Формула плова

Алишер Таксанов

Формула плова

НЕСЧАСТЛИВЫЙ ТЕЛЕПОРТЁР

(Фантастическая юмореска)

«Директору филиала компании «Teleport-Elektronics»

Жалоба

от жителя Исмаилова Джамшида,

проживающего в г. Ташкенте, по улице Гоголя, 34, кв. 12

Уважаемый товарищ директор!

Хочу заявить своё категорическое неудовлетворение прибором TP-45RL для телепортации, купленным три недели назад в вашем торгово-сервисном учреждении. Это не прибор, а позор вашей компании, склёпанный, по всей видимости, пьяным стажёром на коленке из списанных микросхем времён первого лунного модуля. А ведь я не просто покупатель, я – покупатель с доверием! Более того, я проявил гражданскую щедрость и сверху кинул «шапку» – ровно четвертую часть стоимости прибора, дабы обеспечить себе, так сказать, индивидуальный подход и человеческое отношение. И что же? Вместо гарантийного обслуживания по-человечески я получил от ваших мастеров отговорки, кривые ухмылки и вечное «приходите завтра». Стыдно, товарищ директор! За взятку полагается качество, а не издевательство над клиентом, который теперь боится включать устройство даже для прогрева тапок.

Первые три дня TP-45RL работал как по нотам. Из Ташкента я мгновенно телепортировался в Мадрид – прямиком на стадион, где наша команда сражалась с испанским клубом. Сидел на трибуне, ел чуррос, пил кофе, а рядом испанцы хлопали глазами, не понимая, откуда взялся восторженный узбек с флагом и барабаном. После финального свистка я телепортировался обратно домой, полный радости и гордости за наших ребят, которые, несмотря на судей, поле и испанский климат, выстояли и даже забили решающий гол!

Воодушевлённый успехом, я на следующий день посетил матч в Сеуле. Там, правда, пришлось стоять в проходе, потому что телепорт попал не в кресло, а прямо в буфет, где я едва не опрокинул поднос с кимчи на голову местной болельщице. Она, впрочем, оказалась доброй женщиной, угостила меня рисовыми шариками и пожелала успеха нашей сборной. Из Сеула я перенёсся в Берлин, где нас приняли с радушием, хотя охрана стадиона некоторое время не могла понять, почему мой билет «не числится в базе данных».

А ночью, на третий день, я решил использовать прибор для культурно-образовательных целей – посетить знаменитую улицу Красных фонарей в Амстердаме. Ну, вы понимаете, чисто из любопытства, ради расширения кругозора! Всё шло прекрасно: не успел я оглядеться, как оказался в одном из тех мест, где жизнь бьёт ключом (по большей части не по голове). Местные дамы, завидев меня с телепортом в руках, решили, что это новый вид камеры, и позировали с профессионализмом и вдохновением. Культурное обогащение, так сказать, состоялось.

Но уже на четвёртый день началось невообразимое. Вернувшись из Москвы после экскурсии в Третьяковскую галерею, я вдруг материализовался не в своей квартире, как было задано, а… в холодильнике мясокомбината! Внутри, среди полутуш, на металлических крюках, при температуре минус двадцать. Мой TP-45RL, естественно, при таких условиях сразу отказался функционировать. Я стоял, коченел, и чувствовал, как энтузиазм вместе с теплом покидает моё тело. Ещё немного – и я бы пополнил ассортимент местных мясных изделий. К счастью, работник открыл дверь, чтобы вытащить новую партию туш, и вместе с коровьими ногами извлёк и меня.

Представляете лица людей в цеху? Кто-то крестился, кто-то визжал, кто-то ронял ножи и колол себе сапог. Самые стойкие выражались исключительно отборными словами, причём без всяких ударений. Когда меня отогрели, отпоили кипятком и напоили сладким чаем, пришлось долго объяснять, что я не вор мясопродуктов, а пострадавший от телепортационной халтуры. Едва отговорил их не вызывать милицию.

Я списал инцидент на свою рассеянность, подумал – ну, мало ли, координаты не туда забил. В следующий раз я сосредоточился как никогда, вымерил долготу и широту до миллиметра, проверил батарею, даже трижды плюнул через левое плечо.

