Fatum n-цатая версия. Venit summa dies et ineluctabile fatum. Часть I

Alexsundra Riamon

Fatum n-цатая версия. Venit summa dies et ineluctabile fatum. Часть I

Песнь первая.

(Антивещество и сверхвещество. Красота спасёт мир?!)

Какая редкая удача увидеть подобное животное – Сиглави! – да ещё такого бесценного для породы окраса, – чёрный, без единой белой отметины. На вороной голове голубыми бериллами светились ясные очи…

Зелёный луг и трава на нём – в каждом пучке букет – цветочно-душистая и беременная от росы. И по этому лугу, чуть в стороне от взбодрённого свежестью утра табуна, гуляет и резвится наипрекраснейшее из существ, которых только смогла сотворить власть жизни на земле, применив алхимию соединения сахара и океанической соли.

Гемма – плоть, свитая из жил и сухожилий, стягивающих игру мышц, которые каньонами разделяют части тела. Острота лезвий ушей, торчащих над сухой лёгкой головой, ранит зрение. Гемма – ворон одел тебя в свои перья, и ты летишь над землёй, творение кипящей Крови, почти не касаясь её ногами. Гемма – в тебе столько силы, молодой лихости и нигилизма. Страсть! Ты весь – меч, на острие которого жизнь и смерть обнялись в восхищении перед мгновением красоты, которую одна породила, а другой придётся уничтожить. (Звучит музыка «For Those Who Have Died (Bonus)» Cradle of Filth)

*****

Крикнула сорока. Табун насторожился. Жеребчик остановился, дерзко развернул ноздри в сторону вестницы опасности. И вторя предательнице птице, тишину идиллии нарушил потусторонний рык, подобный раскату грома, совсем бабахнувшему в трёх метрах от Геммы. Табун сорвался с места в едином порыве ужаса. Всё тело Геммы передёрнулось. Он инстинктивно отпрыгнул в бок, но ноги его ослабели, подкосились, и он грохнулся на землю, поднимая клубы выдернутой травы и комья земли. А когда поднялся, то ноги его не захотели бежать. Они словно приросли к земле, оцепенев. По глянцевой мокрой шкуре жеребчика протекла нервная дрожь. И тогда он заржал и совсем как это делал вождь, уводящий сейчас обезумевший табун в недосягаемую даль, с трудом отступил несколько шагов назад и опустил голову, глядя исподлобья. Сердце Геммы впервые познало страх такого зашкаливающего масштаба и всё, что он мог сделать сейчас, так это пройти сквозь этот страх. Ему бросили вызов, и он мог только принять его. И…

Заросли дрогнули! Из них, чудовищно стремительным, красно-смазанным пятном вылетела смерть! «Всё это слишком прекрасно, а потому не стоит прозы жизни…» – произнесла она, глухо рыкнув от усилия мощного прыжка.

Хищник давно наблюдал из укрытия за зазнавшимся юным жеребчиком. Подведённые чёрными стрелками хризолитовые глаза, цинично отмечали неотрывным взглядом каждое движение Геммы, позволяя ему «попрыгать» напоследок. Ведь он никуда не сможет деться от хищника!250 килограммов мышц, сплетающих сухожилиями пружину скелета в одну слаженную систему, не даром даны тигру! Каждая клеточка его тела создана для ювелирной работы, название которой – убийство!

Ужас смешался в глазах жеребца с удивлением, и мысль о спасении совсем забыла дорогу в его сердце. «Ласковая смерть»! Одним ударом плеча о плечо Бурея свалила Гемму с ног и обняла всего пушистым капканом, жестоко целуя в неистовстве его храп, поглощая его крик и дыхание, переходящий в мучительный стон, сворачивая шею. А потом, когда дрожащая агония в последний раз приподняла все волоски на теле Геммы; и ноги его шваркнули по траве, унося душу жеребца в лошадиный рай, Бурея отпустила жертву. И, изредка приостанавливаясь, чтобы перевести дух, стала нежно целовать мёртвые глаза, в которых застыло недоумение; и окровавленные ноздри, ещё хранящие жар дыхания жизни. Теперь она встала. Словно не веря в то, что сотворила с Геммой, Бурея тронула мягкой лапой плечо жеребца. Конь не шелохнулся. Она ещё раз тронула его, на этот раз подкогтив плечо, и заставив мёртвую тушу упруго поддаться на её прикосновение. Но всё. Гемма больше не был живым. Словно осознав это открытие, хищница обвела округу глазами. Мир не изменился или всё-таки изменился? Во взгляде зверя читалась тоска. Не было больше красоты! Было только мясо! Но для Буреи именно в этом заключалась красота Геммы. И взгляд её изменился, выражая чувство бескомпромиссно единоличного вожделения.

