Полуночная тень

Девушка немного успокоилась и иногда даже улыбалась.

Вскоре посиделки продолжились, снова отовсюду долетали обрывки разговоров. Дорел выкатил на поляну бочонок пива, и все принялись весело шуметь около него, попутно наполняя свои деревянные чашки. Обходя всех, чтобы никому не мешать, Реми оказался недалеко от вожака и попался ему на глаза.

Кетал принял кружку с хмельным напитком, заботливо принесённую Релиной, и дерзко обнял её, притянув к себе поближе.

– Слышь, Волчок. Завтра тебя с Реной сведу, – изрядно охмелев, заявил Кетал. – Посмотрим, чо выйдет. Ик.

– Да, да, да. Может, в шалаш уже пойдёшь? – успокаивающим тоном, словно говорила с неразумным ребёнком и с пьяными мужчинами, предложила Релина. – Иди и ты отдыхай, Волчок. Надо набраться сил.

– А как же… – но Реми не успел договорить.

– Завтра! Всё решим завтра! – завопил Кетал, перебивая всех. – А сейчас ночь любви. Да? Поцелуйчик? – мужчина навалился на бедную Релину, руки его блуждали по её, облачённому в сарафан, телу. Женщина не сильно сопротивлялась, но настойчиво вела вожака к шалашу.

Он так быстро напился, подумал Реми, но тут заметил, как удаляющийся с Релиной Кетал, обернулся и игриво подмигнул ему. Он притворяется? Но зачем? Странный какой-то этот чёрный волк. Не серьёзный.

Мальчик не успел додумать сонную, вялую мысль, Пустынник всучил ему кружку с элем и принялся о чём-то расспрашивать, в основном о тюрьме и побеге. Реми не помнил, что отвечал, улучив момент, он улизнул и несколько захмелевший уснул под кустом дикой сирени, ещё не успевшей набрать бутоны.

Проснувшись на рассвете с похмельной мутью в голове, Реми побрёл вниз со склона, в поисках ручья забредя в чащу леса. Жажда мучила неимоверная, а копаться в запасах оборотней мальчик постеснялся. Если он найдёт ручей, то без раздумий залезет в воду весь целиком. Только палец не мочить, вспомнил оборотень и опустил взгляд к руке. Его ноготь отрос наполовину от нормального размера, но продолжал ныть и болеть.

В поисках ручья, Реми отошёл от стоянки разбойников на приличное расстояние. Он спускался, иногда спотыкаясь на корнях деревьев, что вылезали из размытой дождём земли. Судьба улыбнулась мальчику, он нашёл ручеёк, весело бегущий к подножию горы. Быстро стянув с себя одежду, обмотав палец краем рукава, оборотень ступил в ледяную воду и тут же приободрился; плескаясь в ручье, он кое-как себя помыл и намочил дурную голову, вмиг освежившись. Волоски на коже вставали дыбом, челюсть свело, дыхание спёрло, но Реми продолжал брызгать на себя водой. Продрогнув до костей, он вылез, отряхнулся и принялся прыгать возле ручья, согреваясь, разгоняя кровь по венам и обсыхая. Увечный палец отдавался терпимой болью, покалывал и пульсировал, но ноготь рос, и Реми радовался хотя бы этому.

Не только кровь побежала по венам, но и мысли в голове. За последние несколько дней с Реми случилось столько всего: он сбежал из Товер Пост, чуть не умер, угодил к кошкам, его вытащили из плена; и теперь он среди оборотней-разбойников, где ему не все рады. Те, кто не рад, правы, кто он такой, чтобы путешествовать с волками? Он крысёныш! Недостойный сын своих предков, слабый, очеловечившийся. Реми слишком долго жил среди людей, слишком долго подавлял в себе зверя.

