Любовь во времена серийных убийц

Я подождала, пока он дожует, затем покрутила кистью, призывая его продолжать.

– Ладно… в таком случае – как ты планируешь сделать предложение?

– В том-то и дело, что я не знаю! – воскликнул Коннер. – И поэтому не знаю когда. Это должно быть эпично, вроде вирусного видео с кликбейтным заголовком типа: «вы-не-поверите-что-произошло-дальше-жесть-он-крут», настолько эпично.

Мне казалось, что самый быстрый способ добиться подобного эффекта – это сделать так, чтобы все эпически пошло не так, но я не произнесла это вслух.

– Дорожка из лепестков роз, ведущая ее к какому-нибудь значимому месту, – предложила я.

– Банально.

– Попроси дайвера в аквариуме подержать табличку с предложением.

Коннер печально улыбнулся:

– Шани ненавидит черепах.

– Надписи в небе?

– Я думал об этом, – кивнул он. – Слишком дорого.

Очевидно, подобные мероприятия не были моей сильной стороной. Я никогда никому не делала предложения, и уж тем более никто не делал его мне. Я даже близко к этому моменту не подходила. И сама идея выставить себя на всеобщее обозрение или чтобы кто-то другой сделал это, ради публичного отклика… Я бы предпочла такого рода ужасам просмотр абсолютно мрачного эпизода «48 часов»[16]. Например «Кошмар в Напе», где убийцей девушки оказался муж ее соседки по комнате, тот самый парень, который дал интервью, полное сочувствия, за сорок восемь часов до того, как выяснилось, что это был он.

– Подожди. – До меня наконец дошел смысл сказанного Коннером. – Шани ненавидит черепах?! Не акул, медуз или угрей, а черепах?!

– У них нет плоти внутри панцирей, – объяснил он, – их панцирь и есть их тело. Ее это бесит.

– Понятно. – Я отбросила эту информацию, прежде чем перейти к животрепещущей теме, которую требовалось обсудить. – В общем, как я уже говорила, я связалась с агентом по недвижимости. Она считает, что мы никак не успеем сделать дом идеальным в нужные сроки, поэтому мы должны просто отмыть его, привести в порядок, насколько сможем, и быть готовыми продать его по заниженной цене. И мы должны быть осторожны, чтобы не вложить в него слишком много денег, потому что после того, как будут выплачены папины долги, останется не так уж много.

Брови Коннера сошлись на переносице.

– Какие еще долги?

– По кредитной карте, которая, похоже, предназначалась в основном для покупок в телемагазине. – Я сделала паузу. – Кредит на твое обучение.

– А-а, – кивнул Коннер. – Точно.

Меня немного убило, что он вообще не выказал по этому поводу ни чувства вины, ни огорчения. Когда наши родители развелись, выяснилось, что каждый условился взять на себя финансовое обеспечение ребенка, находящегося под его постоянной опекой. Однако в то время, как мама отказалась платить за мое образование, заявив, что мне восемнадцать и я должна начинать самостоятельно о себе заботиться, папа согласился на оплату обучения Коннера в бакалавриате.

– Дело в том, – продолжила я, – что мне необходимо закончить мою диссертацию этим летом, чтобы защититься осенью. У меня не будет финансирования, если я затяну с этим. Знаю, у тебя новая работа, так что не жду, что ты будешь приходить каждый день или что-то в этом роде… но мне действительно нужно, чтобы ты выкраивал время на выходных, чтобы помогать. Договорились?

– Конечно, доктор Уолш, – проговорил Коннер. – О чем твоя диссертация?

Я сделала большой глоток остывшего кофе.

– Я еще не доктор. Пишу о тру-крайме как жанре. – Такое объяснение я обычно даю, когда просто не хочу вдаваться в подробности. – Отношения между автором и объектом, наше отношение к серийным убийцам как к явлению. Что-то в этом роде.

– Жизнерадостно, – усмехнулся Коннер. – Ты собираешься доедать эту вафлю?

Я отправила в рот еще кусочек.

– Отвали, братец. Остальное – мое.

* * *

Вопрос о том, что делать с гигантским письменным столом, поднял свою уродливую голову, как только мы вернулись домой. Стол все еще стоял рядом с входной дверью. Я подумала, что должна испытывать облегчение, что услуги Полуночного Грузчика не включают взлом и проникновение.

