Виверна. Пламя миров

Отец ободряюще сжал руку Мии – они были так близко, что я почувствовала это движение. Тётушка выдохнула, набираясь сил, и начала свой рассказ. В её голосе звучал вызов:

– Я отвечу и на следующий ваш вопрос. Вы ведь хотите знать, насколько она сильна. Вы ведь боитесь, все вы вместе со своим императором боитесь, что у вас силёнок не хватит…

Тени засуетились, движения стали резкими, и на меня накатила паника, словно что-то тяжелое надавило на грудь, словно в лёгких закончился воздух. По сдавленным звукам я поняла, кто-то зажал Мии рот. «Отец!». Совершенно спокойный голос ловца остановил суету. Его тень была теперь очень близко. Я слышала его дыхание. От ловца веяло холодом, и даже его запах казался мне опасным.

– Отпустите, – властно и совершенно безэмоционально велел он. – Пусть говорит. Едва ли вам есть ещё что терять… Ваши жизни на волоске. Я в праве убить вас прямо сейчас.

Тень Мии поправила смявшуюся одежду. Воображение услужливо нарисовало её рассерженный взгляд, брошенный на отца. Тот отступил на шаг. После и вовсе сел на высокий стул, я уловила практически неслышимый скрип кожи на седушке.

– Мама, – подал голос Терри.

Не знаю, что хотел сказать брат, мне было страшно за него, за всех них. Пауза длилась недолго.

– Не бойся, малыш, – наконец произнесла Мия, и тень её руки потянулась к щеке сына. – Я расскажу, как появился ты.

– Меня зовут Эмилианна Деланфор, – горький смешок. – Удивлены? Да, я из знатного рода. И пусть здесь и сейчас в этом моём облике, вы вряд ли узнаете леди, мне всё равно. Я не жалею ни об одном дне, что носила это простое платье и растила своих детей свободными.

Мия распрямила плечи и вздёрнула подбородок. Сейчас она была леди. Даже несмотря на то, что я могла разглядеть лишь смутную тень, мне было видно, перед лицом смерти тётушка преобразилась. Воздух дребезжал от её голоса, наполнившегося силой, мурашки бежали по спине, а слова хлестали, как пощёчины.

– Да, я давно забыла, что такое богатая жизнь и роскошь имперских дворцов. Но вместе с этим я забыла, что такое цепь. Забыла, что значит, когда ты – лишь игрушка в руках кукловодов, без разума и чувств, без прав на простые радости… К счастью, это было давно. И осталось в прошлом. Маска надменности и презрения, излюбленная аристократами, мне не к лицу. И то, что удалось её снять – воля богов, не иначе.

Мой отец был ужасно азартен. Возможно, всё сложилось бы по-другому, если бы по соседству не жил лорд Эвелгар. Такой же жадный до хвастовства, развлечений и богатств человек. Они дружили, но дружба эта истекла ядом. Бесконечные подколки и словесные баталии, то были лишь – цветочки. Они соревновались во всём. Чей дом просторнее, чьи угодья плодороднее, у кого больше слуг и крестьян, кто удачливее на охоте, чья борзая принесёт фазана первой – это лишь начало списка. Чья жена краше и лучше одета, у кого больше детей, – Мия горько усмехнулась. – Я была пятым ребёнком. Младшим. Боюсь, что я родилась на свет лишь для того, чтобы выровнять счёт. Четверо моих братьев рождались аккурат за сыновьями Эвелгара. В этой гонке за красотой и поддержанием имиджа мужа угасла моя мать. Ведь в какой-то момент отец вдруг решил, что жена Эвелгара лучше. Мама догадалась, увидела это в его охладевшем взгляде. Потом долго болела, отказываясь выходить на воздух. Мне было девять, когда её не стало. Не помню ни похорон, ни прощаний, словно она просто растаяла, вылетела в окно и след простыл. Какое-то время я мечтала, что однажды она вернётся и обнимет нас всех. Мне казалось во снах, что мы – замерзшие в гнезде птенчики, но, когда мама вернётся, мы очнёмся и начнётся другая жизнь. Счастливая. Я обещала себе, что буду любить своих детей и никогда их не брошу. Даже если придётся смотреть в глаза Смерти, она отступит. Ей придётся отступить, потому что пламя моей любви больше того, которым пугают грешников.

