Простые слова

В ушах отдаётся биение сердца. Совершенно позабыв о правильном ритме, оно на бешеной скорости врезается в грудную клетку и с диким шумом отскакивает обратно. Я ничего не слышу. С трудом различаю дребезжание звонка и на автомате отзываюсь на перекличке. Булатов, как специально, придвигается всё ближе и постоянно касается моей руки.

– Ты чего дёргаешься? – шепчет Тоха, пока Синичка выводит на доске тему урока. – Не выспалась?

– Антон, я…

Наверно, это предел! Мне так противно от само́й себя, что готова гореть в аду вместе с Ветровым, лишь бы не близость Булатова. Быть с ним – выше моих сил. Но старания разорвать наш уговор прерываются стуком в дверь.

На пороге Смирнова. Растерянный взгляд. Несмелые попытки объяснить опоздание. Злата спешит на своё место, но прежде чем сесть, с сожалением смотрит на меня. На мгновение становится неловко: она задержалась по моей вине. На задворках сознания мельтешит мысль, что пора нам уже мириться. Но внезапно Смирнова переводит взгляд в сторону Ветрова и робко тому улыбается. Не мне. Ему! А Сава отвечает. Кивком, приподнятыми уголками губ и по-человечески тёплым взглядом. От обиды всё внутри сворачивается в тугой узел.

– Что ты хотела сказать? – напоминает о себе Антон, а я до боли кусаю губы и нестерпимо хочу отомстить Ветрову! За то, что лишил подруги! За то, что рядом со мной Тоха! За мои слёзы этой ночью и подорванную веру в себя! Я не пойду ко дну в одиночку! Ни сегодня, никогда!

– А? – Отворачиваюсь от Златы и дарю улыбку Тохе. Пусть через силу, до рвотных позывов и желания испариться. Булатов мой шанс поставить Ветрова и Смирнову на место, и я его не упущу. – Да, Тоша, не выспалась.

– Я тоже. – Вальяжно растягивается на стуле Антон. – Эти утренние тренировки меня когда-нибудь доконают!

– Ветров теперь с вами?

– Ага, по протекции твоего папочки! Жесть, у этого доходяги руки явно растут из…

– Не надо! Не продолжай! – отмахиваюсь от парня и перевожу внимание к доске.

Синичка наконец дописывает тему урока и, применив всё своё красноречие, пытается донести до нас морфологические особенности разговорной речи. Да только уроку русского сегодня, видимо, не суждено начаться.

Прекрасные порывы Алевтины Ивановны вновь бесцеремонно нарушает стук. Как по команде, все взгляды учеников обращаются к двери. По рядам волнами проносятся смешки и колкие замечания, но все они стихают, стоит на пороге нарисоваться Симонову. Он, как и Злата, опоздал. Но вовсе не это вынуждает девчонок прикрыть ладошками рты, а парней скривить носы. В классе повисает гробовая тишина. Синичка, обомлев, плюхается за учительский стол. Дрожащей рукой она стягивает с носа очки и начинает натирать линзы плюшевой салфеткой.

– Митя? – пищит она, не с первой попытки вернув очки на место. – Что случилось? Кто? Кто это с тобой сделал? Когда?

– Неважно, – шепелявит разбитыми губами парень. – Я могу войти?

– Д-да, конечно, – суетится классная.

– Чего уставились? – бурчит Митя, размеренно проходя между рядов, но все вокруг продолжают смотреть на его обезображенное синяками лицо, замазанное зелёнкой и сплошь заклеенное кусочками пластыря. Зрелище, прямо сказать, не для слабонервных.

– Кто тебя так? За что?

– Под машину попал?

– Ага, катком нашего Митьку переехало!

– Не смешно! Симонов, больно?

– В полицию надо!

– Да какая полиция, пацаны? Пусть скажет, кто, и мы сами ему уши надерём! Верно?