Мальчик натянул штаны и сел, сжав колени, стараясь не задевать свежий ноготь. Стоило его задеть, как всю руку простреливала резкая боль. Она утихла, Реми погрузился в мысли. Каждый раз, когда он вспоминал свою жизнь, ему хотелось убить себя. Точно также захотят поступить с ним волки, когда узнают, какое он ничтожество. Кетал сказал, все совершают ошибки, но он не знал всего, не понимал!

Стоит ли Реми оставаться среди разбойников? Они оборотни, его братья, но они настоящие волки, а он подделка, позор, людская шавка.

Но зачем Кетал держит в стае человека? Может, чтобы глумиться над ним? Не понимаю. Мне лучше уйти. Среди оборотней я чувствую себя ничтожеством, псиной. Я всегда так кичился в мыслях тем, что я оборотень, пока жил среди людей, а в итоге я… просто дурак. Просто мальчик, без дома, без родных, без семьи, и даже без друзей.

Мне лучше уйти. Мне лучше умереть, всё равно мой план провалился. Отомстить бы только Хаарту. Этот человек не достоин жить! Он должен умереть и больше не причинять вреда детям. Я хочу убить его, своими руками заставить страдать!

Я должен идти в Искру. Реми надел рубашку и меховую жилетку.

– Эй! Далеко собрался? – прервал череду мыслей оклик Кетала.

Реми обернулся, вожак пришёл к ручью в сопровождении нескольких товарищей: красного волка, снежно белого и бурого с порванным ухом. Все они явились в обличие зверей.

– Ты что же свалить решил по-тихому? – синие глаза чёрного волка недобро сверкнули.

– Нет, я… – замялся было Реми, потупившись. Он не смел смотреть на волков. – Мне лучше уйти, я не член стаи.

– Я решаю, кто член стаи, а кто нет, – гордо сообщил Кетал. – Слушай, не так важно, как ты жил до этого. Я же говорил тебе, – дружелюбнее добавил он.

– Нет, вы не понимаете, – гнул своё мальчик, уставившись в одну точку. – Я не заслуживаю… я не волк… я не достоин быть волком. Я пойду в Искру и искуплю грехи.

– С нами не достоин, а с роднёй в Искре достоин? Или нет у тебя там никакой родни? И не ври, я почую, если солжёшь, – раздражался чёрный волк, прядая ушами и показывая клыки.

– Ты хочешь вернуться в гильдию воров? – спросил Пустынник, Кетал рыкнул на него, чтобы умолк.

– Нет, – выпалил Реми. Что угодно, но в гильдию он возвращаться не намеревался. – Нет у меня родных, – признался он, опустив плечи.

Кетал обернулся высоким мужчиной, приблизился на шаг и спросил:

– Зачем ты так рвёшься в Искру? Это такой же дрянной город, не терпящий нашего брата.

– Мне нужно отомстить кое-кому. – Желваки заиграли на скулах от злости, Реми сжал кулаки, задел молодой ноготь, руку пронзила боль, ещё больше разозлив оборотня.

– Ты думаешь, это вернёт тебе честь? Сделает тебя настоящим волком? Жизнь ради мести – пуста и глупа, – спокойно отозвался Кетал.

– Но что мне тогда делать?! – вспылил мальчик и уставился в синие глаза вожака. – Кроме меня больше некому! Даже Хаген отказался. А как распинался, что закон не для него писан. Он просто испугался!

– Стать настоящим волком ты сможешь только среди волков, – со знанием дела, заявил белый оборотень. Кетал кивнул, соглашаясь, но всё же уточнил:

– Ну а в Искру-то зачем? Там живёт тот, кому ты собрался мстить?

– Там гильдия убийц. Мне нужно туда, – почему-то Реми обуяла злость, такая сильная, что он изо всех сил старался не выдать её на своём лице. Зачем они задавали столько вопросов? Зачем им знать, всё это? Стать волком среди волков, как же они не понимали, что Реми сперва нужно смыть позор, а уж потом становиться волком. Как они не понимали, что он не мог находиться рядом с ними, смотреть им в глаза, вести себя на равных. Он должен отомстить Хаарту, уничтожить причину всех бед!

