Простая история

Послушал отстранённо, как они обменялись репликами. Стив вернулся через десять минут – явно он даже не разговаривал с Норой. Наверное, просто помахал рукой издали. После полуночи осталось меньше местных рейсов, начали прибавляться проходящие. Невидимые, они походили на подмигивающие звездочки в своих ярких отпечатках на экранах диспетчеров.

Николь откинулась на спинку кресла, поудобнее устраиваясь позади Джефа. Сейчас он уже не производил на неё впечатления жёсткого и отстраненного человека, который промелькнул в нём, когда она наблюдала за посадкой сто четвертого борта. Джеф стал настолько близок теперь, насколько был далёк и недоступен раньше. В ней укрепилась уверенность, что Джеф не бросит её. Пусть он занят сейчас – потом, когда его работа закончится, он будет принадлежать ей. Он всё время говорил, говорил, то в микрофон, то по телефону, связывался то со службами аэропорта, то с диспетчерами на втором этаже. Кого-то о чём-то упрашивал, кому-то приказывал, всё время кого-нибудь успокаивал, что-то советовал или требовал докладов, постоянно что-то рассчитывал: время, курсы, корректировки. Она слышала только перечисление малопонятных сокращений и цифр: разговоры, состоящие из коротких фраз или отдельных слов, такие, что уловить их суть было для неё невозможно.

Вскоре она вообще потеряла нить его диалогов, голос Джефа доносился до неё словно издалека. Она испытывала безмерное спокойствие. Не задумываясь ещё о своём отношении к Джефу, Николь могла лишь абсолютно точно утверждать одно: если её вырвать сейчас из этого безвременья, лишить присутствия Джефа, его голоса, запаха его лосьона: она просто умрёт. Потом ей показалось, что Джеф совсем близко, что он обнимает её, берет её на руки, целует. Стало совсем Хорошо и Николь улыбнулась ему.

– Джеф, – окликнул Стив.– Ты погляди. Твоя девчонка заснула.

Вот это некстати. Джеф оглянулся: Николь действительно спала, неудобно скорчившись в свободном кресле и поджав под себя ноги. Не свалилась бы, бедняга. Он взглянул на монитор. И вовремя: начиналось сближение двух бортов. Замигала на экране жёлтая полоска предупреждения. Пришлось на некоторое время отвлечься от Николь. Он задал новый курс одному, скорректировал эшелон другого и, подняв голову, поискал глазами Дика. А, забыл. Он заменяет Александра. Джеф с легкой, почти неуловимой досадой вздохнул.

– Стив. Присмотри тут у меня, я отнесу её на диван, – сказал он, не отводя глаз от экрана.

Стив встал, потратив несколько секунд на картинку. Джеф снял микрофон и наушники, чувствуя смущенье: сегодня он настоящая обуза для Стива. Лучше бы подобное не повторялось. Он осторожно взял Николь на руки, она показалась ему легкой как пёрышко, и перенёс её в комнату отдыха, уложил. Она сразу вытянулась, блаженно потягиваясь и вздохнула, не просыпаясь. Джеф миг смотрел, как она чуть улыбнулась сквозь сон, потом шагнул к шкафу, вынул плед и накрыл её. Вообще-то здесь тепло, но вдруг она замерзнет во сне?

Тихонько, боясь её разбудить, расшнуровал и стянул с неё кроссовки. Николь потерла ногу о ногу, этот уютный жест неожиданно бросил Джефа в жар, так, что пульс застучал в висках. Он замер, замедляя дыхание.

Чего ему не хватает в жизни? Вот такого света? Есть у людей богатство, а они его не видят! Иначе не было бы её здесь. Вот так. Он думал – по полочкам давно себя разложил, а – пожалуйста. Опять откопалась… что? Как трудно со словами… А! Зависть, наверное.