*****

Мясо!: парное, сочное, пропитанное запахом ферромонов, чуть сладковатое, отдающее железисто-медистой остротой на языке; сгустившаяся в клапанах сердца медная кровь; сладкая, обволакивающая пасть печень; пюре из разнотравья – содержимое желудка, так полезное в определённых количествах для желудка тигрицы; хрустящие хрящики грудины, полупрозрачные своей сахарной розоватостью. И всё это в глубоком единении с самим Геммой, который будет согласен с Буреёй во всём и отдастся ей полностью, до последнего кусочка своей плоти. Прекрасный Гемма станет неотделимой частью её сути. Ибо теперь Бурея совершит причастие. Пожирая божественную красоту, она сама станет ею. И даже больше! Теперь Гемма не будет просто красотой. Сила, мощь, непобедимость. Такую тварь всегда будут бояться и уважать. Вот только сможет ли её полюбить кто-то? Да! Вот же она – любовь в своём чистом, неопороченном виде. Она лежит у её ног. Бескомпромиссная, всеобъемлющая жертва.

Взгляд Буреи снова обрёл смысл и уверенность. Она спокойно улеглась рядом с предметом своего обожания, лизнула его шкуру, пробуя на вкус смертный пот и запах своего очередного «возлюбленного» и стала изящно вгрызаться в пах жеребца острыми стилетами зубов, разрывая тонкий бархат кожи, скрывающий от её глаз красно-мраморное вожделение. От нетерпения, терзавшего её, Бурея вскочила и за несколько секунд содрала со спины Геммы вороную шкуру, и нежно урча, марая усы в крови, стала томно поглощать то, что она так любила и без чего жить просто не могла…

А ведь всё могло быть иначе, или не могло?

Могло!!!

Песнь вторая.

(Континуум)

(Звучит музыка «Thank God For The Suffering» Cradle of Filth).

Жеребец проводил долгим взглядом, уходящий за линию горизонта, табун, а потом, посмел дерзко взглянуть в сторону зарослей. Сердце его обмерло и оборвалось. Там сливаясь с листвой кустов и деревьев, спокойно сидело существо настолько потустороннее, насколько может быть вообще всё невероятное. Бурея смотрела на него неотрывно глазами, которым бы позавидовала сама Госпожа Смерть. В доли секунд Гемма рассмотрел в них все загубленные души и прочитал свой приговор. Но почему эта тварь не спешит нападать? Неужели в её планы не входит быстрая смерть Геммы? Жеребец невольно попятился и захрапел. Тигрица встала и, игриво пугая коня, пошла на него. Нервы того не выдержали. В едином рывке он сорвался прочь от ужаса, но куда бежать? Впереди терновые заросли, а дорога в степь отрезана хищником. Гемма отчаянно заржал и, развернувшись, как ветер полетел прямо на хищницу. Бурея прыгнула, сопровождая нападение убийственным рыком. Кривые стилеты когтей блеснули возле плеча жеребца в дюйме, заставляя Гемму повернуть обратно в ловушку.

Это была игра! Тигрица не желала убивать, но и отпускать свою жертву не желала тоже. Она гоняла его по замкнутому кругу ещё и ещё, изводя его силы на нет. Она наслаждалась, впитывая звериным существом, мгновения существования флюидов пространства, построенного Геммой, представлявшее сложный коктейль, в котором бурлили неприятие юностью смерти и страха предков, через смерть прошедших. Пока, наконец, весь в мыле, дрожащий и измученный тот не остановился, перестав метаться. Он стоял, не шевелясь, и его трясло от бессилия пережитого им, зашкаливающего стресса. Загнанные бока с натужным стоном выдыхали ставший острым, как нож воздух. И тогда Бурея осторожно подошла к нему вплотную.       Мгновения превратились в вечность для них обоих. Тигрица приблизилась к жеребцу и коснулась носом горячих ноздрей коня, игриво тронула его лоснящееся от пота плечо лапой, словно прося его продолжить такое сладостное для неё зрелище. По коже Геммы прошла тончайшая дрожь, он издал звук, похожий на стон и вздох одновременно, словно давая понять чудовищу, что продолжения игры не будет. Но не тут-то было.

