делай, как положено, если знаешь!

Склонившись над миской с тестом, Акжагуль пожаловалась бабушке:

– Бабушка, скажи же ей, надоела она мне своим бормотаньем, сидит возле меня и жужжит, как надоедливая муха!

– Опять за своё, негодницы! Немедленно прекратите перепалку! – Джемал мама сделала замечание обеим внучкам. Потом повернулась в сторону Огулбике: – До тебя тоже дойдёт очередь, детка, пусть она ещё разочек добавит воды и промесит тесто, перевернёт его, остальное доделаешь ты! – ласково произнесла она.

Поскольку от полной семьи осталось всего ничего, теперь в этом доме не пекли полный тамдыр лепёшек, как это было в прежние времена. Сколько могут съесть два старика да две девчушки? Двух-трёх чуреков им хватает на два-три дня. Летом вообще мало хлеба идёт, фрукты-овощи да бахчевые выручают. Джемал мама, хоть и заставляет внучек делать тесто для лепёшек и дрова к тамдыру подносить, всё равно большей частью жалеет их, бережёт, близко к горящему тамдыру не подпускает. Вместо этого она обращалась к соседкам, позвав их к себе: «Эй, невестки, кто из вас свободен, идите сюда, помогите выложить лепёшки на стенки тамдыра!» Если Джемал мама звала, никто из соседских женщин не отказывал, напротив все спешили на помощь и делали это с удовольствием. Обычно лепёшки выкладывали в тамдыр свояченицы – жены Хуртека, Сахетдурды, Гуллара, Ахмета или Баллы. Иногда это делала другая соседка, сестра Таганов, жена племянника Мухамметназара со странной кличкой Лекган.

Молодые женщины почитали Джемал маму как хозяйку всеми уважаемой семьи. Так Джемал мама потихоньку привыкала к своей новой жизни. Правда, плохо, что эта новая жизнь пришла к тебе в старости, когда ты уже мало на что способна. Да ещё и злые языки не давали спокойно жить. В селе то и дело распространялись разные слухи о судьбах ссыльных. На этот раз говорили о том, что половину тех людей, которых забрали работники ОГПУ, оставили в Ташкенте, а женщин и детей увезли дальше, в Сибирь, бросили их в лесу и сказали: «Живите, как хотите!», а там такие морозы, что превращают плохо одетого человека в кусок льда. Конечно, тех людей очень жаль, но ведь их это сейчас не касается, а значит, об этом можно с удовольствием рассказывать. В тот день, когда она услышала об этом, Джемал мама долго не могла уснуть, а когда всё же уснула, ей приснился странный сон. Во сне она побывала в той самой холодной Сибири, о которой в последнее время так много говорили. Кругом стоят высокие снежные сугробы. Люди проваливаются в снегу, но всё равно продолжают двигаться. Джемал мама высматривает среди этих людей своих детей. Но их нигде не видно. У людей, сидящих на гигантских голых деревьях, похожих на скелеты каких-то неведомых чудовищ, Джемал мама спрашивает, не видели ли они её детей: «Вы не видели Кымышей?» «Да они только что здесь были», – отвечают с дерева и смотрят по сторонам. Среди устроившихся на дереве людей Джемал мама узнаёт сына Гуллы эмина Кямирана, ну, да, этот смуглый юноша с продолговатым лицом и есть Кямиран. Он, как и остальные, пожимает плечами и махнув рукой, говорит о чём-то непонятном. Джемал мама спрашивает у него:

– Кямиран, даже если другие не знают, ты-то должен знать моих, где они сейчас, скажи мне! Вы же односельчане, и увозили вас и вместе!

Кямиран снова пожал плечами и махнул рукой, как бы говоря: «Откуда мне знать?»

Расспросив ещё несколько человек, Джемал мама направляется в ту сторону, которую они указали. А про себя думает: «Боже, разве может быть столько снега! Наверно, он лежит и не тает никогда потому что если столько снега растает, он же всё вокруг затопит!» Идти по снегу тяжело, она с трудом переставляет ноги, будто кто-то тянет её назад. «А если я не найду их и там, куда меня направили, где же ещё мне их искать?» – озабоченно думала Джемал мама, направляясь в указанную сторону.

