Когда взошла луна

Предания гласят, что все это правда, и многие верят в существование проклятия.

И Райнер считает, что часть легенд – правда, и Эмпирей где-то здесь, на земле. А я тоже пытаюсь поверить, потому что так можно спасти моего брата от жажды крови. Даже если я потеряю его. Может, именно поэтому другой части меня, которую я старательно игнорирую, хочется, чтобы никакого проклятия на самом деле не существовало.

– Ищи любые упоминания и отмечай страницы, – Райнер пытается расчистить стол, но быстро сдается, поэтому просто перекладывает пару высоких стопок на пол.

Я наконец нахожу чернила, раскрываю книгу и принимаюсь за работу.

Аккуратным почерком я вывожу на плотном пергаменте номера страниц, где упоминается Эмпирей. За два тома их находится не больше десятка. Райнер бросает быстрый взгляд на лист бумаги и удовлетворенно хмыкает.

В следующих двух книгах мне не удается отыскать ничего, но я все равно оставляю пару пометок о тех местах, где говорится о Небесных Богах и детях Солнца и Луны.

В сотый раз глянув на часы, стоящие на каминной полке, я тянусь за пятой книгой.

– Время не пойдёт быстрее, особенно если ты будешь считать каждую минуту, – бормочет Райнер, не поднимая головы.

Я сжимаю губы, а затем обреченно выдыхаю.

– Его нет уже четвертый день. И каждую ночь я надеюсь, что вот сегодня Харун вернется в замок.

– Он глава вампиров, – светлые глаза смотрят на меня исподлобья, и Райнер вновь погружается в чтение. – Это его обязанность – защищать Тард, когда нам грозит опасность. А сейчас как раз такой случай.

– Я боюсь, что с ним что-то случится.

– Вряд ли, – тихо отвечает он. – Но даже если что-то и произошло, то мы бы уже знали. Поэтому не стоит изводить себя.

– Лины рядом нет, поэтому…

– Не забывай, что даже наша ясновидящая не может уследить за всем, – напоминает Райнер и вновь глядит на меня. – Он скоро вернется, Тизерия. Как и всегда. Я не переживаю и тебе не стоит.

Я рассеянно киваю и раскрываю книгу.

Лишь когда время переваливает за полночь, мы покидаем библиотеку и направляемся в пустую комнату, где обычно тренируемся.

– Ты всерьез думаешь о том, чтобы разыскать Эмпирея? – скептически спрашиваю я.

Райнер закатывает глаза:

– Разве я хоть что-то говорю не всерьез?

Я улыбаюсь. Иронично слышать это от того, кто произносит такие слова с веселой усмешкой.

– Мне кажется, что если бы Эмпирей знал, как снять проклятие – то давно бы сделал это.

– Возможно, но я склоняюсь к тому, что как раз таки он и не может снять проклятие. Вряд ли Земные Боги оставили бы Эмпирею лазейку. – Райнер останавливается возле двери и многозначительно глядит на меня с легкой ухмылкой. – Да и мне всего лишь нужны ответы.

– И что же ты хочешь знать?

Лицо Райнера становится серьезным. Кажется, я впервые вижу его таким сосредоточенно-холодным.

– Что он не миф, – признается Райнер.

– Почему для тебя это так важно?

– Харун говорил тебе, сколько мне лет? – спрашивает Райнер и опирается плечом о стену.