Бурея сладко сощурилась и села совсем рядом, напротив коня, а потом легла в траву. Странно, но сейчас Гемма больше не боялся её. Ослабевшие ноги его подкосились, и он рухнул рядом с хищницей. Тигрица невозмутимо вылизывала мокрые от росы лапы, и словно теряясь в продолжении своего тела, стала целовать Гемму в плечо и в шею, и во вспыльчивый храп, в опьяневшие очи. Конь прикрыл глаза, острые уши его рассеянно опустились. Никогда в жизни Гемма не испытывал такой ласки и никогда в жизни больше не испытает её… В эти сладостные для него мгновения, невдомёк было Гемме думать, о том, кто именно полюбил его, он был настолько сбит с толку, что перестал отличать реальность от недействительности, погрузившись в сон наяву…

*****

Бурея встала. Лик её хранил умиротворение царственного спокойствия. Она поцеловала Гемму в закрытые глаза, и рыкнула тихо и ласково, прощаясь с ним навсегда. Оказывается, чтобы почувствовать единение с самим Геммой не обязательно убивать его. Мир изменился! Жизнь и смерть отлично поладили друг с другом, без ущерба для хрупкой красоты…

«На звёздном поле два зверя дружат. Чёрный пегас запретной поэзии и хранитель его, сбежавший от Артемиды танцор меча – белый тигр – навеки влюблённый в красоту. Две половины одного целого, они полностью отражаются в сердцах друг друга, порождая в Шаманской вселенной истинное золото, свёрнутое в кольцо двухвостого полоза Таурум».

1.Амазономахия. (Утраченное царство.)

Посвящается Cradle of Filth.

Возьми любого из нас! Я гарантирую тебе, что для каждого жизнь – это набор банальных инструкций, именуемых замкнутым кругом. Как часто мы не замечаем то, что действительно так важно для нас. А потом сетуем, что бога нет. Но он есть! Просто мы настолько опущены на дно бытия, что в лучшем случае стали просто людьми, а в худшем – бесами. Куда уж нам убогим духом, до такого действа, как общение с богом. Ведь с богами могут общаться только боги.

– Мир состоит из попрошаек – говорит Господь, вздыхая тяжко. – А ведь должны вершить требу себе. А и воздам тогда им, по делам их…

А.Riamon

– Сколько вы хотите за бойца?

– Эта тварь стоит большие деньги! Предупреждаю! Её будет трудно приручить к смене хозяина. Но я гарантирую, что дерётся она, как дикая кошка!

– Так сколько вы хотите за неё?

– N-цать тыс. евро будет достаточно для предварительной оплаты и n-цать тыс., если она устроит Вас. И только исходя из моего личного расположения к Вам, лорд Гершенкрафт, я делаю Вам такую скидку и услугу. Ведь вы покупаете кота в мешке.

– Точнее кошку, Игорь!

– Да, это верно!

*****

Порыв ветра разметал обрывки бумаги и пустые пивные банки. Крыса, замешкавшаяся в мусорном баке, тонко и неприятно взвизгнула, почуяв приближение людей. Её голый хвост больше похожий на супер-переносную антенну, взвился на прощанье над кучей помоев, оставив долгоиграющий синий след в зрительной памяти мужчины.

– Мюррей, какого чёрта мы притащились сюда? – недовольно задал вопрос он своему спутнику.

– Как это какого, Эвка? У тебя сегодня что?… Правильно! День Варенья! Я приготовил для тебя потрясный подарок! – пьяно ответил ему Мюррей.

– Ты так щедр, Мюррей! Решил подарить мне эту помойку? – съязвил Эвка.

– Сюда, господа! Это сюда! Местечко внешне так себе, но это привилегия всех тайных сборищ. Тем более, сегодня оно существует, это место, а завтра здесь не останется даже намёка.

– Во-о! Ты слышал?

– Какое ещё тайное сборище?

– Калиостро, чё там у нас за тайное сборище?

– Вы всё скоро узнаете сами!

– Терпение, брат мой, скоро ты всё узнаешь сам!… – попытался подмигнуть пьяным глазом Мюррей и Эвка сдался, вернее, затаился в предчувствии чего-то особенно неприятного.