– Хватит! – шипит Симонов и садится прямиком за Тохой. В отличие от остальных ребят, Булатов не задаёт вопросов, лишь напряжённо сжимает кулаки, мысленно раздирая обидчиков Митьки на куски. Интересно, он догадывается, чьих это рук дело?

Зато я знаю наверняка! Сбитые костяшки пальцев, волчий взгляд… Я была права: Ветров не человек – монстр!

Глубокий вдох и медленный выдох. Ещё раз. И ещё. В мыслях только один вопрос: за что? За длинный язык? За Злату? За меня? Горькая улыбка и тошнотворное осознание правды: нет, конечно, не за меня! Новая волна злости и неконтролируемой зависти накрывает с головой.

Тем временем разговоры среди одноклассников не смолкают. И даже просьбы Синички вернуться к уроку остаются не у дел. Атмосфера в классе пропитана всеобщим любопытством и накалена до предела.

– Хорош трепаться! – внезапно голосит Симонов, видимо, устав от пристального внимания одноклассников. – За дело я получил, ясно?

– Да за какое такое дело можно так изуродовать человека?

– Ты что, Митька, в продуктовом колбасу украл?

– Да не, ребят, это ему от бати привет за трояк по инглишу.

– Скажешь тоже, Стасян! За двояк тогда Митьку вообще кастрируют, что ли?

– Хватит! Хватит! Угомонитесь! – взвизгивает Синичка. – А ты, Симонов, либо признавайся, либо к директору с родителями! Сегодня же!

– Чё сразу к директору? Обиделся один влюблённый придурок, что я лишнее на уроке ляпнул в адрес его крали, вот и сорвался!

– И кто это у нас такой влюблённый в классе, а? – ехидно уточняет Вита, а сама глазками в мою сторону стреляет. Глупая, мимо целится!

– Я! – Всего одна грубо брошенная буква, но в кабинете моментально воцаряется тишина.

– Это ложь! – Растерянные слова срываются с губ, но тут же тонут в гуле голосов одноклассников.

Все с ходу позабыли о несчастном Митьке, отыскав для себя более интересную персону для сплетен. Ну, конечно!

– Булатов, я не ожидала от тебя подобной жестокости! Митя же твой друг! – Качает головой Алевтина Ивановна и пытается перекричать толпу учеников. Увы, тщетно.

– Это ложь! – повторяю чуть громче, но снова в пустоту.

– Симонов мне, конечно, друг, – басит Антон напыщенным индюком. – Но честь любимой девушки дороже!

Кабинет русского наполняется одобрительным свистом пацанов и восторженными стонами девчонок. Лицемеры! Ещё минуту назад они горели желанием поквитаться с обидчиками Митьки, а сейчас готовы пятки целовать Булатову.

– Тишина! – призывает к порядку Синичка, а я зажимаю уши, сгорая от стыда.

Этим дурам, моим одноклассницам, ещё хватает ума мне искренне завидовать. Лариса с третьей парты рисует пальцами в воздухе сердечко. Вита вздыхает. Лизка, мечтательно закусив губу, смотрит на нас с Булатовым, как на самый вкусный пончик в кондитерской. И так каждая… За исключением Златы. Смирнова морщится и с новой порцией жалости качает головой. Ну, конечно! Она, как и я, знает правду, видит, что Булатов играет не по правилам. Не моя честь красуется на лице Симонова синюшными разводами, а её! Не меня любят – её!

– Булатов и Симонов, после урока задержитесь!– Положение обязывает Алевтину Ивановну наказать Антона, но голос её дрожит. И вряд ли от потрясения. Дураку понятно, это страх! Делать замечания сыну губернатора чревато разговором с его отцом, а такая перспектива мало кому улыбается. Наверно поэтому и я на время замолкаю. Нет, я не боюсь отца Тоши, скорее хорошо знаю своего! И если правда всплывёт наружу, от Савы останутся ножки да рожки.

– Понял, не проблема, – пренебрежительно кивает Антон, вытягивая ноги, и по-барски откидывается на спинку стула.