Братья быстро возмужали. Один за другим они уходили на службу императору, как и сыновья Эвелгара. В отличие от отцов ни те, ни другие не скрывали своей ненависти к семье соседей. Быть может, всё дело в этом. Сначала погиб – Эрлэс, потом – Вэлдер, за ним – старший, Киэн, и почти сразу – самый любимый из моих братьев Террион. Мой милый Терри.

Мама замолчала, её тень промокнула глаза передником. Отец тут же обнял её, но она отстранилась, чтобы продолжить:

– Да, мои братья погибли, а отец сначала чуть не сошёл с ума, впав не то что в уныние, в отчаяние. Он не находил себе места, метался по опустевшему дому. Ветер хлопал дверьми, заставляя нас с прислугой вздрагивать. Это было страшно. Я выплакала все глаза. А потом отец вспомнил про меня и решил, что я его последний шанс, что я смогу поднять его на пьедестал, утолить его ненасытное эго и закрыть выросшие долги. Он скрывал это, но я догадывалась, что мы почти разорены. Ведь он даже забрал у меня всё, что подарили мне на прощание братья. Чтобы спасти нас, мне нужно было просто выйти замуж. По протекции меня отправили во дворец и приставили фрейлиной к принцессе. Стоит ли говорить, что дочь Эвелгара – Сэлие, его шестой ребёнок (ещё один проигрыш отца), вскоре тоже была там.

Мои манеры произвели впечатление, и принцесса полюбила меня, как сестру, мы стали очень близки. А потом… я помню смутно. Как-то на прогулке, мы уединились в парке. День был до того жаркий, что плавился воздух, а платья с корсетами казались сущим наказанием. Принцесса, обмахиваясь веером, уснула на качелях, а я смиренно ожидала её пробуждения. Кто-то из слуг подал нам напитки. Я взяла большой бокал и выпила принесённый нектар.

Почти сразу меня тоже потянуло в сон. Я упала, не дойдя до скамьи. Жара была невыносимая.

К вечеру, уже в своих покоях, мне стало совсем дурно. Болел живот, и я лежала в поту, не в силах позвать на помощь. Утро встретило меня прохладой, жар спал и можно было бы всё забыть, если бы не пятно. Уродливое, оно появилось внизу живота чернильной меткой и привело меня в ужас.

Отец тут же забрал меня домой и вызвал лекаря, но тот лишь, протерев платком вспотевшую лысину, развёл руками.

– Проклятия медицине не подвластны. Я могу лишь обезболить, – он, подняв брови, перевёл взгляд с отца на меня.

– Не нужно, – испуганно, с трудом осознавая услышанное, произнесла я.

За молчание ему заплатили больше, чем за осмотр. А потом пришла какая-то женщина. Не знаю отчего, но от её взгляда мне стало не по себе. Лицо её было до того белым, что походило на маску, волосы сбиты в пряди, спутаны в лохматые косы. Глаза были круглые, жабьи, взгляд пронизывающий, черты лица острые, нос, губы тонкие, какие-то птичьи. На щеке два косых шрама крестом. На ней был несуразно яркий, какой-то шутовской, наряд. Знаете, я узнала бы её даже сейчас. И эти тонкие руки с холодными пальцами, от прикосновений которых я едва не вскрикнула. Она же зацепила пятно ногтем, больше похожем на коготь, и принюхалась:

– Тухлятинка. Скоро начнёт гнить, – скрипучим неприятным голосом сказала она словно самой себе и обернулась к отцу. – На что похоже?

Он приблизился и уставился на пятно, удивился, что не замечал этого раньше.