– Он упоминал, что уже далеко за две сотни…

– Двести восемьдесят, ровно в десять раз больше, чем было, когда мое сердце остановилось. Харун и Лина почти втрое меньше прожили, чем я, но они уже могут рассказать тебе, что такое бессмертие. Вот только у них обоих всегда была какая-то цель. Лина искала возлюбленного. Харун хотел отомстить за родителей. Кроме того, он глава вампиров. Он должен защищать Тард от диких. А теперь у него есть ты. Думаю, этого достаточно, чтобы хотеть жить. А у меня не было никакой цели. Полтора века я путешествовал, постоянно перебирался с места на место. – Райнер скрещивает руки на груди, и его взгляд становится задумчивым, словно он смотрит не на меня, а куда-то в далекое прошлое. – Я говорил себе, что хочу изучить мир, что иметь бесконечный запас времени – это прекрасно. Чего еще мог желать мой пытливый ум? Но на самом деле я искал себе цель, искал какую-то причину… Затем я нашел Харуна и остался с ним. Помогал ему, а все свободное время проводил в библиотеке, изучал вампиров, диких, магию. Оказалось, что не существует единой книги, которая содержала бы все известные сведения, поэтому я загорелся идеей написать свою. На самом деле мне хотелось оставить что-то после себя. У меня ведь нет ни детей, ни поместий, ни достижений… Ничего, что осталось бы после меня. Понимаешь?

Я киваю, а внутри будто кто-то сжимает душу. Слова Райнера напоминают мне обо всем, чего я лишилась, став вампиром.

– И я так увлекся, что не заметил, как уже начал искать мифы про Богов, истоки вампиров, проклятие… Вот почему, Тизерия, – он опускает руки. – Это дает мне цель. Я хочу найти ответ.

– И стать человеком? – едва слышно спрашиваю я.

– Разве ты бы не хотела состариться рядом с ним? Родить ему детей? Разве ты бы не хотела, чтобы твой брат занял обещанный ему трон и правил этой страной?

Я поджимаю губы.

Хочу ли я этого?

Мне не удается представить нас с Харуном старыми, с оравой внуков, бегающих по берегу моря и купающихся в теплых лучах закатного солнца. Я слишком привыкла, что мечты о такой жизни не исполнить, а потому проще не забивать голову пустыми желаниями.

«Сосредоточься на том хорошем, что есть в твоей жизни», – говорил Харун, и так я и сделала.

– Я не знаю, – честно отвечаю я. – А ты хотел бы детей? Состариться?

– Мне хочется, чтобы у моей жизни был срок, – Райнер поднимает руки и приглаживает и без того идеально зачесанные назад волосы. – Потому что жизнь ценнее, когда она конечна.

– Но и мы можем умереть… солнце, кол в сердце, дикие. Мы бессмертные, но все же уязвимые. А значит, и наша жизнь может оборваться.

– Вот только лишь единицы из людей доживают до ста, а мне уже почти три сотни. Это слишком долго, Тизерия, поэтому я не остановлюсь, пока не разгадаю секрет проклятия.

– Когда мы найдем ответ, – я запинаюсь. – Есть шанс, что я умру, если вновь стану человеком. Только вампиризм смог спасти меня от смерти.

– Я не позволю тебе умереть.

Райнер отводит взгляд и распахивает дверь, пропуская меня вперед и давая понять, что разговор на сегодня окончен. Но сказанные слова продолжают стучать у меня в голове.

Что, если он в самом деле найдет способ снять проклятие? Что будет с вампирами? Что будет с нами? Кажется, что шансов мало, но стремление и вера Райнера уже успели бросить семена сомнений в моей душе.

В тишине раздается звук шагов, которые я узнаю среди тысячи. Предстоящая тренировка тут же теряет для меня всю привлекательность. Я несусь по темным коридорам и настигаю его в гостиной покоев. Наши глаза встречаются, и губы Харуна растягиваются в улыбке. Я влетаю в распахнутые объятья, и они укрывают меня теплом.

– И я по тебе скучал, – легкий шепот касается моих волос.

– Я разрываюсь между тем, что сорвать с тебя одежду и убить тебя, – я вздергиваю подбородок и заглядываю в карие глаза. – Ты обещал, что будешь держать меня в курсе, но за прошедшие дни от тебя не было слышно ничего.

– Предпочту первое, – его пальцы обхватывают мое лицо, но Харун вдруг замирает. – Но ведь я отправлял Гоена с вестью, что со мной все хорошо. Разве тебе не докладывали об этом?

Я качаю головой. Харун поджимает губы, а затем с нежностью гладит меня по щеке.

– Прости, я разберусь с этим. Тебе будут сообщать о каждом моем шаге.

