Немир

Ленни опустил взгляд чуть ниже и прочел: «Обед 14.00—15.00. Приходить без четырёх». Крупными буквами готического шрифта. Вполне официальная такая табличка.

Ещё ниже и сбоку – другая, поскромнее: «Технический перерыв 11.30—12.00. Всегда!»

Левее на юго-восток, возле самой ручки, каракулями, явно наспех, и на вырванном листке: «Ушёл на две минуты пять минут назад. Буду».

И над всем этим – овальная, золочёная, броская надпись: «Выходной день – четверг».

Сегодня как раз был четверг. Или должен был быть.

Глаза Ленни переметнулись влево – туда, где обычно висело наименование официального учреждения, и наткнулись на следующую полезную информацию: «Фонды только по субботам», «Анналы по записи каждый третий вторник».

Ленни нерешительно потоптался у двери. Отдельные фрагменты головоломки в его голове не складывались в единое целое. Судя по первому впечатлению, хозяин этого заведения был одержим идеей удалиться от мира. Но зачем он решил связать свою судьбу с конторой, которая, похоже, пользовалась в народе такой популярностью?!

И тогда Ленни принял, возможно, самое судьбоносное решение в своей жизни. Он постучал и стал ждать развития событий.

Ожидание не затянулось. Дверь открыл сам Амбер. Ленни не удивился.

– Вы меня не узнаете? – спросил он.

– В ком?

Какое-то время оба молча смотрели друг на друга. Потом Амбер спохватился.

– Прошу меня извинить, – сказал он. – Я слегка увлёкся. Работа такая.

– Я знаю, – зачарованно проговорил Ленни. – У меня самого такая работа. Я вообще-то к хозяину, но знаю, его сейчас нет. Можно я тут подожду?

Из-за плеча Амбера вынырнул Рамзес. Они переглянулись, весьма удивлённые.

– Только я не по записи, – добавил Ленни испуганно (может, следовало сразу об этом сказать?) – Всё равно сегодня четверг…

Кажется, он похож на идиота. Вломиться в государственное заведение в выходной с не вполне ясной ему самому целью!

– Это кого это нет? – подозрительно спросил Амбер.

Рамзес фыркнул.

– Наверное, тебя. Дай гляну!

Он протянул руки, и Ленни быстро оказался внутри. Рамзес выглянул на улицу, осмотрелся и снова предстал перед ними, улыбчивый, как Чеширский кот.

– Он прочёл всё словоблудие на твоей двери. Я тебя предупрежал: когда-нибудь найдётся такой умный…

– Но я считал, что эти вывески несут исчерпывающую информацию!.. – вяло запротестовал Амбер.

– Несут, несут. О том, что здесь живёт очень странный и рассеянный человек, поэтому заходи кто хочешь и бери что хочешь в любое время дня и ночи! Так оно, в общем-то, и происходит.

Закрыв дверь, Амбер ещё раз извинился.

– Не имеет значения, – заявил Рамзес, прежде чем Ленни успел произнести хоть слово. – Он уже мой. Увлекайся дальше на здоровье. Ну… разве что тебе удастся поставить чайник.

После насыщенных утренней прохладой улиц Ленни с удовольствием окунулся в уютную атмосферу дома. Словно сами стены этого жилища излучали тепло. Дом явно был старше, чем казался снаружи. В его внутреннем убранстве не было ничего общего с прежним местом обитания Ленни. Впрочем, последнее скорее порадовало.

Стены просторной комнаты (или, вернее сказать, залы), где они оказались, были отделаны тёмным деревом с вырезанными по нему птицами, запечатлёнными в полёте, с широко разинутыми тонкими клювами. Их раскинутые крылья с синим опереньем напоминали вороньи, но на этом сходство кончалось. В дальнем углу находился высокий камин, устроенный, казалось, меж стволов двух огромных деревьев, корнями уходивших в пол, а у потолка увенчанных сплетением стилизованных ветвей. В их листве покачивались тусклые агатовые ягоды, похожие на виноградные, а меж ними сновали малахитовые вёрткие змейки. Всё сооружение, выглядевшее столь правдиво реальным, было из природного камня.

