скачать книгу бесплатно
– Муж? Ха-ха. Какой муж? А, этот… Он мне не муж, а просто знакомый. Ну, скажем, хороший знакомый.
– Пусть будет так. Где он?
– Не знаю. Может быть, где-то здесь, может, еще где-нибудь? Зачем он тебе нужен? Обними меня за талию.
Видимо, я сильно смутился. Дело в том, что я никогда не гулял с женщинами под руку, не говоря уже о талии. Она громко, почти истерически, хохотала, прижимаясь ко мне поплотнее, взяла мою руку и положила себе на ягодицу, сосредоточив при этом взгляд на моем лице. Мы уже были в парке, люди с удивлением смотрели на нас. Я совсем не знал, что делать, и сильно растерялся, а Наташа же, всё более входя в раж, прижималась ко мне всё сильнее. Она шла почти вполоборота, левая её сторона, можно сказать, слилась со мною, и упругая грудь ходила вдоль рёбер, приводя меня в бешенство. При этом она умудрялась не мешать мне, и сама шла легко.
– Хочешь мороженое?
Я не успел ответить. Сильная рука загребла меня сзади за шиворот, оторвала от Наташи, и в следующее мгновение я летел по воздуху. Удар этот мог бы свалить быка, но я устоял. Видимо, сказывались навыки, полученные мною на боксерских рингах в студенческие годы. Коснувшись земли, я что есть силы побежал к выходу из парка. Убедившись, что никто меня не преследует, я остановился. Вокруг не было никого. Я сел на лестницу, ведущую к зданию мединститута, и подождал, пока пройдет дрожь. Я, конечно, не был драчуном, но и битым не был никогда. Пару-другую раз, которые я участвовал в драке, или меня били, или я бил, но такое… позор какой-то!
На следующий день ближе к обеду, когда я только проснулся, Саша Халманов спросил, что случилось, так как, по его словам, я целую ночь ныл. Как можно коротко я рассказал ему о вчерашнем случае. Он внимательно выслушал меня, а потом сказал:
– Я знаю их, часто вижу в парке. Её звать Наташа, его – Олег. Он партийный работник, чемпион олимпиады то ли по каратэ, то ли по самбо. Она дочь какого-то туза.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. У меня есть кое-какие знакомые здесь, и мы часто вместе гуляем по парку. Они мне и говорили про них. Так вот, у них много друзей и денег. Так что тебе не следует с ними связываться. Это опасные люди. Хотя я много дал бы, чтобы пройти с ней в обнимку хотя бы метров десять.
Мы посмеялись.
Двое суток я в парк не ходил. Так же ходил в столовую, обедал, ужинал, но после этого возвращался обратно. Побыв немного дома, я шел на улицу Лермонтова и гулял там допоздна. Улица Лермонтова была параллельна с нашей улицей, но более оживленная. Здесь находилось несколько магазинов, пивные и прочие места, которые делали её привлекательней. В отличие от нашей улицы, здесь встречались кирпичные особняки с большими и ухоженными дворами, большими заборами, с гаражами для частных машин и другими атрибутами. На воротах одного из таких особняков висела медная дощечка и на ней надпись: «Н. В. Карась». Я прочитал эту надпись и запомнил, потому как чудная.
Была суббота, время послеобеденное. Кирюхин Юра лежал на койке, в чём пришел с улицы, и храпел в пьяном угаре, Магомед с хозяйкой где-то шуры-муры, Саша был, как всегда, неизвестно где, а я, открыв окно и дверь, лежал на койке и читал книги. В дверь постучали.
– Войдите…
Зашел Олег во всей красе и с улыбкой во весь рот.
– Браток, извини, виноват-с. Ради Христа или Магомеда, кто ты там есть, прости великодушно, виноват-с. То есть виновата, конечно, она, но я тоже виноват, неосмотрительно вышло, а потому раздирают, в клочки раздирают. Вопят вовсю, мол, «нашего Пушкина избил», то бишь тебя. Мы ведь тебе прозвище дали и между собой так и называем – «Маленький Пушкин». Почему маленький? Да потому, что ненастоящий. Всякие ненастоящие, хоть и великаны, все равно «маленькие». Так вот теперь вся эта орава баб проходу мне не дает, как только не обзывают: и изверг, и зверь, и чего-то ещё. Требуют, чтобы я извинился перед тобой и чтобы это было публично, при них-с. Я и так, и сяк – ни в какую. Ведь ты тоже хорош, тоже виноват-с…
– В чем я виноват?