– Голова рыбы? – воскликнул он.

– Мурены, – женщина потеряла к нему интерес и снова повернулась ко мне. – Радость моя, кто-то наложил на тебя проклятье. Не знаю, кому ты перешла дорогу, но проклятье такого уровня почти невозможно снять.

– Что со мной будет? – цепенея от ужаса, спросила я, пытаясь прикрыться.

Гостья скривилась в усмешке:

– Я приготовлю вам мазь. Если ей не мазать, пятно может расти и даже начать гнить. Успокойся. Ты не умрёшь, но не сможешь иметь детей. Проклятье будет причинять тебе боль.

– Да что это за проклятье такое?! Кто мог проклясть мою дочь? За что? – взвился отец и, схватив знахарку, с силой развернул к себе, словно это она была во всём виновата.

Она молча и зло смотрела на его руку, сдавившую плечо, пока он не остыл и не отпустил захват.

– Простите. Пожалуйста, помогите нам. Я заплачу, сколько надо. Снимите его! – эмоции на лице отца менялись от полного смирения до бешенной решимости.

– Вы можете это сделать сами, – нехотя сказала она, словно решая, есть ли смысл вообще разговаривать с таким мужланом.

– Как? – выпалил отец, пока я вжималась в кровать, а моё сердце бешено билось, предчувствуя беду.

Женщина смотрела на нас холодно, сомневаясь, стоит ли говорить:

– Её нужно принести в жертву мурри, утопить в Озере погасших свечей.

Отец пошатнулся. Я разучилась дышать, словно всё уже произошло и воздух давно закончился, словно водная гладь сомкнулась надо мной и свет наверху погас.

– Что? – вырвалось у меня сквозь слёзы.

Отец молчал. Он странно смотрел на меня, я не могла расшифровать этот взгляд. Боль и безумие – вот что я запомнила.

– Голова мурены и запах гнили – это проклятие мурри. Мурри – древние твари, что живут в Озере погасших свечей. Люди с лицами рыб и хвостами мурен. Озеро их считают мёртвым. Никто не вышел из него живым, и всё же в старых записях, сохранившихся с тёмных времён, я читала когда-то, есть только один способ выжить. Жертву нужно отдать им. Только они могут снять своё проклятье и только они решат, достоин ли человек жить, – женщина сделал паузу, давая нам возможность осознавать её слова. – Однако выживших я не встречала.

Отец молчал. Я увидела, как дрожат его руки, как наливаются кровью глаза, словно он хотел наброситься на ведунью, принёсшую дурную весть. Она криво усмехнулась и, отойдя к окну на ещё более безопасное расстояние, добавила:

– А ведь это ещё не всё. Проклятья два.

Кажется, я зашлась в истерике, закричала, сбивая ногами одеяло:

– Папа, выгони эту женщину! Не слушай её, хватит! Это всё ложь!

И он, словно внемля моим просьбам, решительно двинулся к ней, но замер. Замер и мой крик. Мы смотрели на неё во все глаза, а она… кажется, это называют транс. Я даже не могу объяснить, что произошло. Но мы почувствовали что-то, какой-то холод, словно воздух стал плотным, как вода, а она заговорила страшным голосом так, что тело покрылось гусиной кожей и бросило в пот:

– Твоя жизнь изменится. Не бойся ничего. Делай, что должно. Иди своим путём. Полюби лишь чужое дитя. Это всё, что нужно богам.

И она упала, словно кукла, брошенная на пол.

Как она ушла или её забрали – не помню. Я осталась одна. Все покинули меня. Вжавшись в постель, я рыдала, била подушку и молила, чтобы завтрашний день не настал никогда, чтобы всё это был лишь сон и, проснувшись, я смогла бы обнять братьев и маму.

Шли дни. Мне приносили еду и мазь. Я почти не вставала с постели и ждала лишь, когда за мной придут. Отец, мой палач.