Джеф несколько секунд постоял, успокаиваясь. Потом сходил за своей курткой, висящей на спинке кресла, свернул её и, встав на одно колено, приподнял голову Николь и подсунул куртку ей вместо подушки. Ее светлые волосы рассыпались по подлокотнику дивана, нежно щекоча его руку, под закрытыми глазами залегли прозрачные тени. Так близко было её лицо, столько доверчивости в сомкнутых ресницах, что Джеф, всем существом ощущая непередаваемую интимность момента, не удержался. Склонился и осторожно прикоснулся губами к мягким завиткам волос на виске. Николь снова вздохнула. Джеф пошарил сотовый телефон в кармане её куртки. Пальцы наткнулись на что-то, он вытянул все содержимое: пара конфетных бумажек, ластик с кривовато отхваченным чем-то острым углом, кусок дорогого карандаша, тщательно заточенный. И телефон. Надо позвонить её родителям: если у них возникнет желание прояснять для себя, чем занята их дочь, у него может не оказаться времени на приличный ответ. Он усмехнулся, вспомнив собственный злобный тон во время звонка Николь.

С сожалением выпрямившись, торопливо вернулся к пульту, ещё издали приглядываясь к своему экрану. Теперь время полетело незаметнее и потому быстрее. Джеф, чтобы сразу закрыть один свой канал данных, подключился к сети, нажав на повтор последнего звонка.

– Коган, – кратко сказал он, услышав знакомый мужской голос. – У меня мало времени. Николь заснула. Когда закончится моё дежурство, я сообщу, что мы выезжаем, – и добавил, услышав ответное "спасибо". – Всё в порядке.

Ветер постепенно стихал, передвигая тучи на юг. Когда проглянуло небо, посверкивая блёстками звезд, стало ясно: ожидавшейся грозы не будет. Теперь до утра никаких местных рейсов: ночь вошла в свои права. Остались только проходящие самолёты, плывущие над "башней" в темной высоте, видимые лишь на экране локатора. Время отдыха диспетчеров ближней зоны. Некого направлять на посадку, некого выводить на взлет: ночь.

Для "ямы" самое трудное время дежурства. Биологические часы диктуют организму: пора спать, голова тяжелеет, а рейсы остались самые ответственные. Казалось, в этой тишине остановилось и время, но Джефу трудно было попасться на эту удочку заторможенного мозга. Постоянный контроль заставлял каждое мгновение бросать взгляд на часы в углу экрана. Секунды плыли с его ответами и голосами пилотов, сливаясь, нанизывали на прошлое минуту за минутой, слагая в ночь. Выдерживать пресловутые два часа до перерыва становилось всё тяжелее и тяжелее.

– Эй, Джеф, детка! Мы принесли твоё молоко! Смотри, не задень,– рявкнули над ухом.

Джеф поморщился. Кто ещё так может, кроме Харта? Наушники насквозь пробивает, как пожарная сирена. Поднял голову. Так и есть Хартли громогласно скалился, пока Клод пристраивал стаканчик на обычное место. Джеф в который раз удивился: как он угадывает, куда его поставить, до миллиметра. Клод уже стоял за плечом, внимательно изучая позиции сигналов на экране. Хартли, проходя, взглянул на монитор Адама: там маячил один светящийся зайчик. Бросил, раздеваясь на ходу:

– Сдавай вахту, толстый Баррель. Я пойду сброшу груз.

У них в "яме" диспетчеры часто оставляли свою одежду в комнате отдыха. Здесь не было шкафчиков, как в раздевалке, зато присутствовала домашняя вешалка. Хартли, как истинный любитель уюта, эту вешалку просто обожал. Он мимо пройти не мог, чтобы не воспользоваться её услугами. У него всегда всё в порядке, что даже странно при его ухарстве. Джефа постоянно впечатляла эта собранная точность, не зависящая у Харта от настроения совершенно: лучшее проявление педантизма. Куртку – всегда в шкаф, в домашних туфлях по саду не ходим и никаких поблажек во время болезни, вроде отвертеться от пары витаминных инъекций.

