
Полная версия:
Я хочу остаться человеком…
Анна Павловна, как обычно, провела меня на кухню, повернулась к картинкам в углу и медленно зашептала:
– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас..
Такие же картинки я видел ещё на своём крещении в храме, только там они были намного больше. Особенно нравилась мне картинка, где нарисованы дедушка и бегущие к нему дети. Борода у дедушки белая, большая, а глаза очень добрые и будто на меня смотрят.
Я сел за стол и красивой деревянной ложкой стал есть суп. Ели мы с бабушкой Аней в полной тишине, она начинала со мной разговаривать только тогда, когда подавала чай.
– Не бросит тебя Боженька, сынок… Сейчас тяжело, но потом всё хорошо будет… Как родители?
Я молча вздохнул.
– Да знаю, знаю… – она погладила меня по голове и улыбнулась. – Ты ешь конфеты-то… А с собой тебе другие дам…
Глаза крёстной медленно наполнялись слезами.
Я молча сижу, смотрю из окна на усыпанные сочно-зелёной листвой берёзки и отхлёбываю чай из маленькой чашки, с каждым глотком обжигая губы. Домой мне совсем не хочется, и кажется, будто я сейчас далеко-далеко от него: где-то там, где живёт этот добрый дедушка, что на картинке в углу.

12. Больница
…И тут как будто время остановилось, и я увидел что-то белое, вылетающее из маминого носа, похожее на кость. После появились брызги крови, которые тут же окрасили стену кухни багровыми пятнами.
Нет, ужаса я не почувствовал, вместе со временем остановилось всё: мысли, истошные крики, осенний гул ветра за окном…
Отец открыл подвал и скинул туда плачущую маму.
Потом посмотрел на меня мутным взглядом и шатающейся походкой стал приближаться. Когда он подошёл, я, успев вывернуться из-под рук, ударил его по коленке и выбежал из дома. Но открывая калитку в соседний огород, потерял сознание от сильного удара сзади…
✧ ✧ ✧
Очнувшись, я первым делом увидел белые стены и почувствовал резкий запах лекарств. Потом попытался приподняться, но тут же от резкого головокружения чуть не упал с кровати.
– Тёмка, ожил? – донёсся грубый голос отца.
Я сразу закрыл глаза, боясь смотреть в его сторону.
Он встал на колени и взял меня за руку.
– Ну и напугал ты меня, думал, что всё – убил!.. Не обижайся, пьяный я был… Прости меня, дурака… Ты хоть помнишь, что случилось?
Я промолчал.
Отец пододвинулся к кровати, пригнулся ко мне и раздражённо прошептал:
– Милиция в больницу придёт, будет спрашивать – говори, что запнулся неудачно и упал на камень. Запомни, кочергой я тебя не бил. Понял?! А если про меня расскажешь, своими руками придушу.
В этот момент в дверь постучали, и в палату заглянул мужчина в белом халате.
Отец быстро встал, подошёл к нему и кивком головы позвал за собой.
13. Подвал
Прошлой осенью мы с соседями прятались в этом подвале от злющего урагана, который около получаса кружил по нашей деревне, но эти полчаса тогда показались мне вечностью.
Когда ветер утих, мы вышли на улицу и увидели, что все дома целы. В некоторых дворах на щепки разнесло старые сарайки, ещё чуть-чуть пострадали тополя: немного больших веток лежало на дороге и по её обочинам. Уже потом отец на тракторе помогал расчищать лес и малинники рядом с деревней от поваленных старых деревьев. Ураган будто оставил после себя дорогу.
…То ли приснилась мне эта фраза, то ли прочитал в какой-то книге: «Не так страшна темнота, как то, что в ней находится».
Мне не страшно. Сверху слышны надрывный плач маленькой сестрёнки Насти, чеканные грубые шаги и невнятная ругань пьяного отца. В этот раз я убежать не успел. На улице – шум дождя с ветром. Рядом со мной, на сырой земле подвала, лежит мама, всхлипы её чередуются с тяжелым хрипом.
