Наставник

Внутри вдруг поднимается протест. Это несправедливо поступать со мной так жестоко! Особенно после того, что я сегодня пережила.

Молчать! Смирись, Макс! Он здесь босс. Ему решать, что справедливо, а что нет. Лучше подумай, как в следующий раз не ударить в грязь лицом.

Спускаю порыв на тормозах. Рик прав, у врача-то я не стесняюсь. Или, по крайней мере, в состоянии побороть стыд. Но… Почему здесь все иначе? Он зачем-то снова возвращается к кнопкам. Запоздало доходит, что это еще не все приготовления. Трос, удерживающий меня вертикально, начинает сматываться. Отрывает от пола. В спине застревает несильная тянущая боль, плечи саднят под тяжестью тела. Против воли напрягаю мышцы, пытаясь примириться с ощущениями. Бункер вдруг начинает медленно поворачиваться, и Рик оказывается за спиной.

Слышу, как он снова забирается на ринг. Несколько шагов за спиной – обходит. Заставляю себя смотреть ему в глаза. Пусть видит, что я готова принять наказание. За проступки надо платить…

Рик говорит о том, за что конкретно собирается наказывать, словно выносит приговор. Тошнотворный страх сковывает тело, стучит сердцем в ушах, пропитывает полностью. Мечтательный взгляд Рика пугает больше всего. Он предвкушает грядущее наказание.

Договорив, уходит назад. Несколько мгновений – и спину обжигает первый удар. Как будто на лопатку приземлилась тяжелая мокрая тряпка. Неприятно, но терпимо. Без передышки с другой стороны приходится следующий удар. Уже сильнее. Не представляю, сколько выдержу, но в голове крутится только одна мысль – молчать. Не оставляет ощущение, что это очередной экзамен, и я получу отлично только в том случае, если перенесу эту порку не проронив ни звука.

С каждым ударом Рик постепенно прибавляет силу. Сбиваюсь со счета на втором десятке. Терпеть становится все сложнее. Кожа на лопатках горит, каждое новое касание плети причиняет все бОльшую боль. Отчаяние неуклонно заполняет душу – когда Рик остановится, одному Богу известно. А если он наоборот жаждет услышать стон? Стоит дать ему желаемое, но не могу. Не хочу сдаваться без боя. Как будто это соревнование по перетягиванию каната, если поддамся – проиграю. Я должна быть сильнее.

Через какое-то время терпеть становится невмоготу. Боль стучит в висках, пробегает судорогой по коже, вздыбливает волоски на руках. Наступает переломный момент, сдерживаться больше не получается. Выпускаю наружу лишь слабый стон, но это, считай, конец. Я проявила слабость. Остается только дождаться завершения экзекуции.

Но Рик не останавливается и бьет как будто вообще со всей силы. На глаза наворачиваются слезы. Нос отекает. Трудно дышать. Плеть жестко вгрызается в кожу, высекает крик. Неужели не этого он добивался? Охватывает паника – он же уже получил что хотел! Зачем продолжает? Может, ему просто нравится видеть мои страдания? Боль сводит с ума. Когда же это прекратится? Наверное, снова останутся синяки… Нет, вряд ли. Неспроста же он взял именно такую плетку. Но черт, как же больно!

По позвоночнику катятся капли пота, прилипшая к пояснице майка холодит кожу. Лопатки наоборот пылают огнем. Вдруг вместо нового удара слышится звук падения чего-то тяжелого. Закончил? Сил нет даже порадоваться. Лютая резь в лопатках, будто по ним прошлись наждачной бумагой. Шум крови в ушах перекрывает остальные звуки.

Лебедка внезапно вздрагивает и приходит в движение. Похоже, порка завершена. Ощущаю ступнями поверхность ринга, но не могу устоять. Ноги подгибаются – наконец, спасительный пол. В первые мгновения затекшее тело охватывает сильная ноющая боль, сдавленно скулю, надеясь, что Рик хотя бы этого не услышит. Все и правда закончилось? Сейчас он отпустит меня спать?