*****

Как писало «Hit Music Recension» первое появление на сцене Эвки Рунарийца и его группы «Запретные темы» вызвало возмущение даже у тех, кому до этого времени были как-то побоку все стили и направления в тяжёлой музыке, не говоря уже о заядлых металлистах. За издевательство над металлом (так называемый «цыплячий писк») они просто забросали его полиэтиленовыми бутылками из-под воды и банками с пивом. Но стоя на сцене в смрадных потёках, Эвка улыбался во всю ширь своего рта, скаля зубы, которым бы позавидовали все жеребцы на свете. А потом просто блеванул на толпу, расстегнул ширинку и слил на своих обидчиков. И поливая сверху сцены беснующийся народ заорал так, без микрофона, на сербском.

– Вы ещё будете стоять в очереди, чтобы отсосать у меня!

Так состоялся его первый и последний рекламный трюк. Зато не состоявшийся до конца после этого трюка сборный концерт, организованный благотворительной организацией по борьбе со СПИДом, закончился жуткой потасовкой, в которой публика чуть не порвала исполнителя и группу заодно, сметя на своём пути загородку и охрану, поломав аппаратуру и разнеся сцену в пух и прах! И только резвость музыкантов спасла их от гибели. Был жуткий скандал. Эвкин выкидон дал повод для бурного осуждения по всем каналам телевидения. Где его даже показывали, правда, тщательно «запиканного». Его непристойная слава в мгновение ока растеклась по Европе, Америке, и проникла даже в патриархальную Россию. Муниципалитет города Sh… выставил Эвану Чабеку гигантский штраф в суде и навсегда запретил ему всякую деятельность в черте города. После этого случая группа лишились последнего капитала и её сразу же покинули Эдди Краш и Альберт Варрава. Их уход Эвка констатировал философски.

– Это хорошие музыканты, но у них слабый дух и мне с ними не по пути.

С такого крутого скандала началась его творческая карьера. И это был нонсенс, так как у всех с такого скандала карьера заканчивалась на корню. Но только не у Эвана. Тогда никто и предположить не мог, что в свет вышел первый и последний король Металл Ступора (так назвал Эвка направление, которое он создал) – непревзойдённый Эвка Рунариец и его беспардонная группа «Запретные темы».

Похождения группы стали обрастать легендами и мифами сразу же. Эвка вёл себя совершенно непредсказуемо для зрителей. Пропав из поля зрения прессы почти на год, а потом, как ни в чём не бывало объявил на весь свет о концерте в городе I… На его первый самостоятельный концерт народ валил пачками. Наслышанные о непристойном поведении Рунарийца, заявились все, кто желал отомстить и оторваться в побоище и глумлении над музыкантами. В магазинчиках города I… за сутки были сметены из закромов все просроченные яйца и помидоры. Но Эвка, как всегда, просто грубо обломал намерения «фанов», с первой же песни, поставив всех в тупик. Голос его больше не был похож на цыплячий писк. Нет, он вытворял связками звуки, которые просто невозможно было спеть без хитроумных электронных приспособ. Народ снова был потрясён до основания, в зале поднялся гул прений. Пользуется ли Эвка услугами фонограммы? Готовя боеприпасы, народ дружно потребовал, привести ему доказательства мошенничества Эвки, грубо оборвав его песню на полуслове. И Эвка пропел всё с начала и до конца, без микрофона и музыки. Когда он закончил, народ снова испытал шок. Вначале зал погрузился в полную тишину, которую нарушали звуки то тут, то там бьющейся об пол яичной скорлупы, а потом зал зааплодировал и засвистел, завизжал от восторга.

Песни его, доселе ни на что не похожие, мгновенно стали хитами, а музыка просто сводила с ума своей непредсказуемостью. Но что самое главное! Публика не была просто зрителем, а принимала самое живое участие в его выступлениях, как необходимая часть шаманского обряда. Никто не знал, что ожидает его на концерте Эвки Рунарийца и его группы Запретные темы, но коллективный кайф от экстаза, схожий с принятием хорошей наркоты, был гарантирован всем, кто удостоился принять участие в этом действе.

Дух Эвки Рунарийца был несокрушим. Он не знал страха и уныния. Ведь он завоевывал мир! Его успех мог бы прочувствовать только один человек. Но, увы! Этот человек давно сгинул в небытии истории. Имя его – Гитлер! Никто не в силах был ответить на вопрос. Откуда у этого паршивого серба такая самоуверенность и интуиция, граничащая с ведовством. Тем более, что свою тайну Эвка не спешил раскрывать.

– Признайтесь, Эван. Вы владеете психотронным оружием? – спрашивала его в шутку Опра Уитни в онлайновской программе «Гении и злодеи».