– Харт. Не шуми там, – сказал вслед ему Стив, не глядя.

– Это что-то новенькое, – плавно развернулся, прищуриваясь, Хартли. Повторил "Не шуми?". Открыл дверь в комнату отдыха и сразу закрыл. – Ого! Это кто?

– Невеста Джефа, – посмеиваясь, ответил Стив.

– Да-а? – Изумился Харт, возвращаясь к Стиву. – Что, командир женится? Когда?

– А что? – Совсем развеселился старший группы.

Хартли встал рядом с ним, посматривая, как группа Стива постепенно передаёт своё дежурство.

– Да странно. Неожиданнокак-то, – серьёзно сказал он немного погодя, когда картинка радара уложилась в его мозгу. – Надо бы ему на дом скинуться, что ли. – Он помолчал, проверяя себя и добавил озабоченно:

– А что ж это он нас на свадьбу не зовёт? – Вся группа прыснула.

– А он ещё не знает, – в тон ему объяснил по-секрету Стив.

– Готов, – ясно сказал Клод рядом с Джефом и уселся на стул, оставленный Николь.

– Что за веселье? – Спросил Джеф, снимая наушники и встречая весёлые взгляды.

– Отдай гарнитуру, – посоветовал Харт. – Клод вон молока тебе принес. В подарок. На свадьбу.

– Но-но. Что ещё за шутки? – Удивился Джеф. Опять что-то брякнули, пока он сдавал дежурство. Джеф неспешно оглядел их. Усмехаются. Оттолкнулся от стола, захватив стаканчик. Ну, дети совсем. Прокатился три шага, сделал большой глоток. В голове позванивало. Головная боль, забытая в напряжении дежурства, вернулась снова. Интересно, что их так забавляет? В самом деле, его обсмеивают, что ли?

– Какие тут шутки! – Поднял брови Хартли. – Дама спит на нашем диване: значит, отныне родня. Теперь ей уже не уйти. Готов.

А, вот в чём дело. Джеф качнул головой. Оглядел сначала Харта, уже занятого принятой ситуацией, потом Стива, пытающегося на ходу размять шею.

– Она же в тебя влюбилась. – Хлопнул его по плечу Стив, проходя мимо. – Иначе бы не пришла. Или пришла бы не одна, а с родителями.

Это было разумное предположение. Джеф проследил глазами, как Стив взглянул на Хартли в поисках подтверждения своей правоты. И тот согласно покивал, не отрываясь от экрана. Джеф задумчиво взирал на них, ероша себе волосы. Потянулся к пульту: не забыть бы телефон Николь. Сунул его в карман. Снова взглянул на ухмыляющиеся физиономии.

– Что-то вы сегодня совсем улетели, – наконец пожал он плечами, не найдясь, что бы им ответить. Пусть подшучивают – расслабятся перед дежурством.

Он отодвинул к стене стул и пошёл в комнату отдыха. Николь пора было будить. Надо ещё позвонить её родителям, что бы были в курсе. Да и есть хочется. Но шутки застряли в голове. Вот Харт, прохвост, вечно клеит ярлыки. Брякнул тоже: родня. И Стив туда же – влюбилась! Совсем охирели, звери.

Она спала так уютно на этом диване, что Джеф невольно замер. Будить её стало жаль. Он присел рядом, рассматривая её. Спящая, она казалась старше. Нахмуренные светлые брови, тени на щеках от ресниц. Тёмные кружочки под глазами неуловимо свидетельствовали о беспокойстве. Словно Николь не могла расслабиться во сне. Это было знакомо по самому себе. Джеф потрогал пальцем чуть вздернутый кончик носа. Спит. Встал, прошёлся по комнате, потягиваясь и зевая. Снова склонился над Николь. Что же тебе не нравится в твоём доме, Ники, если ты с удовольствием бежишь оттуда?

Николь проснулась от того, что почувствовала, как тёплая твёрдая ладонь медленно гладит её щеку. Было приятно и немного щекотно. Она вздохнула. Рука замерла. Николь открыла глаза и близко увидела лицо Джефа. Он стоял, наклонившись над ней и рассматривал её.

