Стой и Свети

Время в лагере пролетело на одном дыхании. Это были золотые дни! Ранние пробежки к озеру (официально – на тренировку, неофициально – на тайное купание голышом!). Первые робкие дискотеки под треск пластинок. Виталик, который однажды ночью показал мне Млечный Путь, и от этого сердце забилось как сумасшедшее. Первые неуклюжие танцы, когда ноги путались, а щеки горели. И смех! Этот хрустальный, беззаботный смех! Помню, как учили Иринку целоваться… на спелых помидорах! Мы ржали до слез, до боли в животе, и мир казался бесконечно добрым и простым. Возвращение в город после смены оставило сладкую грусть, но именно тогда начали сходиться звезды моей женской вселенной.

По цепочке знакомств, как по волшебным камушкам, я вышла к ним – к моим девчонкам, к моим подругам. Две Ксюшки. Мои боевые, верные, родные. Чуть старше меня – одна на год, другая на два – они стали моим компасом, щитом и самым теплым уголком души. Наше знакомство с одной из них было похоже на сцену из кино. Поздний вечер. Дискотека закончилась. Надо было успеть домой к 11 – строгие родители! Автобусы не ходили, а такси не наш вариант. И мы побежали. Босиком. Под теплым летним дождем. По мокрым ступеням бесконечной лестницы. Бежали параллельно, не зная друг друга, только чувствуя родной ритм чьих-то шагов рядом. Обгоняя, оглядывались и ловили ответную улыбку сквозь струи дождя. Мы бежали сквозь ночь и воду, как две дикарки, поймавшие один ветер. И когда финишировали у наших домов (оказалось, жили напротив!), остановились, перевели дух, и сквозь смех выдохнули: «Привет!» Мы успели. Мы были мокрыми, счастливыми, и наши души давно знали друг друга. Знакомство? Нет. Узнавание. Как будто мы вспомнили друг друга после долгой разлуки. Так началась не дружба – началось родство. Длиною в 35 лет.

В этом родстве с Ксюшками было все: огонь страстей и жарких споров, где каждая отстаивала свою правду до хрипоты; вода – чистые слезы откровений, взаимной боли и той поддержки, что омывала раны, как теплый летний дождь; медные трубы – наши первые победы над собой и миром, громкие и тихие, которые мы праздновали вместе, и горечь разочарований, что делили пополам. Это была не просто дружба. Это была территория безусловного принятия. Мы абсолютно разные! Отличаемся характерами, судьбами, взглядами на жизнь. Но всегда находили не точки соприкосновения – находили глубинный резонанс. Как струны одного инструмента, настроенные в унисон, мы звучали каждая по-своему, но вместе создавали гармонию. И, как это ни парадоксально, тогда, в юности, наши сердца обладали особой зрелостью. Мы умели прощать. Не просто забывать, а понимать мотив, видеть боль за поступком, и отпускать обиду, как осенний лист. Мы умели слышать не только слова, но и тихий шепот души, паузы между фразами, дрожь в голосе. Мы берегли наше тепло, наше доверие, наше священное «племя» как самый нерушимый обет. Сердца были открытыми алтарями, а не крепостями.

Подруги были моими сестрами не по крови – по духу. Моими ангелами-хранителями, чей внутренний компас всегда знал, где я заблудилась, еще до того, как я сама это осознавала. Моей живой совестью, которая шептала: «Стоп. Подумай. Это ты?» – когда я готова была свернуть не туда. Моими самыми строгими и безмерно любящими учителями. Они знали меня наизусть. Знают. Часто лучше, чем я сама. «Ты действительно этого хочешь?» – их вопрос, заданный вовремя, спасал от многих ошибок. Будучи младшенькой, я находилась под их крылом, не давящим, а защищающим. «Куда лезешь, сорвиголова? Осторожнее!» – и я, конечно, периодически вляпывалась по полной программе (мой фирменный стиль!), но знала железно: их руки всегда рядом, чтобы подхватить, их плечи, чтобы выплакаться, их смех, чтобы развеять стыд. Были слезы? Были. Обиды? Конечно. Но мы владели искусством восстановления. Мы садились друг напротив друга, смотрели в глаза – иногда сквозь слезы – и проговаривали. До самой сути. Без утайки. Без оправданий. Слушали, не перебивая. И прощали не потому, что надо, а потому, что сама связь между нами была дороже любой правоты. Это прощение было не одолжением, а естественным актом любви, как вдох и выдох. Оно очищало, а не хоронило обиду под спудом.