– Возвращаемся к теме урока! – более уверенно голосит Синичка, постукивая авторучкой по столу, и постепенно в класс возвращается тишина.

Алевтина Ивановна бегло объясняет новый материал. По всему видно, произошедшее с Димкой занимает куда больше мыслей в её голове. А потом даёт нам несколько упражнений для самостоятельной работы.

– Надеюсь, ты оценила мой жест, Марьяна! – придвинувшись вплотную, скрипит над ухом Антон. – Придумала уже, как будешь благодарить?

Его голос острым лезвием проходится по напряжённым нервам. Чёртов показушник! Лжец! Негодяй!

– Ты соврал, – выдыхаю отчаянно, специально остановив внимание на руках парня: немного обветренные ладони, коротко остриженные ногти и не одной ссадины. – Зачем, Тош?

– Что за бред? – огрызается Булатов.

– Вот незадача, – шепчу в ответ, делая вид, что списываю текст упражнения. – Взял на себя чужую вину и зря: любимая девушка не оценила.

– Совсем страх потеряла, Свиридова? – рычит Антон и захлопывает перед моим носом учебник. – Доброе отношение вообще разучилась ценить? Раздавлю!

Понимаю, что Булатов не шутит. С чувством юмора у парня совсем туго. Зато с памятью проблем нет. И если сказал «раздавлю», то надеяться на авось бессмысленно.

– Митька! – Игнорирую нападки мажора и оборачиваюсь к Симонову.

Погибать, так с музыкой! Получать по ушам, так за компанию с Ветровым. И если мне предстоит отвечать перед Булатовым, то пусть Сава пресмыкается перед отцом. Мне нужна правда! – Это же не Тоха тебя? Зачем он врёт? – Получается чуть громче, чем нужно, но, может, это и к лучшему. Пусть все знают, что Булатов ведёт нечестную игру.

Однако на побитом лице Симонова никаких эмоций. От прежнего заносчивого болтуна не остаётся и следа. Понурый взгляд в стол. Уродующие внешность синяки. Митька крутит в руках мобильный и угрюмо молчит.

– Симонов, скажи правду! – прошу, накрыв своей ладонью его. Телефон глухо приземляется на парту, а взгляд парня начинает бегать между мной и напряжённой спиной Булатова.

– Свиридова, вообще-то, идёт урок! – напоминает о себе Синичка. Мой отец не губернатор – поблажек не будет! Но я продолжаю сидеть спиной к учителю.

– Просто кивни, Дим, если я права!

Но Симонов добивает меня молчанием, замерев в неподвижной позе.

– Свиридова, дневник на стол! – От визга классной закладывает уши. Отлично, она наконец нашла на ком сорвать злость. А я в очередной раз села в лужу! Теперь мне и от отца влетит, и Булатов обязательно ткнёт носом в грязь!

– Трус! – бормочу в отчаянии и возвращаюсь на место.

С края стола хватаю дневник и встаю, чтобы отнести тот Синичке. И в этот момент взглядом налетаю на Ветрова. Точно свирепый хищник Сава настороженно за мной наблюдает. Ноздри расширены, волосы дыбом. Разбитые ладони сжаты в замок и уверенно лежат на парте. Оборванец даже не пытается их спрятать, вот только никому до ссадин на его пальцах нет дела. Факты ничтожны против простого слова Булатова.

– Свиридова, заблудилась? – подъедает Синичка. – Дневник сюда давай!

Ощущаю себя идиоткой! В поисках никому не нужной правды в который раз умудряюсь влипнуть в неприятности. Ну и кто меня дёрнул лезть в чужие разборки? Наверно, ещё не поздно включить хитрую стерву, пустить слезу и извиниться… Сначала перед учительницей, потом перед Тошей. Быть может, тогда Синичка махнёт на меня рукой, а Булатов простит… Ради чего усложнять себе жизнь? Вот только снисходительная ухмылка на губах Ветрова подстёгивает задрать нос кверху и поступить вопреки здравому смыслу.