В гостиной имелся укромный уголок, идеального размера для того, чтобы поставить пианино, будь у нас соответствующая семья, но вместо этого отец разместил там старое кожаное кресло и завалил его всякой всячиной. Я попросила Коннера помочь перетащить кресло на середину комнаты, а на его место задвинуть письменный стол.

– Разве мы, – фыркнул Коннер, когда мы с трудом втиснули стол в дверной проем, – не должны наоборот выносить вещи?

– Этот кусок дерева – единственная вещь в мире, которую я люблю, – ответила я, прежде чем разразиться яростным проклятием оттого, что мой палец оказался зажат между столом и стеной. Осмотрев покрасневший сустав, я задумалась, как тяжело будет печатать сломанным пальцем, прежде чем боль притупится и пройдет. – Кроме того, он нужен мне для работы.

Я собралась закрыть входную дверь, но вдруг заметила парня, идущего по тротуару. Не просто парня! Того самого парня. Полуночного грузчика.

Как раз в тот момент, когда я замерла в дверном проеме, с сердцем, выпрыгивающим из груди, он поднял взгляд. При дневном свете он выглядел чуть более презентабельно – брюки цвета хаки, белая рубашка на пуговицах, каштановые волосы, похоже, причесаны, и он определенно был в обуви. Поскольку я продолжала пялиться на него, он поднял руку в приветственном жесте.

В ту же минуту я захлопнула дверь так резко, что моя старая гитара завибрировала низким, бесцветным гудением.

– Что случилось? – спросил Коннер.

– Это он, – пробормотала я, подходя к окну, чтобы раздвинуть жалюзи и выглянуть наружу. – Парень, который вчера вечером перенес мой стол.

– Э-э, – промычал Коннер, – разве мы только что не сделали это сами? Или у тебя есть еще один?

– Нет, – нетерпеливо ответила я, не испытывая ни малейшего желания вдаваться в подробности. – Этот стол был закреплен на крыше моей машины. Должно быть, этот человек снял его и принес к дому.

– Довольно мило, – проговорил Коннер. – Очень по-соседски.

– Он не… – начала я, но замолчала, увидев, как парень садится в грузовик, стоящий на подъездной дорожке соседнего дома, и задним ходом выезжает на улицу. Хм-м. Он оказался соседом.

Что ж, я знала одно. Если местные новости когда-нибудь возьмут у меня интервью после того, как его арестуют за серийные убийства, я не хочу быть в роли тех шокированных простаков, восклицающих: «Кто? Этот парень? Он был таким милым и таким добрым соседом! Однажды он помог мне передвинуть тяжелую мебель. Вел себя тихо. Вежлив, насколько возможно. Всегда махал рукой, увидев меня на улице».

Был ли он действительно добрым соседом или просто изображал? Было ли перемещение стола способом заставить меня почувствовать себя в некотором долгу перед ним? Конспирация – практическая необходимость, если вам есть что скрывать; вежливость становится социальным хлороформом.

Говорят, все серийные убийцы в какой-то степени хотят, чтобы их поймали, и это было единственным объяснением того, почему он махал рукой при встрече.

– …Старые соседи смотрели друг на друга странно, как пара незнакомцев, – тихо пробормотала я себе под нос.

Позади меня засмеялся Коннер.

– Если кто-то здесь и ведет себя странно, так это ты. Совсем как в эпизоде: «Да! – ответила тетя Хельга».

Я цитировала классику – «Хладнокровное убийство» Трумэна Капоте, позволяя брату ответить отсылкой к одному из любимых нами в детстве эпизодов «Симпсонов».

– Мы вполне можем начать уборку с этой комнаты, – проговорила я, опуская жалюзи. – Я принесу мешки для мусора.

Три

К тому времени, как Коннер ушел, мы довольно неплохо продвинулись в уборке гостиной. Она все еще была забита барахлом, но, по крайней мере, вещи были аккуратно сложены и рассортированы на то, что можно отдать на благотворительность, и то, что необходимо выбросить.

После этого я отправилась в продуктовый, чтобы запастись какой-нибудь едой. Пришлось проехать несколько лишних миль, зато я оказалась в магазине, где мой отец не терял сознание.