Злоба, скопившаяся внутри, разгорелась ещё сильнее, ногти на руках стали преобразовываться в когти, увеличивающиеся клыки резали губы. Что с ним происходит? Он трансформировался, хотя не хотел этого! Инстинкты захватили его! Он ведь так долго учился их подавлять.

– Ты хочешь нанять убийцу? – спросил вожак.

– Нет! Я сам его убью! – резче, чем хотел, ответил Волчок.

– Тогда зачем тебе гильдия? – не унимался Кетал, не обратив никакого внимания на вспышку гнева юнца. Белый волк переглянулся с Дорелом, Пустынник пригнул уши и выпучил глаза.

– Я сам стану убийцей! – делая ударение на каждом слове, прорычал парень.

– Так ты хочешь вступить в гильдию убийц? – не выдержал Дорел.

– ДА! – огрызнулся Реми. Какого чёрта? Итак же ясно! Зачем ещё идут в гильдию?! Зачем переспрашивать то, что я только что сказал?! – Я должен стать сильнее!

– Ты знаешь… их жизнь довольно сложная. Они постоянно идут по острию ножа, выигрывая каждый день у самой смерти, – осторожно произнёс Кетал, он смотрел на стоящего перед ним мальчика, и пытался разглядеть в нём нечто, в глубине его глаз или души.

– Я готов к этому, – уже спокойнее ответил Реми.

– Ради мести? – уточнил мужчина.

– Да.

Волки молча наблюдали за диалогом, они не смели вмешиваться, но разделяли сомнения своего вожака.

– Знаешь не мне судить, что-то советовать или отговаривать тебя. Толкать умные речи тоже не моё, хоть я и вожак стаи, – пожал плечами Кетал. – Но прежде чем ты станешь гильдейским наёмником, хотя бы раз, поговори с Гастелом. Он раньше был в гильдии, но сбежал. Думаю, он восполнит пробелы в твоей картине мира.

– Мне лучше уйти сейчас. Я всё решил, зачем эти разговоры, – потупился Реми, гнев его поутих, став неконтролируемым раздражением.

– Нет. Так не пойдёт. Ты вернёшься, побеседуешь с Гастелом, а дальше будь что будет. Уж изволь за мою тебе помощь и спасение жизни, – невзначай, заглушив часть фразы кашлем, проговорил Кетал, – исполнить одну лишь просьбу и поговорить с бывшим наёмником. Так что идём. Не думаю, что это займёт много твоего драгоценного времени.

Реми обдумал слова, без труда расслышав слова спасении жизни сквозь кашель и, обернувшись волком, пошёл обратно на поляну, в сопровождении разномастных оборотней.

– Стать убийцей?! Да ты спятил! – завопил Гастел, как только услышал от вожака желание Волчка, но затем он переменился в лице, просиял, придумав отличный план. Мужчина, откашлявшись, уже более спокойно продолжил: – это серьёзный шаг, но что поделать, если такого твоё желание. Просто знай, что, став убийцей, ты обрекаешь себя на вечное одиночество и тоскливое пребывание во мраке. Свет отныне станет тебе врагом, жалость же приравняется к смерти. Если ты готов идти на такие жертвы – это твой выбор. Я отговаривать не стану.

– Я надеялся, ты хоть попытаешься,… – разочаровано проворчал Кетал.

– Нет. Более того, в Искру идти не обязательно. Я как бывший наёмник знаю, где расположена сама гильдия убийц, прямо туда я тебя и поведу! – уверенно заявил человек.

– А сам-то не забоишься? Они тебя за предательство убить хотят, – подойдя ближе к своему другу, тихо произнёс вожак стаи.

– Так в том и дело, – также тихо начал Гастел. – Этот пацан даст мне шанс навсегда избавится от преследования!

– Что ты несёшь? – недоумевал Кетал, нахмурившись. Они стояли в стороне и перешёптывались, но Реми всё слышал.