Глава 8. Перемирие?

Марьяна.

– Свиридова, дневник забери!

Мой полет из кабинета русского прерывает нудный голос Алевтины Ивановны. Подбегаю к учительскому столу. Смотрю на классную исподлобья: мало того, что своим замечанием она усугубила и без того напряженные отношения с отцом, так еще по ее вине я упущу Ветрова. Не знаю, как этому несчастному удается так быстро ускользать из вида, но сегодня он от меня не сбежит. В моей голове слишком много вопросов, и сейчас я жажду получить ответ!

– Марьяна, ты куда так спешишь?– Синичка смотрит на меня через свои окуляры и цепкими пальчиками крепко держит в плену дневник.

Недовольно выдыхаю, поглядывая на исчезающую из вида спину Ветрова, и нервно переступаю с ноги на ногу, всем своим давая понять учительнице, что слушать ее нотации во время законной перемены не желаю. Но разве мое мнение имеет значение?

– Алевтина Ивановна, у нас сейчас физкультура, я же опоздаю! – Давлю на жалость и аккуратно пытаюсь выудить из учительских рук дневник.

– Я только хотела сказать, что ничего тебе не написала. Давай сделаем скидку на всеобщее волнение. Но если ты еще раз позволишь себе…

– Не позволю! – Выдергиваю дневник и сломя голову несусь прочь, громко бросая на ходу: – Спасибо!

Но выскочив в коридор, понимаю, что опоздала! Сава исчез из зоны видимости, просто испарился! Вот и как это понимать? Дома Ветров наглый и борзый, после школы квасит одноклассникам носы, а внутри лицея тихий и почти неприметный.

Поправляю рюкзак на плече и продолжаю оглядываться. Конечно, никто не мешает мне поговорить с парнем на другой перемене или даже за ужином, или ворваться к нему в комнату глухой ночью и окатить того ледяной водой из кастрюли, а после потребовать ответы, но проблема в том, что я себя знаю. Уже через пять минут запал пройдет, а еще через час я и вовсе передумаю подходить к оборванцу. Разочарованно вздыхаю и хочу уже отправиться вниз, к раздевалкам, чтобы успеть натянуть спортивную форму, как ощущаю робкое прикосновение к своему плечу и замечаю Злату.

– Марьяна, погоди! – Смирнова совершенно точно волнуется и боится, что я снова ее оттолкну. – Нам надо поговорить!

– О чем? – фыркаю и, не глядя на девчонку, отдергиваю руку. Опаздывать на физкультуру по вине Златы я не намерена!

– Ты обижаешься на меня, да? – Продолжает бежать рядом Злата. – А я тебя ждала сегодня на перекрестке!

– Я ждала тебя там вчера! – язвительно выплевываю. Хочу казаться равнодушной, но каждое слово отзывается тягучей болью в сердце.

– Вчера же ливень был, Марьяна!

– И давно дождь стал помехой для дружбы? – Резко останавливаюсь, чтобы заглянуть в лживые глаза подруги. – Молчишь? А хочешь, я скажу, как было на самом деле? Вчера тебе было не до меня, верно? Вчера ты променяла меня на Ветрова. А сегодня, когда ему пришлось утро провести в спортзале, ты наконец вспомнила, что есть я!

– Все не так! – Мотает головой Смирнова. – Я вообще не понимаю при чём тут Ветров. Ты второй день мне говоришь про него…

Опять ложь! Как же она достала! Почему сегодня каждый норовит меня обмануть?

– Не надоело прикидываться овечкой, Злата? – Недослушав разворачиваюсь и забегаю в раздевалку. Проталкиваюсь через других девчонок к своему шкафчику в самом дальнем углу и начинаю раздеваться.

– Это из-за слов Симонова на английском? – Злата снова меня догоняет и как специально занимает соседнее свободное место. – Да? Ты ему поверила? Этому пустомеле?