Я пыталась вспомнить всё, что знала про Озеро погасших свечей, но знаний было немного. Все опасаются этого места и даже просто рядом не хотят проходить, ведь если потревожить мурри, они поднимаются на поверхность и надувают пузыри из своей слюны. Яркие оранжевые, словно светящиеся изнутри, шарики легко поднимаются вверх и тянутся к людям, а когда настигают, лопаются, и человек в страшных муках погибает, как если бы выпил яд. Яд всасывается прямо в кожу даже через одежду. Я прочла это в книге «Запретное». Илия, наш слуга, рискуя жизнью, принёс мне её тайно, забрав со стола у отца, когда тот заснул.

Холод пробежал по моей спине. Значит, отец думает о словах той женщины – ведьмы, знахарки, провидицы, сумасшедшей – кем бы она ни была. Неужели он согласен отдать меня в жертву? Неужели дочь, не принёсшая ему славу и богатства, ему не нужна?

Как это произошло? Одним прекрасным утром, мне дали выпить чай и я, ничего не подозревая, уснула. Не помню я и дороги. Лишь смутно проносились в сознании топот копыт и чужие голоса. Я догадалась, что путь занял несколько дней. Иногда я приходила в себя, мне разрешали справить нужду и заставляли что-то съесть. Потом я пила какой-то отвар и опять засыпала.

К тому моменту мне стало ясно, отец решил не марать руки, доверив мою жизнь чужакам. Наёмники двигались тихо, боясь потревожить тварей. Мне накинули на голову мешок и столкнули с обрыва. Тело не слушалось. Я была в полусне, но удар о воду почувствовала. Она обняла меня в один миг и сомкнулась над головой, как в кошмарах, ставших уже привычными.

А потом действительно начался сон. Или бред. Я почувствовала руки, много рук. Они касались меня, изучая, сдёрнули мешок. Я видела рыбьи головы и волосы, словно пучки змей, большие круглые жёлтые глаза, крепкие мускулистые мужские и изящные женские торсы, переходящие в огромные извивающиеся хвосты мурен. И мне не было страшно. Мне казалось, что я умерла. Тело было безвольным, да и могла ли бы я дышать под водой? Я умерла и попала в другой мир. И этот мир мне понравился.

Мурри подхватили меня и понесли. Их руки были очень нежны, а водоросли щекотали мои ноги. Я с интересом рассматривала неведомый мне народ. Да и я для них была диковинкой. Они подплывали, чтобы лучше рассмотреть меня, осторожно трогали кончиками пальцев с полупрозрачными перепонками. Некоторые из них держали трезубцы и почти на всех были странные необычные украшения, каждое из которых казалось мне творением сил неведомых, сотканных самой магией.

Они были прекрасны. И они все чувствовали моё проклятье, дотрагиваясь до живота. Их лица менялись, отражая испуг. И вновь прибывшие присоединялись к нашему «шествию», чтобы сопроводить меня.

Царство камней, гигантских раковин, исполинских арок из подводных цветов, белоснежные колонны и коридоры статуй неизвестных божеств – всё это кружило голову и поражало воображение. Мне хотелось остаться здесь навсегда. Я никогда не чувствовала столько спокойствия и умиротворения. Я слышала песню волн и течения, слышала шёпот голосов мурри, хотя никто из них не открыл своего рта, а язык их был мне непонятен. Я хотела стать одной из них, так хорошо мне было там, под водой.

Я догадалась, что меня несут во дворец или в храм. В какой-то момент холодные водоросли аккуратно оплели мою голову, закрывая глаза. А затем мурри оставили меня, положив то ли на камень, то ли на алтарь.

Вскоре я почувствовала руки или щупальца. Они скользили по животу то мягкими плавными, то настойчивыми движениями, постепенно темп так ускорился, что живот от прикосновений стало жечь огнём, словно вся моя боль собралась с одном месте и… кто-то резко вырвал её из меня.

В тот же миг ко мне вернулись силы, оцепенение спало, и я вскрикнула.