– В противном случае, дорогой супруг, – я упираю ладони в его широкую грудь. – Я отправлюсь с тобой и буду сама следить жив ты или мертв. Однажды мне уже удалось расправиться с диким, меня этим больше не напугаешь.

– Только если ты сама захочешь, – он наклоняется и оставляет на моих губах быстрый поцелуй. – Боюсь, нам придется продолжить в другое время. Где Райнер?

Из проема выглядывает белоснежная голова.

– Не хотел вам мешать, – говорит Райнер, но в его тоне ни капли раскаянья.

– Разыщи Гоена, – просит Харун. – И сразу отправляйся в столовую.

Райнер кивает и исчезает. Едва за ним захлопывается дверь, Харун впивается в мои губы жадным поцелуем. У меня слабеют колени, и только крепкие руки Харуна удерживают меня на ногах.

Острые зубы прикусывают мою нижнюю губу, и я запускаю пальцы в мягкие кудри. Мне хочется, чтобы этот сладкий миг длился вечно, но Харун разрывает поцелуй и с невозмутимым лицом заправляет выбившуюся из моей прически прядь. Я радуюсь, что мне не нужен воздух, иначе я бы точно лишилась чувств от его нехватки. Настолько сильно у меня все сжалось в груди от нетерпения.

– Прошу, не искушай меня, Тизерия, – шепчет он. – Иначе я запру нас в этой комнате, разорву на тебе одежду и буду наслаждаться твоим телом, пока ты не начнешь умолять меня остановиться.

Губы Харуна касаются мочки уха, и я прикрываю глаза от удовольствия.

– Звучит слишком заманчиво, – выдыхаю я.

– Но если я это сделаю, то подведу своих вампиров, и может погибнуть много людей.

Харун выпрямляется и тянет меня за руку к выходу.

– Есть новости? – я вглядываюсь в напряженное лицо Харуна, по привычке впитываю каждую деталь, чтобы запечатлеть их в памяти навечно.

– Нападений не было, но за последнюю неделю в пещеры прибыло с полусотни диких.

В голове слишком красочно мелькают воспоминания о времени, проведенном в пещерах. Кажется, что в воздухе вдруг запахло сыростью и кровью. Я едва не запинаюсь о порог, но крепкие руки Харуна удерживают меня.

В столовой царит полумрак. Горничные зажигают лампы и расставляют кубки.

Харун садится во главе стола. Как только я опускаюсь на сиденье, дверь распахивается и в комнату входит Райнер. Вот теперь стоит беспокоиться, потому что его лицо выглядит озадаченным.

– Гоена нет в замке, – он останавливается напротив меня и белоснежными пальцами обхватывает деревянную спинку стула. – Он вообще сюда не возвращался.

Харун хмурит брови.

– Что это значит? – спрашиваю я.

– Явно ничего хорошего, – Райнер разворачивает стул, садится и укладывает руки на спинку.

– Нужно найти Гоена, – Харун многозначительно смотрит на Райнера.

– Я могла бы помочь, – вырывается у меня.

– Не хочу, чтобы ты покидала замок, – в глазах Харуна скользит беспокойство.

Я колеблюсь между тем, чтобы поспорить и согласится с ним. Мне не хочется сидеть в замке, особенно когда Тард в опасности, но вместе с тем я боюсь подвести Харуна.

От одной только мысли, что я вновь окажусь взаперти, у меня сдавливает внутренности, и я открываю рот, чтобы возразить.

Меня останавливает звук торопливых шагов. Мы все поворачиваем головы к выходу в тот миг, как распахивается дверь, и в столовую влетает Гоен.

Вид у него такой, словно он пробирался в замок через стаю диких: волосы взлохмачены, лицо перепачкано, рукав порван.

– Они напали, – выдает он. – В трех разных местах одновременно.

Я встречаюсь взглядом с Харуном. Несколько долгих секунд мы смотрим друг другу в глаза, а затем я с пониманием киваю. Харун и я одновременно встаем. Он шагает ко мне и обхватывает мое лицо. Холодные губы касаются лба.

– Береги себя, – выдыхаю я.

Харун отрывается от меня и пристально смотрит в глаза.