Хозяева оставили Ленни созерцать этот шедевр и удалились в боковую дверь, ведущую, видимо, на кухню. Вскоре оба вернулись, причём Амбер нёс на подносе большой чайник, а Рамзес шествовал позади с видом человека, который абсолютно ни на что не претендует и вообще ни при чём. При этом Ленни спиной чувствовал его заинтересованный взгляд.

Но и сам он украдкой приглядывался к новым знакомым. Амбер был худощав и высок, причём обе эти характеристики тяготели к чрезмерности; о таких говорят: непонятно, как ходят на ветру. К тому же он носил очки («близорукость и длинноногость» – вспомнился давний студенческий прикол). Рамзес же, напротив, был пропорционально сложен и являл собой эталон атлетизма: под футболкой волновались точёные мускулы. К тому же он выглядел моложе товарища. Одеты оба были очень просто. Многие так одеваются.

– Вы где живёте? – поинтересовался Амбер, водрузив поднос на стол возле окна. – В пригороде?

– Вообще-то нет, – осторожно сказал Ленни. – Понимаете, я живу здесь.

Выдумывать что-либо не имело смысла. Только не с этими милыми людьми. В конце концов, его привёл к ним инстинкт: он вернулся, как возвращаются к родным гнёздам крылатые странники небес (Ленни вновь посмотрел на каминный барельеф). Он шёл домой и попал сюда, а значит, это его дом – никуда не денешься!

– Вряд ли, – невозмутимо отозвался Рамзес. – Я бы Вас помнил; я-то как раз живу здесь довольно давно. Но можно спросить Амбера, у него есть такая важная папка, вся синяя, в ней все жильцы…

– Он не жилец, это точно, – категорически высказался его товарищ. – Я еще не слабоумен и лица запоминаю.

– Ты мог забыть! – настаивал Рамзес. – Проверь по списку!

Амбер со вздохом раскрыл папку, лежащую на краю стола, и медленно развернул её к ним.

– Ничего, – разочарованно молвил Рамзес. – А где, говорите, Вы живёте?

Ленни назвал номер квартиры.

– Возможно, Вы будете там жить, – спокойно ответил Амбер. – Весьма вероятно. Сейчас она пустует.

– Ты уверен?

– Ещё бы не уверен. К твоему сведению, везде развешены объявления о сдаче квартир, но…

– Но не судьба, – ехидно заключил Рамзес.

– «Не судьба»! – передразнил Амбер. – Ненавижу эту фразу! Ты только вдумайся… О чём я? К тому же, на этом этаже селятся только работники библиотеки.

– Я работаю в библиотеке, – рискнул упомянуть Ленни.

– Возможно, Вы будете там работать, – повторил Амбер, – В списках сотрудников Вы пока не числитесь. Но вакансии есть.

Ленни растерялся окончательно. «И вправду с ума сойти, – он одёрнул себя, – Ну уж нет! Сначала разберусь, что к чему…»

– А Вы сами кто? – осторожно поинтересовался он.

– Я – Хранитель Архива Магистра.

– Вы – хозяин?

– Хранитель.

«Какого еще Магистра? – удивлённо подумал Ленни, – Какой хранитель?!»

– Главный хранитель, – вставил Рамзес, будто услышав его мысли.

– Главный и единственный, – улыбнулся Амбер, – Но, возможно, скоро мне понадобятся помощники. Что будет, то будет. Давайте пить чай.

Чай пили молча, расположившись за огромным столом в торце залы, возле окна, выходившего на боковую улочку. Вылитое кэрроловское трио, подумал Ленни, хотя для «безумного чаепития №2» здесь не хватало обилия столовых приборов. Чашки, блюдца и ложечки водились в разном количестве, но всегда нечётном. Попадалась и посуда с трещиной, но, видно, дурные приметы не приживались в этих стенах.