– Доброе утро! – Улыбаясь одними глазами, с мягкой насмешкой сказал он и убрал руку. Николь стало жалко. Захотелось поймать его ладонь.

– Доброе утро! – Ответила она смущённо. – Извини, я заснула.

– Это было вполне разумно – вообще-то, сейчас ночь. У меня кончилось дежурство. Пошли завтракать или сразу поедем?

Николь села на диване, поджав ноги. Джеф ещё немного нагнулся, достал из-под дивана кроссовки. Интересно, это он её разул, да?

– Когда говорил с твоим отцом, обещал тебя проводить. Сказал – сообщу перед выходом.

– Ты уже позвонил?

– Нет ещё. Сначала хотелось бы перекусить.

– Как Стив? – Спросила она, собираясь.

Джеф, забирая свою куртку с дивана, удивленно окинул её взглядом. Её беспокоит самочувствие незнакомого человека, пережившего на её глазах стресс?

– Нормально Стив, – пожал плечами он. – С ним всё в порядке, с самолётом и людьми – тоже.

– А куда мы пойдём? – Снова спросила она, натягивая кроссовки и чувствуя странную гордость от того, что он преподносит ей это словно равной. Это их неуловимо объединяло.

– В своё время я обошёл тут все ресторанчики. Есть пара неплохих. Есть кафе, где готовят чудесный кофе, но кофе я ночью не пью. А ты как?

– Лучше чай или сок.

– Пусть будет так, хотя лучше просто воду, если ты не любишь молоко. Так куда пойдем?

– Туда, где тебе нравится.

– Мне всё равно, – сообщил Джеф.

Тяжесть дежурства ещё не отступила, вынуждая его себя контролировать. Он точно знал: так будет до тех пор, пока он в "башне". А потом навалится усталость.

– Но есть же между ними какая-то разница? – удивилась Николь.

– Разница в посетителях, – пояснил Джеф. – Одни заведения для всех, одно несколько претенциозное, одно для персонала. Там только свои.

– Пойдем туда, – мгновенно решила Николь, протягивая руку за ветровкой,– а молоко я люблю, только горячее.

Джеф сложил плед, сунул его в шкаф, пока она одевалась. Оглядел её. Николь застегивала молнию.

– Готова? Тогда пошли.

2

Хартли им помахал, Джон склонился над монитором, ни на кого не глядя и что-то тихо говоря в микрофон. Рядом с ним притулился Малыш: его оставшиеся четыре месяца стажировки таяли, по его мнению, слишком быстро. Диспетчер тем лучше, чем больше его опыт. Гарри интуитивно нашёл самый простой способ наращивания опыта: растягивал свою смену как только мог. Дежурство заставляет выкладываться до последней степени. Являться во время чужой смены, до начала своего дежурства, ему никто бы не позволил, чтобы его усталость не помешала работе, но оставаться после окончания смены не возбранялось, если будешь сидеть тихо и не отвлекать диспетчера, возле которого являешься наблюдателем. Сейчас Гарри смотрел на передачу смены, словно видел это впервые.

Стив за Хартом с блаженным видом попивал кофе, положив ноги на другой стул – отдых после напряжения. У него, наверное, просто всё дрожит, а ноги банально не идут. Джеф знал такие дежурства: после них сначала ощущаешь только опустошение: настолько натянуты были нервы в течение нескольких часов.

Сейчас он отсидит законные пятнадцать-двадцать минут, потом сомнет стаканчик и сломя голову ринется домой. Нора давно уже дома – если бы она задержалась, она бы зашла за ним.

У Стива, кажется, голова пухла больше всех. Обязанности старшего по группе заставляли его использовать все свои ресурсы. Стив просто потрясающий индивид – искренне считал Джеф.Пить столько пива, пусть безалкогольного, и работать на износ так, как он, мог, действительно, человек с исключительными данными.