Мы растили друг друга, как садовники создают нежный, но стойкий сад. Поливали доверием, обрезали ложь и претензии, пропалывали недопонимание. Мы были друг для друга зеркалами, отражающими не только лицо, но и душу со всеми ее тенями и светом. В этом отражении можно было увидеть правду, какой бы горькой она ни была, потому что мы знали: зеркало любит тебя любую.

Многое изменилось с годами. Жизнь развела нас по разным дорогам, наложила свои отпечатки, подарила новые роли. Но эти 35 лет не просто срок, это живой организм нашей связи. Драгоценная нить, сотканная из тысяч мгновений: доверительных шепотов до рассвета, безумного смеха под дождем, молчаливого понимания взглядов, крепких объятий в горе и радости. И той юношеской мудрости, которая научила нас главному: слушать не ушами, а сердцем. Мы догадывались тогда, что люди приходят в нашу жизнь неслучайно. Каждый челочек – учитель, посланный душе для роста. Мои Ксюшки были одними из самых важных мастеров. Они показали мне, как светить не в одиночку, а отражаясь в родных душах и умножая свет, как чистейшие озера того далекого лагеря множат отблески солнца. Они научили тому, что настоящая сила в уязвимости перед тем, кому доверяешь безгранично, и что родство по духу – это вечный дом, куда можно вернуться, даже если ты заблудился на краю света.

Первый учитель любви, или как Бог носил меня на руках

Он вошел в мою жизнь не просто мужчиной. Он вошел как Вестник. Как живое доказательство того, что Творец держит меня на Своих руках: бережно, нежно, с бесконечной заботой. Спустя годы мне открылись глубокие смыслы его миссии. То, что в юности казалось просто встречами, увлечением или даже игрой (как он сам настаивал: «Не воспринимай меня всерьез!»), оказалось священной подготовкой. Божественным планом, исполненным с такой мудростью и любовью, что душа до сих пор согревается этим светом. Он был тем садовником, что терпеливо, год за годом, взращивал почву моего сердца, искалеченного прошлым, чтобы однажды на ней расцвела настоящая Женщина. Та, что умеет Любить. Прежде всего – себя.

Первая Любовь. Чистая, как утренняя роса. Я еще не знала, что это она. Меня просто магнитом тянуло к нему. Он учился в институте в другом городе, я заканчивала школу. Мои недели крутились вокруг четверга – дня его приезда. Пятница, суббота, воскресенье – три маленьких вечности счастья. Мы не всегда могли быть вместе – у него был свой бурлящий мир, но каждая встреча была откровением. Он был для меня целой вселенной, безбрежной, манящей. Он много рассказывал, учил, даже помогал писать конспекты (о, эта его забота!). Я смотрела на него снизу вверх, почти как на божество. А он все твердил свое: «Не воспринимай меня всерьез». И я верила или старалась верить. Говорила себе: «Да, просто весело проводим время», но сердце знало другое.

Его великий дар: он решил, что станет моим первым. Но не просто «лишит девственности». Нет. Он задумал посвящение, глубокое, осмысленное, бережное. Подготовка длилась годами: он разговаривал, бесконечно объяснял, открывал тайны мужской и женской природы. А потом принес две книги: отпечатанные на печатной машинке «Записки 99 проституток» и «Исповеди мужчин». Это был не шок. Это было потрясение души.