Я протянул руку к её голове, и тут же мои пальцы ощутили что-то вязкое.
«Кровь…», – сразу подумал я, начав осматриваться по сторонам в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы закрыть рану, и прошептал:
– Мама, ты живи, пожалуйста… Ты меня слышишь?.. Только не пей больше…
14. Покров
Часто, по вечерам, я сижу в гостях у Кольки и смотрю телевизор. Сегодня показывали смешной фильм про пьяных охотников, а мы с Колькой чай пили.
– Фу, праздник какой нынче великий – Покров, а они попойку показывают, – ворчала тётя Вера, мама Колькина, делая, как обычно, два бутерброда с маслом и наливая чай.
Что такое покров, я не знаю. Я только ради бутербродов этих и хожу к Кольке.
Дома опять нечего кушать, а тут хотя бы до завтра сыт буду.
…Большие настенные часы, похожие на кормушку у школы, пробили девять, и я, попрощавшись, побежал домой.
– Жизнь испортила ты мне! Сволочь! – уже с порога услышал я крик отца.
Опять пьют и ругаются… Стало понятно, что сейчас спать не лягу.
В комнате, среди раскиданной повсюду посуды и одежды, стояла мама с маленькой Настей на руках. Сестрёнка захлёбывалась от крика.
– Достало всё! И ты, и вы, все достали! Сейчас вздёрнусь, чтоб вам не жилось потом! – отец вдруг резко замолчал и вышел на минуту в чулан. Потом так же молча пришёл обратно, держа в руках большую верёвку, на которой обычно висело бельё. Он привязал её к ручке шкафа, сделал петлю и, встав на колени, надел себе на шею.
Что это, сон? Просто кошмарный сон?
Папино лицо быстро посинело, он перестал дышать. Я не понимаю, что происходит и что делать. Только чувствую, что сильно закружилась голова и подкашиваются ноги.
Вдруг мама зачем-то швырнула Настю на пол и стала страшно кричать. И в этот миг неведомая сила заставила меня схватить сестрёнку, завернуть в лежащую тут же, на полу, куртку и выбежать на улицу…
… – Боженька… У меня ведь и покушать ничего нет… Не мне, сестрёнке бы покушать.
Я очнулся от ужаса и понял, что стою посреди дороги и смотрю на звёздное небо.
Слёзы обжигают щёки, и, падая на первый снег, словно растапливают его. Я не чувствую холода.
Почему мне сейчас пришло в голову это слово: Боженька?
Хоть бы сестрёнка не умерла… Я прижимаю к груди Настеньку и разговариваю с небом:
– Моя маленькая, всё будет хорошо, сейчас кто-нибудь придёт…
15.Побег
Огромный серый дом. Внутри везде большие столы и железные кровати. В самой большой комнате уже давно стоит новогодняя ёлка, и вокруг неё – непрекращающийся крик, будто паника: все бегают, бегают, бегают…
В этом доме кормят по расписанию, играют по расписанию, даже читать можно, но только полчаса, перед сном. Зачем меня привезли сюда?
Сестрёнку в больницу какую-то забрали, говорили, что чуть подрастёт ещё и тоже сюда. Только зачем? Чтобы и её обижали?
Тут только и делают, что дерутся…
Утром директор приюта вызвала меня к себе в кабинет. Сначала сказала, что дом мамин сгорел. Потом долго допытывалась, что за ожоги у меня на руках. Мне говорить нельзя, что это проверка на ябедничество, иначе забьют старшие мальчишки потом. Не сказал.
А в обед привезли ещё трёх девочек. Маленькие, исхудавшие, оказалось, что это сёстры.
Когда все кушали, одна из них, наверное, самая младшая, неожиданно подошла ко мне и спросила:
– А ты не знаешь, где мой папа?
– Не знаю, – грустно ответил я. – А мама у тебя есть?
