Клетка

После нескольких томительных гудков в трубке раздался родной, деловитый голос отца.

– София? – в его голосе засквозило ледяное раздражение. – Опять за деньгами?

– Пап… – я всхлипнула, захлебываясь слезами, – меня… меня взяли в заложники. Требуют выкуп…

Волна дрожи, ледяная и безжалостная, накрыла меня с головой под пристальным, убийственным взглядом незнакомца. Я задыхалась от отчаяния.

– Заложники? Софа, – отец шумно выдохнул, и в его голосе послышалось лишь глухое раздражение, – ну сколько можно, а? Характер мамашин, яблоко от яблони…

Он продолжал браниться, захлебываясь словами, не давая мне вставить и слова.

– …И если ты не найдешь себе работу, забудь, что у тебя есть отец! Мне есть куда тратить деньги, а на тряпки зарабатывай сама!

И, не дослушав, бросил трубку. С ужасом в глазах я отняла телефон от уха. Похититель, словно каменная статуя, продолжал смотреть на меня.

– Он… я… – пролепетала я, не зная, что сказать этому парню. Все было и так ясно – отец предал меня.

– Я же говорил, – произнес он, поднимаясь. Словно хищник, вырвал телефон из моих дрожащих рук. – Бездушная тварь, от которой отказался даже родной отец. Ну ничего, – он направился к выходу из клетки, – телом расплатишься.

Бросив эти слова, он ловко повернул ключ в замке, в очередной раз запирая меня.

– Подожди! – закричала я в истерике, но он ушел, оставив меня совершенно одну в этом кошмаре…

Проведя долгие часы на ледяном бетоне, веки мои слипались, несмотря на нескончаемый поток слез и пульсирующую боль в запястье. Казалось, этот зверь все-таки сломал мне кости, когда я отчаянно пыталась ударить его о прутья клетки.

Оторвав кусок от этого жуткого, словно окровавленного платья, я туго перевязала руку, надеясь унять боль, но тщетно. Она пронзала меня, словно раскаленный кинжал.

В глазах замелькали тени, сначала неясные, призрачные, но с каждым вздохом они становились все отчетливее, словно кошмар, обретающий плоть. И вдруг, в конце клетки, я увидела его – моего отца. Сердце болезненно сжалось от неожиданности, и я хотела броситься к нему, умолять о спасении, но тело не слушалось, не было сил даже подняться. Я лишь беспомощно протянула руку, насколько смогла, молящим жестом, но он стоял неподвижно, впиваясь в меня взглядом, острым, как лезвие.

– Папа… помоги, – прошептала я в пустоту, и мой голос растворился в ней, слабый и безжизненный.

– Ты не моя дочь. София всегда была умной, рассудительной… она бы никогда не опустилась до этого. Никогда бы не стала продавать себя за деньги, – его голос был сухим, холодным, словно зимний ветер, пронизывающий до костей.

– Папа… пожалуйста…

– Прочь! – взревел он, бросаясь ко мне. Я зажмурилась от ужаса, съежившись на холодном полу, каждой клеточкой тела ощущая неминуемый удар. Но звуки стихли, словно их и не было, и я, боязливо приоткрыв глаза, поняла, что он исчез.

Кругом – все та же бездонная пустота, могильная яма, куда бросил меня незнакомец, лишив надежды на спасение, оставив гнить в одиночестве. Ни отца, никого, кто мог бы протянуть руку помощи, вырвать из этого кошмара. Я продолжаю лежать, тщетно пытаясь унять пульсирующую боль. Что-то липкое стекает по лбу – кровь или пот, не знаю. Руки, словно чужие, безвольно раскинуты рядом, будто никогда и не принадлежали мне.

В отчаянных попытках отвлечься от мучительной реальности, я снова и снова вызываю в памяти лицо моего мучителя. Его самодовольная улыбка, его взгляд, пронзающий насквозь… Стоило лишь подумать о нем, и его образ возникал передо мной: густые, черные волосы, обрамляющие лицо, и глаза… эти глаза, невыносимо яркие, пронзительно зеленые. С первого взгляда – отталкивающее сочетание, как и он сам. Но было в нем что-то, что запечатлелось в памяти, что-то… уникальное. Возможно, это был просто страх, животный ужас, заставивший его образ навечно поселиться в моем сознании. Его улыбка притягивала, словно магнит, но в глубине его зеленых глаз не было ни тепла, ни доброты – лишь ледяное безразличие, искусно скрытое за маской.

Пока я видела перед собой его загадочное лицо, полное презрения и злобы, меня терзал лишь один вопрос: эти яркие, зеленые глаза – зеркало его души, или лишь маска, скрывающая истинные чувства? Есть ли надежда достучаться до его сердца, вымолить свободу?…

Почувствовав на своей коже чьи-то прикосновения, я приоткрыла глаза, но зрение появилось не сразу. Вместо пространства, передо мной была белая пелена, словно дымное облако, которая не торопливо рассеивалась, показывая мне ту самую ужасную комнату, и клетку в которой я находилась до сих пор. Парень сидел рядом со мной, смачивая какую-то ткань в стоящем рядом с ним ведерке с жидкостью. Я лежала на раскладушке.

Как она появилась здесь? И сколько прошло времени?… Ничего не понимая, совершенно неориентированная в пространстве, я могла лишь хлопать длинными ресницами и смотреть на действия темноволосого мужчины. Он смачивая ткань, прикладывал ее к моему лбу. Но, взгляд него оставался таким же презренным как и в первую нашу встречу.