И вдруг под развесистой арчой она увидела внуков Алланазара и Аганазара. Вот они, оказывается, где. Джемал мама, всхлипывая, торопится к мальчикам, чтобы обнять и расцеловать их.

Мальчишки её не узнали, вздрогнув, отступили.

– Алла джан, Акы джан, куда вы бежите от меня? Это я, ваша бабушка! – Джемал мама пытается напомнить мальчикам о себе, бежит за ними.

А те всё дальше убегают от неё. А ведь бабушка хотела расспросить у них об остальных членах семьи, бежит за ними, но разве же ей      угнаться за этими юнцами? Старуха, пытаясь бежать по толстому снежному насту, всё кричит и кричит: «Алла джан, Акы джан, куда вы?» …

– Бабушка, бабушка, проснись, тебе дурной сон приснился, ты кричишь во сне – среди ночи будила её внучка Акджагуль.

Хоть и трудно было месить ногами сибирский снег, проснувшись, Джемал мама захотела досмотреть сон. Ведь ей только осталось догнать своих внуков, которые бежали от неё, словно юные жеребцы. Но если ты стар, разве уснёшь сразу же, как только положишь голову на подушку? Как ни старалась Джемал мама, заснуть больше так и не смогла. Но мысли её всё ещё были там, в заснеженной Сибири, где она только что, хоть и во сне, побывала. Джемал маме не хотелось верить во все эти слухи, и не только верить, но даже слышать их не хотелось. Потому что теперь в селе не слышно утешительных вестей, одна чернота. И хотя Джемал мама не может видеть и слышать своих ссыльных сыновей, сердцем чувствовала, что они живы, и мысленно оберегала их и о том молила Аллаха.

Сколько бы сообщений о ссыльных не доходило до слуха Джемал мама, она уже не пыталась что-то уточнять или выяснять. «На каждый роток не накинешь платок!» – говорила она себе и в этом вопросе полагалась только на Бога. Старалась сторониться тех, кто распространял малоприятные слухи.

Но что самое неприятное, иногда эти толки становились реальностью, пусть даже не с точностью, но где-то близко к тому.

Как ни старалась Джемал мама держаться, последние сведения, потрясшие село Союнали, не давали ей покоя. И всё же она старалась ничему не верить.

– Мало что ли на свете людей, которые болтают невесть что? Ухватят какую-то нить, а до конца не дослушают, домыслят. Если русские хотели расстрелять их, зачем надо было везти их так далеко, разве здесь мало места? Эти слухи распространяют бездушные и глупые люди, те, кого обогрела новая власть, – бормотала старуха себе под нос.

Вчерашний сон немного успокоил её. Во сне она видела огромные сугробы снега, небольшой, но всё же огонь, который горел возле её внуков. Несмотря на непонятные места сна, народ всегда верил, что снег – это белое, к добру, огонь священен, и тоже к добру. Хотя во сне она была расстроена из-за того, что не смогла догнать внуков, наяву, очнувшись и успокоившись, осталась довольна теми признаками, которые увидела во сне. Это придало ей сил, потому что поняла: Бог услышал её молитвы, ведь она всегда просила Его о милосердии.

В этот раз из города новости привёз глава сельсовета Ягды. В последнее время вести в село чаще всего приносит он. Стоит спросить у человека, от кого он это узнал, как ответ сразу же касался Ягды.

Джемал мама, услышав об этом, решила, что надо узнать обо всём из первоисточника, то есть от Ягды. Ведь он же человек власти, может что-то знает. И думала отправить к нему старика, когда он вернётся с бахчи. Но за ним надо будет посылать девчонок, а так неизвестно, когда он вернётся. Напротив, когда к нему приходят внучки, он наказывает им: «Скажите бабушке, дыни уже созрели, начнут гнить, пусть она возьмёт с собой всё необходимое и здесь делает заготовки. Нельзя погубить с таким трудом выращенные дыни!

Тесто замешено, накрыто, чтобы подходило. Джемал мама решила сама сходить к Ягды, но подумала, пока найдёт его, может много времени уйти. Она отправила Огулбике за женой Ахмета.

Женщина не заставила себя ждать, пришла быстро.

– Вы звали меня, мамасы? – она поздоровалась, склонив голову в почтительном поклоне.