У дома была хорошая карма. На половицах лежали витражные отсветы ускользающего дня. Ленни недоумевал, когда он успел закончиться, но и не особенно удивлялся. Пол чуть поскрипывал, как это бывает в очень старых домах, мелодично и тихо. И Ленни, наконец, понял, что означает выражение «как дома». Иногда это гораздо лучше, чем дома.

Всё было бы идеально, не ощущай он себя объектом столь напряжённого внимания. Возможно, подумал он, его новые знакомые ждут от него инициативы. Что ж, он не против познакомиться поближе, кроме того, у него тысяча вопросов, например… Но тут Амбер с грохотом опустил чашку на блюдце и повернулся к Рамзесу.

– Кончай глазеть, – сурово сказал он, – У тебя вид праздного зеваки!

– Ну и пусть, если есть на что посмотреть!

Ленни украдкой бросил взгляд на своё отражение в блестящем чайнике, но ничего особого не заметил.

– Не «что», а «кто»! Он живой человек! Ты забыл, где находишься!

– А, кстати, – Ленни почувствовал, что должен принять участие в беседе, – не могли бы вы мне сказать, где я нахожусь?

– Вы меня спрашиваете? – озадаченно переспросил Амбер.

– Ну, хотя бы Вас…

Рамзес посмотрел через стол на товарища. Тот зачем-то снял очки, повертел их в руках и вернул на переносицу.

– Тебе до сих пор неясно? – обронил он, – Это отмúрок.

Ленни сидел между Рамзесом и Амбером, переводя недоумённый взгляд с одного на другого. Кажется, он не ослышался; речь, несомненно, шла о нём.

– А-а, – протянул Рамзес, совершенно ошеломлённый, – а я-то думал, он как все…

– Прошу прощения, – тихо спросил Ленни, – Вы сказали, «отмирок»? Кто это?

– Это Вы, – терпеливо объяснил Амбер.

– Я – это я, абсолютно согласен. Но о том, что я – какой-то «отмирок», слышу впервые, честное слово…

– А я сразу понял, что он – выходец с того света, – вдруг сказал Рамзес. – Только не осознал.

– Рамзес, – укоризненно молвил Амбер, – не говори при нём «выходец с того света», говори «из Настоящего Мира». Сколько раз тебе повторять…

– Их ещё называют приходимцами, – упрямо добавил Рамзес и кинул вокруг преисполненный вызова взгляд, никому конкретно не адресованный.

– Это какой мир настоящий? – поинтересовался задетый за живое Ленни

– Ваш, Ваш, – успокоил Амбер.

– А Ваш – ненастоящий?

– Не просто ненастоящий, вообще не мир. Короче говоря, Немир.

Голос Амбера ничего не выражал. Спокойный, монотонный голос преподавателя, который говорит студенту: «Вспомните, вчера на лекции…» Немир, значит. Ленни вздохнул про себя.

– Отмирок – житель Настоящего Мира, – продолжал Амбер. – Тот, кто родился в Мире. А мы, поскольку родились и выросли здесь, в Немире, – неотмúрки!

Ленни даже не стал ничего говорить. Стоит ли тратить слова на сумасшедших, которые, к тому же, уверены, что знают о тебе больше, чем ты сам. Но тут Амбер, всерьёз о чем-то задумавшийся, повернулся к нему.

– Как Вы вообще здесь оказались?

– Я наступил в покрышку.

– То есть…

И Ленни, оставив сомнения, рассказал в подробностях историю своего визита к тёте и обо всех последствиях, которые тот имел. У него не было никаких причин щадить чувства слушателей, потому он не упустил ни одной бредовой детали и в конце вздохнул с облегчением. Только теперь он понял, почему люди стремятся делиться своими проблемами, и почему те, у которых проблем много, зачастую начинают писать книги.

