скачать книгу бесплатно
Но не терял надежды, что «упав» в очередной раз в свое прошлое, смогу его изменить. Это было моей мечтой.
«Не могу же я бесконечно бегать по кругу своей жизни. Нельзя же ее проживать постоянно, от рождения до сегодняшнего дня», – предполагал я, но жизнь, очевидно, думала иначе.
Даня
– Давай-ка, дуй на улицу! – сердито приказал отец, заходя в маленькую комнату.
Я испуганно оторвался от разглядывания книжки и бросился вон из-за письменного стола. Тяжелая рука отца мне была хорошо знакома. Несколько увесистых затрещин я помню, да таких, что я летел по коридору до маленькой комнаты. Я не акцентировал свое внимание на том, что получил за то, что мешался под ногами. Я даже не обиделся. Но животный страх перед этим мужчиной остался.
У нас с бабушкой имелся ключ от комнатки. Когда за стенкой гремело и грохотало, бабушка запирала дверь. У меня в голове тогда проносилось: «Буря мглою небо кроет». Складывалось впечатление, что именно это и происходит за стеной.
Бежал я на пустырь за барачными деревянными домами.
Упав ничком в сухую, колкую траву, замер. Сердце бешено колотилось, в ушах стоял жуткий шум, похожий на сирену, оповещавшую о воздушной тревоге.
Я просил бабушку вернуться. У земли, у травы, у неба, у солнца…
Эмиль
Маринка еще спала. Я болезненно отключился лишь на полчаса. На рассвете я неслышно сполз с дивана. Сгреб свои вещи со стула и, крадучись, проник в коридор. Выдохнул, плотно прикрыл за собою дверь в комнату. Торопливо оделся.
Эмиль сидел за своим столом.
– Во, – учитывая то обстоятельство, что мы расстались не более трех часов назад, я крайне удивился, увидев его на месте задолго до начала рабочего дня. – Ты-то что тут делаешь?
Он не ответил, а его взгляд, обращенный в мою сторону, был беспомощный и вялый. Эмиль рассортировывал бумаги и документы по журналам и папкам. Подписывал корешки, подклеивал заметки, бережно сворачивал длинные диаграммы, сгибая листы и скрепляя их скрепкой. Его неторопливые и спокойные движения вызывали гнетущую тоску и неподдельное огорчение у меня в душе.
– Эмиль! – не выдержал я.
Он безучастно взглянул на меня и снова продолжил заниматься своим делом. Я пошатнул электрический чайник, и, убедившись в отсутствии воды, прошел к раковине в маленькой прилегающей к кабинету комнате.
Эмиль, разобрав кипу бумаг, отнес папки в шкаф. Затем с большого, широкого подоконника взял следующую беспорядочно наваленную стопку и вернулся к своему столу.
Я воткнул вилку чайника в сеть. Ополоснул два стакана. Достал чай и сахар. Пока закипал чайник, я решил спуститься в столовую и разжиться чем-нибудь съестным. Взяв ключи у вахтера, я было повернул в желтое крыло здания, где располагалась столовая, но во входную дверь протиснулся академик.
– Коростылев, – пришлось мне к нему подойти. – Извини за вчерашнее.
– Ерунда, – пригладил он седовласую голову и поправил лацкан пиджака. – Полнейшая ерунда. У вас новая идея, или вас вчера шофер домой не доставил?
– Доставил, – нехотя ответил я, подумав о том, как быстро «дом» может превратиться в «клетку», из которой хочется бежать без оглядки. – И идеи нету. Решили разобрать накопившиеся дела и сдать в архив.
– И Эмиль уже здесь? – удивился академик.
– Ты же тоже здесь! – заметил я.
– У меня важная встреча с профессором к обеду. А я бы хотел набросать несколько тезисов, чтобы не съезжать с главной темы, так сказать. Ты далеко собрался?
– Поищу в буфете чего-нибудь. Не ужинал и не завтракал я. Могу в качестве извинения пригласить тебя к нам на чай.
В холодильнике столовой я взял бутерброды с заветренным сыром и кружок краковской колбасы. Оставив записку на раздаточном столе о награбленном, мы с Коростылевым поднялись к нам.
Кабинет у нас с Эмилем был не просто большим, он был огромным. У окон стояли в ряд несколько столов, образуя собой просторную поверхность, которая у нас была часто заваливалась документами, бумагами, справочной литературой, чертежами и всем, что было нужно и не нужно. Иногда, в процессе многомесячной работы, не обнаруживалось и свободного пятачка полированного пространства. В углу около шкафов стояли наши с Эмилем рабочие столы, и по противоположной стене располагались приборы, аппараты, схемы и куча всего-всего.
Чайник недовольно выпускал интенсивную струю пара.
Эмиль все также сидел за своим столом, только стол уже был девственно пуст, не считая пишущей машинки в центре, пухлой папки-скоросшивателя слева и толстого блокнота справа.