И всё равно – на седьмой день прибор сыграл со мной злейшую шутку. Я собрался в Большой театр, имел билет на место №46, но телепортировал себя… прямиком на сцену! Причём – внимание! – абсолютно голым. Без одежды, без ботинок, даже без носков! Не знаю, каким образом TP-45RL раздел меня при переносе, но публика была в восторге. Занавес поднимается, оркестр гремит, и вдруг – я, сияющий, в одной руке прибор, в другой – растерянность. Зрители ахнули, женщины закричали, мужчины захохотали, дирижёр выронил палочку, а певица чуть не упала в оркестровую яму.

Охрана, разумеется, среагировала оперативно. Меня аккуратно вывели со сцены, укрыли театральным плащом и передали милиции. В отделении пришлось объяснять, что я не хулиган и не провокатор, а несчастный владелец неисправного телепорта. Но протокол всё-таки составили, штраф я уплатил (квитанцию прилагаю). Одежда моя так и не нашлась, и пришлось покупать новую прямо в соседнем магазине (чек прилагается).

Потом начались ещё более ужасные, можно сказать, апокалиптические приключения. В прошлую среду я, как обычно, собирался на работу – на свою фабрику, где, между прочим, я числюсь передовиком и дважды получал премию «Лучший рационализатор месяца». Однако вместо привычного цеха с гудящими станками и запахом машинного масла я очутился… в женской консультации, причём не где-нибудь, а на гинекологическом кресле! В один миг я, законопослушный гражданин, уважаемый член трудового коллектива, стал главным героем медицинского кошмара. Вы не представляете, как истошно вопила врач, когда я с характерным хлопком материализовался прямо перед ней, с прибором TP-45RL в руках и лицом, полным растерянности. Женщина с криком опрокинула стул, схватилась за голову и ринулась к двери, разрывая воздух такими звуками, что прибор у меня чуть не сработал повторно от перегрузки. Санитарка, вбежавшая на шум, упала в обморок, а я стоял, прикрываясь тем, что было под рукой, и молил вселенную, чтобы батарея не разрядилась. (С ужасом думаю, что было бы, окажись я не в консультации, а, к примеру, в женском отделении сауны!) К счастью, энергии хватило, и я успел телепортироваться прочь из этого визгливо-истерического места.

Но радость длилась недолго. На этот раз я попал в зоопарк – и не просто в зоопарк, а прямо в клетку со львами! Два огромных самца встретили меня угрожающим рыком, а их жёлтые глаза вспыхнули таким аппетитом, будто в обеденное меню внезапно добавился новый пункт – «человек Манускрипкин». К счастью, с детства я отличался ловкостью: вспрыгнул на перекладину, карабкался по прутьям, как белка под адреналином, и повис под потолком, дрожа всем телом. Львы снизу рычали, царапали лапами железо и явно обсуждали, кто из них первый попробует меня на вкус. Меня спасло лишь прибытие укротителей, которых вызвала дирекция. Когда они вытаскивали меня из клетки, один из львов цапнул за штанину, и теперь на моих брюках – зубной автограф хищника. В результате меня, как «незаконно проникшего в охраняемую зоологическую зону», оштрафовали. Квитанцию, разумеется, прилагаю.

Думал, на этом всё. Но нет. В четверг я решил пообедать культурно: задал координаты ресторана «Чарвак» на берегу одноимённого озера, где с друзьями планировал отведать плова и полюбоваться пейзажем. Координаты ввёл точно, проверил трижды – но ваш дурацкий прибор, видимо, решил, что клиенту слишком хорошо живётся. Меня не перенесло за стол, как полагается, а прямо в гигантский котёл с пловом! Там уже бурлило масло, шкворчали куски баранины и благоухал зирвак. В одно мгновение я ощутил, что моё тело превращается в «ингредиент». Я заорал так, что повара, казалось, подпрыгнули до потолка. Главный шеф, огромный, потный и лысый, выскочил с половником, решив, что кто-то решил саботировать кухню. Он гнался за мной с ножом и вилкой, вопя, что я испортил весь обед для уважаемых клиентов. К счастью, мои друзья вовремя подоспели и вступились, иначе меня бы точно использовали в качестве мясного фарша. Но, увы, за «нанесённый ущерб кухонному оборудованию» пришлось заплатить в кассу ресторана. Чек и протокол прилагаю. А ещё прилагаю квитанцию из аптеки: пришлось покупать противоожоговые мази, потому что часть моего правого бока теперь напоминает поджаренный лаваш.