– Не вижу здесь ничего непонятного, – рассудительно заметил Амбер. – Покрышка в данном случае – аналог ведьминого круга.

– Ведьминого круга?!

Грибы, растущие кругами по полянам; кто наступил – навсегда попадает в страну фей… вот что вспомнилось Ленни. Он озадаченно моргнул.

– Ну да, – сказал Амбер. – Ведьмы уже не те, что прежде.

Воображение Ленни мгновенно приняло вызов и пришпорило своего боевого коня; тот понёсся по иллюзорной равнине, преследуя ведьму, выжимавшую последние силы из своего узкого, словно рука в лайковой перчатке, «вороного» «мерседеса». Он ясно видел её: шлейф чёрных волос, платье из газа, всё в блёстках, вечерняя сумочка, расшитая жемчугом, небрежно брошена на сиденье, пальцы руки вцепились в руль, тёмный лак на ногтях… тут Ленни снова моргнул, машину занесло, она съехала в кювет… дни покрышки сочтены, автомобиль буксируют до ближайшей сервисной станции… Ленни с замирающим сердцем следил за увлекательным фильмом, пока Рамзес с Амбером терпеливо ждали.

– Ведьмы, они такие, – услышал Ленни как во сне. – Собирают всякую гадость по помойкам, а потом раскидывают везде. Ну, ничего, скоро для них введут спецналог…

– Как ты можешь! – зашипел Амбер. – Образованный человек! Эволюция! Психология!.. И эти дикие сказки! Мне стыдно за тебя.

– Не дикие, не дикие! Ведьмы такие же настоящие, как жители Чёрных Скал, и кому, как ни тебе, это знать!.. – Рамзес пылал негодованием, но Амбер лишь отмахнулся, и то слишком пренебрежительно.

– Я имел в виду не ведьм, а помойки. А ещё практикант, – добавил он укоризненно, – в аспирантуру собираешься. О, Творец!

Ленни встряхнулся. Вот оно что, перед ним ещё к тому же люди науки! Неудивительно, что студенческая тема весь день стучалась в его мозги!

– Ну, хватит, – Амбер обернулся к Ленни. – Если я что-нибудь понимаю в этой жизни, чтобы официально оформить возвращение, потребуется не меньше месяца. Как я и говорил, Вам нужно где-то жить, чем-то питаться и не сойти с ума от безделья. Пойдёмте со мной.

Весь второй этаж совсем не походил на нижний. Тут был коридор с множеством дверей, напоминающий длинную-длинную трубу какого-то диковинного калейдоскопа – так странно и увлекательно играл на стенах свет, льющийся через распахнутые двери пустующих комнат. Похоже, этот свет ухитрялся отражаться буквально от любой поверхности, не признавая никаких преград. Ленни видел такое впервые.

Некоторые двери были заперты – очевидно, уборка и проветривание проводились поочерёдно. Глаза вскоре приспособились к новым впечатлениям, и, когда Амбер отпер ключом первую же дверь, Ленни увидел самую обычную комнату.

На стенах – светло-голубые обои с витиеватым узором изображали то ли молодую листву, то ли морскую волну. Две узкие кровати, платяной шкаф, две деревянные табуретки, на стенах у двери – крючки для одежды. Тумбочка у окна, на ней – стародавняя модель телевизора. На неё Ленни взглянул с наибольшим подозрением.

– Работает, – перехватив его взгляд, поспешил заверить Амбер, – Нет, правда! Хотя, на мой взгляд, этот куда лучше.

Он распахнул ставни, и перед Ленни предстала восхитительная картина заката.

Разве уже вечер? Это казалось невозможным, однако легко объяснялось общим потрясением организма, который при неожиданном «перескоке» в иную реальность выдал сбой восприятия. Проигнорировав табуретку, Ленни уселся прямо на чисто выскобленный дощатый пол – привычка, за которую его неизменно порицали, но никто не смог отучить, – и скрестил ноги.