Чувствую вибрацию шагов. Он подходит и начинает расстегивать наручники. Движения резкие, как будто снова чем-то не доволен. Но теперь-то чем? Страх снова стискивает в когтистых лапах. Замираю и с ужасом жду новых указаний – сейчас не представляю даже как подняться на ноги.

Рик снова уходит. Когда его нет рядом, на душе становится спокойнее. Через какое-то время нахожу силы сесть. Подтягиваю колени, обхватываю руками. Что он еще придумает? Если бы собирался отпустить, уже выплюнул бы что-то пренебрежительное, вроде «ползи к себе». И поползла бы. Как же хочется отдохнуть!

Шаги со стороны кухни вторгаются в мысли, нехотя поворачиваю голову. Рик спокойно проходит по залу и садится в кресло.

– Спускайся с ринга, – он явно сердится, снова тон колючий и недобрый. – Мы еще не закончили.

Последняя фраза звучит угрожающе. Бросает в дрожь. Нельзя показывать страх! Пытаюсь встать. Не выходит! Ползу к краю ринга, как собака. Спускаю ноги, но не удерживаюсь и падаю на пол. Больно! Ноет локоть и колено.

Слух обжигает требовательное «Встать!» голосом Рика с рычащими нотками. Прошибает пот, исступленно смотрю на него, но не вижу – картинка размазывается, зато в воздухе отчетливо ощущаю звенящее напряжение. Рукой нащупываю борт ринга и правда пытаюсь подняться… Рик подходит внезапно, резко хватает за волосы и тянет вверх. Острая боль встряхивает, словно электрошоком. Против воли вцепляюсь пальцами в его кулак, но встаю.

Зрение наконец фокусируется. Вижу лицо Рика и ёжусь под кровожадным взглядом. Хочется сжаться, спрятаться, уменьшиться до размеров точки. Уже не страшно, а жутко. Ему определенно нравится издеваться надо мной.

Рик сверлит меня свирепым взглядом и снова цедит сквозь зубы:

– Руки за голову.

Мыслей нет. Зато есть приказ. Сцепляю тяжелые, как камень, ладони на затылке. Вижу, как его губы растягиваются в довольную улыбку, выражение лица светлеет. Проводит пальцами по подбородку и умильным тоном добавляет:

– Так и стой, пока я не вернусь!

Разворачивается и скрывается в кухне. Смотрю ему вслед сквозь пелену слез. Нервы сдали. Рыдания сотрясают утомленное тело. Плачу взахлеб. Из носа начинает течь. Щеки мокрые. Черт. Как же хочется хотя бы сесть. А лучше лечь. Рик, похоже, придумал новое испытание. Наверняка наблюдает, смотрит, на сколько хватит моего упорства, когда я начну мухлевать.

Эта мысль вдруг тонизирует. Приходит четкое осознание – только сильная личность может подчиняться. Выходит, чем больше мучений я переношу, тем тверже становится моя воля… Всплывает в памяти фраза, сказанная Риком еще до того, как мы договорились – «все, что я буду с тобой делать, для твоего блага». Правильно говорят, бойтесь своих желаний. В тот момент я жаждала только одного – чтобы кто-то железной рукой заставил меня встряхнуться. Сама этого хотела, Макс. Пожинай плоды.

Слезы высыхают. Откуда-то появляются силы, которые, казалось, полностью иссякли. Вдруг понимаю, зачем я это делаю, зачем терплю жестокость, и за спиной словно вырастают крылья. Рик всего лишь закаляет мою волю. И да, я готова пройти через все девять кругов его ада, чтобы стать твердой, как алмаз!