– Я обменяю его жизнь на свою. Просто так они его всё равно не примут, а со мной будет шанс. И от меня, наконец, отвалят.

– Ах ты, шельма! Свою задницу спасаешь с помощью пацана, – Кетал понял эгоистичный план человека.

– Да чего свою? Я же о пацане забочусь! Подойди он к гильдии или к какому наёмнику и скажи так прямо «хочу стать убийцей», его бы послали в лучшем случае, а в худшем порешили на месте. Не разбираясь! – уже во весь голос скандировал Гастел.

– Да, да, да, конечно. Ты просто ангельское отродье, – недовольно заявил вожак.

– Не корысти ради, а токмо во благо мальца, – самозабвенно распылялся убийца.

– А если его убьют из-за тебя?! – вдруг в лоб спросил Кетал.

– Я готов, – встрял, доселе молчавший Реми.

– Он готов, – указав рукой на парня, повторил Гастел. – Вот такие решительные парни и нужны гильдии! – заверил он Реми, подходя к нему и обнимая за плечи.

– Ладно! – Кетал провёл рукой по чёрным волосам. – У болванов выиграть невозможно. Но, – он поднял палец, – ты пойдёшь с нами и посмотришь, как живут волки-оборотни. Я тебя поучу жизни, – добавил мужчина, обращаясь к Реми.

– Мы не болваны! Просто упрямцы, – оправдался наёмник.

Мальчик кивнул, в глубине души он радовался возможности пожить с настоящими волками-оборотнями, научиться у них вести себя как волк, узнать традиции и всё то, что дядя не успел поведать ему в детстве, освежить в памяти остальное.

Кетал тем временем вышел на центр, встал у кучи углей вчерашнего костра и громко провозгласил:

– Друзья-собратья! На днях мы наделали шуму в кошачьем логове, я уверен, они вернутся. Как трусы вновь придут, когда мы пойдём охотиться. Они безумны без своей первоматери Шираку, и не понимают доводов логики. С другой стороны славиче поднимаются на хребет. Банкир хочет обложить всех налогами! Мне они все надоели, – заключил Кетал, улыбаясь. – Это была суровая зима, мы едва не лишились одних друзей, – он посмотрел на белого волка, Дорела, пятнистого и ещё двух женщин. – Мы лишились других друзей, – взгляд пал на светловолосую девушку, волчицу рядом с ней, ласку и брата с сестрой енотов. – Я вам обещал покинуть это проклятое место. Час настал! Мы – волки! Свободное племя! В мире много дорог, а здесь мы итак задержались! – весело подмигнув, закончил вожак стаи.

– Да! Много дорог!

– Много еды!

– Много богатств! Мы же разбойники! – вторили ему оборотни.

– Наконец-то, – посулив кулаком и обернувшись к своим друзьям, выкрикнул Раджи.

– Давно мы не были на юге. Посетим старые места! – взбадривал всех Кетал.

– Напомним о себе гильдии воров! – крикнул Пустынник, обернувшись человеком и похлопав себя по ягодице.

– А по дороге будем развлекаться! – темно-русая женщина в длинной безрукавке.

– Куда же без этого, – тихо подтвердил Кетал и припорошил угли песком и землёй. – Снимаемся! – крикнул он напоследок.

Лагерь ожил, оборотни забегали, собирая свои немногочисленные пожитки: Релина с девушками собирали утварь, ножи, привязывали котелок; медведи и Раджи укладывали в мешки оставшиеся съестные припасы, еноты хватали важные для себя награбленные безделушки, двое мужчин с Дорелом крепили к поясам и ремням оружие. Остальные надели на себя жилетки, кафтаны и куртки, подлатали ботинки и запихнули в карманы всё, что могло пригодиться. Белый волк печально посмотрел на северо-запад и опустил голову.

– Но почему? – подошёл Реми к Кеталу. – Неужели из-за меня…

– Кто сказал, что из-за тебя? У нас почти не осталось мяса, а охотиться здесь рискованно. Кошки рядом. Мы в любом случае ушли бы. Ренард оправился и может идти, больше нам здесь делать нечего. Я давно хотел на юг, заодно тебя проводим и поучим уму-разуму, – весело ответил вожак.