Книга Женщин: истории проституток. Не о грязи, а о голоде души. Они писали, что мужчины приходят к ним не за сексом. Они приходят за пониманием, которого нет дома. За безусловным принятием, за возможностью быть собой – слабым, странным, уязвимым – без страха осуждения. За честностью мгновения, за которой не последует упрек. «Заплатил – и ты свободен быть тем, кто ты есть. Здесь тебя не осудят».

Книга Мужчин: исповеди тех, кто ходил к проституткам. Мужчины подтверждали: да, мы идем не за телом. Мы идем за тем, чего не получаем в «нормальной» жизни: чтобы просто обняли и погладили по голове, как ребенка; чтобы выслушали молча; чтобы позволили быть слабым; чтобы не задавали лишних вопросов; чтобы не притворяться сильным. И главное: почему они не могут попросить этого у своих жен? Страх. Страх непонимания, осуждения, разрушения иллюзии. «Как я скажу ей, что хочу просто полежать у нее на коленях? Она подумает, что я ненормальный!»

Эти книги стали моей первой университетской ступенью в познании Любви и Человека. Они перевернули всё. В них не было пошлости – была голая правда человеческого одиночества и жажды принятия. Их тайком читали мои родители (обнаружив, уносили в туалет по очереди!), потом друзья. Для взрослых, семейных людей это было шокирующим откровением, а для меня —ключом к пониманию того, что стоит за поступками, изменами, молчанием. Что в основе всего – простая, жгучая потребность быть любимым и принятым без условий. Он дал мне этот ключ. Осознанно. Как фундамент для моей будущей жизни как женщины, партнера, человека.

Он ждал. Терпеливо. Мы познакомились, когда мне было 13, а ему 20. Он ждал мои 17 лет. Четыре года нежной, бережной заботы. Он ухаживал, как за редким цветком, оберегая мою хрупкость, лелея доверие. «Я об этом никогда не пожалею», – сказал он о моменте, когда станет моим первым. И он сдержал слово. Я тоже.

Летний вечер. Дождь стучит по крыше. Окна в пол распахнуты в ночь. Звучит Dire Straits… Он превратил комнату в храм: лепестки роз, мягкий свет, чистая красота момента. Он бережно взял меня на руки, как драгоценность, и перенес на застеленное ложе. Это не был «секс». Это был священный акт перехода от девчонки к Женщине. После – теплая ванна, смех, шепот, ощущение целостности и благодарности. Тело знало: это было правильно. Сердце пело: это было с любовью. Душа ликовала: это был дар. Переход совершился красиво, нежно, с бесконечным уважением к моей сути. Моя благодарность ему за этот путь к себе безгранична. Он открыл дверь в мое женское достоинство.

Его главный урок. Мы никогда не говорили «я тебя люблю». Не строили воздушных замков совместного будущего. Но одна фраза, которую он вбил мне в сердце и душу, стала моим внутренним столпом:

«Научись любить себя».

Вот что было его истинной миссией. Не стать моим мужем, не обладать, а научить меня главному – самоценности. Я часто думала потом: он как будто воспитывал меня для себя, вкладывая в меня идеалы женщины, которую мечтал встретить: любящей, понимающей, честной, настоящей. Женщины-любовницы, подруги, хранительницы очага души. Он заложил в меня этот идеал не как требование мира, а как зерно моей собственной сути. Прочный, красивый фундамент, на котором я потом строила себя.

Прощание. Помню вечер у него дома. Его мама играючи вытирала пыль вокруг нас, напевая, а потом бросила ледяную фразу: «Сын, тебя ждет большое будущее. У тебя будет много дел. Зачем тебе рядом красивая жена? Чтобы всю жизнь переживать, где она и что делает?»

Молния. Разряд. Социальная пропасть, о которой я интуитивно знала, но которую не хотела видеть, стала явной. Ей нужна была «невеста с высшим образованием» (мне-то 16!). Мои робкие внутренние оправдания («Я обязательно поступлю!») были бы смешны. Дело было не в дипломе. Дело было в достойной партии для ее сына, а я – дочь простой швеи. Я поняла: его мир – не мой мир. Это было горько, но честно. Мы и правда были из разных галактик: семь лет разницы тогда казались пропастью.