Время замирает. Не могу различить цифры на будильнике с журнального столика. Сколько Рик отсутствует? По ощущениям, целую вечность, а на деле, наверное, несколько минут. Усталость никуда не делась, ее просто стало проще переносить, но и это до поры. В какой-то момент начинаю ощущать вес рук, ног, головы. Все тяжелое, тянет к земле. Состояние медитативного транса. В голове крутится только одна мысль – дойти до цели. А какая у меня цель?

Размышления возвращаются к книге, которую Рик поручил читать. Наверняка не просто так. Там о воле и целях. И ведь правда, он действительно старается ради моего блага. В моей жизни еще не было человека, который бы сделал для меня столько же, сколько этот жестокий незнакомый мужчина. Он сказал, что не возьмет денег. Но у всего есть своя цена. И если его цена – мои страдания, я согласна.

Возвращение Рика возвращает меня в реальность. Выглядит свежим, бодрым, волосы влажные, словно после душа. Ест банан, кладет еще один на столик. Рот наполняется слюной при виде еды. Внезапно ощущаю сильный голод. Сколько времени прошло с ужина в забегаловке? Часа три? Жадно смотрю на банан, но не решаюсь опустить руки. Жду разрешения.

– Подойди. Можешь сесть, – Рик кивает перед собой. Останавливаюсь на полпути в замешательстве и слышу раздраженное: – На пол!

На пол – так на пол. Сесть красиво не получается. Почти падаю на холодную бетонную гладь – наконец-то. Усталость снова наваливается каменной глыбой. Дико хочется лечь.

– Поешь, – Рик протягивает мне банан.

Душу затапливает благодарность от этой внезапно чуткой заботы. Он же не мог знать, что я проголодалась. Вспомнил обо мне и позаботился. До слез приятно. Жадно открываю кожуру и с наслаждением кусаю податливую мякоть. Вкусно.

– Ты понимаешь, за что наказана? – спрашивает Рик, откладывая пустую шкурку на стол.

Кусок застревает в горле. Судорожно проглатываю.

– За то, что стеснялась приседать, сэр, – самый очевидный ответ, но внутри холодеет. Что, если не угадала?

Рик кивает. Кажется удовлетворенным. Но задает следующий вопрос:

– И какие выводы ты сделала?

Чувствую себя, как на допросе. Не хватает только лампы в лицо и наручников на запястьях. По коже пробегают горячие мурашки. Честный ответ кажется самым подходящим.

– Я буду потеть столько, сколько потребуется, сэр, и неважно, как вы на меня смотрите.

Напряжение не отпускает, плечи будто каменные, шея начинает ныть. Хватит уже трястись, Макс. Он все равно сделает, что хочет. От тебя это не зависит! Черт, почему не могу расслабиться и плыть по течению?

– Знаешь, пока ты тут стояла, я принял душ. Постоял под струями воды. Это было волшебно.

Говорит буднично, но хитро смотрит на меня. Ждет реакции.

– Рада за вас, сэр, – само срывается с губ, сил нет окрасить слова выражением. Взгляд Рика на мгновение становится свирепым. Слишком поздно осознаю, что вопроса не было. Тереблю ледяными пальцами банановую кожуру, ожидая расплаты. Но Рик вместо этого спрашивает:

– И ты не считаешь, что я поступил с тобой жестоко и несправедливо? – какой провокационный вопрос!

И правда, что я считаю? Слишком устала, чтобы что-то считать. Но Рик ждет. Допрос продолжается.

– Вы поступили со мной так, как посчитали правильным, сэр…

Не знаю, что сказать. Обтекаемые формулировки сами просятся на язык.

– Хватит юлить! – вдруг рявкает Рик. Злится на полном серьезе. Кивает на ринг. – Тебе показалось мало? Добавить?

От угрозы повторения экзекуции перехватывает дыхание. Нет! Не добавить! Сердце стучит в висках. Из глаз вот-вот брызнут слезы.