– Да, звала. Хочу попросить тебя об одной услуге. Я пойду по своим делам, вдруг задержусь, ты тогда проследи, чтобы тесто не убежало, не прокисло. Ты приходи, посмотри, если вдруг оно подойдёт, разожги огонь в тамдыре и испеки чурек!

– Хорошо, мамасы, – женщина поправила спустившийся яшмак, дала согласие помочь.

– Вчера из города вернулся Ягды гул, при новой власти подбный Акынияз баю, Гуллы эмину, и что-то болтал про ссыльных. Вчера к нему ходил Солтаняз, спрашивал о своих. Разве устоишь, когда что-нибудь сообщают о них? Вот и я хочу сходить и своими ушами услышать, какие вести он принёс, не от посторонних хочу узнавать. Да, они брали у нас два-три чувала, якобы для перевозки зерна, но ведь от них не дождёшься не только благодарности, но и возврата чужого имущества. Если окажусь в той стороне, постараюсь найти и наши чували.

– Мамасы, вы спокойно занимайтесь своими делами, – заявила женщина, довольная тем, что бабушка попросила её о помощи, считая, что внучки слишком малы, чтобы справиться с таким серьёзным делом.

Сделав свои дела и раздав поручения, Джемал мама вышла из дома, рассчитывая найти Ягды либо в зернохранилище, либо где-то рядом.

С востока дул лёгкий ветерок. На песчаной дороге лежал тонкий слой пыли. Идя по улице, Джемал мама на ходу отвечала на приветствия встречных людей, ни с кем не задерживаясь. А вокруг всё те же знакомые дома, знакомые места. После прихода новой власти в Союнали многое переменилось, неизменным остался только облик села. Поэтому, когда видишь это, кажется, что в мире ничего не изменилось.

Роскошные дома, построенные состоятельными людьми рядом с чёрными кибитками, теперь занимали совсем другие люди, но дома эти по-прежнему были похожи на высокомерных петухов, устроившихся в курятнике. Джемал мама шла в сторону двора Гувандык бая, называемого в последнее время «складом для зерна», и думала о том, что внутри двора высятся горы пшеницы, собранной как от колхозников, так и от единоличников. На этих горах зерна любят сидеть всякие птички, они с удовольствием клюют бесплатное зерно. Чаще всего Ягды бывает там. А ещё она вспомнила ежегодные торжества, устраиваемые в честь отправки в город караванов с зерном.

На верблюда, который пойдет первым, накидывают ковёр, с двух сторон вешают дуебашлыки – тоже своего рода торжественные свадебные накидки, словом, кутают несчастного верблюда во что ни попадя, и он становится похожим на товар, предназначенный для продажи. Мало этого, сверху на него ставят ещё и ковровый хурджун, из которого выпирает гора зерна, это должно символизировать богатство. А между двумя передними ногами верблюда, в том месте, где кончается его шея, натянут красное полотнище с надписью: «Родина, принимай отменное зерно из Союнали!». Симпатичному парню дадут в руки флаг и усадят на верблюда, и вот уже по долине Пенди потечёт река пшеницы город где принимают зерно.

Прежде союналийцы всем селом торжественно провожали этот красный караван, к тому же он напоминал им прежние караваны, которые проходили через их село со звенящими колокольчиками, идущие из Афганистана, Мерва, Бухары, Машата.

В первых таких караванах пару раз принимал участие и Оразгылыч. Как-то, вернувшись оттуда, он рассказал: «Хорошо, что я сам поехал туда, в приёмном пункте в городе собралось столько народу, верблюдов, арб и другого, что невольно подумалось, где-то ещё остались люди?». Кажется, люди думали, если сегодня не сдадут своё зерно, завтра уже будет поздно. Из тысяч чувалов я с трудом отыскал наши, помеченные. В разных местах высятся горы зерна. Стоит только взвесить своё зерно, как сотни рук парней тянутся за ним, они хватают чувалы, как пушинку, взбираются на гору зерна и вытряхивают пшеницу из чувалов. А чувал брезгливо отбрасывают в сторону, будто боясь подцепить какую-нибудь заразу».

Джемал мама, вспоминая рассказ Оразклыча, уже походила к зернохранилищу, когда в воротах показался ворчливый, высокого роста, стройный Сапар дараз. Остановился, чтобы поздороваться с Джемал мама:

– Салам алейкум, гелнедже!

– Как дела, Сапар, как поживает Овлак гелин?