– Как в чём? Да ты явно шутишь! Так тискать мою невесту за э… одно место! Посмотрел бы ты со стороны на это безобразие! Чистое безобразие-с. Весь парк на вас смотрел…
– Если она ваша невеста, то почему не женитесь?
– Да всё тянет. Я уже давно ей предлагаю, а она тянет. То ей надо было институт окончить, а теперь диссертацию защитить, тьфу… В общем, тянет, оттого и творится всякое такое безобразие.
В тот день во время обеда они сильно поссорились, что довольно часто у них случается, особенно в последнее время, и кончается всегда одним и тем же, то есть избиением очередного «кавалера» и расставанием. Он, Олег, объясняя себе это тем, что она наверняка нашла какого-то другого, еще с раннего вечера начал караулить у парка и увидел нас. Обычно такие сцены быстро забывались, и после некоторых кривляний мир между ними бывал восстановлен. Но на этот раз вышло по-другому. Наташа ещё в парке начала буянить, оскорблять его и требовала, чтобы он вернул меня и извинился.
– Раньше она никогда так не поступала. А тут начала защищать тебя, что, мол, ты ни при чем и все эти облапывания, сюсюканья устроила она сама, а ты просто жертва. Я-то знаю, что она врёт, что она просто защищает тебя и не унимается.
Он и слушать не хотел об извинении и прочем, в результате они еще сильнее поругались, и она убежала. На следующий день попытка восстановить мир также провалилась, и она поставила жесткие условия: или он найдет меня и публично (то есть при них) извинится, или пусть забудет про неё. Вчера и позавчера он ходил один по парку с надеждой увидеть меня, но я не показывался. От своего условия же она не отступает. Мало того, к ней присоединились её тётя с дочерью. Они же дали мой адрес…
– А кто они такие?
– Тётю её звать Нина Александровна. Вы с ней встречались в институте. Она будет преподавать вам про шерсть, что ли?
– Да, есть такой предмет «Шерстоведение». Значит, вы говорите, что Наташа племянница Нины Александровны?
– Да.
– У них порода, что ли, такая? Все как один рослые, хорошо развитые блондинки.
– Вот именно, что порода. Это, наверное, единственные сильно броские люди по всему Ставрополю. Только вот характер у них, как бы сказать, не очень покладистый…
– Ладно, Олег, можете сказать своим дамам, что мы встретились и я никаких претензий к вам не имею. Видимо, и я малость провинился, как бишь вы изволили сказать – «неосмотрительно вышло-с».
– Нет уж, уволь, мы пойдем вместе, ты там так и скажешь.
– Вместе? Куда?
– А это что за труп? – вопросом на вопрос ответил он, показав головой в сторону спящего Юры.
– Да так. Занятия никак не начинают, ну и позволил человек себе малость, исключительно от безделья.
– Ха-ха-ха! Бедняжка. Я бы врезал ему раз-другой, чтобы он так не храпел.
– Оставь. Он нам не мешает. Так куда ты меня приглашаешь-то?
Оказывается, сегодня у Нины Александровны был день рождения. Дали женщины ему поручение, чтобы он зашел за мной и обязательно взял с собой к ним, заодно, мол, поест человек что-нибудь домашнего приготовления. Я долго отпирался, не хотел идти, но Олег был неумолим, начал бить по слабым местам, повторяя о мужской солидарности и чтобы я ничего не боялся. В конце концов я согласился, и мы договорились, что в семь часов вечера он меня подождет около мединститута, и мы вместе пойдем к ним.
До семи часов вечера было ещё много времени, и я решил, что вполне успею зайти на почту и купить что-нибудь в подарок. Я понимал, что они не ждут от меня подарка, но приличия ради что-нибудь-то надо купить. На почте меня ждал перевод с места работы и письмо от сестры.