– Быть волком?

– Быть оборотнем, – поправил Кетал. – По-моему в твоём воспитании огромная дыра, вот ты и запутался и грезишь теперь о мести и убийствах. Надо исправить это недоразумение, тем более возраст как раз подходящий, чтобы узнать и о взрослой жизни.

– Да. Ещё надо подготовить тебя к гильдии убийц, чтобы не порешили в дверях, – добавил Гастел.

– И это тоже. Кстати там по дороге, помнится, жил серый, – почесал щетину на подбородке вожак стаи, мельком наблюдая за сборами. – Зайдём к нему мимоходом, погостим. Он классный мужик. Помню, в своё время залатал меня, и множество полезных советов дал. До сих пор выручают. Он рад будет, нас встретить.

Надеюсь, он не про моего дядю говорит, подумалось Реми.

– Может, ещё в горные бани зайдём по дороге? Они так расслабляют, – вставила незаметно подошедшая Релина.

– Куда пожелаешь, – обнял её Кетал и повёл вперёд.

Большая стая собрала вещи за каких-то полчаса и была готова отправиться в путь. Вещи, которые не взяли – несколько зимних драных пар обуви, и тёплые одеяла – уложили в шалаши. Оставили почти всё как есть, взяли только оружие, одежду лишь ту, что на себе, поредевшие сокровища, и кое-какие припасы.

Выдвинулись в полдень, кто-то обратился зверем, иные шли в человеческом обличие, напоминая настоящих разбойников.

Вскоре одна большая толпа разделилась на несколько маленьких и тянулась по тропинкам, одни заходил слева, другие справа. Релина виляющей походкой шла впереди всех по центру, она занимала в стае ранг старшей матери и супруги Кетала – вожака. По бокам следовали воины, матёрые волки, за Релиной шёл Амбери, снежный волк с длинными белыми волосами. Реми так и не понял из обрывчатых объяснений Пустынника, старший воин Амбери или Раджи. Последний по слухам имел свою стаю, пока их не выследили стражники. Большую часть его братьев убили, спасся он и ещё несколько переярков. Кетал подобрал их на свалке близ Белого Клыка и взял к себе. Дорел намекнул, что Раджи не смирился с должностью воина в стае, он привык быть вожаком.

Амбери, вместе с двумя резвыми ребятами – лаской и Радьей, светловолосой девушкой, потерявшей брата, – уходил далеко вперёд, разведывал путь и периодически возвращался, тихо донося Релине информацию.

В центре трёх колон двигались молодые щенки, среди которых Реми и сероволосая девочка, а также ещё один тёмненький мальчик; старики, точнее неокрепшие после ранений несколько волков; дядя Дорел, затесавшийся к раненым; и переярки, к которым относился Пустынник и пара енотов. Чуть позади щенков и переярков шла мать, пятнистая волчица и подруга Раджи. Рядом с ней держалась её подруга и помощница. Двое оборотней-медведей Север и Дара, шли в боковой колонне, считаясь воинами. Замыкал шествие и следил в оба за каждым членом стаи – вожак – Кетал.

Ещё двое оборотней, днём всегда пребывающие в человеческой ипостаси, держались рядом с вожаком, они в большей мере, чем другие, были дикими и слегка сумасшедшими. Пустынник сказал, что они обращённые и не могли контролировать трансформацию, поэтому Кетал приглядывал за ними, чтобы не навредили сами себе. Рядом с Релиной шёл Гастел, человек, бывший наёмник, взятый в стаю, как друг Кетала и получивший ранг дяди и воина. На охоту его не брали, но знали, что в бою он поможет.