– Я не знаю, сэр, – голос ползет вверх, срываясь на умоляющую интонацию. Шкурка банана падает на пол, а ладони сами складываются в просительном жесте. Будто молю его сжалиться. – Если так было надо, значит надо. Не мое дело оценивать ваши решения, сэр.

Люминесцентный свет обжигает уставшие глаза, но смотрю на Рика не отрываясь. Хочется не пропустить ни тени эмоций, которые он и так редко показывает. На лице опять непроницаемая маска. Не поймешь, принял он ответ или снова будет истязать.

– Золотые слова! – вдруг произносит с улыбкой. – Не твоего ума дело, почему я выбираю то или иное воздействие. Тебе нужно помнить только то, что это пойдет тебе на пользу. Согласна?

На этот раз, кажется, буря миновала. Но прозвучал вопрос. Согласна ли я? Зачем он снова спрашивает? Я же уже все сказала! Утверждает власть? Или мою подчиненную позицию? Или просто тешит эго?

– Согласна, сэр, – нервно сглатываю. – Это всего лишь воздействия. Для твердости характера.

Рик довольно улыбается. Это определенно стало происходить чаще. Кажется, это хороший знак?

– Именно, Макс! – хлопает в ладоши и показывает на кожуру. – Давай это сюда и отправляйся спать. Ты же не забыла, что готовишь завтрак?

– Нет, сэр, – не без труда поднимаюсь, передаю шкурку банана и на автомате добавляю: – Спокойной ночи, сэр.

Впервые мне удалось застать его врасплох. Рик кажется удивленным! Не ожидал? Это же элементарные правила приличия… Но его лицо быстро обретает обычное отстраненное выражение.

– Спи сладко, Макс, – в голосе слышу теплоту и… как будто заботу.

На мгновение забываю даже про усталость. Нет, наверное, показалось. Мозг принял желаемое за действительное.

Рик уходит, а я направляюсь к себе. Едва передвигаю ноги, словно в чугунных сапогах. Наваливается слабость. Вспоминаю, как вчера Рик нес меня на руках. Потому что сама идти не могла. Нет уж, лучше доковылять без его помощи.

Матрас совсем близко. На нем пижама. Милое напоминание о тех временах, когда казалось, что впереди меня ждет безоблачное будущее и море возможностей. Я купила ее сразу после выпуска из колледжа. Потом белая ткань посерела, цветочки поблекли, точно как и у меня в жизни – все оказалось не таким радужным и ярким. Меня с дипломом секретарши не брали на работу даже по специальности. О том, чтобы устроиться в престижное место, не было и речи. Пришлось выбирать из доступных вариантов – вакансии операторов колл-центра, ресепшионистов, курьеров… Чем дальше, тем сильнее блекла пижама, а жизнь становилась все более унылой. За пять лет перебора низкооплачиваемых работ я скатилась до звонилки по привлечению клиентов, кем и проработала почти год до увольнения.

Решительно собираю силы в кулак и переодеваюсь ко сну. Куплю новую яркую пижаму, а эту сожгу. Как только найду хорошую работу.

Стоит только лечь – глаза закрываются мгновенно. Забытье наконец-то обволакивает, словно мягким покрывалом, качает на волнах… Но отдых вдруг бесцеремонно прерывает раздражающий будильник. Не может быть, чтобы ночь пролетела так быстро! Бросаю взгляд на маленький дисплей – все честно. 7:30. Пора вставать и готовить завтрак, чтобы не напроситься на новое наказание.

14. День четвертый

Отправляя Макс спать, испытываю легкую тоску. Не хочется с ней расставаться, но и сам понимаю, что с нее на сегодня определенно достаточно. После порки ее эмоции стали еще сочнее, живее, ярче. Впитывать их – чистейший кайф. И самое приятное, одним лишь взглядом я могу ввергнуть ее в панику или окрылить радостью. Она действительно как пластилин, лепи что угодно. Такая власть кружит голову. Будоражит. Возбуждает. От вседозволенности перехватывает дыхание. Я ведь могу начисто изжить в ней личность и превратить в робота по исполнению прихотей хозяина. А могу напротив, сделать ее сильнее, тверже, поставить на ноги и отправить в свободное плавание. У нее огромный потенциал, она справится.