Удар. Пришел его друг: «Не переживай сильно… К нему приехала невеста».

Боль. Острая, режущая, как стекло в сердце. Я любила его безумно, безоглядно, всем существом. Но в этой худенькой девочке уже жила мудрость, которую он же и взрастил. Мудрость принимать выбор другого. Мудрость отпускать. Мудрость желать счастья, даже если оно не с тобой.

Мы встретились случайно: я, он, его избранница. Нелепый разговор на лавочке. Я смотрела ему в глаза и отпускала. Без истерик. Без сравнений. Без упреков. Боль резала, как льдина в груди. Мир казался слепым и несправедливым: «Как?! После всего: его слов, его заботы, его „научись любить себя“ – он выбирает другую?!» Первая волна чувств была – предательство. Горькое, обжигающее. Хотелось кричать. Рвать на себе волосы. Обесценить всё, чему он научил. Обозлиться на него, на мужчин, на всю эту игру под названием Жизнь. Но в той худенькой девочке, которую он же и взрастил, уже горел тихий, но непоколебимый светильник. Тот, что он сам зажег своими книгами, разговорами, бережностью.

И я подумала: «СТОП. Не спеши хоронить свет в темноте обиды. Вспомни! Мир всегда справедлив. Даже когда режет до кости. Особенно – тогда. За болью всегда скрыт рост. За „несправедливостью“ – защита. За „предательством“ – освобождение для чего-то большего, что ты пока не видишь. Всё, что происходит, – самое лучшее для тебя. Доверься. Не дай злости ослепить тебя!»

И я выдохнула. Позволила боли быть, не заглушая ее злобой, не проклиная его или судьбу. Я просто прожила ее. Плакала тихо. Чувствовала каждый осколок разбитого сердца. Но не позволила им искалечить доверие к жизни. Потому что где-то в глубине знала: этот удар не конец света, а дверь. Та самая, которую он помог мне найти в себе. Дверь к новой версии меня. К свободе, которую я еще не осознавала.

Отпуская его, я не предавала себя. Наоборот, я училась видеть свет там, где он не очевиден. В этой щемящей пустоте после него. В этом горьком выборе другого. В молчаливом «прости» на лавочке. Где же тут свет?!

– В том, что он свободен. И я тоже.

– В том, что он не обманул. Всегда говорил: «Не воспринимай меня всерьез». Это была его честность.

– В том, что его уход – щит от мира, где я была бы недостаточной для его статуса, где его мама ломала бы меня ежедневно.

– В том, что он подарил мне целую вселенную мудрости (книги, уроки любви к себе!), но не сделал меня своей вещью. Отпустил, когда пришло время. Как истинный учитель.

Это и есть высшая справедливость. Не та, что тешит эго, а та, что растит душу. Боль была удобрением, а темнота – черноземом, где проросли семена моей будущей силы.

Злость – это лишь слепой прожектор, выхватывающий тень и кричащий: «Смотри, как всё ужасно!». А свет тихий. Он требует мужества: погасить крик обиды, отключить прожектор злости и вглядеться в темноту. И тогда – о чудо! – ты начинаешь различать золотые нити замысла. Узоры, которые плетет сама Жизнь, оберегая тебя. Заботу Творца, что носит тебя на руках даже через эту боль, чтобы ты не сломалась, а расцвела.

«Не обидеться, не обозлиться, а учиться видеть свет там, где он неочевиден!» Он научил меня и этому. Самому главному.

Мама ждала срывов, но я выплакала боль тихо. А потом подняла себя, как барон Мюнхгаузен, за косичку из болота отчаяния. «Окей. Жизнь продолжается. Спасибо за этот бесценный опыт. За школу любви и отпускания».

Позже, входя в новые отношения, я с улыбкой поднимала руку: «Свободная касса!» Я научилась не присваивать любовь. Любить свободно. Отпускать с благодарностью.