Занеся покупки в дом – это заняло больше времени, чем я рассчитывала, – я почувствовала себя выжатой как лимон. Моих радужных планов начать работу над диссертацией как не бывало. Я испытывала лишь одно желание – поспать.

Однако как раз в тот момент, когда я начала погружаться в сон, раздался резкий стук в дверь, заставивший меня подскочить. На сей раз это не мог быть Коннер – он ни за что не вернулся бы сегодня, из-за перспективы быть вновь задействованным в уборке, к тому же он забрал с собой коробку Mountain Dew, так что даже обещание этой неоново-зеленой жидкости не стало бы приманкой.

Я открыла дверь как раз вовремя, чтобы увидеть отъезжающий курьерский автомобиль, и, взглянув вниз, обнаружила у своих ног посылку. Папа заказывал много дерьма; возможно ли, что у него была какая-то автоматическая подписка, которую нужно было отменить теперь, когда его не стало?

Но нет. На этикетке, приклеенной к коробке, ясно значилось «Сэмюэл Деннингс» и номер соседского дома.

Полуночный грузчик!

Темно-синий грузовик стоял у него на подъездной дорожке, поэтому, не успев дважды подумать, я направилась к его крыльцу и постучала в дверь. Я могла бы просто оставить коробку, но это бы меня не удовлетворило. Теперь, зная имя этого парня, я хотела получше рассмотреть его.

Я уже собиралась постучать во второй раз, когда он, наконец, открыл дверь. Я не была готова к тому, что мы окажемся буквально нос к носу, и автоматически сделала шаг назад, держа перед собой коробку, точно барьер.

На нем все еще были брюки цвета хаки, но рубашка с закатанными рукавами была расстегнута и слегка съехала набок. Его темные волосы прикрывали один глаз, но я заметила, как он скользнул по мне оценивающим взглядом. По крайней мере, на этот раз на мне не было пижамных штанов, заляпанных кофе.

Утром я надела то, что, по сути, являлось моей униформой – черные леггинсы, черную футболку, волосы собрала в небрежный пучок и подкрасила глаза, потому что, черт возьми, почему бы и нет. Тем не менее я подавила желание поправить одежду, чтобы убедиться, что мой живот не обнажен.

Не то чтобы меня волновало, что он думает…

– Я полагаю, это ваше, Сэмюэл, – произнесла я, протягивая коробку. Он на мгновение замер, прежде чем взять ее. Я не могла не заметить, что планировка пространства за его спиной та же, что у моего отца, но зеркальная. И, черт возьми, там было намного чище! Казалось, нет никакой необходимости говорить что-либо еще, поэтому я повернулась, чтобы уйти и тут же услышала, как он прочистил горло и что-то пробормотал.

– Что? – спросила я, оборачиваясь.

– Сэм, – повторил он. – Меня зовут просто Сэм.

– Ну что ж, просто Сэм, – ответила я. – Если бы вы просто указали номер своего дома на почтовом ящике, путаницы, вероятно, не случилось бы.

Это прозвучало довольно стервозно, хотя я этого не хотела. Зачем вообще нужно было критиковать почтовый ящик этого парня? Конечно, мне было тревожно возвращаться в папин дом, и я все время чувствовала себя на взводе. Тем не менее не стоило вымещать это на ни в чем не повинном человеке. Хорошо бы дружить со своими соседями. Я читала историю о семье из Нью-Джерси, которая получала загадочные записки от некоего наблюдателя, пока в конце концов им не пришлось съехать.

Я перевела дыхание и попыталась исправить ситуацию.

– Кстати, спасибо, – заговорила я, чувствуя, что даже это прозвучало сухо и слегка грубовато. Я неопределенно махнула рукой в сторону своей машины, а он уставился на меня, наморщив лоб. – За помощь со столом.

Мужчина прислонился к дверному проему, и я попыталась не обращать внимания на то, что на самом деле он довольно привлекателен. Он продолжал вертеть в руках коробку, и от этого движения мышцы на его предплечьях, покрытых легким пушком темных волос, напрягались. Возможно, из-за моих недавних разговоров о воздержании, я почувствовала, как мои ладони становятся липкими.

– Вы ведь Фиби? – произнес он наконец.

Ладно, похоже, ему нужно придумать новое прозвище. Уличный Шпион. Преследователь-Экстрасенс. Последнее лучше произнести это вслух, чтобы получить аллитерационный эффект.