Не заметив, как мы вошли, Эмиль с отсутствующим видом почесал шею и застучал по клавишам. Когда я выключил чайник, Эмиль передернул каретку, и снова застучал, изредка останавливаясь на секунду и бубня что-то себе под нос.
Мы с Коростылевым расположились на моем столе, заварили чай, порезали колбасу. Эмиль бережно вынул первый лист, полюбовался на него и вставил второй.
– Эмиль! – позвал я его.
– Что?! – вздрогнул он, точно впервые увидел меня за утро.
– Иди пить чай.
Эмиль очнулся и встал из-за стола. Поздоровавшись с Коростылевым, он присоединился к нам. Мы задумчиво поглощали еду и прихлебывали из кружек обжигающий чай.
– Марина беременна, – выпалил я. Реакции не последовало. Очевидно, этот вопрос никого из присутствующих не заинтересовал. Не только пожилого академика, у которого, вроде, не было семьи, но и Эмиля, имеющего жену и двух малолетних детей. Я продолжил: – А я как-то не хочу.
«Собеседники» опять промолчали.
– Я не готов нести ответственность за ребенка всю свою жизнь, – продолжил я, чувствуя, что мои слова прозвучали кощунственно. – То есть, я не хочу никакого ребенка.
– Типичные мысли, – наконец «включился» Эмиль. – У меня в первый раз так тоже было. Пройдет потом.
– Я утром поэтому из дома и вылетел, чтобы с Мариной не объясняться.
– Никита, это здорово! – с воодушевлением «проснулся» и Коростылев. Но у меня создалось ощущение, что у Коростылева все было здорово: появление ребенка, неудачный опыт в лаборатории, утренний чай, неожиданный гость. Казалось, что Коростылев просто по-другому не умеет реагировать на внешние события. – Продолжение! Что может быть лучше?
– Конец, – мрачно закончил я и пожалел о том, что рассказал. Все-таки некоторые размышления нужно оставлять при себе, чтобы не выглядеть «нечеловеком» в глазах людей.
– Родители обрадуются внуку или внучке, – радостно продолжил Коростылев.
– У меня, – я стал поспешно убирать со стола. – Нет родителей.
– Давно? – академик как будто обрадовался.
– Давно, – буркнул я. – Будто ты, Коростылев, не знаешь, что я один? Или у тебя склероз?
– А другие родственники остались? – живо поинтересовался Коростылев. – Сестра, брат? Дядя? Тетя?
– Нет! – я собрал кружки со стола и понес их в раковину. Включил воду и стал интенсивно тереть их тряпкой. – Что ты ко мне пристал?!
– Ничего, – сказал Эмиль. – Он себе сам теперь родственников наделает.
Коростылев откашлялся, взглянул на наручные часы и, поблагодарив за угощение, ушел.
Эмиль настороженно взглянул на меня.
– Родители обрадуются!!! – повысил я голос. – Можно подумать, что все родители детям радуются!
Эмиль настороженно взглянул на меня. Я заткнулся. Вода шумела в раковине и брызгала на пол, а Эмиль переместился к печатной машинке.
– Ты все очень ожесточенно воспринимаешь, – крикнул он мне. – По-моему, Коростылев не сказал ничего такого, чем можно было бы задеть или обидеть. Стандартные фразы.
– По-твоему?! Вот в этом вся загвоздка! Каждый думает по-своему и уверен, что и остальные должны так думать. Или воспринимать мир!
– Остынь ты, – отмахнулся Эмиль. – Нервный какой.
– Зато ты спокойный. У тебя работу из-под носа увели!!!
– Ничего у меня не уводили, – возразил Эмиль. – Пять неудачных попыток. Я решил сам свернуть этот опыт.
«Неудачных?!», – я ошарашенно уставился на него. Буквально вчера Эмиль говорил противоположные вещи.
Ровный стук клавиш будто отсчитывал секунды часового механизма готовящейся ко взрыву бомбы. Ощущение, что мое сердце с каждым звуком, колеблется как маятник все с большей и большей амплитудой: прошлое-настоящее, настоящее-прошлое, и, набрав ускорение, скоро вылетит за пределы системы.
Открыв форточку, я закурил. А затем, чтобы приглушить неосознанную тревогу, я принялся разбирать столы вдоль окна. Эмиль продолжал печатать, делая временами пометки в своем блокноте.
– Эмиль! – не выдержал я к обеду.
– А? – нехотя оторвался он от пишущей машинки.
– Пойдем в ресторан?
– Хм… – Эмиль вытащил очередной лист из пишущей машинки, приложил его к остальным и убрал бумаги в сумку. – Пошли.