– Гелнедже, что слышно о ваших?

– Кроме людских слухов мы никаких сведений не имеем. А люди находят, о чём рассказать, можно подумать, они оттуда вернулись и всё видели своими глазами.

– Ну, да, это же люди, им дай поболтать. А в колхозе работа никогда не кончается. В прежние времена после уборки урожая наступало какое-то затишье, можно было отдохнуть. Помните, как собирался народ на Холме споров гапланов, Кымыш акга и другие, играли в камешки – дюззюм, кече-кече?! Но теперь всё это ушло в небытие, как будто и не было никогда. После уборки урожая было велено идти на зерновой сарай и там работать. Ну, поработал я. А теперь Ягды подозвал к себе и говорит: «Здесь работы почти не осталось, ты отправляйся в город, на хлебоприёмный пункт, там нужны такие сильные мужики, как ты, чтобы ворочать мешками и чувалами с зерном». Но в город ведь надо ехать с ночёвкой. Спрашивается, в двух шагах находится город, чтобы на ишаках и конях ездить туда и обратно? Мало того, так и питание твоё там же за твой счёт, короче, ничего хорошего…

Сапар-дараз, хотя и не очень понимал, что происходит в стране, был одним из тех, кто со своей парой волов вступил в колхоз.

На своих волах он вспахивал колхозную землю, сеял, выращивал урожай и тем кормился. По тому, с каким жаром он рассказывал всё это, было ясно, что он только что схватился с Ягды, поругался с ним.

Из слов Сапара, дараза Джемал мама поняла, что он обижен на Ягды и раскаивается в том, что вступил в колхоз. Она постаралась успокоить его:

– А может, колхоз и должен быть таким? Вы ведь и раньше помогали. Если колхозники не успевали закончить газы – очистку оросительных сетей, вы шли помогать. А когда вам нужна была помощь, они к вам приходили. Примерно так всё делается.

Вспомнив о том, что она собиралась заодно и свои чувалы забрать, Джемал мама, расспросив Сапара дараза, вошла во двор приёмного сарая. В это время глава сельсовета Ягды стоял возле арбы, которую загружали зерном, и беседовал с ещё двумя мужчинами. Сунув одну руку за плотно затянутый широкий ремень, немного наклонившись, что-то объяснял заведующему этим складом зерна, разговаривал с круглоголовым человеком в тюбетейке. В сторонке от них третьим стоял незнакомый смуглый человек в сталинской фуражке. Это был спецпосланец райкома, приехавший из города в Союнали специально для того, чтобы проследить за тем, как идёт отгрузка зерна. Не вмешиваясь в разговор Ягды с его собеседником, он стоял молча и только на губах его играла чуть заметная усмешка.

Заметив приближающуюся к ним Джемал маму, они замолчали, решив вначале выслушать её. Выражение лица Джемал мамы не понравилось Ягды, он насупился. Убрав руку с пояса, носовым платком вытер вспотевший лоб.

– Ягды, я решила повидаться с тобой, поэтому и пришла сюда!

– А что вас привело ко мне? – для приличия спросил глава сельсовета, хотя прекрасно понимал, для чего эта старая женщина пришла к нему.

– Ты вроде бы привёз из города какие-то вести о ссыльных, так? Уже кого-то из них расстреляли, кого в Сибирь отправили, словом, уже решили их судьбу. Вроде бы это ты говорил, вот я и решила услышать обо всём этом из первоисточника. Видишь, не смогла усидеть дома, пришла к тебе. Послать к тебе было некого, дед на бахче, да и не хочется ему возвращаться в село…

– Ай, у меня, старая, для тебя утешительных вестей нет, вернее, мне вообще нечего тебе сказать. Правда, на собрании один из руководителей сказал, что они отправились в сторону Сибири. Но куда именно он не называл, так что, прости, ничем тебе помочь не могу, – выдавил из себя Ягды.

Ягды вспомнил то собрание, на нём первый секретарь райкома заявил, что проделана большая работа, и они избавились от тех, кто тормозит развитие советского государства, при этом выразил огромную благодарность Ягды за проявленную им в этом деле активность. Ничего он этого не сказал старой матери, постарался немного смягчить её сердце, как-то успокоить. Но мать была неутешна, тоска терзала её душу. Сейчас по её жилам текла не кровь, по ним бежал огонь, он сжигал её изнутри. «Похоже, люди ничего не придумали, всё, что они говорят, правда», – подумала Джемал мама про себя.