– Пока, – сказал Стив. Его голос легко достиг их в негромком гуле переговоров "башни", – Приходите ещё, Ники, с вами дежурство веселее.

Николь заулыбалась.

– Сиди-сиди, – махнул рукой Джеф.

Вот шутник, отлично знает – в "башне" сидеть нельзя, только экстремальная ситуация даёт такое право. Ещё и сам, небось, отчитает потом Джефово самоуправство. Подгонит какую-нибудь основу, базис, припомнит пару неприятных несчастных случаев в назидание. А может и нет: прекрасно Стив понимает, как чувствовал себя сегодня Джеф.

В кафе было пусто и тихо. Ночь всегда приносила в аэропорт ожидание утра. Джеф провёл Николь между столиками, отодвинул стул и махнул рукой выглянувшей официантке.

– Ты сегодня рано, Джеф. – Отметила она, подходя.– Вижу, у тебя гости? Тебе как обычно?

– Как обычно, – улыбаясь, отозвался Джеф. – И ещё принеси, пожалуйста, знаменитый десерт. Есть?

– Нет. Но для вас сейчас сделаю. Наслаждайтесь, – Николь наблюдала за ней насторожённо, не отвечая на её улыбки, и спросила, провожая её глазами:

– Ты её давно знаешь?

– Давно. И меня тут все давно знают. Когда каждый день здесь обедаешь в течение нескольких лет, поневоле примелькаешься.

– Она меня так оглядела, словно я привидение.

Джеф засмеялся.

– Она ни разу не видела, чтоб я пришёл с кем-то, кроме наших "башенных воротил". Ей было любопытно. Она работает тут уже восемь лет и умеет поднять настроение. Её зовут Сильвия, у неё есть сын и два мужа. Один бывший, другой настоящий, но живёт она одна, с сыном.

Ему было странно легко с Николь, словно он знал её всю жизнь. Его не беспокоило, что она может не так его понять, не тревожило, что она думает о нём: он просто наслаждался её обществом, сам этого не осознавая. Было легко рассказывать ей о себе или о том, что его окружало, словно это – само собой разумеющееся дело.

Он видел понимание в её глазах, заинтересованность, одобрение.

– Забавно, – тонко заметила Николь.

– Ещё бы, – усмехнулся Джеф, двинув левой бровью. – Жизнь вообще забавная. Скажи лучше, как тебе понравился "Нотр-Дам"? Я помню, ты говорила, что смотрела.

– Говорила, – заулыбалась Николь. – Когда ты развлекал меня, чтоб мне не было страшно, – он кивнул и она засмеялась.

– Я стала фанаткой. Но Эсмеральда такая дура!

– Это почему?

– Ныла: "Феб, Феб", а ему было плевать на неё, он думал о себе. А Флер-де-Лиз всё это наблюдала и огорчалась.

– Что огорчалась-то?

– Как Феб к Эсмеральде относится. Она же его любила и ей не нравилось, что он плохо к Эсмеральде относится. Она вообще там самая нормальная была.

– А где это видно? Кажется, Флер-де-Лиз Эсмеральдой была не очень-то и довольна.

– Ты книгу-то читал? – Засмеялась Николь.

– Читал. Давно. Лет двадцать тому.

– Так перечитай, за чем дело стало?

– Перечитаю, если хочешь. Но постановка больше нравится. Знаешь, мне кажется, при распределении ролей самый страшный вопрос, которым задавались актёры, был такой: кому дадут исполнять роль Джали?

Николь захохотала, откинувшись на спинку стула.

– Да, вижу – ты читал. Это твоя самая любимая героиня? Представляю твоё огорчение: в постановке-то Джали нет! Хотя там и очаровательной Пакетты тоже нет, – Джефу тоже стало смешно. А язвительности Ники не занимать. – И вообще этот роман странный у Гюго. Мне кажется, такое случиться не могло. Ну, просто иначе священники на жизнь смотрят.