Шли не торопливо, пробираясь звериными тропами и небольшими утоптанными дорожками. В чащобе оборотни могли не скрывать уши, хвосты и другие признаки своей не звериной сути. Продвигалась стая довольно тихо, никто не орал, не ржал, переговаривались, шутили, посмеивались между собой – распространяя вокруг гомон, похожий на гул роя.

Реми, услышав невзначай чьи-то шутки и перебранки, давился смешками, от сдерживаемого смеха то и дело трансформировались уши, вылезал из штанов хвост, а иной раз чернел нос. Странности эти донимали мальчика, он всегда считал, что контролирует волчью ипостась превосходно, но в последнее время, способности всё больше его подводили.

Через пару часов после полудня от стаи отделялись воины и вожак и уходили на охоту. С их ухода Релина ещё некоторое время вела остальные вперёд, но когда солнце опускалось ниже пика самой высокой скалы, женщина находила ровное место для стоянки и обустраивалась. Она ловко руководила оборотнями: одни разводили костёр, другие заготавливали дрова, третьи шли на поиск воды, щенки носили охапки листьев для подстилки. К тому моменту, когда возвращались с охоты Кетал и воины, лагерь встречал их теплом и уютом.

Чтобы прокормить ораву людей со звериной кровью требовалось много мяса. С охоты чаще всего приносили двух оленей, или трёх горных коз, а также мелочь вроде нескольких птиц, за редким исключением охапки рыбы, которую любили медведи. Вся добыча отправлялась в руки Релины и её помощниц, та бодро разделывали туши: снимали шкуру, доставали ливер, отрезали копыта, обмазывали специями и травами – что собрали по дороге – и запекали, варили похлёбки, жарили на вертеле. Запах стоял опьяняющий. Воины в это время отдыхали, чинили одежду и обрабатывали раны при необходимости, помогали строить шалаши и навесы, если ожидался дождь. Каждый знал своё место в стае, и работал на благо всех. Реми наблюдал, помогал, иногда вспоминая цирковую труппу, где все тоже старались помочь друг другу, но у волков всё было организованно лучше: все делали то, что у них получалось лучше всего.

За едой воины рассказывали, как прошла охота, что нового видели в лесу, на опушке, в предгорьях; обсуждали прошедший день, делились впечатлениями. Вскоре образовывались группы по интересам, где каждый болтал со своими ближайшими друзьями. В эти минуты Кетал делился с Реми опытом, рассказывал о жизни оборотней. Эмоциональные вспышки мальчика он объяснял взрослением. Контроль волчьей ипостаси у взрослых отличался от сдерживания детей, чем старше становится щенок, тем сильнее превращения зависели от внутренних скрытых эмоций.

– В детстве все эмоции на поверхности, их легче сдерживать, когда осознаёшь, достаточно подавить их, придав лицу спокойное выражение. У взрослых эмоциональный фон становится сложнее, есть поверхностные чувства, а есть глубокие, иногда настолько глубокие, что мы сами не понимаем их.

Релина подсела рядом, внимательно слушая вожака, готовая поправить, если он где-то ошибётся.

– Ты можешь радоваться, не знаю, сытному ужину, – Кетал махнул рукой на обглоданные кости, – и в тоже время внутри, тебя раздирает тоска по ушедшему другу. Скрытые чувства итак находятся под маской внешних, их нельзя подавить ещё сильнее, но они воздействуют на звериную сущность. Пытаясь совладать со всем этим, психическая энергия растрачивается, в итоге внешний порыв оказывается сильнее и происходит частичная трансформация: от гнева меняются когти, глаза; от голода – клыки; от смущения – уши, хвост и так далее. Подавлять это всё – плохая идея, нужно договариваться.

Реми не понимал, как это, не понимал, что действительно необходимо сделать, и взглянул на вожака с немым вопросом.

– Да-да, нужно постоянно вести внутренний диалог со своим зверем. Уступать ему в определённых смыслах, давать себе волю, волю инстинктам, но показать, кто хозяин. Дрессировать самого себя.

Вот оно! Я должен командовать над волком внутри меня. Нужно показать, кто хозяин!