– Сын Нарлы чопчи, ты прекрасно знаешь, как ждут здесь люди любой весточки. Почему ты не спросил, кого именно отправили в Сибирь? – в голосе старой женщины было отчаяние.

– Ай, откуда им знать? – с важным видом ответил он, но посмотреть прямо в глаза старухи не посмел. Сейчас перед ним стояла женщина, которая когда-то, когда он жил в нужде, ласково называла его «сынком».

Проводив сыновей в ссылку и поняв, кто такой Ягды на самом деле, Джемал мама заметно охладела к нему. Нет, теперь старой женщине совсем не хотелось называть его «сынком», как это было раньше. Теперь она, как и другие, считала его чужим, поэтому, как и все, называла его не иначе как Ягды гул, кемсит.

Ничего не говоря, старая женщина пошла обратно. И снова мысли унесли её в Сибирь, к её детям. Смешавшись с ними, она быстро забыла про Ягды. Грусть-тоска разрывала её сердце, она шла, сгорбившись. Перед глазами стояли родные внуки, она видела, как они шумят, бегают, играют, потом перед её мысленным взором появились сыновья, невестки, они смотрели на неё…

– Как же я буду жить без вас, родные мои! – вслух произнесла Джемал мама и вдруг расплакалась.

Солнце поднялось высоко, и с высоты нещадно жарило, воздух раскалился докрасна. Но занятая своими мыслями старуха ничего этого не замечала.

Уже подходя к дому, она вдруг вспомнила о своих чувалах. Вместо того, чтобы вернуться назад, мысленно отругала себя: «Эй, глупая женщина, у тебя отобрали настоящих хозяев этих чувалов, и кому теперь нужно это старьё, которому сто лет в обед исполнилось?»

* * *

Репрессии в стране начались с новой силой. Большинство арестованных уже оказались в лагерях Туруханска, Воркуты, Магадана. В те дни поезда беспрерывно перевозили людей из конца в конец страны!

От наплыва ссыльных уже стонали Сибирь, Казахстан, сотни других регионов бескрайней страны.29

Впоследствии поезда так наловчились перевозить людей, что казалось, им никакие другие грузы и не нужны.

Погода заметно изменилась, когда доехали до Оренбурга. Удивительное дело, Средняя Азия сейчас пылает в огне, изнывает от жары. А погода здесь похожа на весеннюю, то льёт дождь, то вдруг выходит яркое солнце. В последние два дня время от времени льёт дождь, дует влажный ветер.

Теперь по обе стороны поезда движется бесконечный лес, людей удивляет, сколько же здесь деревьев выросло. Иногда между деревьев промелькнут стога сена, чем-то напоминающие избушки, а рядом с домами стоят люди, провожающие взглядом проходящие поезда, много любопытных детей. «Сколько же здесь деревьев, хватило бы на строительство множества домов. А какие здесь гигантские деревья, вдвоём не обхватишь!..», – с завистью говорили пассажиры этого необычного поезда.

Куда ни глянь, всё вокруг в лесах, стоит задуть ветру, и колышутся кроны деревьев, словно волны зелёного моря. И даже плывущие по небу тёмные тучи были не в состоянии нарушить эту картину.

Где было туркменам видеть такое изобилие деревьев?!

А ссыльные ехали всё с такими же мучениями. Изменилась местность, но не изменилось их положение. Страдания этих людей были вызваны равнодушием, а то и вовсе презрением сопровождавших их охранников, считавших их представителями класса угнетателей, всю жизнь измывавшихся над сирыми и неимущими. Они были убеждены, что своим отношением к ссыльным доказывают свою верность большевистским идеалам. Раньше в небольшие окна вагона, расположенные под самым потолком, сыпался песок пустыни, теперь же оттуда задувало холодным ветром, который к ночи становился морозным. «Закрой его, акгасы, дует же оттуда!» – попросила мужа однажды Огулджума, в это время, лёжа на боку, она кормила грудью маленького Рахмангулы. Она просила заткнуть дыру в стене вагона как раз напротив того места, где сидел Оразгелди. Раньше задувавший это отверстие воздух доставлял удовольствие, но теперь всё было совсем наоборот.