– Зачем мне кому-то верить? – Стягиваю водолазку, застревая головой в узком воротнике. – Я и так все вижу!

– И что ты видишь?

– У вас любовь, а я побоку! – Пытаюсь пригладить ладонью наэлектризованные волосы. Ненавижу водолазки!

– Глупости! – Смирнова подходит ближе и проводит рукой по моим взбунтовавшимся прядям, а потом достает из кармана резинку для волос и протягивает мне. Знает, что свою я опять забыла дома. – Нет у нас никакой любви! У Савы вообще девушка есть! А меня он всего лишь до остановки проводил, да и то всю дорогу просил никому не говорить, что к тебе в тот вечер заходил за конспектами. А на следующий день он мне просто мобильный вернул. Видимо, выронила, когда в автобус садилась! Я, между прочим, потому тебе и не отвечала, что телефон был у Савы!

– А сегодня тогда зачем ему улыбалась? – продолжаю дуться, но резинку беру и даже умудряюсь забрать кульку на голове.

– А что нельзя? – Пожимает плечами Злата и вешает на крючок блузку. – Я и тебе улыбалась!

– Ты, правда, не с ним? – Ощущаю, как постепенно обида отступает, а желание обнять Смирнову множится в разы.

– Говорю же, у него девушка есть. – С досадой вздыхает Злата и принимается шнуровать кроссовки. – Мы когда от Виты вышли, я ему попыталась объяснить, что ты про влюбленность свою пошутила, чтобы маму позлить. Так ведь было?

– Так.

– Ну вот. А Ветров ответил, что ему ровно до твоих признаний и что у него уже давно есть любимая девушка.

И вроде от откровений Златы становится легче дышать: она меня не предавала! Но новость о подруге Ветрова неприятно царапает.

– Тогда получается, он не за тебя заступался? – рассуждаю вслух.

– Заступался? – Злата заканчивает со шнурками, и мы спешим на улицу. Сентябрь – время изматывающих кроссов на школьном стадионе. – Ты о чем?

– Ну это же он Митьке лицо разукрасил.

– Да ну, глупости!

Мы подходим к другим девчонкам, столпившимся возле турников в ожидании учителя, но держимся немного в стороне.

– Глупости? А разбитые кулаки у Савы видела? – переспрашиваю Злату, повиснув на лестнице. Легкий осенний ветерок приятно холодит кожу и отрезвляет мысли. От моей обиды на Злату не остается и следа, зато интерес к персоне Ветрова растет как на дрожжах.

– Нет, я же опоздала. – Подруга зацепляется за перекладину рядом и удивленно качает головой.

– А я видела! Живого места нет! Прямо как на лице Митьки. Или, думаешь, это простое совпадение?

– Думаю, да. Зачем Ветрову бить Симонова?

– Я была уверена, что из-за тебя.

– Эх, если бы, – мечтательно тянет Злата. – Но ты сама слышала, что сказал Митька: его обидчик вступился за любимую девушку. Так что, не Ветров ему нос разбил, Марьян. Либо Симонов распустил свой поганый язык далеко за пределами лицея. Впрочем, в признание Тохи тоже верится с трудом. Булатов никогда своими руками проблемы не решал, и что сейчас? А вообще плевать! Ты мне лучше скажи: у нас с тобой мир?

– Мир!

– И долго вы тут стоять собираетесь, принцессы! – суровый бас физрука мигом вынуждает нас спрыгнуть на землю и вытянуться по стойке смирно. – Два круга вне очереди, болтушки, бегом марш!

– Интересно, какая она девушка Ветрова? – Злата ковыряет вилкой капустный салат и мечтательно смотрит в окно.

Вместо того чтобы идти домой после уроков, мы отсиживаемся в столовой. Точнее, Смирнова дожидается, когда начнется факультатив по английскому, а я всячески избегаю встречи с Булатовым. Весь день Антон строил из себя обиженного и недооцененного рыцаря, что было весьма на руку, но сейчас упорно караулит меня у выхода из лицея, беспрестанно названивая.