Однако это был только пролог к катастрофе. TP-45RL явно сходил с ума. Вместо Африки, куда я хотел отправиться на сафари, он зашвырнул меня в Арктику – посреди снежной пустыни, где ветер хлещет, как ножом, а вокруг – только белизна и медведи на удалении. Я пробыл там минуту, максимум две, но этого хватило, чтобы понять: смерть от холода – не мой стиль. Ноги вмерзали в лёд, прибор замерзал в руках, и я едва успел телепортироваться обратно, прежде чем стал ледяной статуей.

На следующий день, решив проверить прибор в более «тёплой» среде, я задал координаты города Лос-Анджелес, но вместо солнечного побережья оказался в отсеке атомной подводной лодки «Los Angeles» – прямо среди растерянных американских моряков. Сработала сирена, меня тут же ослепили прожектора, и кто-то заорал: “Intruder! Intruder!” Я не успел даже объясниться, как в мою сторону наставили автоматы. Честное слово, ещё секунда – и меня бы решетили, как дуршлаг. Успел телепортироваться за долю мгновения до того, как очередь прошила стену там, где я только что стоял.

Но апофеоз безумия случился вчера. Я хотел попасть в библиотеку, но по ошибке оказался в Овальном зале Белого дома! Я рухнул прямо посреди совещания, где Президент США и его советники обсуждали, судя по всему, важные международные вопросы. Президент, увидев меня, побледнел, как мел, схватился за телефон и заорал что-то вроде: “They’re coming! The Soviets are here!” В зал ворвались охранники, прицелились, а я, поняв, что сейчас начнётся Третья мировая, стал кричать: «Не стрелять! Я частное лицо! Турист!». После пятиминутной паники я кое-как убедил президента, что не являюсь шпионом и что Советский Союз уже тридцать лет как миролюбивое государство. К счастью, он оказался человеком с чувством юмора – даже подарил мне значок с гербом США на память. Я мгновенно телепортировался обратно домой, дрожа и каясь во всех грехах.

Но, товарищ директор, подумайте сами: из-за неисправности вашего TP-45RL мир едва не получил новую мировую войну!

А вчера… ох, ужас. Меня забросило то ли к Альфа Центавра, то ли к Тау Кита – в ту самую часть космоса, где логика тронулась в отпуск. Планета встретила меня существами, которых человеческим языком назвать стыдно: они были копчёным кошмаром, будто кто-то наколдовал тельце кальмара, туловище шарика и десять глаз у змеи. Их кожа переливалась слизью и излучала слабое зелёное свечение, зубы – не зубы, а зазубренные пластины, похожие на консервные крышки, лапы заканчивались множеством щупалец, покрытых колючими выростами. Они шевелились беззвучно, но каждый шаг их сопровождался хрустом – как будто они ходят по стеклу, ломая его. Голова у некоторых была как фонарь: внутри жужжала биолюминесцентная лампа, излучая лучи, которые делали всё вокруг ещё более уродливым. Для них я, судя по реакции, оказался самым страшным созданием во вселенной: при моём появлении они враз бросились врассыпную, визгливо свистя и устраивая организацию побега в масштабе стаи.

Честно говоря, я бы с радостью прогулялся по этой планете – по крайней мере, посмотреть на антураж, почитать местные указатели – но поведение гуманоидов казалось подозрительным: они переглядывались, складывали щупальца в странные символы и явно что-то шептались между собой. Я почувствовал, что вокруг меня словно сгущается заговор: кто-то выстроил хоровод, кто-то пытался подтащить сеть. Сердце подсказывало не пытаться быть первым космическим исследователем этой цивилизации. Я нажал на кнопку «Возврат».

Вернулся – и попал уже в другое созвездие. Планета оказалась полностью океаном: вода до горизонта, ни намёка на берег, небо тяжело висело низко, как мокрое одеяло, и на поверхности периодически возникали чёрные воронки. Волны были не просто высоки – они напоминали перекаты громадных железных крыш, ломавшихся одна о другую, и каждая волна швыряла меня в сторону, будто я был пробкой от бутылки. Я держался на поверхности, плыл, хватаясь за куски водорослей, пока батарея решительно не начала подзаряжаться для следующего прыжка. Вода леденела в носу; я думал только о простых вещах: о кухонном чайнике, о любимых носках и о том, как жалко будет утонуть, не успев пожаловаться вашему филиалу.