– Две кровати – хорошо! На одной можно спать, на другой – валяться, – продолжал Амбер, слегка озадаченно посмотрев на Ленни. Видно, задумался, нужны ли две кровати тому, кто привык обретаться на полу.

Ленни даже не услышал его последних слов. Давно забытые ощущения вновь пробудились, обостряя все чувства. Он узнал комнату.

Этого не произошло сразу просто потому, что её не должно было тут быть. Ленни вспомнил, где её видел. В доме тёти. Он не переступал её порога с тех пор, как исчез дядя. Дядина комната.

– Ну как? – спросил Амбер с некоторым беспокойством. Кажется, он что-то заподозрил. – Всё в порядке?

– Всё, – храбро солгал Ленни.

«Какая разница, – в отчаянии подумал он. – Наверно, кому-то было нужно, чтоб я оказался здесь. Поэтому я останусь и выясню всё».

Амбер извлёк из-за кровати длинную палку и принялся задвигать шторы. Ленни встал, прошёлся вдоль стены; поёжился, глядя, как последний кусочек закатного неба исчезает за сиреневой, в геометрических узорах, тканью, и решился:

– Говорят, это очень плохо, когда в комнате совсем пустые стены?

– Вы можете завесить их чем захотите.

Внезапно Амбер улыбнулся и постучал согнутым пальцем по стенке. Звук, пришедший изнутри, показался Ленни знакомым.

– Раньше тут тоже было окно, – сказал Амбер.

«Было», – согласился Ленни.

Последнее, что сделал Амбер – вынул из тумбочки телефон и подключил.

– Звонить Вам пока некому, – сказал он. – Но, если что-то понадобится, можете связаться со мной по местному. Список номеров там. Я долго не сплю.

Ленни не ответил. Его переполняла благодарность ко всему окружающему – живым и неживым предметам, согласившимся принять к себе чужака, странника, случайно оказавшегося на границе миров. Так не похоже на всё, что он видел прежде.

– Что ж, – сказал Амбер, – до завтра?..

Это было безумием – ложиться спать сейчас, но ночь диктовала свои правила. Ночью здесь тоже спали. Придётся оставить до завтра все мечты и проекты. А завтра… Ленни вспомнил, как Рамзес сразу после ужина подошёл к нему и прошептал: «Запиши мой телефон!» Тихо, словно от чего-то прячась. Значит, его номер в списках местных не значился.

Что касается Амбера, то во время чаепития он часто украдкой поглядывал в окно, а когда стемнело, отказался включать свет.

Ленни обожал таинственность. И странности.

– Ладно, – покладисто отозвался он, – тогда… спокойной ночи, что ли?!..

«Всякое начало – волшебный дар. Благословение Творца. Нечто совершенно новое, свежее, ещё никем не изведанное. Казалось бы, что может быть естественнее, но как раз самую естественную вещь не так-то легко изобрести.

Доселе муки творчества были мне неведомы. Всё когда-нибудь случается впервые.

Я знаю тех, кто использует в созидательных целях материю. По-моему, это неплохо, во всяком случае, слова не путаются под ногами. Они, слова, всегда стремятся поведать о своём создателе больше, чем, например, образ. Мне кажется, им комфортнее, когда их много. Кто-нибудь скажет: но ведь это именно то, что нужно для моих целей! Не уверен, но вряд ли смогу объяснить, почему: слова в данном случае не на моей стороне.

Дело в том, что они – не совсем мой материал. Я не говорю о тех, самых простых, сопровождающих каждодневное общение – это необходимый минимум, который всегда воспринимается однозначно. Нет, я имею в виду тот безбрежный океан, в который устремляются лишь самые смелые и отчаянные. Будь я писателем, всё было бы в порядке. Будь я поэтом, отвечал бы за каждое слово, написанное кровью из раны своего сердца (кстати, я действительно люблю поэтов, но об этом потом, ладно?) Суть в том, что я не тот и не другой, и вполне могу подмочить свою бессмертную репутацию. Ну ладно, допустим, мне это безразлично, но как не дать утонуть тому, кто с головою погрузится в мои откровения?