– Почему ты так думаешь?

– Не верю, что человек, у которого есть любовь Бога, возьмёт променяет её на любовь человека.

Джеф хмыкнул, удивлённо взглянув на неё.

– Как тогда священники уходят в мир, женятся? Разве не могут существовать эти две любви параллельно?

– В мирской жизни – могут. Думаю, уходят те, кто неправильно определил своё призвание.Знаешь, что происходит со священником, который отказывается от сана? Он фактически не перестает быть священником – ведь он рукоположен! Это же Таинство, его нельзя взять и снять! Это точно так же, как человека крещеного раскрестить обратно или вылезти из собственной кожи и попробовать жить без неё.

Джеф засмеялся.

– Да, смешно, правда,– согласилась Николь. – Священник иногда начинает жить в миру. Он не имеет права венчаться: ведь он уже выбрал своё призвание, его нельзя изменить.

– Не понял, что есть призвание?

– Путь. Дорога в жизни. Их существует только два. Священство и брак. Или ты становишься священником, обручником Марии, ну, или Невестой Христовой, если хочешь, или ты женишься и живёшь, как и все миряне, воспитывая своих детей.

– Ну, или невестой Христовой мне, видимо, уже не стать, – вздохнул с тоской Джеф.

– Надо сказать, это радует,– отметила, кивая, Николь и они засмеялись.

Сильвия принесла паровые котлеты, щедро обрамлённые несколькими горками разноцветных салатов.

– Это у тебя то, что обычно? – изумилась Николь. – Ты поклонник итальянской кухни?

– Я не поклонник итальянской кухни. Просто это лучшее, что тут есть в этот момент. Ну, давай, ешь, – он вооружился ножом и вилкой. – Обычно я так и заказываю. Приносят всегда разное. Интересно.

– А я выросла на итальянской кухне: у меня бабушка итальянка. Сколько себя помню, она всегда была маленькой и необъятной. Зато она знает очень много разных историй.

Николь поставила локти на стол, опустив лоб на сцепленные пальцы, замерла так на несколько мгновений. Джеф хотел было спросить, что с ней, но она подняла голову и улыбнулась. Он смотрел, как она непринужденно берёт нож и вилку и задумчиво гоняет котлету по краю тарелки, ловко обходя салаты. Ничего не рассыпала, надо же.

– Тебе просто повезло, – признался он, словно отвечая на свои мысли. – А моя бабушка была из России и часто делала пельмени. Тесто с мясом и сметаной: жутко тяжёлая еда. И всё запить молоком, потому я вырос такой здоровенный. Равиоли гораздо лучше.

И они снова засмеялись вместе.

Джеф всё подталкивал Николь, чтобы она поела, невзирая на поздний час. Жевать одному было неинтересно.

– Ну что ты так обо мне заботишься? – состроив рожицу, поинтересовалась она.

– Я тебя люблю и беспокоюсь о тебе, – шутливо объяснил Джеф и неожиданно почувствовал, как краснеет. – А вдруг ты останешься голодной и у тебя будет болеть живот?

Тут он с досадой вспомнил, что оставил свою лошадиную еду в шкафчике. Вот чёрт, термос потом никакая машина не отмоет. Но возвращаться не хотелось.

Увидев, что Николь наблюдает за ним, закончил:

– А мне нужно доставить тебя родителям в полном порядке.

– Ничего у меня не будет болеть! – Сразу словно закрылась она.

Джеф медленно вздохнул, гася недовольство собой. Николь, демонстративно надувшись, размышляла, почему у него так изменилось выражение глаз. Она принялась за еду, решив угодить Джефу и вдруг обнаружила, что проголодалась.

– Откуда ты знаешь о призвании и священниках? – немного погодя спросил он, глядя, как она в цивилизованной спешке расправляется с котлетой, размером с его ладонь.

– У меня было вполне достаточно времени для общения с ними. Всегда, – объяснила Николь, – я католичка.

– А я вообще некрещёный, – сообщил он.

