скачать книгу бесплатно
– А мне нравится этот весёлый мальчишка с его добрыми шутками, – признался Ронан. – как, впрочем, и вам, отец. Это ведь вы только для вида сердитый вид делаете… Что ж, пожалуй, пойду-ка я сам распоряжусь обо всём, а потом вернусь к вам, мы ведь так давно не виделись…
На следующий день в Крейдоке с самого раннего утра вовсю дымила труба. Это повар Гилберт готовился порадовать гостей вкусными яствами. Накануне под вечер вернулись гонцы, и к полудню ожидалось прибытие гостей. Тем временем барон рассказывал сыну о приглашённых:
– У нас будет, во-первых, молодой Арчибальд Напьер, лорд Мерчистона, твой ровесник. Сего юношу отличают сообразительность, любознательность, цепкая память и к тому же блестящее красноречие. Однако же некому было дать ему добрый совет в своё время, и, покуда ты знаний набирался, Напьер поспешил обременить себя женитьбой на сестре оркнейского епископа и сейчас они проживают в своём доме в Гартнессе и уже растят наследника. Впрочем, я полагаю, у Напьера с его дарованиями будет блестящее будущее…
– А зачем же, отец, они живут в Гартнессе? Я видел их замок Мерчистон, он мне показался похожим чем-то на Крейдок и заслуживающим того, чтобы быть домом благородной семьи.
– Видишь ли, Ронан, Мерчистон находится совсем недалеко от Эдинбурга, а места там сейчас неспокойные. Вот, видимо, и решил молодой Арчибальд пока пожить с семьёй недалече от нас, в Гартнессе. Потише здесь в Стёрлингшире. Впрочем, если у тебя владения и в Лотиане, и в Стёрлингшире и в Ленноксе, как у этого самого Напьера, то ты имеешь полное право выбирать, где жить… Ну, так вот, во-вторых, будет у нас Эдвард Бьюкэнан, лэрд Арнприора, твой дальний родственник по материнской линии. Лет на пять постарше тебя будет. Очень колоритная фигура. Решительный, смелый, но и неуступчивый – это его потомственная черта. Ежели бы не мирный договор с Англией, полагаю, он бы не в Арнприоре сидел и хозяйством занимался.
– Простите мой наивный вопрос, отец, но мне право любопытно, – сказал Ронан, – почему вы с ними так сдружились. Эти молодые джентльмены {gentleman – так в старину в Британии назывались люди благородного происхождения} годятся вам в сыновья, крепки здоровьем и у них наверняка иные интересы, нежели у вас.
– Эгей, да уж не ревнуешь ли ты, Ронан? О-хо-хо! Оставь эти неблагодарные помыслы, сынок. Арчибальд и Эдвард – наши отличные соседи. Они честные и благородные люди, хоть и не лишённые мелких недостатков. К тому же, я чувствую себя в долгу перед ними, ибо их родители, почтенные лорды Джон Бьюкэнан и Александр Напьер, с коими я имел честь быть очень дружен и которые не менее моего были преданы королю Иакову, так вот, эти отважные рыцари пали в сражении у Пинки-клюх. Помилуй, господи, их души. Погибли они по воле злого рока, а я, видишь ли, уцелел милостью божьей. Вот и пытаюсь оказать этим юношам хоть чуточку отцовской заботы, которой молодые люди были лишены в последние их лета… Впрочем, я уверен, что ты с ними подружишься.
Дальнейший разговор был вскоре прерван прибывшим гостем. Первым из явившихся лэрдов оказался и самый молодой из них – Арчибальд Напьер.
Следующим, как по времени приезда, так и по возрасту был Эдвард Бьюкэнан из Арнприора.
Постепенно один за другим подъехали и остальные гости со своими скромными свитами, состоявшими из одного-двух слуг. Из уважения к вдовству сэра Роберта и учитывая отсутствие в Крейдоке благородных дам и соответствующих развлечений для них, приглашённые приезжали без жён и дочерей, оставляя их искать себе занятие дома.