– Конечно. – Пальцы с нежностью гладят мою щеку. Он порывисто прижимает меня к себе, словно прощается навсегда. Это происходит каждый раз, когда он покидает замок. И каждый раз мне все так же тяжело. – Когда Лина вернется, пусть остается в замке и дожидается меня. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

Харун выпускает меня из объятий и покидает комнату, не обернувшись и не подарив мне взгляда на прощание. Наверное, он уверен, что это не последний раз, а значит, и мне стоит верить.

Я сижу на полу, скрестив лодыжки и опустив бледные ладони на колени. От брата меня отделяют толстые металлические прутья.

Подвал стал привычным местом наших встреч за последние месяцы. Это превратилось в своеобразную традицию: Мирез учится справляться с жаждой, а после мы сидим на каменном полу, разделенные ограждением, и пытаемся наверстать все пропущенные разговоры.

Вот и теперь я в нерешительности поджимаю губы, потому что хочу получить ответы, которые мой брат давно мне задолжал. Мирез, заметив мою растерянность, обхватывает железные прутья и поддается вперед.

– Если что-то стряслось, то лучше говори сразу. Как есть.

Я качаю головой:

– Нет, новостей пока нет.

– Не знаю, как ты выносишь это, – Мирез откидывается обратно и вздыхает. – Прошло всего три дня, как Харуна нет, а кажется, что прошла вечность. Время течет так медленно, когда спишь всего два часа в сутки.

– Остается слишком много времени для размышлений, – соглашаюсь я. – Поэтому я стараюсь не сидеть без дела, чтобы не дать страху увести меня в пропасть отчаянья. Потому что когда Харун уходит, кажется, что я слишком близка к ней.

– Наверное, это будет не к месту, но я рад, что у вас все получилось, – Мирез улыбается, и передо мной вновь сидит брат, которого я знаю всю жизнь. В его голубых глазах сверкают искорки веселья. – Не могу сказать, что я сильно о тебе волновался, скорее за себя… Мало ли на что способна женщина, разочаровавшаяся в любви.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но одна едкая мысль не дает мне покоя.

– Мирез, расскажи мне о матери Эрмина.

С лица брата смывается радость. Раз и нет ее. Мирез поджимает губы, а затем глубоко вздыхает, словно готовится прыгнуть в реку.

– Ее звали Ариана. Мы познакомились, когда я остановился на границе по пути в Шорк. Я ехал туда по просьбе отца. – Взгляд брата становится рассеянным, словно Мирез скользит по далеким воспоминаниям. – Мы остановились в постоялом дворе, а Ариана работала там. Ее отец содержал его. Она понравилась мне с первого взгляда. Едва Ариана подошла к нам и улыбнулась, как я понял, что буду помнить эту улыбку еще очень долго. Я знаю, я не смел… Я не должен был даже думать о таком. Она – простолюдинка, а я – будущий король. Я не выбираю, кому отдать свою любовь. Но мне было восемнадцать, Тизерия, и тогда казалось, что все возможно. Казалось, что я заслуживаю хотя бы миг счастья.

Он замолкает, но его глаза все еще смотрят в сторону, куда-то далеко, туда, где живет память о девушке, которой уже нет.

Я вспоминаю день, когда Мирез вез меня в замок Стареса выдать замуж за Харуна, вампира, которого я не знала, даже никогда не видела. Тогда брат сказал, что его сердце отдано Тарду. И только теперь я поняла, что он не мог ответить иначе. Сердце наследника никому не может принадлежать.

– А через год я узнал, что у меня есть сын. Ариана ничего не просила, ничего не требовала, лишь хотела, чтобы я знал. – Мирез вдруг смотрит на меня серьезно, и мне знаком этот взгляд. Брат пытается не выдать свои эмоции. – Я не мог навещать ее часто. Знаешь, когда видишь своего сына раз в год, то кажется, что он растет слишком быстро. Кажется, что между годом и двумя у детей нет разницы, но я видел пропасть. И в этой пропасти было все, что я пропустил. Поэтому мы с Арианой не говорили ему, что я его отец. Зачем ребенку знать, что он нужен отцу лишь раз в год.