Ощущаю себя в какой-то мере богом, и в жилах вскипает кровь. Так чего же я хочу? Ее никто не ищет. Сама она принимает мою жестокость за заботу, так что можно идти еще дальше. Прибавить боли, усилить моральный прессинг и однажды таки сломать. Макс так и останется здесь на цепи, готовая на что угодно ради меня… или ради избавления от мучений?

Или все же поступить честно? Перед сном она вдруг пожелала спокойной ночи. Следовало наказать ее, но эти простые слова огорошили нежностью, с которой были сказаны. Макс говорила искренне. Сложно противостоять ее обескураживающей преданности. За всю историю пресловутого объявления она первая и единственная, кто мне по-настоящему благодарен.

Становится тошно. Она же доверяет мне. Верит в меня. Наблюдаю за ней по камерам, не в силах оторваться, хотя ничего интересного не происходит. Заторможенными движениями переодевается в пижаму и забирается под плед. Трогательно сворачивается калачиком. Беззащитная и хрупкая. Засыпает мгновенно. На славу потрудилась. Нет, это я ее на славу укатал. От воспоминаний о прогулке, вечере и порке накатывает яростное возбуждение. Нужна разрядка. В одно движение вытягиваю ремень и срываю рубашку. Иду в душ.

***

Утром выхожу на кухню к уже готовому завтраку. Макс встречает меня слабой улыбкой и молча ждет, пока я сяду за стойку, затем заливает овсянку кипятком. Удивительно легко оказалось ее выдрессировать. Хотя в этом больше ее заслуги. Она сама этого хочет.

Сегодня суббота. По выходным меня вызывают только в экстренных случаях, но для Макс я снова отправлюсь по делам. После завтрака и сигареты за молчаливым чаепитием привычно защелкиваю манжету цепи у нее на лодыжке.

– Я хочу, чтобы сегодня ты дочитала книгу. Вечером обсудим, – даю последние указания. – Вернусь около шести. Будь умницей.

Последнее говорю, понизив голос. Пусть услышит намек на несуществующие непристойности. Макс слегка краснеет, но как положено рапортует согласие. Поплыла девочка! Кажется, наше приключение приобретает любовный колорит! Ухожу к себе, чтобы не выдать обуявшего предвкушения. С Макс я уже получаю массу удовольствия, но если она влюбится… Держите меня семеро – это будет феерическое представление!

День я спланировал заранее. Пошатаюсь по картинной галерее, поем мороженого на субботней ярмарке и покидаю дротики по шарам. В глубине души тлеет злорадство, что я отлично проведу время, а Макс будет сидеть взаперти. Как домашний питомец, которого можно запросто оставить дома, если не хочется обременять себя его присутствием. И даже если по возвращении я поведаю ей, как было хорошо на субботней ярмарке, она ответит, как вчера – «это было воздействие».

Одеваюсь. И все же, чем ее пронять? Где черта, за которую она откажется заступать? Когда взбунтуется? Не может же она спускать мне абсолютно все? Надеюсь, что не может, иначе будет слишком скучно. С другой стороны, я же не давал обещания помочь ей с самоуважением? Посмотрим-поглядим, как далеко ты меня пустишь, девочка!

Покидаю бункер. Не люблю лестницу, но машина припаркована у люка за забором, так что приходится. Проходя по залу, наблюдаю за Макс краем глаза. Провожает взглядом, оторвавшись от чтения. Интересно, она правда настолько целеустремленная? Или старается все же больше от страха? Как бы это проверить?