Кроме уже упомянутых сэром Робертом двух молодых баронов, прибыли ещё три мелкопоместных дворянина, кои вряд ли заслуживают какого-либо отдельного описания, кроме разве что упоминания о том, что это были старые честные шотландские патриоты, проливавшие кровь за свою страну во времена Иакова Пятого, и ревнители веры своих отцов…
Пока служанки и поварята вносили в зал разнообразные блюда, приготовленные под бдительным присмотром повара Гилберта, отец Ронана представил его гостям, после чего присутствующие разбились на две группы: барон со своими старыми боевыми соратниками и молодые люди: Ронан, лэрд Бьюкэнан из Арнприора и Арчибальд Напьер.
Мало-помалу Ронан разговорился со своими новыми знакомыми. Они подтрунивали иногда между собой над старыми воинами, у которых любимой темой для разговоров были воспоминания о славных битвах, да о бывшем своём короле Иакове Пятом, коему они давали такие эпитеты как благочестивый ревнитель веры, непримиримый противник Англии и упрочнитель шотландского королевства. Тем временем как сэр Роберт беседовал подобным образом со своими старыми боевыми друзьями, молодой лорд Напьер с любопытством расспрашивал Ронана о его обучении наукам в монастыре Пейсли, а Бьюкэнан с интересом прислушивался к их разговору. Молодые люди скоро оставили всякие титулы и фамилии и называли друг друга просто по имени.
После того, как Ронан рассказал о своём времяпровождении в Пейсли, лорд Напьер заметил:
– Я разумею, что знание французского, греческого, германского языков даёт возможность читать любые книги и разговаривать с иноземцами. Но вот математика и астрономия мне кажутся настолько архисложными и путанными, что могут свести с ума кого угодно. Да и какой от них прок, в конце концов, для благородных людей кроме, разве что, всяких астрологов, алхимиков и прочих шарлатанов?
– Ну что ж! А вот скажи, любезный Арчибальд, сможешь ли ты, к примеру, узнать точно высоту своего мерчинстонского замка, не меряя её ни шестом, ни верёвкой? – прищурив один глаз, спросил молодой Бакьюхейд.
Напьер задумался на мгновенье, затем ответил:
– Увы, должен признаться, мне это будет не под силу… По правде говоря, я и понятия не имею, как это вообще можно было бы сделать без верёвки с привязанным к ней грузилом!
– Ну хорошо, а как полагаешь, возможно ли узнать точное расстояние до какого-либо объекта – да хотя бы до той же башни твоего замка, – находясь вдали и не приближаясь к ней ни на йоту, а лицезря лишь её крышу на горизонте?
– Ну, ты мне прямо загадки задаёшь, приятель Ронан.
– Да нет же, Арчибальд! Это как раз простейшие и наипонятнейшие примеры того, что позволяет определять математика. Такие вычисления ведь ещё и в античной Греции могли делать. Но, конечно же, возможности этой науки много больше.
– А скажи, Ронан, – спросил тут Бьюкэнан, – вот ты говоришь, что также познал и науку астрономию. А как она объясняет, что Солнце вокруг земли обращается с такой прямо-таки неизменной периодичностью, равной двадцати четырём часам? И не может ли наше светило невзначай остановиться, и наступит тогда вечный день, если оно остановится с этой стороны земли, или вечная ночь, ежели – с другой?
– О-хо-хо, Эдвард! – развеселился молодой Бакьюхейд, смех которого был чем-то похож на смех его отца. – А знаешь ли – и для тебя и многих других это будет верно откровением, – что из всех небесных светил лишь Луна обращается вокруг Земли, а наша планета – да-да, Земля это планета! – сама кружится вокруг Солнца? А смена дня и ночи и vice versa есть причина того, что Земля к тому же, будучи круглым шаром, вращается вокруг своей оси. И так будет до тех пор, мне думается, пока господь соизволяет быть жизни на нашей Земле.
Бьюкэнан недоверчиво смотрел на Ронана, не в состоянии воочию вообразить всё то, о чём рассказывал юноша. Так это было непохоже на его личные весьма смутные представления об устройстве мироздания, присущие большинству людей того века.
– Так, стало быть, Земля не есть центр вселенной? – ошеломлённо спросил он. – И неужели ты хочешь сказать, что не Солнце вращается вокруг нас, а мы – вокруг него, и что мы живём на шаре, с которого странным образом не падаем? Но это ведь, чёрт возьми, просто невообразимо!
– Клянусь мессой, дорогой Эдвард, так оно и есть! – уверил Ронан. – Древние ещё в античные времена полагали – да и в наши дни многие невежественные люди вслед за ними по старинке считают, – что Земля плоская и является центром вселенной. Однако ещё в древности Пифагор верно предположил, что земля есть круглый шар. Но он заблуждался, считая её центром мироздания. А великий учёный по имени Николас Коперник доказал ошибочность таких убеждений.
И Ронан вкратце поведал друзьям основную суть открытий Коперника. Когда он говорил, глаза юноши светились, а на бледных обычно щёках пылал румянец, что стоило бы отнести не к действию выпитого перед обедом лёгкого вина, к которому Ронан, надо сказать, был непривычен, а к лихорадочному возбуждению, вызванному разговором о величайших открытиях науки.
Напьер и Бюканэн, никогда прежде не обременявшие свои головы думами об устройстве вселенной и законах, которые ей управляют, слушали Ронана разинув рты. Ещё бы! Они привыкли, что умы дворян в лучшем случае были заняты мыслями о политике, войне и мире, будораживших всех религиозных вопросах того времени. А в большинстве же случаев, по правде говоря, все помыслы и, конечно же, поступки знати вообще исходили из сугубо честолюбивых и своекорыстных мотивов. Ныне же молодые бароны узнали совсем иного представителя дворянской семьи, который размышлял совсем по-другому, нежели прочие молодые люди из благородных фамилий.
Увлечённость Ронана заразила его слушателей. Даже отец Филипп, скучавший в компании старых солдат, передвинулся поближе к молодым людям и с интересом внимал вдохновенной речи своего бывшего подопечного.
Арчибальд Напьер настолько был поражён и вдохновлён рассказами Ронана, что в итоге он пылко воскликнул:
– Как бы я желал тоже овладеть науками подобно тебе, друг Ронан!
– Nulla aetas ad discendum sera {учиться никогда не поздно (лат.)}, как частенько говорил мой наставник Лазариус. Вот он, к примеру, до сих пор свой разум новыми познаниями обогащает, книги учёные по ночам читает, а у самого уж борода седая до пояса!
– Эх! – вздохнул Арчибальд. – Понимаешь ли, лежит на мне бремя заботы о многочисленных моих поместьях, там и здесь, будь они не ладны! А надо ведь и при дворе появляться, и в парламенте в Эдинбурге. Не до наук уж тут. Но клянусь честью, друзья! Когда подрастёт мой сын, обязательно определю его обучаться разным наукам.
Право автора позволяет нам забежать вперёд в историю и поведать читателю, что Арчибальд Напьер действительно сдержал своё слово, ибо сын его Джон Напьер стал учёным и прославился тем, что дал определение логарифма в своём труде «Mirifici logarithmorum» в 1616 году…
Вскоре беседа друзей, становившаяся всё более и более интересной, была прервана, ибо из кухни служанки и поварята стали вносить различные блюда. На огромных серебряных тарелках, наполняя залу аппетитными запахами, были уложены горы жареного и солёного мяса. Вазочки со всевозможными пряными приправами окружали их. Повар Гилберт вложил всё своё искусство в приготовление этих отменных блюд. На столе красовались нашпигованные каплуны и добрый шотландский бифштекс. Отдельно гостям был предложен жирный куриный бульон. Подобно стоящей на карауле в нескольких милях к западу горе Бен-Ломонд надо всеми блюдами возвышался большой сладкий пирог с яблоками, украшенный сверху белым кремом подобно снежной шапки на вершине.
Когда же блюда, наконец-то, были расставлены, отец Филипп благословил трапезу, прочитал Pater Noster и сел по левую руку барона. Никто бы не смог устоять в тот вечер перед искусительной кулинарией повара Гилберта, а посему на целых добрых два часа собравшиеся подпали под власть греха чревоугодия.
Глава XII
Пиршество
Обед поистине был отменным как по аппетитности, так и по обилию, что было вполне оценено гостями. Надо признать, что пример всем показывал сам хозяин дома, никогда не страдавший плохим аппетитом. Кушанья и яства, расставленные на массивном дубовом столе, сэр Роберт атаковал, как отважный воин обрушивается на заклятого врага, не зная тому пощады. Его боевые соратники не сильно отставали от старого рыцаря, подобно верным генералам, поддерживающим в битве своего полководца.
Молодые люди, то ли из уважения к старшим, а может и по отсутствию житейского навыка отведывали не спеша, больше наслаждаясь вкусом восхитительных мясных и кулинарных блюд, нежели обилием съеденного.
Когда с обедом было покончено, началось главное действо этого пиршества. Повар Гилберт самолично внёс в залу небольшой бочонок и принялся его откупоривать.
– А вот и лучшее бордо, которое вы когда-либо пили, друзья! – воскликнул хозяин.– Мы не приобретаем у виноторговцев в Эдинбурге ту разбавленную смесь в бутылках, которую они имеют наглость звать вином. Наши бочонки поступают прямиком с французских берегов. Это доброе старое вино было разлито в бочки ещё до того, как король Иаков вырвался из когтей коварных Дугласов.
Отец Филипп, будучи в то время уже в почтенном возрасте, хотел было покинуть пирующих, но старый рыцарь остановил его со словами:
– О, дорогой мой друг и советчик, не спеши покидать наше общество. Клянусь небом, сегодня ты услышишь нечто интересное.
– Смею сказать, дорогой сэр Роберт, – ответил капеллан, – что я уже услышал много интересного от вашего сына, и те знания, кои он нам тут поведал, я должен осмыслить и закрепить в своей голове.
– Однако же, любезный мой Филипп, – говоря это, барон подмигнул лэрду Бьюкэнану, – то, что ты услышишь нынче, ежели пожелаешь задержаться на нашем пиршестве, могло бы стать жемчужиной в твоих исторических анналах.
Тем временем кубки были наполнены изумрудным виноградным напитком, и барон провозгласил тост за королевскую династию Стюартов. После звучали ещё тосты за шотландское королевство, за святую католическую веру, за славу шотландских рыцарей. Если капеллан на каждый раз, когда поднимали кубки, позволял себе лишь толику пригубить вино, а молодые люди и особенно Ронан удостаивали тосты лишь несколькими глотками, то барон Бакьюхейда, наученный на пирах у многих славных шотландских полководцев искусству пить изрядно и без заметных последствий, осушал свои кубки без остатка.
Когда собравшиеся достигли того состояния, когда их сознание было ещё не затуманено окончательно винным возлиянием, а настроение было взбодрено первыми тостами и сопровождавшими их кубками, сэр Роберт торжественным тоном произнёс:
– Возлюбленные друзья мои! Как бы мне хотелось поднять чашу за нашего доброго короля Иакова. Но, увы, жизнь суверенов зачастую бывает короче жизни их верных слуг, ибо они погибают вместе с нами на полях сражений: подобно Иакову Четвёртому, павшему в битве при Флодене, они угасают и от душевных мук, обременённые ответственностью за судьбу государства, как покинул нас последний король Иаков Пятый, коему мы или отцы здесь присутствующих служили верой и правдой, – барон перевёл дыхание, ибо столь помпезная фраза потребовала от него изрядного умственного напряжения, и продолжил: – Однако же мы тут собрались не для того, чтоб печалиться, а напротив, веселить наши души хорошей компанией и отличным вином! А раз уж тут был упомянут король Иаков, то я хочу попросить лэрда Арнприора рассказать забавную историю, приключившуюся с его родителем.
Взоры всех обратились к Эдварду Бьюкэнану. А он погладил свою аккуратно постриженную бородку, ухмыльнулся в преддверии занимательного рассказа и начал речь:
– Ну что ж, сэр Роберт спустил меня сейчас на землю в то время, как чуть ранее его сын вознёс в недосягаемые взору выси. Действительно, забавная история произошла у нас в Арнприоре. Я в те времена был ещё мальчишкой, сующим во всё свой нос и норовящим быть похожим на взрослых. Отец мой Джон Бьюкэнан был человек смелый, своевольный и весёлый.
Но стоит, впрочем, особо упомянуть, как он стал владельцем баронства Арнприора, которое ранее принадлежало одному барону из клана Мензи. Мне думается, всем, и особенно тебе, почтенный отец Филипп, будет интересно это услышать. Так вот, у этого барона Мензи из Арнприора не оставалось наследников. А возраст у лэрда и его супруги был уже почтенный. И позарился на это баронство сэр Дункан Форестер из Гардена. Этот вельможа занимал важный чин при дворе Иакова Четвёртого, чувствовал себя всемогущим и, обуреваемый алчностью, возжелал к своему баронству Гардена добавить ещё и владения Арнприора. Он приехал в замок к старому Мензи и прямо-таки велел тому завещать баронство Арнприора ему, Форестеру. В противном случае сэр Дункан угрожал отнять Арнприор у Мензи силой, используя своё влияние при дворе и родственные связи с королевским судьями. Старый Мензи был человек гордый и не мог потерпеть такой наглости. Он обратился за помощью к своему хорошему соседу, главе клана Бьюкэнан сэру Уолтеру с просьбой защитить его от Форестера. За это он обещал оставить баронское поместье одному из его сыновей. Мой дед с удовольствием согласился помочь соседям и к тому же расширить владения своей семьи. И он отправил младшего сына, малолетнего Джона с одной лишь пестуньей жить в Арнприор к старым супругам Мензи, которые окружили ребёнка любовью и заботой как родного. Однажды, когда старая чета куда-то отъехала, в Арнприор нежданно заявился сэр Форестер и потребовал от пестуньи вместе с мальчиком покинуть замок, ибо он собирался его сжечь в отместку за упрямство Мензи. Но мой отец, тогда совсем ещё маленький мальчик, всё прекрасно понял, а именно, что злой чужак хочет отобрать у него замок, который маленький Джон уже считал своим. Тогда он схватил за платье свою пестунью, затопал ногами и заорал благим матом, что не уйдёт из своего замка, даже если злой дядька его будет там убивать. Он кричал так пронзительно, что у Форестера заложило уши и узурпатор попросту опешил. Ободрённая такой храбростью своего подопечного, воспитательница моего отца заявила сэру Дункану, что никуда отсюда с мальчиком не уйдёт, и что ежели им посмеют причинить вред, то страшная кара вождя Бьюкэнанов и всего его клана ждёт злодея. Форестера такой отпор смутил и заставил задуматься. В итоге, устрашённый перспективой ужасной мести со стороны семьи Бьюкэнанов, сэр Дункан вынужден был отступить.
– Так мой отец стал полноправным владельцем Арнприора и уже в младенческом возрасте смог отстоять свою собственность и защитить её от посягательств алчного злодея, – закончил первую часть рассказа Эдвард Бьюкэнан, после чего сэр Роберт поднял кубок и предложил тост за благородство души и верность законам чести. Тост был дружно поддержан, и через некоторое время Бьюкэнан вновь продолжил повествование:
– В один прекрасный день, а точнее вечер, собрал мой батюшка своих друзей на пиршество, вот как сейчас хозяин Крейдока, благородный сэр Роберт. Гостей, правда, было поболее чем здесь. Однако я не припомню среди них, вас, сэр Роберт.
– Мне помнится, то был как раз первый год, – заметил скорбно Роберт Бакьюхейд, – как не стало леди Кентигерны, и я пытался забыть своё горе в пограничной области, выполняя волю нашего короля Иакова и вымещая мою злость на судьбу на английских и шотландских мародёрах.
– Ну, так вот, – продолжил Бьюкэнан. – Вино лилось рекой, играла лютня или арфа – право, не помню уже, что именно, – в большом зале замка было людно и весело. А я тогда был непоседа и носился по всему нашему дому. Подражая отцу, я решил обойти все замковые укрепления Арнприора и проверить надёжно ли они охраняются. Поднявшись на одну из башен, я вдруг заприметил, как по пролегающей мимо ворот замка дороге едут не спеша три всадника. Они видимо были уставшими, ибо у одного из них через лошадь была перекинута туша убитого на охоте оленя.
«Как так! На нашей земле кто-то осмеливается охотиться!» – вознегодовал я и бросился с этой вестью к моему отцу. Пиршество во дворце в это время было как раз в самом разгаре. Вино лилось таким потоком прямо как река Форт после сильных ливней, столы ломились от еды, а мой отец и его гости, разгорячённые не только вином, но и более крепкими напитками, разговаривали во весь голос, смеялись, спорили, шутили. Дворцовый бард играл на лютне или арфе.
«Отец! – крикнул я. – Какие-то люди убили оленя в окрестностях нашего дома и имеют наглость везти его мимо самых ворот замка!»
«Что!? – гневно взревел хозяин Арнприора. – Пойдём же взглянем на этих проходимцев!»
И отец ринулся вниз, сопровождаемый галдящими гостями. Так живо я принёс эту весть и так стремительно было движение моего отца, что несчастные охотники не успели отъехать и тридцати ярдов от замка, как их остановил звучный оклик барона Арнприора:
«Эй, вы! Стойте немедленно и отвечайте прямо: кто вы такие и по какому праву убили оленя на моих землях».
Грозные слова отца были подкреплены выбежавшими из ворот ратниками с пиками и луками. К тому же многие из гостей, большинство из которых были нашими родственниками, держали в руках мечи.
Охотники, похоже, ничуть не смутились, и тот, у которого через лошадь был переброшена туша оленя, сказал спокойным и твёрдым голосом:
«Досточтимый сэр, мы всего лишь скромные слуги короля Иакова. Его величество нынче держит великий пир во дворце Стёрлинга. Народу собралось так много, что король испугался, что вино ещё не будет выпито, а яства закончатся. Вот он и велел нам, его ловчим пополнить запасы на королевской кухне».
«Ха-ха-ха! – рассмеялся мой отец. – Право слово, какое совпадение! У меня ведь тоже сегодня большое пиршество. И вот эти благородные господа, – он кивнул себе за спину, – все мои гости, кои уже изрядно подчистили мои запасы. И я боюсь, что нам тоже нечем будет утолить голод уже завтра утром. Позовите-ка мне сюда повара».
Пришёл дворцовый повар Арнприора.
«А скажи-ка, уважаемый кулинар, – спросил, подмигивая, лэрд Арнприора, – не оскудела ли ещё твоя кухарская житница? Ибо, почитай, я со своими гостями собираюсь долго сегодня пировать и не желаю, чтобы меня упрекнули в отсутствии гостеприимства, ежели мой стол, не дай бог, опустеет до завтрашнего утра».
Повар, зная весёлый нрав моего отца, изобразил смущение и растерянность на своей физиономии и через минуту ответил:
«О, мой господин! У вас и ваших гостей нынче разыгрался такой хороший аппетит, что у меня уже сейчас начинают дрожать коленки из страха перед вашим гневом, когда мне нечего будет более предложить для пиршественного стола. По правде говоря, я уж хотел было идти к вам с просьбой послать кого-нибудь за телёнком в ближайшее селение».
«Вы слышали, господа охотники? – спросил отец у королевских слуг. – Наш провиант тоже подходит к концу. А посему я вынужден изъять у вас охотничий трофей, добытый на моих землях».
«Но этот олень был убит вовсе не здесь, а на холмах около Гартмора», – пытались отстоять свою добычу королевские слуги.
«На этой туше разве написано, что она с гартморских холмов? – возразил мой отец. – Но все видят, что вы везёте её мимо моего замка. А значит, я имею полное право полагать, что олень был убит недалеко отсюда».
«А я видел давеча оленя, похожего на этого, на холме неподалёку отселе», – лукаво добавил я, желая поддержать моего родителя.
«Но уважаемый сэр! – воскликнули охотники. – Этот олень предназначен для стола в замке Стёрлинга и является собственностью короля, как и вся дичь, добытая в его королевстве».
Но мой батюшка был твёрд в своей прихоти.
«Король Иаков может быть королём Шотландии, – небрежно ответил отец, – но зато я есть король Киппена!»
Королевских слуг освободили от их ноши, коя оказалась чересчур тяжела для провоза через Арнприор, и они вынуждены были вернуться в Стёрлинг налегке, с пустыми руками. Как они объяснили королю случившиеся, мне, однако, не ведомо…
– Зато про то знаю я! – прозвучал зычный голос Роберта Бакьюхейда. – Один из присутствующих при той сцене дворян – будто бы, это был кто-то из Ситонов, – поведал мне, как было дело, когда слуги вернулись к Иакову не солоно хлебавши…
Старший из них с опущенной головой и растерянным выражением на лице подошёл к королю, восседавшему за богатым пиршественным столом. Увидев его, Иаков сказал:
«О! Вернулся наш придворный ловчий и, надо полагать, с богатой добычей, которую на кухне уже превращают в прекрасное жаркое».
«Ваше величество, – пробормотал неудачливый охотник, – нам действительно удалось подстрелить большого жирного самца оленя в гартморских холмах, но…»
«Но? – удивился король. – Что но?»
«Однако, нас поджидала неудача на обратном пути».
«Как так! О чём ты говоришь, сэр ловчий?»
«Этот олень был у нас злодейски похищен», – удрученно вздохнул слуга.
«Как похищен?! – вскричал король. – Неужели в окрестностях Стёрлинга есть такие наглецы, кои осмеливаются похищать дичь, предназначенную для королевского стола? Клянусь душой Брюса, нет такого смертного, способного на сию дерзость! В конце концов, не нечистая же сила его утащила!»
«Нет-нет, ваше величество, то был вполне осязаемый человек», – ответил слуга.
«Человек! Интересно, и кто же оный смельчак, не боящийся ни плахи ни виселицы, ни топора ни верёвки?» – спросил король, которого эта история, похоже, уже начинала веселить.
«То был король Киппена, ваше величество», – смущенно ответил ловчий.
«Что? Король!.. Послушайте, мои лорды, – обратился Иаков к гостям. – Оказывается, недалеко от Стёрлинга имеет место быть ещё один король! Ну не забавно ли сие?.. И как же по имени зовут этого короля? – полюбопытствовал Иаков у слуги.
«По всей вероятности, это владелец Арнприора, ваше величество, ибо мимо ворот этого замка мы держали свой путь».
«Кто из вас, мои лорды, скажет мне, кто владеет замком Арнприор?» – вопросил Иаков Пятый у придворных.
«Джон Бьюкэнан!» – ответили сразу несколько голосов.
«Бьюкэнан? – с удивлением воскликнул король. – Но я знаю, что сей клан верой и правдой служил моему отцу. Мне также нечем упрекнуть их и ныне. Джордж Бьюкэнан! Король!.. Как ты говоришь, сэр ловчий, зовётся его королевство?.. Киппен? Впервые слышу!»
«Ваше величество, так местные жители называют пустошь в десяти милях от Стёрлинга, аккурат неподалёку от Арнприора», – ответил слуга.
«Ха-ха-ха, – звонкий смех Иакова огласил залу. – Король торфяного болота! Отличное же королевство себе выбрал барон Бьюкэнан из Арнприора. Надобно на днях наведаться к его величеству, провести переговоры и заключить великий альянс против моего дядюшки короля Генриха. Объединив наши армии, мы сможем наконец-то отобрать у английской короны и Нотумбрию, и Кумбрию. Как вы думаете, мои лорды? А?»
Шутливый тон Иакова снял напряжение, вызванное происшествием, и вслед за королём в зале раздался дружный смех. И пиршество продолжилось дальше. За общим весельем, музыкой, танцами и приятными разговорами все скоро забыли про новоиспечённого короля Киппена…
На этом месте барон закончил повествование о том, как незадачливые охотники вернулись в Стёрлинг после знакомства с королём Киппена. Довольный тем, как у него получилось красочно описать ту сцену, старый рыцарь осушил очередной кубок с вином и посмотрел на Эдварда Бьюкэнана, взглядом призывая того продолжить рассказ.
– Благодарствую, сэр Роберт, за то, что вы восполнили пробел в моём повествовании, – сказал Бьюкэнан. – Не помню, сколько минуло дней с оного случая, про который почти уже все и забыли, только однажды, когда мой отец возвратился с охоты в компании своих кузенов – в которой я, кстати, тоже уже принимал участие, – и мы обедали в большом зале дворца, вошёл один из свирепого вида караульных с секирой на плече. Надо сказать, что все стражи в замке были дюжими малыми, выросшими среди гор и привыкших с детства держать в руках оружие. И порой один их вид мог испугать прибывающих в Арнприор. Я почти слово в слово запомнил, что говорилось в те несколько часов, ибо такие незабываемые события случаются не каждый день.
«В чём дело, Иан? – сердито спросил мой отец. – Какое такое происшествие побудило тебя прервать наш обед?»