Нас приняли хорошо, можно сказать, даже радушно. Людей было немного, человек десять, в основном молодые. Был один благообразный старик с женщиной такой же аристократической внешности. Минут пять ушло на то, чтобы Нина Александровна, а затем и гости изложили мне своё отношение к случившемуся, при этом не стесняясь в выражениях в адрес Олега. Очкарик, по всему муж одной из блондинок все той же породы, долго разглагольствовал об исторической гносеологии ревности, он так и говорил: «ревность в онтогенезе», «разнообразность её проявлений…», еще много чего мудреного, и вывел, что мордовать людей, не разобравшись в ситуации, так же возмутительно, как опорожняться, не дойдя до туалета.
Возмущенные возгласы, а Олега прорвало:
– Да шли-то они, обнимаясь на виду у всех.
– Не надо, – восклицала Наташа, – я сама обнимала его, а он совсем ни при чём.
– Ну хорошо, – чуть повысил голос Олег. – Раз так, в следующий раз я тебя буду нокаутировать, так и знай.
– Попробуй хотя бы пальцем тронуть.
– Вот-вот, где ключ-то, – тихим басом заметил пожилой господин. – Видите ли, молодой человек, – это мне, – у вас на родине конфликты с женами или вообще с женщинами не возникают. Поэтому вы не замечаете всех пагубных действий наших законов, направленных на урегулирование бытовых отношений. Вы слышали, что она сказала, мол, попробуй тронуть. Даже пальцем нельзя её тронуть, когда сама же говорит, что виновата она. А ведь она не шутит. Заяви она в милицию, и ничто его не спасет. Таков закон у нас. В любом, слышите, в любом конфликте с мужчинами, – причём не важно, кто он: муж ли, любовник ли, или просто прохожий, – права женщина, какая бы она ни была. Вот свежий пример. Буквально на той неделе судили мужика. Он из нашего дома, подъезды наши рядом, и я знаю его лично. Дом-то наш номенклатурный, так сказать, элитный, но исключительно для протокола несколько квартир в последнем подъезде дали рабочим. Разумеется, не первым попавшимся, а на выбор. Так вот, мужик этот – член партии, отличный станочник, передовик производства – с месяц тому назад, возвращаясь с работы, застаёт свою несовершеннолетнюю дочку в объятьях соседского хмыря. Сосед-то тю-тю, шмыг – и нет его, ну и мужику приходится отвесить пару оплеух дочке. Дочь бегом в другую комнату, закрывается, а мужик в кухню чего-нибудь поесть. Мужик этот хоть и рабочий высшего эшелона, но традиции соблюдает, в том плане, что данный ему женой рубль на обед он бережно хранил до конца смены, чтобы по дороге домой, как и другие его товарищи, «потратить». Поскольку после сей процедуры голод и усталость ещё больше чувствуются, он почти забыл о случившемся за приёмом пищи, но в это время приходит жена с работы. Услышав это, дочь ринулась на неё с криком, мол, пьяный отец чуть не убил её, показывая при этом покрасневшее лицо. Жена, не разобравшись, бежит на кухню и, также крича всякую брань, начинает колотить его туфелькой, которую только что сняла с себя. Мужик как может обороняется, что-то хочет объяснить, но не тут-то было. В конце концов, терпение его лопается, и он не так сильно, но всё же чувствительно двигает ей под глаз. Ну а дальше дело техники: звонок в милицию, показания пострадавших, справка врача – и мужика в каталажку. Справедливости ради, замечу, что коллектив завода долго бился, чтобы освободить его, следователь в нарушение закона пытался уговорить женщин, чтобы они забрали жалобы, но в ответ слушал угрозы, что если тот изверг не получит по заслугам, то они будут жаловаться куда следует. Так вот и состоялся суд. Я сам присутствовал в суде, очень уж был заинтригован. Дочь в суд не пришла, жена обвинила мужа в постоянном пьянстве и во всех грехах. Муж же не мог доказать, что он не верблюд, и загремел на три года. Вот так-то. И как вам всё это нравится? Ведь это один из многочисленных случаев, которые имеют место в необъятной России.
Наташа возражала, что она вовсе не несовершеннолетняя, а взрослая дама, и дает себе отчёт в своих действиях. На что пожилой джентльмен ответил, что он рассказал эту историю, чтобы было понятно, насколько несовершенны наши законы и как общество страдает от этого.