Должно быть, он заметил растерянное выражение моего лица, потому что сдул волосы с глаз и сконфуженно мотнул головой. Оказалось, у него голубые глаза.

– Я был на похоронах, – проговорил он. – В январе. Сожалею о вашем отце.

Вот оно что! Это все объясняло – в конце концов, он сосед моего отца. Тем не менее мысль о том, что он был там и у него было достаточно времени, чтобы понаблюдать за мной и моей семьей, прежде чем я даже узнала о его существовании, заставила меня насторожиться и смутиться. Конечно, у него не было причин обращать на меня особое внимание в тот день. Но я не могла не представить себя глазами незнакомца, и увиденное мне не понравилось.

Во-первых, я выглядела дерьмово. Мы с Коннером, в редкий момент родственной близости, решили накануне вечером напиться. И оба мучились от похмелья во время похорон, но, если Коннер все еще был похож на человека, я выглядела так, словно сделала макияж на Хэллоуин: невероятно бледная, с фиолетовыми кругами под глазами.

К тому же я забыла взять с собой подходящую к черному платью обувь, в результате пришлось надеть золотистые блестящие балетки с острым носком, напоминавшие мигающую неоновую вывеску посреди окружающих меня мрачных одежд. Я – женщина, которая девяносто пять процентов времени одевалась в черное, никак не должна была облажаться в этом аспекте, но увы.

Мое драпированное платье из муслина, выглядевшее неземным на модели сорок второго размера, на мне смотрелось так, словно я обернула вокруг себя сшитые воедино костюмы танцевальной труппы. Садясь, я боялась, что люди будут сваливать на меня грязные вещи.

Но, возможно, хуже всего то, что я не знаю, выглядела ли я тогда… убитой горем. Похороны прошли как в тумане. Смерть отца стала шоком – ему было немногим больше пятидесяти, обычно у людей в его возрасте еще есть время в запасе.

Весь тот день казался сюрреалистичным, будто я находилась в ужасном сне или в чьей-то чужой жизни. Я не знала, что говорить или как себя вести, и поэтому просто замкнулась, ушла в себя, как делала это ребенком, когда мне требовалось немного тишины.

И теперь люди постоянно говорили мне нечто подобное. Мой научный консультант, когда услышала, почему мне нужно перенести нашу встречу. Пара человек с моего курса, когда я проговорилась на вечере настольных игр. Мой домовладелец, когда я рассказала ему, для чего уезжаю во Флориду.

На этот раз их произнес Сэм, вероятно, он говорил мне эти слова и на похоронах, хоть я и не помню. И сейчас так же, как тогда, я не знала, что ответить. Мы не были настолько близки? На самом деле, он не был частью моей жизни с тех пор, как я стала подростком? Он был не так уж добр ко мне?

– Спасибо, – просто сказала я вместо этого, потому что это был самый безопасный ответ, которого хотело большинство людей, чтобы мы могли перейти к следующей теме.

Но Сэм продолжал смотреть на меня, и на минуту я забеспокоилась, что все эти мысли отразились на моем лице – мое двойственное отношение, чувство вины, гнев. Я сложила пальцы пистолетом и ткнула ими в направлении коробки в его руках, воспоминание о которой будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

– Если это отрубленная голова, я буду очень расстроена, – проговорила я, но, увидев растерянное выражение его лица, поспешно добавила: – Это отсылка к фильму «Мир Уэйна». Забудь.

Он начал что-то отвечать, но мне вдруг отчаянно захотелось убраться оттуда. И дабы не сделать обмен репликами еще более странным, я развернулась на каблуках и направилась к себе.

* * *

До конца недели у меня не было возможности понаблюдать за Сэмом. Его приезды и отъезды по-прежнему ставили меня в тупик. Он выходил из дома в одном и том же невыразительном деловом костюме – иногда отсутствовал всего час или около того, но порой его могло не быть по полдня. В среду перед его домом стоял неприметный седан, но я упустила момент и не увидела человека, которому он принадлежал, так что пока никаких зацепок.

Кроме того, он почти всегда ложился спать очень поздно, почти так же, как и я, если судить по свету в окнах. Я знала, что меня это не касается, однако это не помешало мне как одержимой размышлять над тем, кем он работает и кем является по типологии Майерс-Бриггс[17]. Я почти жалела, что мне не доставили ошибочно еще одну его посылку, просто чтобы у меня была возможность зайти к нему снова. Но, о чудо, он действительно последовал моему совету и приклеил виниловые номера на свой почтовый ящик.