– Это запретная тема! – отвечал он и смеялся в камеру, многозначительно показывая указательный палец.

Больше всего Эван не любил рекламу и назойливых репортёров. Он, как-то высказался по этому поводу, что он является товаром, который не нуждается в раскрутке средствами массовой информации, что для него особо ценным было и остаётся встреча с толпой лицом к лицу. Он относился к папарацци как к назойливым комарам, сразу же, без предупреждения нападал на них, разбивая носы и камеры с фотоаппаратами, если они теряли осторожность и приближались к нему на расстояние «прыжка». Он так нагло и заявил на первом же суде, что его львиная натура будет терпеть гиен только до тех пор, пока они держатся на уважительном расстоянии от него. Он чрезвычайно редко давал интервью запланировано. И редкому репортёру удавалось выловить его в каком-нибудь закутке паба, где он просто пил пиво, и склонить на разговор.

– Мне откровенно наплевать на все ваши интервью. «Золото» не нуждается в рекламе! Я даю их только для потомков. А если точно, то возможно в далёком будущем в свет явится очередной ублюдок, который сможет переплюнуть меня. Ха! Ему же надо знать, кого он хочет урыть?

– Вы столь прямолинейны в ответах.

– Вам что-то не нравиться в моих ответах?

–Если откровенно, то ваш тон…

– Если вам не нравится мой тон, то вы не въезжаете в кайф моей жизни, а если не въезжаете, чего я тут с дебилами делаю?

– А вы не боитесь, Эван, что я могу подать на вас в суд за личное оскорбление.

– Чего? Козёл смердящий! Я никого не трогаю. Я просто пью пиво в пабе. А вот что ты тут делаешь? Какого хрена тебе от меня надо? – кровожадно улыбается Эван.

– Я питаю жуткую надежду, что получу ответ на интересующий всех вопрос. В чём заключается секрет вашего успеха? – едва сдерживаясь, чтобы не ответить грубостью на грубость настаивает журналист на своём плане интервью.

– А ты хитрован! Думаешь, я вот так просто возьму и выложу тебе секрет? Хотя, думай сам. Секрета нет! Просто я любимец богов… – дерзко ломает этот план Эван. – Пошёл прочь! Ты мешаешь мне своими глупыми вопросами пить пиво и думать о смысле жизни.

Редкое интервью не оканчивалось потасовкой между Эвкой и жаднолюгами, как он ласково называл их в лицо. И ему откровенно нравилось выводить их из себя.

– Эх! Пол царства за коня! – обычно говорил он, растирая ушибы и синяки. – Кипит кровь в венах, это здорово! Нет ничего лучше хорошей драчки, для встряски вдохновения.

*****

Вот всё, что было заведомо известно журналистам и репортёрам об истории этой загадочной личности. И то, не из первых рук, а с подачи лорда Мюррея Гершенкрафта, который в отличии от Эвана очень любил популярность и блистание в средствах массовой информации.

Раннее детство Эвана Чабека прошло недалеко от Боботова-Куна. Когда в Югославии началась война отец Эвана, Ежи Чабек покинул страну и переехал в Англию. Он мог позволить себе подобное путешествие вместе с многодетной семьёй. Ежи Чабек был хорошим кузнецом, и не простым кузнецом, а оружейником. Он мог одинаково подковать коня и сварить булат для коллекционного оружия. Вот почему лорд Гершенкрафт с удовольствием приютил у себя столь нужного и незаменимого в хозяйстве человека. Гершенкрафт разводил арабских чистокровных лошадей линии Сиглави. Да и сам лорд отличался особой кровью. Самая редкая четвёртая группа отрицательная, унаследованная от прабабки из далёкого мифического Непала. Такая же группа была и у его сына, Мюррея и кто бы мог подумать, что такая же кровь течёт в жилах Эвки. Даже его родители не догадывались об этом. Эвка же давно знал о себе всё, что, по его мнению, следует знать. И это знание пригодилось ему, когда Мюррея чуть не убил жеребец при объездке. Эвка поделился своей плебейской кровью с самим лордом и автоматически стал его кровным братом.

Мюррей в отличие от своих родных не гнушался обществом юного серба. И, в конце концов, это именно Мюррей Гершенкрафт I спонсировал авантюрную затею Эвки стать звездой тяжеловесной музыки. И, признаться, это было первый раз, когда Мюррей не прогадал.