– Семья без мужчины, скажу я вам, не совсем нормальное явление.
Потом он долго объяснял, что, мол, мужчина, в отличие от женщины, воспитывает семью, а женское воспитание – это не что иное, как проявление защитного рефлекса от всевозможных опасностей для детей и других близких ей людей. Такое воспитание скорее порождает эгоизм. Привел пример, что, когда ссорятся соседские дети, женщины ругаются, а мужчины, разобравшись, наказывают виновного, а это не одно и то же. Он остановился на причинах того, что в наше время мужчины лишены права проявлять свой долг.
– Для того, – сказал он, – чтобы мужчина имел возможность воспитывать семью, нужно чтобы он имел вес. А вес этот даёт государство. Ну какой вес у мужика, на зарплату которого небольшая семья не может и неделю-то прожить? Какой у него вес, если ему законом не дано превосходства, а? А государство? Государство потом в десять раз больше платит за содержание тюрем, за лечение наркоманов, проституток и других социально опасных больных. А сколько дебилов, других более скрытых от глаз опасностей, исходящих от неполноценно воспитанных поколений? Уйма, и их станет ещё больше, пока женщины, вот так, как Наташа, будут знать, что их и пальцем-то тронуть нельзя, какими бы они виноватыми ни были.
Разглагольствования подобного рода несколько раз прерывались, провозглашались тосты, в основном за здоровье виновницы. Так что к этому времени уже было выпито немало спиртного, и разгоряченные люди обсуждали свои проблемы с теми, кто сидел рядом, а потому конец тирады пожилого господина почти никто не слышал, кроме если только меня. Он это заметил, ухмыльнулся и спросил, не читал ли я «Босоногого Монаха». Я ответил, что нет, после чего он совсем сник и подключился к сидящей рядом старухе, которая бойко о чем-то рассказывала своей соседке. Очкарик только что завершил очередной танец и бестолково улыбался. Я сидел между Ниной Александровной и ее дочерью (тоже, между прочим, Наташей). Воспользовавшись общей суматохой, я попросил разрешения у Нины Александровны откланяться. Она посмотрела на часы и посоветовала мне выйти с её дочерью погулять часок на свежем воздухе, а затем та меня и проводит. Чего, мол, ей сидеть здесь с пожилыми.
На улице было свежо и приятно. Мы шли по улице Мира. Наташа рассказывала, как она отдыхала этим летом в пионерлагере где-то в Анапе или Туапсе, уже не помню, и что мальчик по имени Дима на соревнованиях по бегу постоянно приходил последним, даже после девчат. Она находила это очень смешным и удивлялась, почему я не смеюсь. Я в свою очередь рассказал ей пару эпизодов из «Происхождения видов», и, по-моему, они её заинтересовали. Особенно ей понравились обычаи южноафриканских племён, где вместо поцелуев мужчины и женщины трутся друг об друга животами. Она хохотала что есть силы. Я тоже сначала смеялся вместе с ней, гордясь своим остроумием. Но смех этот слишком затянулся и переходил уже грани приличия. Я остановился и удивленно посмотрел на неё, то же самое сделала она, закрыла рот ладонью, прыснула еще сильнее, повернулась и убежала прочь. Ну а я отправился к себе.
После этого несколько раз мы с Олегом и Наташей встречались в парке. Пару раз вместе скушали мороженое. В одну из этих встреч Олег дал мне свою визитную карточку и сказал, чтобы я звонил ему, если будет нужна какая-нибудь помощь.
А теперь, гуляя с Азой и думая о том, как бы поделикатнее отправить её домой, я увидел их и сразу понял, что вот они-то и помогут нам. За порцией мороженого я рассказал им всё, что случилось с Азой, и продолжил:
– Ты, Олег, работаешь в краевом комитете партии, следовательно, у тебя обширные связи. Может, поможешь, ну хотя бы в провинции устроиться ей на какую-нибудь работу.
– Ты же говоришь, что у неё ни документов, ни прописки, ни жилья – ничего нету?
– Да. Потому-то и обращаюсь к тебе за помощью.
Он молчал. Наташа, до сих пор молча слушавшая, вдруг сказала:
– Может у Карася, а Олег?