Эскалада приветственно пикает сигнализацией. Включаю радио – обещают хорошую погоду. Как и планировал, еду в картинную галерею одного из бывших клиентов. Мне нравятся его работы – индастриал и гранж вкупе с эстетикой минимализма. К тому же, в галерее он выставляет начинающих коллег – выбирает, естественно, на свой вкус. Выставки у него всегда шикарные. А еще мне нравится, как он трясется и начинает потеть, всякий раз видя меня в просторных залах галереи, изломанных гипсокартонными перегородками. Однажды я помог ему уничтожить конкурента и теперь знаю его грязные секреты. Человека ничто не пугает больше, чем заряженное оружие, направленное ему в лицо. Конечно, я не планирую ему вредить. Все, что у меня на него есть – для подстраховки. Но он-то об этом не знает!

День проходит отлично. После обеда приезжаю на Субботнюю ярмарку в парке Линкольна. В проходах между плотно натыканными шатрами прогуливаются люди – парочки, семьи с детишками, одинокие отдыхающие. В воздухе звенит радость, раздается детский смех, голоса сливаются в восторженный гул. Черт, подтачивает тоска. Хочется посмотреть на Макс, когда вокруг все могут говорить, а ей это недоступно. Хотя она вряд ли огорчится. Слишком хорошо уяснила правила, полностью втянулась. Не представляю, что теперь может заставить ее открыть рот без разрешения.

Владелец нужного мне шатра как раз раскладывает новые воздушные шарики по углублениям в расчерченной невысокими перегородками фанере. Люблю проверять свою меткость. Продавец – невысокий щуплый мужичонка с бегающим взглядом – мнется, желая продать шанс на удачу кому-то другому, но желающих не находится. Злорадно скалясь, плачу проныре двадцатку, беру четыре дротика. Прицеливаюсь… Перед глазами маячит образ Макс. Она бы сейчас стояла у меня за спиной, сжав маленькие кулачки, задрав плечи от напряжения. Болела бы за меня. Напрасно. Я идеально бросаю дротики, так что выиграл бы ей самого большого плюшевого медведя. И Макс была бы ему рада, не то, что Камилла.

Тфу ты! Пора бы уже выкинуть из головы эту… Бросаю первый дротик – промах! Втыкается в крестовину, аккурат между четырьмя шарами. Собраться! Я хочу еще одного чертова медведя! Даже если только для себя.

Второй дротик попадает в цель. Зеленый шарик с нарисованной на нем кислой рожицей с громким хлопком лопается. Дротик втыкается в деревяшку, пригвождая к ней остатки зеленой резины.

Третий дротик пронзает розовый шар. Ошметки разлетаются в стороны причудливым конфетти. Четвертый попадает в синий шарик, на котором нарисован оскал луны и несколько кривых звездочек.

Продавец недовольно хлопает в ладоши и показывает на полки с мягкими игрушками, предлагает выбрать приз из самых крупных. Розовый медведь уже есть, синий выглядит кособоко, словно его шили слепые китайские дети в подвалах Бронкса. Остается панда с неестественно огромной головой и такими же кругами вокруг пластиковых глаз.

Продавец стаскивает игрушку с полки и нехотя вручает мне. Ребенок сзади писклявым голоском уговаривает мать тоже заработать приз, а та смущенно отказывается, говоря, что не такая меткая, как «этот дядя». Ну, вот и все. Можно заканчивать.

Прячу трофей в багажнике. Снова вспоминаю о Макс, ее я точно так же спрятал в бункере. И достанется она только мне. Интересно, вынесла ли она что-то из книги? Будет печально, если девочка окажется тупой. Я по горло сыт безмозглыми куклами.

Заезжаю в центр, оставляю панду в квартире, где уже несколько дней не появлялся. На удивление, совсем не скучаю по здешней обстановке, хотя обычно жизнь в бункере рядом с подопечными напрягает. С Макс все иначе.