Мне нужно успокоиться и сосредоточиться на своей диссертации, а не на психологическом портрете соседа. К концу следующей недели я должна отправить своему руководителю еще одну главу.

Было нелегко убедить кафедру английского языка разрешить мне изучать тру-крайм. Я до сих пор помню, как впервые ступила на территорию кампуса для собеседования и ознакомительной экскурсии, прежде чем меня официально приняли на курс. Студентка старших курсов, которая показывала мне все вокруг, объяснила план работы на первые несколько лет, направления, которыми можно заниматься, в зависимости от того, изучаете ли вы литературу, риторику или технические коммуникации, рассказала про ужасные вступительные экзамены. Но в итоге она заявила, что в принципе можно «изучать все что хочется». Ее глаза в этот момент загорелись.

На самом деле имелось в виду, что можно изучать выхолащивание уязвленных персонажей Хемингуэя, или аллюзии на Фауста в «Лолите», или пересечение композиции и педагогики творческого письма.

Но тру-крайм[18] – такой же жанр, как и любой другой, со своими условностями. Это литературное направление никогда не было полностью объективным, всегда отражало тенденции, культурные реакции или общественные чаяния. Я была увлечена им с тринадцати лет, с тех пор как впервые прочитала «Helter Skelter[19]».

Кстати, это произведение лежало в основе главы, над которой я работала. Я решила сосредоточиться на отношениях между автором и объектом в тру-крайме, с разделами, посвященными профессиональным, личным и семейным отношениям. Когда я впервые прочитала «Helter Skelter», книгу с подзаголовком «Правдивая история убийств Мэнсона», мне даже в голову не пришло усомниться в содержащейся в ней информации или в мотивах, сподвигнувших автора написать ее. В конце концов, как главный обвинитель, Буглиози практически был свидетелем происходящего. Это в любом случае потрясающее повествование, но стоит задуматься о предвзятости чувака, пишущего о работе, которую он проделал, чтобы упрятать преступников за решетку.

Но сейчас я никак не могла найти экземпляр книги, с которым работала и оставляла пометки. Это была проблема. Я перерыла все коробки, которые привезла из своей квартиры, дважды убедилась, что не положила его в рюкзак, чтобы держать поближе к сердцу, но так и не нашла.

Был шанс, что где-то в моей комнате все еще хранилось издание, которое я читала в детстве. Я, конечно, забрала с собой много вещей, когда мы с мамой переехали, но и у отца оставила достаточно, чтобы комфортно проводить у него выходные. В результате быстрого поиска на книжных полках обнаружились все три тома из серии «Эмили из «Молодой Луны» и гигантский том о Распутине, который я любила таскать с собой, но никогда не читала, однако единственной нужной мне книги не оказалось.

Я знала, что могу заказать ее через какой-нибудь веб-сайт с быстрой доставкой, но что-то мешало мне потратить еще пятнадцать долларов на книгу, несколько экземпляров которой я уже приобрела в течение жизни. Я открыла онлайн-каталог окружной библиотеки и убедилась, что она имеется в местном филиале. Если я собиралась застрять здесь на все лето, в любом случае имело смысл подать заявку на получение читательского билета. Я заполнила всю нужную для этого информацию, используя папин адрес как свой собственный.

Как только я отправила форму, на улице раздался громкий звук. Если это было какое-то дерьмо в духе Golden State Killer[20] то, вероятно, было не лучшей идеей подходить к окну и проверять, что там происходит. Но опять же, предположительно, серийный убийца должен был быть немного более ловким и не ходить по окрестностям, роняя чемоданы с гаечными ключами или что там громыхало.

Я приподняла жалюзи, и увидела Сэма, выходящего из собственного гаража. Он снова был босиком и шел, неловко разведя руки в стороны. Они, казалось, были испачканы… чем же? Это была жидкость, но в темноте невозможно было определить цвет. Может, красная? Может, это кровь?

Он подошел, чтобы открыть дверцу грузовика, затем остановился, видимо, вспомнив, что его руки испачканы. Он просто постоял там мгновение, его плечи выразительно передавали проклятия, которые он, вероятно, бормотал себе под нос, прежде чем повернуться и направиться обратно в гараж.