– Ты думаешь, она сможет там работать?
– Почему нет? Во всяком случае, можно попробовать. Карась всё время жалуется, что не хватает младшего медперсонала, а ей всё равно, где работать. Там жильё дают, три раза в день бесплатное питание, зарплата больше, чем в обычных больницах. Мне кажется, что это самый идеальный вариант, во всяком случае, пока она восстановит свои документы.
Я уже догадывался, о каком учреждении идет речь.
– Знаете, есть у нас один знакомый, очень хороший человек. Звать его Анатолий Васильевич. Он главврач психиатрической больницы. Не скрою от вас, это обычный сумасшедший дом, и находится он в полутора-двух километрах в сторону от дороги Ставрополь – Невинномысск, в лесу. Я, правда, деталей не знаю, но понимаю, что работа там не сахар. Так что, если это вас устраивает, я могу поговорить с ним. Там тоже люди работают.
Я смотрел на Азу. Она сказала, что ей всё равно, лишь бы было, где жить и работать.
– На улице Лермонтова на одних из ворот я заметил фамилию Карась, не там ли он живет?
– Нет, он живет в центре, рядом с домом Нины Александровны. На Лермонтова живет его младший брат. У него особняк там. Кстати, он начальник краевой милиции. Подлец, каких свет не видел.
– Они родные братья?
– Да. Ну так бывает: родные братья, а разные люди. Природа тоже ошибается.
– В чём его подлость?
– Да во всём. Особенно он падкий на молодых и красивых женщин. Ходят слухи, что он от взяток тоже не отказывается. Всё это вкупе с его должностью делает его общественно опасным. Его давно бы скинули не только с должности, но и из города, но он в большой дружбе с Бородой, это его и спасает. Впрочем, это дело времени.
– А кто эта Борода?
– Борода? Ха-ха-ха, да это наш первый. Между собой мы его так величаем.
Мы договорились, что завтра в три часа пополудни я позвоню ему, и он скажет, как быть дальше.
– В общем, ты не горюй, мы обязательно устроим её куда-нибудь.
Через день в одиннадцать часов мы встретились с Карасём в кабинете Олега. Накануне он сказал нам, что Карась завтра в это время будет у него, и если мы не передумаем, то он сразу же возьмёт Азу с собой. Чемодан с её нехитрыми пожитками был у меня. Туда же мы положили книгу «Граф Монте-Кристо», взятую мной из библиотеки по её просьбе. Прежде чем зайти в кабинет, я отдал ей двадцать рублей, на всякий, мол, случай. Она колебалась, но взяла. Так что к отъезду она была в полной готовности.
Карась был высоким худощавым мужчиной лет сорока пяти – пятидесяти. Он не выразил ни восхищения, ни отвращения, а бегло взглянув на Азу, кивнул головой и, повернувшись в мою сторону, сказал:
– Ваши проблемы мне известны. Надеюсь, и вы знаете, что учреждение наше закрытого типа. Так надежнее обеспечить должную дисциплину и безопасность людей. Любое посещение производится лично по моему разрешению и по очень важным на то причинам. Письма, посылки – пожалуйста. Почта к нам прибывает два раза в неделю. А вообще-то у нас есть все условия, чтобы нормально жить. Так что беспокоиться по этому поводу не следует, нас беспокоить – тем более. Больница наша специфическая, работникам надо без отвлечения работать. Чем быстрее привыкнешь, тем вольготнее будешь себя чувствовать. Телефон мой есть у Олега. Это на всякий случай, а адрес ваш Олег мне дал.
С этими словами он попрощался с нами и ушёл, взяв Азу под руку.
Где-то в глубине сознания я понимал, что поступил неправильно – не такая помощь нужна была ей. Но я понимал и то, что других возможностей помочь у меня не было. В конце концов, я не виноват, что она сбежала из дома, да и на эту работу никто её не заставлял идти, могла и отказаться.
Так я думал, поднимаясь по Комсомольскому проспекту. Пойти в институт, что ли? Скорее бы начались занятия.