Крепкие руки подхватили с разных сторон и рванули ввысь, я почувствовала, что задыхаюсь, что нет больше той волшебной защиты, что ещё чуть-чуть и… И вот ветер хлестнул меня по лицу, и я с шумом вдохнула, вода стекала с волос мелкими струйками, а я беззвучно смеялась, срывая с лица повязку из водорослей. «Жива. Я жива! Как это может быть?!».

С трудом переставляя всё ещё слабые ноги, путавшиеся в подоле мокрого платья, я вышла на берег. Впрочем, берега не было. Я стояла, шатаясь, утопая ступнями в вязкой, болотистой, чавкающей от каждого шага, грязи. Озеро находилось в низине, и мне предстояло подняться, вскарабкаться по сыпучей земле на высокий утёс.

Когда до меня дошло, что именно оттуда меня скинули, я испугалась. Ведь там меня наверняка ждут. А возвращаться домой я не собиралась. Пытаясь успокоить стук своего сердца, я долго стояла, прижавшись спиной к обрыву, прислушивалась, ожидая услышать голоса. Но меня окружала пугающая тишина.

Можно было попытаться переплыть озеро и выбраться на другом берегу, но я не знала, пустят ли меня мурри снова в свой мир. Что будет, если посмею ещё раз войти в воду? Ведь то, что они были добры ко мне, не значит, что они меня приняли. Тем более что сейчас, оглянувшись на зеркальную чёрную гладь, я не видела никого. Ни одного из этих волшебных загадочных существ. Озеро казалось мёртвым. Мурри будто растворились, исчезли. Словно всё, что происходило со мной, привиделось. Было бы глупо испытывать судьбу.

Нужно подниматься наверх. Солнце садилось. До прихода ночи времени совсем мало. И если всё удастся, если мне посчастливится сбежать от наёмников, я буду одна посреди леса. И что меня ждёт – ведомо лишь богам.

Не хочу вспоминать, сколько раз тонкие корешки деревьев рвались под моим весом, и я срывалась вниз и начинала восхождение вновь. Мне казалось, что я не выберусь никогда. Но когда боги сжалились, и я каким-то чудом оказалась на плато наверху, я распласталась на нём, раскинув руки, с трудом сдерживая нервный смех. Я смотрела на звёзды, россыпью драгоценных камней украсивших чёрное небо, и была счастлива. Как будто в первый раз в жизни я дышала свободой, как будто бы только начала жить.

Наёмников не было видно, а тьма сгущалась.

Внезапно вспомнив про проклятье, я задрала юбку и взглянула на живот. Пятно исчезло.

Волна облегчения прокатилась по измученному телу, я перевернулась, чтобы взглянуть с обрыва вниз на озеро в надежде увидеть их. И увидела. Тысячи ярких, круглых, жёлтых, как солнце, глаз под слоем воды. Они горели в глубине, словно свечи, и у меня перехватило дух, как красиво это было. Никогда не видела ничего прекраснее. И уже в следующий миг этот свет в одночасье исчез, словно мурри одновременно закрыли глаза, словно свечи погасли, а они попрощались.

Глава 4. Мия. Ночь в Поющем лесу

Мия остановилась, то ли чтобы привести мысли в порядок, то ли предавшись воспоминаниям, когда подал голос ловец душ:

– И всё? Проклятье было снято? Мне в это сложно поверить, ведь проклятие, которое вы описали, имеет две основы – вода из Озера и…

– Конечно, нет, – не дав ему договорить, с вызовом произнесла Мия. – Да, меня проклял человек. Второй ингредиент – его ненависть, усиленная магией. Пятна больше не было, внешне я стала абсолютна здорова.

– А на самом деле?

– Меня преследовала боль. Там. Я чувствовала его.