– Только не переусердствовать, иначе зверь вырвется, а почуяв свободу, не захочет уходить в тень.

Почуяв свободу, не захочет уходить в тень. Вот оно что!

– Чем неожиданнее вспыхнувшая эмоция, тем она сильнее влияет на трансформацию, – добавила Релина, улыбнувшись мальчику, чем вызвала неконтролируемую вспышку чувств, появление ушей и хвоста у Реми. Он потупился, и снова пытался подавить это всё старым способом.

Релина засмеялась и потрепала мальчика по волосам, она добавила, что это такой период, называемый пубертатным; все через него проходили – организм перестраивался, внутренне и внешне претерпевая изменения: всё детское и подростковое росло и взрослело.

Покинув пределы буферной зоны кошек, стая расслабилась, оборотни чаще меняли позиции, не поддерживали такой чёткий строй, а Кетал подзывал к себе Реми, за разговорами в дороге обучая его. Днем, направляясь на юг и юго-запад, иногда Релина, но в основном Кетал рассказывали мальчику об изменениях, которые происходили и ещё произойдут с ним; учили новым способам контроля эмоций и волчьей ипостаси, объясняли непонятные ему вещи; восполняли брешь в его знаниях об оборотнях.

Реми и сам замечал: как увеличились его ладони и ступни, как штаны очень скоро становились коротки, как, то и дело, в нём вспыхивала буря эмоций, а в следующее мгновение наружу рвались когти и клыки. Уши постоянно поднимались на макушку, а хвост предательски вилял, выдавая чувства, так хорошо спрятанные за каменным лицом.

Релина, замечая частичное обращение мальчика, улыбалась и говорила «симпотяжка, лапочка», ещё больше заставляя Волчка краснеть, злиться и раздражаться, из-за чего хвост и уши ещё явственнее проступали и выдавали истинные эмоции. Другие оборотни своими шутками и подковырками доливали масла в огонь. Они хихикали и посмеивались над незнанием мальчика в ряде вопросов. Реми злился, бывало огрызался или яростно посверкивая зелёными глазами уходил в сторону. Что он мог сделать? Дядя не успел многое рассказать ему. Кто мог знать, что он умрёт так рано. Будь он жив, Реми бы знал больше, его жизнь сложилась бы иначе, и он мог вовсе никогда не встретить стаю Кетала. Об этом мальчик помалкивал.

Релина советовала Волчку не обращать внимания, оборотни просто веселились, посмеиваясь над младшим приятелем, но как Реми мог игнорировать хоть что-то, когда внутри него с каждой фразы и интонации просыпался ураган эмоций и захлёстывал его. Волчок ненавидел себя за все те перемены, что с ним происходили. Он достаточно взрослый и самостоятельный, чтобы послать всех к чёрту, так почему же, как истеричка взрыкивал на любое слово. Реми понимал, что его просто проверяли на прочность, и злился, ибо полагал, что проверку не проходил.

Взрослым наоборот доставляло своего рода удовольствие задирать щенков, таким образом они помогали им учиться сдерживать эмоции, провоцируя и подшучивая. Оборотни никогда не трогали собратьев за волчьи уши и хвост, они считались интимной зоной и касаться их могли только близкие и любимые.

Окружающие ничего не делали, но Реми готов был кидаться на каждого и грызть глотку, сам не понимая, откуда в нём такая злоба. Члены стаи не выглядели злыми, как голодные люди Земи, избалованными, как Рин, самовлюблёнными, как Аазир из Белого Клыка, они веселились, пили, кутили, рассказывали байки и развлекались. Эта лёгкая манера жить казалась Реми недосягаемой, мальчик просто не мог натягивать улыбку и беззаботно плясать, вспоминая всё, что с ним до этого случилось. Его радость станет неуважением памяти о дяде, Симе и Николасе. Мальчик смотрел на радостных Радью, Пустынника и остальных и не верил, что они тоже кого-то потеряли, либо память о погибших их совсем не тяготила.