Весна в этом году ворвалась стремительно. Дни стояли теплые, погожие. Воздух пах свежестью. Деревья быстро облачились в светло-зеленые нежнейшие облака листвы. Только настроение было совсем не весенним. И не знаю, что меня больше подкосило: гибель проекта, с которым неизвестно что теперь делать, или Марина…
Мы брели по малолюдным улицам в сторону проспекта.
– Я решил написать книгу, – выдохнул Эмиль.
– Это ее ты начал строчить в кабинете?
– Да. Я хочу описать все наши работы и опыты, выводы и предположения, планы, идеи, догадки…
– И разгадки, – полувопросительно сказал я.
– Не без этого, – кивнул Эмиль.
– Не напечатают.
– А это мы посмотрим. Буду с собой носить. А если что, ты ее напечатай.
– Может, не надо связываться? – вяло отозвался я, потому что последовательный Эмиль никогда не бросал задуманное. Если ему что-то пришло в голову, то оно обязательно «выйдет» из нее в виде конечного продукта.
– А как иначе? Я днем и ночью пропадаю на работе, но половина уходит в архив, который сроду никто разбирать не будет, а вторая половина – налево. Мне жаль, если кто-то будет тратить время на то, что я уже исследовал. Пусть учтут всю мою деятельность и опыты. Так же лучше?
– Наверное, – согласился я. – Ты копирку прокладывай между листами, когда печатаешь или чертишь, тогда у нас два экземпляра будет. Один мне, если что-нибудь с тобой случится, а второй – тебе, если со мной…
– Ничего не случится, – заверил меня Эмиль. – Меня не совсем интересуют возникшие противоречия. Я их не буду касаться. Я хочу поделиться только тем, что нажил, что доказал и опроверг. Хочу отдать свои знания тем, кому они пригодятся.
– Ты уже отдал, – рассмеялся я. – Я уверен, что они кому-нибудь определенно пригодились. А не выпустят эту книгу, потому что я не представляю, чтобы все согласились на научное признание некоторых твоих ошибок, как удачные эксперименты.
– Я издам ее сам. В типографии. И им придется пускать мою работу на суд более широкого круга, чем наш полузакрытый институт.
Солнечный свет щедро озарял город и касался теплом изголодавшуюся за зиму бледную кожу. Я зажмурился и почувствовал, как тепло проникает глубже, к сердцу, вновь вселяя в него покой и уверенность в будущем.
– Поступай, как считаешь нужным. Я с тобой, – беспечно кивнул я, совершенно не представляя, что и кому действительно нужно в нашем мире. – Сюда зайдем?
– Мне все равно. Я ужасно не выспался, – сказал Эмиль. – А что у тебя с Мариной?
– Ничего, – нахмурился я. – Я думаю, что ничего! А теперь это самое «ничего» будет все время рядом. Не мой она человек! Как же я не мог понять раньше? А что делать сейчас?
– Все твои сомнения возникают у каждого перед ответственным шагом. Думаешь, у меня такого не было? Ничего, все прошло. Так общество устроено. Есть порядок действий: учеба, работа, семья. Грубо говоря, фронт и тыл – соответственно.
– Ты не соображаешь!!! – воскликнул я. – Это единственный доступный выбор в жизни. Мы не выбираем родителей, мы не выбираем позже детей, их спутников, внуков. Мы можем выбрать только партнера и друзей в своей жизни. Но ты прекрасно понимаешь, что какой выбор сделаешь, по тому пути и пойдешь до конца. А зачастую получается, что и тут выбирать не приходится под воздействием некоторых обстоятельств.
– Я об этом никогда не задумывался, – озадаченно признался Эмиль.
– До этой секунды я тоже.
– Ты слишком драматизируешь. Или слишком чувствительный. Проще надо относиться.
– Поневоле расчувствуешься, – распахнул я стеклянную дверь. – У меня впервые появился собственный дом, свое личное логово, как вдруг оно из-за Марины превращается в чужую нору.
– У тебя не было дома? – осторожно поинтересовался Эмиль.
– Не хочу об этом говорить.
Мы зашли внутрь помещения ресторана и сделали заказ.
– Купи ей цветы и делай предложение, – решил Эмиль, поморщившись от водки. Меня тоже невольно передернуло. То ли от водки, которую глотнул Эмиль, то ли от его слов. – Все равно к какому-нибудь берегу надо приставать рано или поздно.
– Хорошая перспективка, – иронично произнес я, нервно тарабаня пальцами по столу. Неизбежность дальнейшей семейной жизни меня не порадовала.
– Все образуется.
Еще засветло я был дома. Кинул огромный букет цветов на стол. Не раздеваясь, бухнулся на диван и уснул.
Аленка
– Куда поступать будешь, горе ты наше? – тяжело вздохнув, буднично поинтересовалась классная руководительница. Судя по ее вздоху, она хорошего ответа от меня не ждала, равно, как и поступления.
– Никуда, – сплюнул я на пол.