– О, это ужасно, – огорошила его Николь и выпрямившись, промокнула губы. Посмотрела на него. – А ты не хотел бы окреститься?

– А что, сильно надо? – поинтересовался он, подняв кончик левой брови.

– Ну, – она помолчала, так же глядя на него. – Я теперь спокойно спать не буду.

– Почему? – удивился Джеф, невольно улыбаясь подобной категоричности.

– Ты же язычник. Я теперь тебя обязана, как истинная христианка, доставить к Богу, иначе я не выполню свой христианский долг, и моя душа будет стонать о том, что я не сделала два первых дела милосердия, – заявила она.

Джеф расхохотался, не в силах сдержаться. Она была такая деловитая, что без смеха смотреть на неё было невозможно. Николь снова надула губы, но глаза у неё были весёлые.

– Не обижайся, – все ещё смеясь, на всякий случай извинился Джеф, – ты это с такой патетикой в голосе сказала! Ну, прости, Ники! Я вовсе не хотел осмеивать твою веру!

– Вот ещё, – насмешливо разрешила Николь, снова принимаясь за котлету,– осмеивай пожалуйста. Тогда я стану мученицей за веру и мне будет уготовано тёплое место в раю.

– Что!? – Изумился Джеф, падая с хохотом на стол, рядом с тарелкой.

Сильвия с любопытством поглядывала на них из-за стойки, но Джеф не замечал этого.

– А что, – с каменным лицом добавила Николь. И, положив вилку, назидательно потрясла указательным пальцем: – Своё место там зарабатывать надо с детства.

– Боже! – Выдавил Джеф, валяясь.

– Ну вот, – удовлетворённо покивала Николь. – Видишь, как я сразу тебя просветила. Ты чуть не плюхнулся в салат. Прямо радостно – второе дело милосердия для души я все-таки совершила: научила непросвещённого.

– А если серьёзно? – Спросил Джеф, разглядывая её неожиданную твёрдость.

– А чем тебе это несерьёзно? – Поинтересовалась она и в её глазах снова мелькнула насмешка. Улыбнулась: – Ладно, если серьёзно – могу сказать точно одно: я хотела бы, выходя замуж, обвенчаться в церкви, хотела бы, чтобы мой муж был католик, потому, что тогда мы имели бы сходные взгляды на жизнь. Вера – это, в первую, очередь мировоззрение. И меня устраивает то мировоззрение, которое прививает католическая церковь. Ну, подходит для серьёзного?

– Вполне, – согласился Джеф выпрямляясь и задумчиво глядя на неё.

Улыбка у Николь была такой мягкой, словно она боялась его обидеть.

– Что ты так смотришь?

Ему не приходилось сталкиваться с верующими. Бабушка, как все выходцы из России, иногда пугала его в детстве страшным бородатым дядькой, голова которого была обрисована светлой линией. И, став чуть старше, он старался увильнуть от этих её сказок, хотя с удовольствием слушал всякие другие сказки о духах, камнях и разной нечисти. В русских сказках после великого царя было очень много презрительного по отношению к вере. Всякие смешные толстые попы, ленивые монахи, монастыри, живущие за чужой счёт и куча солдат, которые без опасения накручивают хвосты чертям. В детстве всё это было интересно, а потом стало скучно. Саму суть веры бабушки он уже не помнил, возможно, она этого ему и не излагала. Все его друзья о вере в Бога с ним не говорили, отец был истинным атеистом и мама, похоже, принадлежала к породе свободомыслящих людей, если можно так сказать. Она, видимо, была слишком критична и слишком отстранена от людей, чтобы проповедовать свои взгляды. Может, она и верила в Бога, но Джеф не мог с уверенностью утверждать это.

Ему самому верующие представлялись, по меньшей мере, странными. Его смутило заявление Николь: она странной ничуть не казалась. Напротив, привлекала своей необычностью. Сидит теперь, наблюдает за ним, явно ожидая его ответа.