– Если исходить из того факта, что влюбленные обычно похожи между собой, – с жадностью надкусываю пирожок с рисом, – то она что-то среднее между Малефисентой и обезьяной.

– Да ну! – хихикает Злата и отодвигает тарелку. – Все, с меня хватит!

И пока я жую пирожок, Смирнова с упоением рассказывает, какой она видит избранницу Савы. А я почти ее не слушаю. Думаю про себя, что безумно рада снова обрести подругу.

Весь урок физкультуры я дотошно выспрашивала Смирнову о ее отношениях с Ветровым и странном поведении, но, как оказалось, я все неправильно поняла. Никаких свиданий у них не было, да и за руки они не держались. Ветров просто вернул Злате мобильный и извинился за английский… А все эти их взгляды – игра моего воспаленного воображения!

– А еще мне кажется, что она блондинка. Хрупкая, невысокая, как ты.

– Что? – Пирожок застревает посреди горла. – Ты о чем?

– О любимой девушке Ветрова, конечно! Не смейся, но я, когда вас увидела вместе…

– Где? – Нет, я точно сегодня подавлюсь. Сава не рассказал ни Смирновой, никому из класса, что теперь живет в моем доме. И будет лучше, если эта тайна останется закопанной глубоко-глубоко.

– На экране, Марьяш! Когда ты говорила, что влюбилась в него, – Злата смущенно опускает глаза. – Он в этот момент так смотрел на тебя… Обычно нахмуренный и какой-то отрешенный, тогда он показался мне окрыленным, что ли.

– Ну-ну, – хмыкаю и, засунув в рот последний кусочек, наконец вытираю салфеткой руки. – И фто фты фнем нафла?

– Марьян, прожуй сначала! – С замашками строгой учительницы командует Злата.

– Ой, ладно! Не уходи от темы! – Запиваю кусок теста чаем и четко повторяю вопрос: – Что ты в нем нашла, Смирнова?

– А что ты нашла в Тохе? Он же придурок!

– Он извинился, – вру на ходу.

– А ты и поверила?

– Просто дала ему шанс!

– Ага, поэтому сидишь тут со мной, да? – Злата кивает в сторону окна во двор, где все еще пинает ветер Тоха.

– Мы… мы поругались…

– Марьян, бросай его пока не поздно! Не верю я ему, понимаешь?

– Не могу. – Встаю из-за стола, не желая продолжать тему. Не могу обсуждать это со Златой, не могу бросить Булатова, не могу позволить правде про Саву вылезти наружу – ничего не могу! И от этого бессилия становится не по себе. – Я пойду, наверно.

– К нему?

– К нему, Злата! К нему.

Глава 9. Смелая

Савелий.

Десять лет назад.

– Савелий, повторяй за мной: cat – кошка, car – автомобиль…

От этой толстухи с огненными волосами слишком сильно пахнет духами. И запах такой удушающий, сладкий, что лишний раз стараюсь не открывать рта и не впускать в лёгкие отраву.

– Чуть громче, малыш, я тебя не слышу!

Анна Львовна, как специально, наклоняется ко мне ближе и суёт под нос карточки с простейшими словами на английском. Я такие в полтора года щёлкал, как орехи! Неужели нельзя было предупредить мою новую няню, что мне уже почти восемь? А ещё сообщить, что бо́льшую часть своей жизни я провёл в Северной Дакоте, в маленьком городке на границе с Канадой… И лучше бы эта милая дама сейчас учила меня русскому алфавиту, чем выставляла себя полной дурой, да ещё и отвратительно пахнущей!

– Савушка, я специально подобрала для тебя самые простые слова. Попробуй повторить их за мной! Cat…

Закрываю глаза и притворяюсь, что заснул. Но видимо, рыжая надзирательница абсолютно не понимает намёков!

– Сава, тебе через месяц в первый класс!