– Кто же вас проклял? Не слишком ли сложная игра для такой маленькой пешки? Сделать подобное проклятье почти невозможно. Кто тот умелец, что смог добыть воду из Озера мурри, к которому и подступиться нельзя? Или вы врёте, или вам сказочно повезло, но я не знаю никого, кто смог бы набрать воды или хотя бы спуститься с утёса…

– Уже знаете, – твёрдо сказала Мия. – Я была там. И не вижу смысла лгать. Но вы можете не верить. Что с того? Зачем тогда вообще весь этот разговор?

Ловец душ взял бокал (я услышала, как ногти коснулись стекла) и сказал:

– Плесните-ка. Да. Вон того вина.

Послышалось как наполняется бокал, и ловец сказал:

– Что ж. История занятная. Я готов слушать. Давайте продолжим.

– Что вы хотите знать?

– Кто вас проклял?

– Я не знаю.

– Логично предположить, что проклятье предназначалось не вам.

Мия занервничала, её страх разлился напряжением в воздухе.

– Тогда почему вы не сказали ничего императору? Ведь могла пострадать его дочь.

Она молчала. Но ловец, сделав глоток, сказал сам:

– Вы… испугались.

– Я думала, что умираю! Мне было не до принцессы! Меня держали под замком! А когда Вайлет, наша кухарка, стала готовить только мои любимые блюда, я поняла, что мне остались считанные дни!

– А ещё ваш отец хотел оставить всё в тайне, ведь вас надо было выдать замуж. Он расценил, что покушение вряд ли повторится, потому что сделать такое проклятье – слишком уж сложно. К тому же он испугался, что подозрение может пасть и на вас. Мол, хотела проклясть, да случайно легла на пузырек и раздавила его.

– Хватит! Я ни в чём не виновата, чтобы оправдываться. Что думал мой отец, мне неведомо!

– Только не говорите, что вы никогда не задумывались об этом.

– Я думала… Я думала, как я ненавижу вашу светскую жизнь. Как же вы мне надоели. Делайте, что решили!

– Я не решил, – медленно произнёс ловец и сделал ещё глоток, словно дразня и без того взбешённую Мию. – Пожалуйста, продолжайте.

– Что? – опешила та.

– Продолжайте рассказ. Как вы сняли второе проклятье? И… что там ещё? – в голосе ловца проскользнула нота, так похожая на издёвку. – Как родился Терри.

Я почувствовала, как покраснел от гнева мой брат. «Пожалуйста, не надо!» – мысленно взмолилась я, сознание едва теплилось во мне. И слова родных казались такими далёкими.

– Я… встретила Эдрика, и мы поженились, – начала было Мия, но ловец её перебил.

– Мне, пожалуйста, цыпленка с овощами. И можно не греть. Не поворачивайся спиной, малец, я хочу видеть твои движения.

Послышалась возня, и Терри, судя по звуку, практически бросил тарелку перед ловцом. Но тот не отреагировал, по крайней мере, голос его не изменился:

– Продолжайте. Только не отсюда. Вы вылезли из каньона… Вилку, пожалуйста. Вы точно здесь работаете?

– Я на улице работаю, – огрызнулся Терри, но ловец и это пропустил мимо ушей, а вот Терри не смог промолчать. – А ещё я выгоняю зарвавшихся посетителей.

– Вы плохо справляетесь, – съязвил ловец, намеренно напомнив о покушении.

Я почти услышала, как гневно засопел Терри, а стакан у него в руках, который он, судя по всему, натирал полотенцем до блеска, заскрипел.

– Присядьте. Вы тоже можете поесть, но так чтобы я вас всех видел. Не хотите? Понимаю. Я прошу простить меня. Я неделю провёл в лесу, выслеживая ваших гарпий. А у вас тут и руки помыть некогда.

Терри встал (скрипнула отодвигаемая табуретка) и, как я поняла потом, взял кувшин с водой.

– Что это? – удивился ловец.

– Мойте, – сказал Терри, и вода, зашелестев, потекла прямо на пол.

– Вот, это другое дело. Благодарю.

Сознание покинуло меня на мысли: «Он же играет с нами. Он же…».