Если бы я мог отречься от своего замысла! К сожалению, где бы я ни оказался, слава и слухи сопровождают мой путь, иногда опережая меня самого, словно глашатаи – королевскую свиту.

Меня ждут. Каждый хочет прижать частичку меня к своей груди и осыпать поцелуями, чтобы потом убрать в резной ларец и никогда не доставать… я достаточно пожил в Немире, чтобы это понимать. Но существуют и другие, которые непременно прочтут. Я делаю это для них. И ещё у меня есть мечта. Я знаю, человечество поставило памятники далеко не самым славным деяниям древности – а что говорить о других народах! Не то чтобы я рвусь восстанавливать справедливость – упаси Творец! – я лишь хочу заставить работать свою память, благодаря чему те знаменательные свершения переживут второе рождение. Так обычно происходит с прекрасным стихом, когда он искусно прочитан для благодарной аудитории. Даже если мои намерения опрометчивы, а желания не найдут отклика в сердцах, я готов рискнуть.

Будь я сказителем или менестрелем, прежде всего, воспел бы священное право всякого живого существа на ошибку. Хотя бы одну, ибо жизнь – не черновик, её не бросишь в огонь, как я, несомненно, вскорости поступлю с этими неудачными строками.

Они не подходят к началу. Мне нужно нечто другое. Свежее, ещё никем не изведанное.

Может быть, вот это…»

Проснулся Ленни поздно.

Настолько поздно, что даже удивился сам себе. Раньше его всегда будило неясное беспокойство, чувство, что он может пропустить что-то важное. Вчера оно превратилось во внутренний голос, а затем исчезло, сделав Ленни огромное одолжение. Во всяком случае, невидимый собеседник не давал о себе знать с прошлого вечера.

«Значит, то был не сон, – подумал Ленни, возвращаясь к вчерашней мысли. – Для сна чересчур правдоподобно».

Он ещё немного полежал, не открывая глаз. Жужжала мошкара на подоконнике, пахло нагретой пылью… да, то был не сон, и Ленни пришлось быстро смириться с этим. Воспоминания нахлынули сразу, давя на мозг хаотичной, беспросветной массой, и он слегка ошалел от такого натиска. «Надеюсь, я ни с кем вчера не поссорился, – сказал себе Ленни. – Это было бы чересчур…»

Поднявшись с постели, он угрюмо разглядывал в зеркало свою помятую физиономию и пытался вспомнить, какой же нынче день, месяц, год. «Очень хорошо, – иронически подумал он, – вчера был четверг, двадцать пятое апреля, а сегодня?..» Он никак не мог сообразить, поэтому толкнул дверь и вышел на лестницу.

Этот дом без людей сегодня показался заброшенным и необитаемым. Было в этом что-то неправильное. «Не судьба», – сказал Рамзес, но Ленни готов был согласиться с Амбером. Отвратительное сочетание слов! Что значит «не судьба»?!

Ногам сделалось холодно, и Ленни вспомнил, что оставил ботинки в комнате, а тапками он пока что не обзавёлся. Пришлось вернуться. Держа ботинки в руках, Ленни спустился по лестнице. Здесь он обулся и подошёл к входу в кухню, которую ему показали накануне.

Амбер…

Он сидел за столом и перебирал крупу. Вид – аналогичный: заспанный и угрюмый, но при виде Ленни Амбер улыбнулся. Никто не решился сказать «Доброе утро», но Ленни видел, что хозяин рад его приходу, поэтому примостился на другом краю стола и храбро начал разговор.