И успел я дернуть вовремя: ко мне подплыли существа явно плотоядного характера – похожие на гигантских морских пиявок с пастью, усеянной крошечными иголками, и глазами-камерами, которые вращались независимо друг от друга. Их тела были покрыты чешуёй из твёрдого как стекло панциря, а по бокам торчали тонкие, как ножи, плавники, которыми они словно пилой пытались разрезать всё, за что цеплялись. Они приближались скользко и бесшумно; одна из них уже нацелилась на мою ногу, когда TP-45RL, наконец, одумался и выстрелил домой.

Не стану вас мучить подробностями всех моих мытарств – вернуться на Землю удалось не сразу. Лишь сегодня утром мне, измученному и с нависающей угрозой очередного космического приключения, удалось материализоваться в собственной квартире. И где вы думаете я оказался? В шкафу с посудой. Представьте: темно, хруст, запах пыли и лимонного ополаскивателя; я выползаю, а вокруг – стопки тарелок, чашек и стаканов, которые, мягко говоря, не ожидали внезапной телепортации человека в свою среду обитания. Посуда, конечно, сломалась: тарелки лопнули, кружки осыпались буквами, фарфор рассыпался в ваш маленький апокалипсис чашек. Но меня это не огорчило: я радовался до слёз – радовался, что снова дома, что стены мои, пусть и пахнут разбитым сервизом, и что в шкафу нашлась одна целая ложка, которой я тут же воспользовался, чтобы съесть последний сендвич, оставшийся в кармане.

И я рад, что смогу выразить претензии вам лично, товарищ директор. Если вы не вернёте мне деньги, включая «шапку», или не замените TP-45RL на новую модель TP-85KS, то я обещаю… засунуть прибор вам в штаны и телепортировать в другую галактику! Вы не представляете, как я зол!

К злостью к Вам и вашему предприятию,

Д.Исмаилов».

(18 мая 1989 года, Ташкент,

Переработано 8 октября 2025 года, Асунсион, Парагвай)

ТАКСИСТ ВРЕМЕНИ

(Фантастический рассказ)

Время – это не только привычное движение стрелок на циферблате часов. На «Роллексах», «Ситизен», «Командирских», на «Фестинах» стрелки могут быть и тоньше, и изящнее, и ход их – более ровный, чем у старых настенных часов с кукушкой, они щёлкают мягче и бывают точнее механически; но по сути все они – просто измерители, циферблаты, на которых фиксируется поток, не более того. Часы показывают нам, где мы находимся в этом потоке; они уверенно отмеряют минуты и секунды, аккуратно складируют события в ряды дат и расписаний, дают человеку иллюзию контроля. Стрелки всегда тикают в одном направлении, и эта привычная монотонность успокаивает – пока не вспомнишь, что для них время – не причина, а следствие, тень движения, которое куда глубже и страшнее.

Это движение материи из прошлого в настоящее и от настоящего – к будущему так учит философия: она сует вокруг понятия причинности, смыслов, цепочек поступков и последствий, толкует о цене каждой мелочи, которая вскоре станет историей. Философы любят объяснять, что время – ткань, в которой мы прячет свои ошибки и надежды; что прошлое – нечто священное и в то же время обугленное, а будущее – пустая рука, которую можно наполнять смыслом. Физика же говорит проще и жестче: время – координата, одно из измерений; оно подчиняется уравнениям, его можно описать матрицами и метрическими тензорами; в её лексиконе время – не моральный тезис, а параметр, который можно сжимать, растягивать, искривлять, пока не разверзнутся двери, ведущие туда, где стрелки идут задом наперёд. Когда философ и физик встречаются, они спорят не о том, существует ли время, а о том, кому оно принадлежит – людям или формулам, и кто всё-таки платит за путешествие.

Ныне всё иначе: стрелки можно повернуть в обратную сторону, и от настоящего шагнуть в прошлое – достижение науки, которое постепенно превратило теоретические выкладки в рутину услуг. Этим, между прочим, занимаюсь я. Но я не профессор с кучей публикаций: я практик. Моя профессия – таксист; моя работа – развозить пассажиров по эпохам Земли и человечества. Раньше таксисты отвозили пьяных из ресторана домой или везли за воротами аэропорта; ныне перемещаться в пространстве стало проще – телепорты берут за это плату и даются за минуту. С Луны – на Энцлад, из Ташкента – в Париж: прыжок, и ты уже в другом месте; там ловят твой багаж, там ждут билетов и кофе. Но для перевозки во времени нужен особый транспорт – хрономобиль, и к нему пристройка не менее важная: шофер, который знает маршруты эпох, умеет читать сигнатуры прошлого и не путает XVII век с XVIII. И да, всё это, разумеется, по тарифу: часы назад стоят дороже минуты вперёд, а ночь у динозавров ценится выше, чем дневная прогулка по соседнему двору в сороковых годах.