Было одиннадцать часов вечера. Что, черт возьми, он делал?

Он появился снова, на этот раз выглядел чище, и с помощью тряпки открыл дверцу авто. Отпечатков пальцев не будет. Разумно.

(Хотя… разве слишком чистая ручка не будет выглядеть более подозрительно? Это же его собственный грузовик!)

Когда он вытащил из машины пластиковый рулон, я закрыла жалюзи и отошла от окна. Это было слишком странно. Я понимала, что слегка накручиваю себя, учитывая сколько в последний год маринуюсь в прозаических описаниях жестоких преступлений, но все, о чем я могла думать, так это о воспроизведении этой сцены в Forensic Files[21]. Нехорошо… Надеюсь, что, по крайней мере, на мою роль выберут полную актрису. Внешность была важна.

Не успев хорошенько обдумать все это, я набрала номер Коннера и вздохнула с облегчением, когда он ответил своим обычным жизнерадостным «алло».

– Что ты знаешь об этом соседе? – спросила я, и вопрос этот был скорее риторическим. Я снова подняла жалюзи. Сэма нигде не было видно, но свет из его гаража падал на подъездную дорожку. Это, должно быть, хороший знак. Он же не будет работать в своей пластиковой мастерской а-ля Декстер на виду у всей улицы, верно?

– Фибс, – вздохнул Коннер, – ты опять? Успокойся, подруга!

Я никогда в жизни не была настолько спокойна.

– Его зовут Сэм Деннингс, – продолжила я, затем поправила себя, как будто это была официальная проверка биографии и мне нужно было использовать его полное имя. – Сэмюэл. Примерно моего возраста, плюс-минус несколько лет. Род занятий неизвестен, но одевается так, будто работает в киоске Verizon.

Коннер вздохнул.

– Он переехал сюда около года назад, – проговорил он. – Все время, пока я там жил, нашими соседями была пожилая пара, которая вычесывала своих собак на подъездной дорожке. Как же их звали? Помню, что мы им не нравились.

Рэнди и Вив. Теперь я их вспомнила. У них были две вечно лающие колли, и мы точно знали, что их недавно вычесывали, потому что пучки шерсти после этого неделями парили в воздухе. И да, они нас тихо ненавидели. Наверное, потому что, когда мои родители поженились, усилий, затраченных на разрушение этого брака изнутри, было гораздо меньше, чем затраченных на благоустройство территории.

– Я даже не знал его имени, пока ты не сказала, – продолжал Коннер. – Но мне кажется, что он вполне нормальный. Тебе следует быть с ним поласковее. Нам может понадобиться его помощь в перевозке вещей.

Даже сейчас, когда отца не стало, у меня все еще сохранялась инстинктивная отрицательная реакция на мысль о том, что кто-то, не будучи членом семьи или специалистом по системе кондиционирования воздуха, может переступить порог этого дома. Так было всегда, все мое детство. Единственной подругой, которую мне разрешали пригласить к себе, была Элисон, и то лишь после того, как я убрала половину дома и пообещала, что мы не высунем носа из моей комнаты.

Однако, учитывая то, как закончилась наша дружба, лучше было не думать о том, насколько узким стал круг моих доверенных лиц после развода моих родителей.

На другом конце провода я услышала какой-то приглушенный разговор, затем снова появился Коннер.

– Шани передает привет, – проговорил он, после чего, вероятно, поднес трубку ближе к ней, потому что я услышала далекое жестяное: «Привет, Фиби!» Вновь шуршание и голос Шани совсем близко: – На днях я наткнулась на книгу и взяла ее для тебя. Я, конечно, не настаиваю, что тебе необходимо ее прочитать, но я подумала, что, если она будет полезна.

– Скажи мне, что это «Helter Skelter», и я назову своего первенца в твою честь! – воскликнула я.

Она рассмеялась, но я почувствовала, что моя реакция скорее смутила ее, чем развеселила.

– Нет, называется… – снова шуршание, прежде чем она зачитала название чуть сдавленным голосом: – «Жизнь после потери: подростки говорят о горе». Понимаю, что ты, очевидно, не подросток. Но поскольку мне известно, что ты рассталась с отцом именно в этом возрасте…