*****

Мюррей скучал. Все его выходки происходили от сплина. Судьба столкнула его с Эвкой нос к носу. И юный серб заинтересовал наследного лорда своей кипучей жизнедеятельностью. Молодого беспутного аристократа потрясло то обстоятельство, что у Эвки никогда не было проблем. Он оставался бесчувственным к ударам судьбы и даже более… плевать он хотел на свою боль, а уж тем более на боль других! И при таком мировоззрении он отличался очень страстной, чувствительной натурой, был необъяснимо поэтичен в своей мечтательности и любил необычную музыку. Горячий и живой Эван одним своим появлением разрушал хандру Мюррея. Вместе эти два типа были готовы осуществить всуе любую авантюру. Они отлично дополняли друг друга: огненно-ураганный спонтан (подразумевается слово фонтан) Эвка и заядлый интриган Мюррей.

*****

Такой тип, как Эвка Чабек воспитывался в определённых жёстких условиях, но не воспитание главное. Гены сыграли в формировании натуры певца первую роль.

Ежи Чабек негласно спрашивал себя, как такое могло случиться, что в его семье выродился такой паршивец? Пятеро детей: три сына и две дочки и шестой, самый младший и самый непутёвый, отличающийся ото всех по всем параметрам.

Эван, в отличии от своих братьев и сестёр кареглазых и светло русых, имеющих княжеские фигуры и спокойный, рассудительный характер, унаследовал невесть от кого тёмно-каштановые, почти чёрные волосы и пронзительно серые глаза и, что поразительно, леворукость. Вдобавок ко всему он рос мелким, но стремительным и вспыльчивым до безобразия и имел склонность к непотребству. За последнее его пристрастие Эвке довольно часто перепадало от родителя. Если в доме пропали деньги или на задних дворах конюшен нашли обугленный труп хозяйской кошки; если любимый мопс старой ключницы с визгом залетал в комнату, орошая кровью из отрезанного хвоста дорогой ковёр, или племенной жеребец из хозяйской конюшни, несколько раз подряд, не смотря на бдительность конюхов странным образом менял масть с белой на грязно чёрную – это значило, что виновником всего этого и многого другого безобразия был неугомонный Эвка. И Ежи, даже не разбираясь, кто прав, а кто нет, брал кнут и порол пацана. Хотя порка всегда была чисто символическая, так как, Эвка не был привязан и всегда имел возможность поиграть с разъярённым отцом в догонялки, творя по пути столько шума, что все пострадавшие справедливо полагали, будто никчёмное хулиганьё наконец-то наказано.

По-настоящему Ежи Чабек избил сына только два раза. В первый раз он поймал его за самоудовлетворением прямо посреди конюшни. Ежку возмутило не то, что Эвка занимается онанизмом (что вполне естественно в его возрасте), а то, что пацан совсем потерял совесть и даже не пытается сохранить своё деяние в тайне. Кузнец поймал его за шиворот, и лупил хворостиной по голой заднице, пока Эвка не вывалился из рубахи. И потом до ночи скрывался на задах конюшен.

Второй раз наказать Эвку потребовал главный конюх Альберт Штайн. Он пришёл в дом Чабеков утром, во время завтрака и сообщил, что Эвка спит с его дочкой Моникой. У Ежки челюсть отпала. Если честно, он не знал, что делать ему: гневаться или гордиться сыном, ведь Эвке в то время было всего тринадцать, а Монике семнадцать. И это, при том, что его старшие братья до сих пор слыли девственниками.

Виновник преступления сидел за столом низко опустив темноволосую голову и озорно посверкивал исподлобья непокорными серыми глазищами. Кузнец резко сорвался с места. Одновременно с ним со своего места соскочил и Эван, но Ежи успел поймать его за шиворот, вытащил из-за стола и бросил к ногам к Альберту.

– Вот он! – рявкнул он. – В полном вашем распоряжении, Штайн! Что прикажете делать с ним?

– Выпороть! – холодно ответил немец. – А когда оклемается, ко мне на конюшню! Будет полгода бесплатно навоз чистить!

Ежи, не слова не говоря больше, отвёл сына к коновязи, где Штайн самолично отсчитал тринадцать ударов кнутом по многострадальной Эвкиной жопе, навсегда запечатлев на ней возраст потери Эвкиной девственности. Вот тогда-то впервые и прорезался знаменитый голос короля металла, поразившего Штайна настолько, что дисциплина немца дрогнула от сверхзвукового удара по ушам. Тогда же произошло многое, что навсегда изменило жизнь Эвана Чабека.