Моё такси – это, по сути, автомобиль, только движок в нём не переводит топливо в крутящий момент колёс, а переламывает время. Мотор разгоняет не обороты, а частоты. Под капотом – не только поршни, но и набор хрупких катушек, в которых замораживаются квантовые фазы; они вздрагивают, выбрасывают искру, и та искра не поджигает бензин, а рвёт ткань времени, делая в ней маленькое отверстие, похожее на дыру от булавки в старом покрывале. С этого отверстия начинает вытекать момент: он растягивается, сворачивается, пока не сложится в новый участок истории. При включении мотор тихо поёт: это вибрация отрядов вероятностей. При желании – целый вальс: мотор переговаривается с механикой часов пассажира, синхронизирует пульс и год, смещает температуру митохондрий и, наконец, открывает дверь в нужную дату.

Чем глубже ныряешь в прошлое, тем дороже поездка – счётчик не обманешь. Он считает не километры, а противостояния термодинамики, плату за восстановление причинных связей, цену за любую попранную возможность. Поездка в мезозойскую эру – это билет для тех, у кого в кармане не то что крупная купюра, а целая бумажная фабрика; в то время, когда Земля едва зародилась, оплатить поездку могут лишь люди с толстым кошельком или с толстой чековой книжкой на стене. Рядовой гражданин катится обычно до первобытного строя – там, где костёр ещё дымит, где люди только учатся вырезать инструменты из кости, и это уже полно впечатлений: наскальные рисунки, запах горелого мяса, способ обходиться с холодом. Кому нужны динозавры в пасть? – спрашиваю я их тихо. Их пасть – это не фотосессия, это бизнес с риском для жизни.

Заметил любопытную вещь: многих привлекают мрачные времена. Позавчера к моему такси подсели пятеро: глаза блестят, руки дрожат, коробка с деньгами протянута, и хором – «Отвези нас в Италию в годы, когда свирепствовала Святая Инквизиция. Мы хотим посмотреть, как там мучили еретиков». Я им говорю ровно то, что и должен: «Вы подготовились?» – ведь времена суровые, и не факт, что вас отпустят назад тем же маршрутом; спросил, осведомлены ли вы в деталях, не претендуете ли на роль главного героя. Они смеются, не слыша страха в своём голосе: «У нас с собой пистолеты», – говорят, надеясь, что металл решит проблемы плоти и духа. И, расстёгивая куртки, демонстрируют 9-мм «беретты» – блестящие, ухоженные, с серым отливом, словно они новее, чем их мораль. Руки у них уверенные; они думают, что современная железяка остановит средневековую религиозную машину. Что ж, никто не запрещает людям тренировать свою смелость до безрассудства.

Я пожал плечами и завёл мотор. Перемещение во времени не похоже ни на шоссе, ни на авиарейс: сначала идёт вибрация, как будто земля под тобой делает вдох; индикаторы на приборной панели рисуют старые таблички лет – как будто кто-то царапает по стеклу прошлое; воздух в салоне густеет, пахнет старыми бумагами, потом морем или коптильней – это зависит от того, куда мы идём. В тот момент, когда катушки достигают резонанса, мир вокруг сглаживается: дома на улице становятся на минуту прозрачными, лица прохожих – лекциями, и мы как будто просматриваем негатив фильма. Затем – удар, мягкий, но глубинный, и автомобиль перестаёт быть машиной в привычном смысле: кузов превращается в комнату без дверей, а дорога – в коридор эпох. Телефонный голос указывает маршрут, счётчик подмигивает цифрами, и окно времени распахивается как занавес на балконе. Мы врываемся в другую эру не с грохотом, а с чувством, будто аккуратно ставим чашку на другой пол; полная инверсия – и снова та же уличная суета, но с оттенком древности.

Один из пассажиров с большим носом, тот самый, который любит самый драматический кадр, сунул мне деньги и сказал, не отрывая взгляда от белых перчаток городской площади: «Заберёшь нас через три дня. На этом же месте.» Я кивнул. Сдал ключи истории в руки человека, который платит за зрелище и не задумывается о том, что зрелище – это ещё и кровь, и страх, и память. Двигатель урчал, как старый кот, а стрелки на приборной панели уже начали отсчитывать обратный отсчёт: три дня, три укола времени, три шанса вернуться без шрамов.