– Но ведь это не так. Ты не виноват в том, что такова твоя судьба.

– Да, не так, – Мирез часто моргает. – Потому что он нужен был мне каждый день, а я был нужен ему. Но не мог ни ему, ни себе дать этого.

– У тебя еще есть шанс все исправить.

Мирез с горечью хмыкает.

– Я могу убить его и даже не успеть задуматься, что делаю. Поэтому пока я не буду уверен, что способен вынести это… Я не приближусь к моему сыну.

Я протягиваю руку через перила и нахожу ладонь брата. Мирез слабо улыбается и опускает голову.

– Ты справишься и обязательно…

Резкий металлический звук открывающейся двери не дает мне договорить.

– Поднимайтесь. Оба. – Раздается твердый голос Лины. – Харун вернулся. Идите в столовую.

В груди разливается тепло, и губы против воли растягиваются в улыбке. Я вскакиваю на ноги, отворяю тяжелый засов, выпуская Миреза, и спешу покинуть подвал.

Я подбираю подол платья и бегу, а в голове все стучит: «Харун вернулся. Харун вернулся. Харун вернулся».

В столовой за длинным столом, накрытым белоснежной скатертью, сидят Райнер, Гоен и Харун. Он поднимается, едва я появляюсь в дверях. Мгновение и я в его объятьях. Пальцы с нежностью скользят по моим волосам, а я вдыхаю такой родной запах, и сердце наполняется радостью и облегчением.

– Прекрасно, все в сборе. Давайте перейдем к делу.

Обернувшись, только теперь я замечаю Лину. Она сидит на диване, скрестив руки на груди. Возле нее останавливается Мирез. Видимо, в отличие от меня, он шел сюда «человеческим» шагом.

Харун выпускает меня из объятий, но продолжает держать за руку.

– Еще четыре нападения, – сообщает он бесцветным голосом. – Дикие пытаются прорваться к столице, но мы слишком хорошо ее защищаем.

– Они хотят добраться до отца. – Голос Миреза так холоден, что у меня по спине бегут мурашки. – Вот чего хочет Хилай. И дикие не остановятся.

– Мы остановим их, – уверяет Харун.

– Как? – выдыхает Мирез. – Боюсь, что даже всех вампиров в Тарде не хватит, чтобы справиться с ними.

– В Тарде, может, и нет, но есть и другие, – Харун пожимает плечами и поворачивается к Лине. – Мне нужна твоя помощь.

– Я уже знаю, о чем ты попросишь, Харун, – она вздыхает, грациозно опускает ноги на пол и встает. – Но только Мирез пойдет со мной. Иначе ничего не выйдет. Он не согласится, если я приду одна.

Харун бросает на Миреза долгий взгляд, а затем смотрит Лине в глаза и кивает.

– О чем и о ком вы говорите? – я поворачиваюсь к Харуну. – Мирезу нельзя покидать Старес, он еще не умеет контролировать жажду.

– Никто не проследит за ним лучше, чем я, – улыбается Лина.

– Я хочу, чтобы Лина привела в Тард вампиров из Сарка, – Харун крепче сжимает мою ладонь.

– И кого же вы хотите просить о таком? – Мирез скрещивает руки на груди.

– Главу вампиров в Сарке. – Взгляд Лины скользит по комнате и останавливает на мне. – Его зовут Отан, и я знала его много лет назад.

В блестящих карих глазах, глядящих на меня столько понимания. Она знает, что мне страшно. А я знаю, что она тоже боится.

Я перевожу внимание на брата. Он неотрывно смотрит на Лину.

– Хорошо, – Мирез шагает к ней. – Я пойду с тобой.

Мне хочется возразить, крикнуть им, что мой брат не может отправиться через три страны в далекий Сарк, чтобы привести помощь. Я открываю рот, но меня останавливает Харун. Он крепче сжимает мою руку. В карих глазах отражается мое испуганное лицо и волнение Харуна. Он тоже боится. Возможно, даже больше, чем я