Знакомая песня! С этой школой все как с ума посходили! Мама скупает карандаши и тетради в округе. Отец постоянно повторяет, что я наконец стану взрослым и самостоятельным. И даже бабушка умудряется вспомнить, с каким портфелем пошёл в первый класс дед, и как этот самый портфель, прилетевший однажды бабуле по голове, навсегда соединил их вместе. Вот только у меня желания идти в школу нет совершенно. Жаль, что лето не может длиться вечно!

– Ответь мне, Сава, что ты будешь делать? – Разводит руками Анна Львовна. Открываю глаза и смотрю на неё непонимающе. Каюсь, прослушал! Няня качает головой и начинает причитать, все ещё лелея надежду пробудить во мне интерес к английскому: – Савочка, ты только представь! Все ребята на уроках начнут хвастаться своими знаниями, а ты? Будешь сидеть и молчать? Давай хотя бы пару слов выучим?

Обречённо вздыхаю и облокачиваюсь на стол, ладонями упираясь в щёки. Те кривятся, а я нехотя начинаю бубнить:

– Hello! I’m Sava. I’m seven years old. Two years ago I came from Belcourt with my parents. By the way, Belcourt is a town on the border with Canada, in the state of North Dakota. Do you have any questions?¹

Склонив голову набок, с любопытством наблюдаю, как челюсть моей незадачливой няни опускается всё ниже и ниже. Пухлыми пальцами она суетливо собирает со стола аккуратно разложенные карточки, а перед моим носом неожиданно вырастает пульт от телевизора.

– Будем считать, что уроки сделаны! – щебечет растерянно няня. – Можно и мультминутку себе устроить, правда?

Отодвигаю пульт и с чистой совестью встаю из-за стола. Я не смотрю мультики… Но об этом толстуха тоже не знает.

Грустный август! И очень скучный! Папа с утра до ночи на работе, мама тоже. Прокашливаюсь и с завистью смотрю в окно: там, во дворе, бегают дети. Я тоже хочу гулять: освоить наконец скейтборд или достать из чулана велик, но вынужден сидеть дома в удручающей компании няни и несколько раз в день пить гадкую микстуру. Дурацкий бронхит!

– Я тебя понимаю! – И снова этот слащавый запах слишком близко. – Тебе хочется на улицу, да?

– Нет! – Резко отталкиваюсь от подоконника и бреду на кухню. Ещё не хватало, чтобы меня жалела малознакомая тётка. Уверенно залезаю на табурет и с верхней полки достаю любимую кружку со Спайдерменом. Наклонившись, наливаю из крана воду и, поглядывая на настенные часы, медленно пью. Родители придут ещё нескоро, а значит, хочешь не хочешь, придётся терпеть эту ванильную рыжуху. Правда, тут же слышу скрип ключа в замочной скважине и чуть не падаю с табурета.

– Папа! – Голос ещё немного хриплый, но это мелочи. Я несусь по длинному коридору и с разбега цепляюсь за отцовское поло, прыгая от радости, как заяц при виде морковки. – Ты пораньше вернулся? Круто! Анна Львовна, вы свободны!

– Савёлка, тише! – Отец треплет меня по волосам и улыбается. – Милый мой, я на минутку заскочил. За документами. У меня ещё одна встреча сегодня.

– Папа, я тут помру со скуки! – Не хочу ничего знать! Топаю ногами и начинаю нарочито дуться. Мне нужно, чтобы отец меня услышал!

– Почитай, фильм какой-нибудь посмотри.

Он проходит мимо. Прямо в обуви шагает в гостиную и на полке возле компьютера начинает перебирать свои бумажки. Неужели они важнее меня?

– Это всё не то! – ору ему в спину и снова закашливаюсь.– Я как хомяк в клетке, пап! Не бросай меня одного!

Отец задумчиво смотрит на часы, потом на меня, потом снова на часы и, почесав нос, обращается к няне:

– Анна Львовна, а идите-ка вы домой.

Сработало! Я сумел разбудить в папе папу!