Мне-то что? Заеду, естественно, – раз уж оплачено. Протягиваю им чек и смотрю, как эти «туристы» – в джинсах, одна дама в короткой юбке, магнитофон на плече, со свисающей цепочкой, в другой руке – сигара кубинская, в третьей – бутылка джина, – бодро шагают по центральной площади Ватикана, будто идут не на костёр эпохи, а на концерт под открытым небом. Они болтают громко, хохочут, бросают друг другу фразы, которые звучат сейчас чуть ли не как приглашение к преступлению: блистательные смартфоны, селфи-палка, голубые джинсы, сапоги, блеск помады – и в этом контрасте какая-то неуместная самоуверенность, как у людей, вышедших в супермаркет с картой «безнаказанности». Мне мелькнула мысль – и не из добрых: бедой это пахнет.

Так и оказалось. Когда через три дня подъехал на то же самое место, застал картину, которую не увидишь в туристическом буклете: большеносый с охраной – три строгих мужика в серых плащах, с алебардами, – держались цепко, но видно было, что силы на исходе. У большеносого патроны кончились: он махал алебардой как в ретушированном боевике, без техники и без точности, больше исполнял пантомиму, чем рубил. Нападавшие же – это была отточенная банда: маски, плотные куртки, ближний бой, цепкие крючья; они действовали как отряд, где у каждого своя роль – кто блокирует, кто режет, кто тянет жертву на кол. Их удары были быстры и хладнокровны; видно, что они привыкли к крови и к страху других, и в их движениях не было ни тени сомнения. Если бы ещё немного – и туристу пришёл бы окончательный конец.

Я не стал церемониться: притормозил, распахнул дверь и крикнул: «Эй! Влезай!» Тот посмотрел на меня как на спасителя – глаза огромные, в них мгновенно вспыхнула надежда, которая была похожа на молитву. Он прыгнул в кабину, туфли слетели с пяток прямо при посадке, и я дал по газам. Сквозь боковое стекло видел лица стражников Инквизиции: удивление, затем растущая злоба, губы сжаты в бессильной ярости; они отчаянно махали руками, но не посмели стрелять по движущемуся такси, и наши колёса унесли нас от той площади, где ещё жарко пахло горелым факелом и свежей кровью.

Когда большеносый пришёл в себя, он с трудом проговорил: в первую же ночь на них напали – не дрогнув перед пистолетами, потому что у тех были ружья, старые, длинные, но меткие; их окружили, схватили и связали, как скот. Женщину, подозреваемую в колдовстве, сожгли на импровизированном костре; её крики и дым, по словам свидетелей, звучали как предупреждение для всех, кто считает прошлое зрелищем. Троих мужчин подвергли пыткам – неописуемым процедурам, рассчитанным не на мгновение, а на выжженное воспоминание; они пытались выведать «изнанку» душ, обвиняли в антихристианских заговорах, валяли на кол с криками и плетьми, пока не получили нужные им признания. А тот, кто оказался у меня в машине, сумел вырваться из уз – он рассказал, как рывком вырвал однажды руку и, запутавшись в верёвках, как-то протянул ноги и ускакал в толпу, прячась под плащами, пока не нашёл место, где можно было схорониться до утра.

И он бы, по всей видимости, остался без головы, будь я не на той улице вовремя. После того, как я вырвал его с поля боя и увёз в безопасное место, он сидел, дрожал и клялся меж рыданий: «Ей богу, в прошлое – ни ногой!» – слова прорывались через его икоту и надсадное дыхание. В его голосе были и страх, и благодарность, и потрясение: глаза по-прежнему блестели, но в них жила ледяная память о факелах, запахе горящей шерсти и о том, что мир прошлого – не место для туристических шуток.

М-да, вот тебе и удовольствие – средние века.

А вчера один немец сел в машину – высокий, плечистый, с лицом, как из бронзы отлитым: ни усмешки, ни морщины. Глаза серые, блестят, будто изнутри подсвечены холодным светом. За спиной – огромный рюкзак, явно с грузом: ремни натянуты, ткань туго набита чем-то металлическим, углы врезаются в спину. Весь его вид говорил: этот человек не турист, а участник экспедиции, которая может кончиться плохо. Я покосился на него – нутром чувствую, что пассажир сомнительный, но причин отказывать нет.