– Ну как, – проговорил он. – Всё нормально?

– Всё просто здорово, – сказал Амбер. – Новый день, новые люди… Кофе будете?

– Спасибо.

– Спасибо «да» или спасибо «нет»?

– Спасибо вообще, – пояснил Ленни. – То есть за всё. Видите ли, ещё вчера я думал, что попал в другую реальность, где меня держат за сумасшедшего… и вдруг – кофе!

Он испугался, что не сможет логично объяснить, причём тут, собственно, кофе. Но ему и не пришлось.

– Если Вы осознаёте, что попали в другую реальность, безумием здесь и не пахнет, – парадоксально высказался Хранитель Архива.

– А я могу вернуться обратно?

– Вы уже хотите обратно?

Ленни озадаченно замолчал: вопрос поставил его в тупик. Продолжать такой разговор, наверное, не стоило, а начинать новый не имело смысла. Да и неясно было, о чём говорить-то. «Это же абсурд, – пронеслось у него в голове. – Новая жизнь, столько открытий и возможностей, а говорить не о чем!» Амбер закончил с крупой и принялся стряпать завтрак. Молчание его, по-видимому, не тяготило. Глядя на Амбера, Ленни почувствовал, как на него нисходит умиротворение. Он всегда любил смотреть за работой других – нечто сродни медитации.

– Что же мне делать? – рассеянно произнёс он. – Это же целый месяц!..

– Жить, – ответил Амбер, пряча усмешку. – Гулять, беседовать, развлекаться… Не сегодня, конечно. И не завтра. Сейчас я занят: отчёт.

– Конечно, конечно. Пойду к себе посижу.

– Представьте, что у Вас отпуск. Кстати, там, по коридору налево от гостиной, есть библиотека.

Эту фразу Ленни услышал уже на выходе.

У него было достаточно времени, и Ленни задумался о том, что же теперь будет. Например, что будет, когда он не явится на работу, а потом не придёт на занятия? Что подумают начальство и сокурсники? Наконец, что подумает тётя, которой он не позвонил в урочный час?! От последней мысли Ленни слегка похолодел, но зато почувствовал интересное возбуждение: обнаружилось хоть одно приятное обстоятельство его заточения. Никаких тёток! Целый месяц! Свободен!..

«Не расслабляйся! – мысленно рявкнул Ленни на себя. – Свободен, как же! Попробуй, выберись отсюда!»

– Нет, этого не может быть, – простонал он спустя минуту. – Не мог я попасть в иную реальность, здесь явная ошибка!..

Он встал и в который раз подошёл к окну. С этой точки, самой высокой в городе, открывался вид на далёкое море; он был совершенно привычным, таким же, как и там, но вот сам город…

Тут Ленни покачнулся, сражённый силой собственного воображения: перед его глазами неотвратимым фантомом встал газетный лист. Газеты были не то, что книги, Ленни их просто презирал, и сейчас постарался отогнать навязчивый образ, поставить его на место. Не вышло. Вместо этого внимание Ленни приковалось к колонке объявлений, и он с ужасом прочёл следующее:

«Потерялся племянник. Род: единственный в своём. Личность: неприметная. Отзывчив – отзывается даже на свист». Нормальная газета из того, нормального мира. Число завтрашнее. А вдруг тётка направится в бюро находок? Последняя мысль чуть не убила Ленни на месте. «Срочно возвращаться», – прошептал он про себя. Он не мог допустить, чтобы старушка таскалась по подобным местам.

Задумавшись, он покинул комнату и побрёл наугад. Почему-то в голове вертелась бессмысленная фраза: «Потерялся племянник. Потерявшему уже никогда не придётся беспокоиться». Повторяя её про себя и недоумевая, что всё это может означать, Ленни вспомнил, что он должен был что-то сделать. Куда-то заглянуть. Машинально он распахнул первую попавшуюся дверь и застыл на пороге, почти ослеплённый увиденным.