Я пришла в себя от ароматов еды, заполнивших зал. У меня по-прежнему не было сил даже на то, чтобы открыть глаза. А мои родные всё также были узниками этого человека.

– Наступившая ночь и испугала меня, и обрадовала, – начала было Мия, но ловец перебил её:

– А вы знаете, почему лес у Озера мурри называют поющим?

Судя по всему, Мия одарила его таким взглядом, что тот едва не поперхнулся:

– Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, как вы выбрались.

– Наступившая ночь испугала меня и обрадовала, – с нажимом повторила она. – Я боялась встретиться с наёмниками, думая, что они могут вернуться в любой момент. Ведь они должны были убедиться, выжила я или нет. Что с ними стало? – Мия сделала паузу, и её голос стал резче, так неприятно было вспоминать эти события. – Я нашла их мёртвыми. Об одного едва не споткнулась в траве, он лежал ничком, не подавая никаких признаков жизни. Ни ран, ни крови не было. Казалось, кто-то преследовал его. В нескольких местах в рукавах рубашки зияли дыры, из которых торчали оборванные листья, словно наёмник бежал через кусты, пытаясь скрыться.

Я вспомнила то, что читала про мурри в книге, и догадалась, отчего он погиб. Всё оказалось правдой. Он умер от их яда, от тех оранжевых пузырей. Конечно, самих пузырей я не видела, только ровное мокрое пятно на тунике наёмника. В районе лопаток. Второй наёмник успел отбежать немного дальше. Он так же был мёртв. У него было пятно на груди.

Наёмники потревожили мурри и получили наказание. Мне не было их жаль, но от увиденного стало дурно и едва не стошнило. Хотелось бежать, но ноги едва держали. Некоторое время я сидела рядом с телом практически незнакомого мужчины, пытаясь понять, что делать дальше. Мне было страшно. Вся красота ночи, вся моя радость от спасения разбились о реальность. Я одна. Мне холодно. Мне некуда идти. Мне бы стоило снять с наёмников одежду и переодеться в сухое, но я боялась, что яд мурри убьёт и меня. Да и от одной мысли, что мне придётся трогать мёртвых и надеть их пропахшие чужим потом и запахом вещи, тошнота вновь подступала к горлу.

Тьма вокруг сгущалась. Я поняла, что у меня почти не осталось времени. Если я не найду карету, в которой меня привезли, ночевать придётся здесь, рядом с трупами, рядом с мурри, в лесу, который – да, я ещё не знала почему – называют поющим. И знать не хотела. Там было страшно! Всё это оказалось слишком. Но я теряла время и не двигалась с места… Страх и холод, липнущий ко мне мокрым платьем, принизывали тело. Меня мучал вопрос: «Сколько было наёмников?». Я пыталась вспомнить голоса, что доносились до меня в полусне по дороге сюда. Двое или трое? Кажется, их было трое. Или всё-таки двое? Нет, трое. И один отдавал приказы. Или мне всё привиделось. Не помню. Не помню! Я тёрла виски. Сомнения терзали меня. По щекам потекли слёзы. Они обжигали. Чего стоит моё спасение, если я по собственной воле собираюсь прийти в ловушку. Перед глазами то и дело возникало видение, как я забираюсь в карету, а в ней спит наёмник. И, словно услышав моё дыхание, он открывает глаза, гадко до отвращения ухмыляется – рывок – и он хватает меня за руку железной хваткой. И я надеваю невидимые оковы навсегда. Пленница отца и рабыня нелюбимого мужа.

В лесу было ужасно тихо. Лишь изредка скрипели на ветру старые осины и сосны, а мои зубы стучали всё громче. В какой-то момент я не выдержала, встала с земли и, обхватив себя двумя руками, пошла. Уплотняющаяся тьма вокруг подгоняла меня, и я уже почти бежала. Где-то впереди мне почудилось фырканье лошадей. Вот и светлое пятно средь листвы – знакомые очертания экипажа.