Автоматическая кофеварка шумно мелет зерна. На часах пять вечера. Выпью кофе и поеду в бункер. Предвкушаю, как пройдет вечер – я ведь устрою Макс настоящий допрос по прочитанному, а потом будет тренировка. Руки чешутся от одной мысли, что она снова напросится на наказание. Пороть ее – особое удовольствие.

Аромат кофе щекочет ноздри – кидаю несколько таблеток сахарозаменителя в черную, дышащую паром жидкость. На поверхности появляются мелкие пузырьки. В груди становится горячо – справится Макс или нет, от нее почти не зависит. Я всегда найду, чем ее завалить, было бы желание. А оно, черт побери, есть.

Кофе обжигающей волной пробегает по пищеводу. Вкусно. Закуриваю, глядя на вечереющий город. С высоты моего этажа открывается прекрасный вид… но насладиться пейзажем не получается. Хочется скорее докурить, сесть в машину и поехать обратно. Меня тянет к Макс, точно наркомана за дозой. В душе борются презрение и восхищение. Не знаю, чего больше. Посмотрим – если она так и останется безропотной куклой, восхищение ее преданностью сойдет на нет. Мне не нужен безвольный истукан.

Спускаюсь в бункер на лифте в начале седьмого. По камерам вижу, что Макс готовит ужин. Она должна была поесть к моменту моего возвращения! Вхожу в кухню со свирепым видом. Нос улавливает нежный аромат оливкового масла и креветок, растравляет аппетит, хотя я и съел сэндвич по дороге сюда.

Макс с радостной улыбкой поворачивается ко мне. Лицо бледнеет, кухонная лопатка вываливается из онемевшей руки и плюхается на варочную поверхность, разбрызгивая жирные капли. Девочка сразу поняла, что провинилась. Первое смятение быстро сменяется на испуг. Она даже открывает рот, но вовремя осекается. И складывает губы в заискивающую улыбку.

Трудно сохранять суровое лицо, слишком приятно впитывать ее оголенные эмоции, в штанах снова становится тесно. В несколько медленных шагов подхожу к ней и крепко хватаю за подбородок. Гневно смотрю в глаза.

– Почему ты еще только готовишь? – требовательно чеканю слова. – У тебя ужин в шесть!

Макс не пытается вырваться, только убирает руки за спину. Усилием воли сдерживаю дрожь возбуждения.

– Я хотела дождаться вас, сэр, – почти шепчет, испуганно глядя на меня. – Уже все готово, я только разогреваю. Решила, что можно задержать ужин на четверть часа, чтобы поесть вдвоем.

– Плюс десять отжиманий на тренировке, – брезгливо разжимаю пальцы. Побелевшая кожа под ними начинает обретать нормальный цвет. – Ты не смеешь ничего решать. Ужин в шесть и не минутой позже!

В глазах Макс появляются слезы. Поворачивается к плите, хватает лопатку и принимается помешивать рагу. Стыдно! И… чертовски воз-буж-да-ю-ще! Огорчилась, что я не оценил заботы – трогательно и мило. Девочка влюбилась! И на свою беду, в жестокого тирана! Внутренне торжествую. Истома обволакивает тело, руки тяжелеют. Устало усаживаюсь за стойку.

– Мне бы стоило лишить тебя ужина, – продолжаю сурово. – Но это недопустимо. На этот раз поедим вместе.

Кивает, шмыгая носом, и вытаскивает из шкафчика две больших тарелки. Кладет в них еду, ставит на стол, глядя куда угодно, только не на меня. Ох, и уязвил же я тебя, девочка. А то – плюнул в открытую душу!

Макс быстро раскладывает приборы, садится напротив и, глядя в тарелку, ждет, пока я начну есть, словно разрешающего сигнала. Как прислуга! Тьфу! Противно. Пробую рагу с морепродуктами – удивительно вкусно. Все же женщина всегда приготовит вкуснее, чем мужчина!

Макс робко тянется к вилке. Может, ждала позволения, потому что я пригрозил лишить ее ужина? Какая прелесть.