Глава 5
Черная полоса №1
Мне недавно исполнилось двадцать лет, и я заканчиваю третий курс института. Сдал уже четыре экзамена. На днях сдадим последний экзамен по органической химии – и свободны как ветер. Впрочем, свобода эта относительная, так как летом на каникулы мы домой не поедем. По существующим с давних пор правилам студенты, заканчивающие третий курс, направлялись по передовым хозяйствам республики для прохождения производственной практики. Хозяйства для этой цели выбирались, как я уже отметил, передовые по всем показателям, так сказать, колхозы и совхозы миллионеры.
Руководители этих хозяйств были уважаемые всеми люди, как правило, Герои Социалистического Труда, члены бюро Центрального комитета Коммунистической партии республики. В большинстве этих хозяйств уже действовали элементы коммунизма, такие, как бесплатные питание, использование жилплощади и других услуг. По договоренности с руководителями этих хозяйств студентов наших устраивали на оплачиваемые работы непосредственно на производстве, обеспечивали бесплатной рабочей формой, питанием и прочее. Так что после такой практики студенты приходили загорелыми, возмужавшими, даже покупали себе кое-какие новые одеяния. Три места для прохождения практики ежегодно предоставлял нам Ставропольский край Российской Федерации. Это были почетные места. Это сейчас, в моей подмосковной квартире, Ставрополь кажется мне далекой провинцией. Но тогда любая точка Российской Федерации воспринималась нами как нечто святое, недоступное. Даже преподаватели, обучавшие в России, пользовались особым уважением среди студентов.
Практикантов в эти хозяйства выбирали с особенной тщательностью и утверждали на факультативном совете. Они должны были быть отличниками, в высшей степени дисциплинированными и порядочными студентами, пользующимися авторитетом как среди товарищей, так и у преподавателей.
Этот выбор еще более ужесточился после того, как года два тому назад студенты наши, находящиеся на практике в Ставрополе, чего-то не поделили с местными ребятами, и получилась драка. Хотя впоследствии была получена официальная бумага о том, что виноватыми были местные ребята, а не наши студенты, всё же этот случай дал дополнительный повод к более придирчивому отношению при выборе практикантов.
Ни у кого не было сомнений в том, что одним из трех студентов для отправки на практику в Ставрополь буду я. И в действительности недели две тому назад вызвал меня декан нашего факультета академик Агабейли Агахан Алескерович. Он сообщил, что факультативный совет решил, что одним из студентов, направляемых в Ставропольский край, буду я. Он назвал фамилии и двух других. Дал кое-какие наставления по поводу того, как вести себя во время практики, и отметил, что руководство института не может гарантировать нам всего того, что предоставлено другим студентам, которые проходят практику на родине.
– Мы даже не знаем, – сказал он, – в какое хозяйство они вас пошлют. В отличие от нас, они посылают практикантов в отстающие хозяйства. Возможности этих хозяйств ограничены. Они обычно не платят практикантам. На бесплатное питание, обмундирование и прочее тоже надеяться не следует. Вообще надо рассчитывать на худшее. Тех денег, которые вам платит институт, там может не хватить. Поэтому я вызвал тебя уточнить, есть ли у тебя какие-нибудь родственники, которые могут дать тебе, ну, скажем, рублей сто?
– Родственники у меня есть, – ответил я, – и вовсе не бедные, но так сложились наши отношения, что ни они мне не предлагают, ни я не прошу у них финансовой помощи.
– Ты никогда не просил у них деньги?
– Только один раз. В самом начале первого курса преподаватель по физкультуре грозил нам, что если не приобретем физкультурную форму для его уроков, то нас выгонят из института. Ну и пришлось попросить деньги у родственников.
– Какой это преподаватель сказал вам такую чушь?
Я назвал имя и отчество преподавателя.
– А почему вы не обратились ко мне? Я быстро поставил бы его на место.
– Мы только начинали учиться, не знали, что к чему, а потом, как же не верить учителю?
– Кто тогда дал тебе деньги? Что отец у тебя погиб на войне, я знаю.
– Дядя. Он же вырастил нас всех. Но сейчас я не могу просить у него, да и вообще ни у кого помощи.
– Почему?
– У них у всех свои семьи, дети, большинство маленькие, да и какая необходимость? Ведь не обязательно, чтобы именно я поехал в Ставрополь.
– Не обязательно, но желательно.
С этими словами он дал мне бумагу и ручку:
