скачать книгу бесплатно
– Достопочтенный и премногоуважаемый староста Фрэнк, – дерзко заявил он, – сердечно уверяю, что Вы не пожалеете о моем появлении в Плаклях!
– Ты ведь на данный момент проживешь в доме Патрика Карди? – перебил его Староста Фрэнк.
«Малолетний гордец» утвердительно кивнул взъерошенной головой и смущенно зарделся каким-то странным болезненно-тусклым румянцем. С явным любопытством Староста Фрэнк начал рассматривать черты юного лица.
– Мартин, ты являешься родственником Патрику Карди? – поинтересовался он, вызвав новую вспышку болезненного румянца.
– А это так заметно? – удивился Мартин, продолжая упорно краснеть.
Тяжко вздохнув, Староста Фрэнк принялся напряженнее думать. «Малолетний гордец» премило заулыбался, кокетливо захлопав длинными изогнутыми ресницами, разом преображаясь в святую невинность и непорочную чистоту.
Старосте Фрэнку стало совсем не по себе. Украдкой он осенил себя размашистым крестным знаменем и смело посмотрел в эти нарочито смущенные черты. Мартин лукаво заулыбался, хитро сощуривая странные глаза.
– Поверьте мне на слово, – заслышалась угрожающая интонация, – Я весьма хорош в своем мастерстве…
Лукавая улыбка растянулась от уха до уха, хитрый прищур стремительно расширился, затягивая глубиной блистательной синевы. В этот момент Староста Фрэнк был согласен на все готов, лишь бы этот странный тип избавил его от своего присутствия.
– Хорошо, – сказал Староста Фрэнк, – я дам тебе испытательный срок, а там посмотрим.
– Вот это весьма благоразумно, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк одобрительно кивнул Мартин и ехидно заулыбался.
– Только учти, – строго парировал Староста Фрэнк, – что работать ты будешь совершенно один.
– Ничего страшного, – заявил Мартин, – я привык работать в одиночку.
– Работать будешь шесть дней в неделю с семи утра до семи вечера, – озвучил свои требования Староста Фрэнк, в глубине души, надеясь, что «родственник» Патрика все-таки передумает, – и в любое время дня и ночи тебя могут попросить посетить дом внезапно заболевшего.
На самом деле, он нарочно прибавил шесть часов работы больницы. Огромные глазища так и пыхнули фанатичным блеском сиреневого сияния, на фарфоровом лице заиграла улыбка полоумного счастья.
– Готов работать хоть круглосуточно! – с жаром выпалил Мартин, встав по стойке смирно.
Староста Фрэнк перевидал немало докторов, отчаянно желавших работать в Плаклях. Все как один выдвигали они какие-либо требования, а еще были крайне недовольны озвученным жалованием. Этот же, наоборот, кипел поразительным трудоголизмом и даже не заикался о деньгах. Хотя, Староста Фрэнк прекрасно знал, что Карди славилось отчаянным трудолюбием.
– Деньги будешь получать небольшие, – властно произнес он, пренебрежительно посматривая на ликующую физиономию.
Тут Мартин выкинул такое, отчего Староста Фрэнк долго приходил в себя. Ни с того ни с сего «малолетний гордец» преклонил колено и, клятвенно положа руку на сердце, смиренно опустил крученную темную голову.
– Promitto me laboraturum esse non sordidi lucri causa (лат. Обещаю, что буду трудиться не ради презренной выгоды), – раздалась бесовская речь.
На будущее Староста Фрэнк решил расспросить Патрика об этом внезапно объявившемся «родственничке».
– Имей в виду, Мартин, – произнес Староста Фрэнк, – здоровье людей это тебе не игрушки, поэтому сейчас хорошенько подумай, на что ты идешь…
Послушно кивнув, Мартин выпрямился во весь свой стремительный рост и, прижав руку ко лбу, усердно нахмурился, а после довольно долгого мыслительного процесса принялся старательно изображать из себя сконфуженного студента. Нервно теребил он свою обляпанную пальцами синюю папку и все рассеянно хлопал длинными изогнутыми ресницами.
– Видите ли, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, – вдруг робко пискнул он, заметно заикаясь, – все дело в том, что несмотря на мой колоссальный опыт и весьма обширные познания, есть один маленький ньюансик… Не сочтите за дерзость, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, отнеситесь с пониманием…
Заслышав это, Староста Фрэнк несказанно обрадовался тому, что все-таки вывел «малолетнего гордеца» на чистую воду.
– Говори, – оживленно потребовал он, строго посмотрев на вовсю пылающего зелено-багровым румянцем Мартина.
Ярко-синие глаза рассеянно забегали, длинные тонкие пальцы с удвоенной скоростью затеребили папку.
– Видите ли, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, – продолжил Мартин, заикаясь уже на каждом слоге, – конечно же мне… Конечно же мне… Мне… Мне… Мне, конечно же, под силу излечивать недуги в самые кротчайшие сроки, да вот только… да вот только… Только… только… Не хочу Вас, конечно, огорчить, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, просто я… просто я… Я… Я…
Тут Староста Фрэнк поймал себя на мысли, что его откровенно забавляет этот «малолетний гордец». Несмотря ни на что, ему почему-то захотелось оставить этого необычного мальчишку в своем окружении, тем более что младшая дочка давно поджидала достойного жениха.
– Говори, Мартин, – попросил Староста Фрэнк мягким отеческим тоном, – не стесняйся…
– Видите ли, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, – снова принялся объясняться Мартин, выдавливая из себя внятные слоги и доляпывая папку неугомонными пальцами, – я немедля готов взяться абсолютно за любой, пусть даже самый сложный случай, да вот только… Да вот только… только… только… Да вот только…
Да вот только очень скоро Старосте Фрэнку надоело слушать то заикающееся мямличевство, а также наблюдать за нервными движениями холеных пальцев с аккуратными ногтями.
– Да говори же ты наконец! – закричал он, хватаясь за голову.
– Я напрочь отказываюсь принимать роды, – как на духу выпалил Мартин, – и в зубном деле я совершенно ничего не смыслю, не обессудьте… Понимаете ли, достопочтенный и премногоуважаемый Староста Фрэнк, дело в том, что у меня несколько иная специфика направленности, вот!
Этот детский лепет откровенно посмешил Старосту Фрэнка, к тому же он ясно понял, кто именно перед ним стоит, испуганно переминаясь с ноги на ногу.
– За наших рожениц не беспокойся, – поспешно заверил Староста Фрэнк, – а что до больных зубов, то у нас Кузнец Арчи ими занимается.
Мартин радостно заулыбался и одарив лучезарным васильковым взглядом, принялся, точно конь, нетерпеливо бить лаковой туфлей о дощатый пол просторной веранды.
Старосте Фрэнку хотелось еще побеседовать с «необычным мальчиком», однако он не стал томить долгим ожиданием отчаянное рвение начинающего врача.
– Эй, Энтони, – крикнул он своему сыну, который затачивал поблизости рабочий инвентарь, – проводи-ка господина доктора к месту его работы!
Светловолосый парень тотчас отложил свои искрящиеся дела и быстро засеменил к воротам, давая «господину доктору» знак следовать за ним.
Бойкой иноходью тот устремился следом, однако за пределами ворот смерил пронзительно-синим взором, начиная от сильно разношенных ботинок и заканчивая коричневым суконным картузом, а сделав жадный глоток из прикарманной фляжки, гордо поправил потрепанный фрак, усмирил в сюрреалистичный хаос и без того взъерошенную прическу, достал серебряный портсигар и приказал ждать, властно чиркнув спичкой.
Эпизод 4. Больница
Сын Старосты Фрэнка Энтони оказался общительным, даже чересчур общительным парнем с живым взглядом и открытой улыбкой. Стоило двинуться в путь, как он принялся осыпать разнообразными вопросами о городской жизни. Мартин притворялся глухим. Поняв, что новый знакомый не намерен распространяться об интересном, Энтони принялся любопытствовать о самом Мартине, за что был сразу осажден сердитым фырканьем. Поняв, что новый знакомый не расположен и к откровенным беседам, Энтони принялся глаголить на отвлеченные темы. Мартин принялся изображать полную отрешенность.
Энтони явно не понимал, что его новый знакомый совсем не расположен к беседам и принялся тараторил обо всем на свете, а вскоре начал по новой сыпать вопросами. Может быть просто забылся, а может проверял на прочность терпение Марина.
– Вот мы и пришли, – вдруг объявил Энтони, радостно указывая на ветхий домик возле леса, соседствующий с огороженным кладбищем.
Похлопав глазами на ровные рядки пестрых могилок, пестрящих за кованным заборчиком, Мартин перевел ярко-синий взор на больницу и скорчил недовольную мину.
Энтони взбежал на ветхий порог и отворил провисшую гнилую дверь. Поприветствовав болезненным скрипом, она лишь чудом не соскочила с ржавых петель.
Внутри, как и снаружи больница оставляло желать только лучшего. Темный коридор с двумя противоположными друг другу дверьми был увешан серой бахромой густой паутины. Деревянные лавки вдоль стен, утыканных гвоздиками-вешалками. Возле двери слева висел рукомойник самой примитивной конструкции. Водопроводом здесь явно служили ведра: одно стояло под раковиной, поражая своим покореженным видом, другое, более-менее приличное, чуть поодаль.
За дверью справа располагалось жалкое подобии смотровой комнаты, под окном стояла узенькая лавочка. В дальнем углу ютилась ветхая тумбочка, на ней гордо возвышался, видавший все времена, поржавелый примус. Посередине располагался большой деревянный стол, очевидно, кухонный.
Подойдя к столу, Мартин с интересом склонился над пыльной столешницей и провел рукой, оставляя тонкие полосы следов от пальцев. Некое подобие хоть и кривой, но все же, улыбки озарило восковый лик.
За дверью слева располагался кабинет. В стене зияла маленькая печная заслонка. Узкий шкафчик со стеклянными дверками, предназначенный, скорее всего, для хранения лекарств и прочей больничной утвари, изобиловал ошметками ваты, бумажной стружкой, а также мышиным пометом. Впрочем, последнего повсюду хватало с лихвой. У большого окна с наполовину отвалившимися ставнями стоял, вздувшийся от влаги, письменный стол, возле которого в соседстве с разбитыми склянками, валялись два полуживых стула.
Осмотрев свое убогое владение, Мартин вполголоса выругался и потупился в дощатый пол, устланный пыльным ковром со все той же грязной ватой, мелкой бумажной стружкой и прочими последствиями бурной жизнедеятельности мышей, которые, по всей видимости, являлись здесь единственными хозяевами на протяжении многих десятков лет.
– Удачи в труде! – подбодрил Энтони и со всей дури хлопнул пятерней по спине.
Болезненно дрогнув, Мартин метнув сверкающий антрацитовый взгляд и принялся растирать ошарашенную спину.
Добродушно улыбнувшись, Энтони засеменил было на выход, как вдруг развернулся, сурово нахмурился и хлопнул себя по лбу.
– Совсем забыл! – заслышалось улыбчивое восклицание, – Держи!
Он протянул небольшую связку ключей. Учтиво кивнув, Мартин принялся с напыщенным усердием рассматривать ключи от своего убогого владения, выказывая абсолютную поглощённость данным занятием.
Скрытых намеков Энтони, как видно, совсем не понимал, потому что в следующий миг он бесцеремонно схватил Мартина под руку и потащил прямиком к заляпанному окну.
– Смотри, – заявил Энтони, тыча пальцем в оконное стекло, – эта тропинка ведет к дому семейства Карди, не заблудишься!
Он вновь одарил Мартина лучезарной улыбкой, по всей видимости, все еще пытаясь добиться ответного расположения неразговорчивой натуры, однако «неразговорчивая натура» была абсолютно непреклонна в своей холодно-надменной позиции.
Недовольно хмыкнув, Мартин демонстративно сложив руки на груди и смерил Энтони хмурым сапфировым взором, но тот все-равно желал завязать новую дружбу.
Так они и стояли молча, пока терпению Мартина не пришел конец. Длинный тонкий палец властно указал на выход. Энтони пожал плечами и пошел прочь, одарив на прощание еще одной лучезарной улыбкой.
Стоило Мартину облегченно выдохнуть, как Энтони замер у входной двери и поспешил обратно.
– Чуть не забыл! – все с той же лучезарной улыбкой воскликнул, – Веник и тряпки в дальнем углу коридора, а колодец на заднем дворе, там же и туалет неподалеку! Показать, где?
– Non (лат. Нет)! – взвизгнул Мартин и злобно добавил, – Показывать ничего мне не надобно. Сам все найду!
– А может компанию составить? – никак не унимался Энтони, всем своим видом показывая, что не желает уходить.
– Лучше в покое оставить, – сухо парировал Мартин и уперев руки в боки, принялся нервно стучать мыском туфли.
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Энтони, – был рад знакомству…
– Агась, – хмыкнул Мартин и добавил на непонятном языке, – Puto vos esse molestis simos (лат. Кажется, ты меня уже достал).
Напоследок он показал неприличный жест самой прямой направленности. Недоуменно посмотрев на согнутую в локте левую руку с выставленным средним пальцем, Энтони все, наконец-то, понял.
Когда же входная дверь закрылась, Мартин облегченно выдохнул, рассеянно огляделся вокруг и запустив глубоко в волосы длинные пальцы, принялся старательно растрепывать спиралевидные локоны.
Собравшись, наконец-то, с мыслями, а заодно и сотворив на голове причудливый остроконечный авангард, он начал наводить порядок в, так называемой, больнице, которая, как оказалось, не только отчаянно нуждалась в нем, а вообще отчаянно нуждалась во многом. Главным образом, она отчаянно нуждалась быть нормальной больницей, а не этим столетним убожеством.
Вплоть до самого вечера Мартин наводил чистоту в своем убогом владении, не переставая ни на минуту проклинать тот злополучный день, когда он согласился на «треклятую авантюру бестолочи истерической». В конец, истратив весь свой словарный запас бранного лексикона, а попутно покончив с изматывающей уборкой, Мартин запер входную дверь и, окинув напоследок это жалкое подобие больницы антрацитовым взором, отправился по указанной тропинке, которая, якобы, должна была привести прямиком к дому семейства Карди.
Несмотря на простоту маршрута, он все-таки умудрился несколько раз заплутать, да к тому же долгое время силился узнать тот самый дом, который внезапно оказался одним из ста совершенно одинаковых домой, а вот возвращающиеся с пастбища рыжие остророгие коровы, в отличие от Мартина, быстро нашли нужный дом и важно проследовали в отворяемые ворота.
– Мои дорогие коровушки, – молвил Мартин с тяжелым вздохом, – хотя бы вы знаете, где ваш дом…
Проводив коров печальным синим взором, Мартин поприветствовал Стефаниду кротким кивком и поспешно заскочил в дом.
Вовремя же ужина он оживленно сказал, что впервые в жизни увидел воочию коров и теперь искренне поражен их превеликому интеллекту. Однако при всем своем восхищении, пробовать парного молока напрочь отказался, заявив, что на дух его не переносит, а после, включив безотказное детское обаяние, подкрепленное выразительностью широко распахнутых ярко-синих невинных глаз и кокетливым похлопыванием длинных изогнутых ресниц, принялся вымаливать у «достопочтенной и премногоуважаемой госпожи Стефаниды» штук пят-шесть белых простыней для «больничных нужд», обещаясь в ближайшее время пренепременно купить взамен новые. Не в силах устоять перед вопрошающим васильковым взором, Стефанида доходчиво предоставила Мартину требуемое, заслужив тем самым ряд лестных комплиментов в свой адрес, что подвигло ее на щепетильную утюжку тех самых простыней перед отдачей.
Эпизод 5. Новый доктор
Весть о появлении нового доктора молниеносно разнеслась по всей округе, и уже спозаранок на пороге «отчаянно нуждающейся больницы» вовсю ожидала огромная толпа народу, а вскоре на горизонте появился высокий черный силуэт.
С нескрываемым любопытством местные жители смотрели, как Мартин, нагроможденный увесистым докторским саквояжем и не менее увесистым узлом белых простыней, поднялся по ступеням ветхого крылечка. Среди людей начало раздаваться вкрадчивое перешептывание.
У самого входа, Мартин окинул шепчущееся между собой многолюдье ярко-синим взором и со словами «Обождите, милейшие» отпер болезненно-стонущую входную дверь.
Поспешно укрыв, накрыв и расставив все как надо, он уселся за письменный стол, перевел дыхание, растрепал спиралевидные локоны и объявил о начале приема, после чего не давал себе ни минуты для роздыха и перекура.
Он был не столько надменно-холоден, сколько суетливо внимателен, эмоционально раскрепощен, предельно вежлив и весьма учтив, а смотрел так пронзительно оценивающе, будто заглядывал в самую душу.
К слову сказать, местные жители пришли в больницу просто поглазеть на очередного доктора, а заодно и на неизвестно откуда взявшегося «племянничка» Патрика Карди. При все при том, они никак не ожидали увидеть под светлыми сводами тщательно прибранной больницы такое вот престранное нечто и теперь пребывали в, мягко говоря, удивленном расположении духа. Что же до самого Мартина, то ему, по всей видимости, было безразлично состояние крестьянских невежд, а тем более их личное мнение. С неукротимым рвением он расспрашивал, допрашивал, ощупывал, прощупывал, нащупывал, а также просил «наполнить баночку», невольно смущая и озадачивая этой просьбой, после чего приводил к брезгливому ужасу, пробуя просимое на язык.
Лечил странно: растирая, разминая, проминая, растягивая, вытягивая, прощелкивая, расщелкивая и выщелкивая. После такого лечения большая часть жителей Плаклей моментально приобрела совершенно ровную осанку, а заодно избавилась от мышечной скованности и головных болей.
В данном лечении использовались какие-то вонючие притирки, растирки, горячие примочки, ледяные камни, длинные иглы, но большей частью руки – властные и в тоже время удивительно нежные. От прикосновения этих необыкновенных рук женская половина любопытных испытала довольно странное ощущение, а мужская прибыла в полное замешательство.
Много рассказывал он о пользе каш, киселей и морсов, тактично заявляя, что это есть лучшее из лекарств. Не забывал нахваливать травяные растирки, настойки и разного рода отвары. На первом месте у него был ромашковый отвар, рекомендуемый всем без исключения, как «панацея от всех хворей». Рьяно глаголил о медолечении, маслолечении, водолечении и, разве что, не о винолечении, но больше всего о траволечении. Убеждал в важности очищения организма, об умении чувствовать и понимать свое тело.
Наговорившись вволю, принимался бойко записывать на прямоугольных листочках, украшенных нарисованной виньеткой что-то размашисто-неразборчивое, затем вручал данные записи, веля строго следовать «сиим врачебным предписаниям». Рецептов же не выписывал вовсе, а за мази, порошки и сухоцветы, не требовал никакой платы.
Люди озадаченно смотрели на чудачества «племянничка» и поспешно уходили, пребывая в полном замешательстве. Многие из них выйдя за дверь, боязливо осеняли себя размашистым крестным знаменем.
Не успел Мартин перевести дух от утреннего наплыва любопытных, как следом появилась вторая волна, затем третья, и так продолжалось до самого вечера. Вероятнее всего, уже побывавшие в больнице, непременно спешили поделиться своими впечатлениями с другими, и те незамедлительно бежали, посмотреть на «чудного племянничка в похоронном костюме».
Ближе к вечеру, когда поток любопытных, наконец-то, иссяк, Мартин устало выдохнув, поспешил запереть больничные двери и отправился плутать по своей тропке, с которой так и не смог найти общего языка, и вновь запутался в одинаковых домах.
На выручку снова пришли рыжие коровы, которые отделившись от общего стада, важно затопали к отворяемым воротам. По пути Мартин завел с ними непринужденную беседу. Завидев, как Мартин обращается со своими «милыми подружками»: игриво треплет их за чуткие уши, гладит по острым хребтинам, и чуть ли не целует в плюшевые носы, Стефанида побледнела от ужаса.
Чуть ли не за руку отвела она его подальше от коров и принялась объяснять, что практически все коровы, обладают довольно строптивым нравом, и имеют свойство бодаться, а их коровы особенно бодучие. С детским любопытством окинул Мартин ярко-синим взором трех рыжих коров, останавливаясь на острых изогнутых длинных рогах, премило заулыбался, пожал плечами и тихонько захихикал. Стефанида покачала покрытой платком головой и отправилась загонять коров в хлев. На прощание Мартин одарил своих «дорогих коровушек» кротким почтительным поклоном и умчал в помывочную.
Войдя же в дом, он прошел мимо молящихся за столом домочадцев, чтобы быстро вернуться обратно.
– Прошу меня великодушно простить, достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик, – произнес Мартин, – вчерася вечером я совершенно запамятовал. Вот, держите!..
С этими словами он протянул хмурому Патрику деньги, который невольно бросил взгляд на красивый серебряный перстень с крупным синим камнем на безымянном пальце не натруженной правой руки. Так же он заметил, что на манжетах белоснежной рубашки, были приколоты серебряные запонки того же синего камня.
– «А Черт-то при деньгах», – отметил про себя Патрик и наконец-то понял, кого ему отчетливо напоминает этот самодовольный тип с ехидной физиономией и нечеловеческим взглядом.
Пересчитав деньги, Патрик удивленно посмотрел на Мартина. С самодовольным видом тот лукаво заулыбался, по-кошачьи сощуривая синие глаза, преисполненные чарующего сиреневого блеска.
– Комната оказалась весьма удобной, да и сосед тихий попался, – заслышался ехидный голосок, – поэтому я решил иметь смелость заплатить немного больше, озвученной прежде суммы… Вы ведь не против этого, достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик?..
Этих денег хватило бы на покупку добротной коровы. Патрик озадаченно посмотрел на деньги у себя в руках и, небрежно махнув, рукой в сторону Мартина, поспешил прятать деньги, радуясь столь легкому и неожиданно крупному финансовому доходу. С этой минуты он твердо решил, что будет ежемесячно вытрясать именно такую сумму из «богатенького черта».