– Нет, нам папа говорил, что она уехала, далеко-далеко, и никогда не вернётся…
Я сразу вспомнил утренние слова директора, и сердце моё сжалось. А что, если с мамой что-то случилось, а мне не сказали? Может быть попробовать найти её самому?
Я не стал доедать второе, положил в карман два кусочка чёрного хлеба, быстро пошёл в спальную комнату. Наспех надел куртку и шапку, взял школьный рюкзак и незаметно прокрался к запасному выходу, который нам показывали воспитатели.
Рядом с дверью, будто засыпая, сидел Андрей – старшеклассник, обещавший меня защищать. Он держал в руках маленький целлофановый пакет и какой-то тюбик.
Лишь когда я тихо закрывал дверь, боясь, что воспитатели услышат и побегут за мной, он поднял голову и посмотрел на меня мутными глазами.
16. Слава Тебе
Я понял, что заблудился. Уже стемнело, деревень никаких нет, значит, это не та дорога, по которой меня от мамы везли. И ни одной машины нет.
Замёрз сильно, больше всего замёрзли ноги. Руки поочерёдно вынимаю из карманов и согреваю дыханием. Ну хоть кто-нибудь бы проехал, хоть кто-нибудь…
– Боженька, помоги… – начал мысленно повторять я, вспомнив, как при этих словах, в тот вечер, когда умирал отец, около меня с сестрёнкой на улице вдруг оказалась Елена Михайловна, наш библиотекарь, и забрала нас к себе на два дня.
Сзади послышался гул мотора. Я оглянулся.
Получилось! Машина едет! Я робко помахал рукой, и автомобиль остановился.
– Откуда ты такой здесь? – спросил мужской голос из кабины.
– Заблудился, – дрожащим пропадающим голосом еле смог ответить, – мне бы погреться где-нибудь…
– Садись быстрее, церковь по дороге будет, постучишься туда – отец Михаил откроет.
Я забрался в машину и увидел, что за рулём сидит мужчина с длинной чёрной бородой и в халате, как у батюшек.
– Слава Тебе, Господи, что я сейчас из города поехал, а не раньше… Тут редко кто ездит. Закоченел бы насмерть… – он медленно перекрестился и что-то начал шептать.
Скоро машина затормозила у освещённого несколькими фонарями переулка, и я увидел большой красивый храм.
Выйдя из машины и поблагодарив доброго водителя, похожего на священника, подошёл к железной двери и постучался. Рядом с дверью, на кирпичной стене, висела бумага, и я успел прочитать только: «Пятнадцатое января – день памяти…»
– Преподобный отче наш Серафи-и-ме, моли Бо-о-га о нас… услышал сначала из-за двери, потом она с лязгом открылась, и я замер…
Передо мной стоял знакомый сумасшедший, что был на моём крещении. Лицо его мне хорошо запомнилось, только сейчас он не в рубашке и не босиком, а в ярко-зелёной, широкой и почти до пола, одежде.
– Проходи, проходи, не впускай холод, – торопливо, мягким голосом заговорил отец Михаил, – сейчас чайник поставлю, поговорим потом…
Спустя минуту я уже сидел за большим длинным столом, отхлёбывал из блюдца горячий чай и слушал пение батюшки, раздающееся небольшим эхом по всей церкви. Слова мне были непонятны, но от них почему-то становилось ещё теплее.
Я надеялся, что ещё увижу маму. И никогда! Нет, больше никогда не вернусь в детский дом.
За окном, на небе, сияло много-много серебристых звёзд – и мне в этот момент подумалось, что это просто осколки, которые однажды были чем-то огромным, целым и очень-очень красивым.


✧ ✧ ✧
Вновь рассыпаны в небе созвездия,
Словно в чаше с игристым вином.
Человек, проходя сквозь столетия,
Растворяется мысленно в нём;
Задаётся вопросами вечными,
Что навряд ли откроются здесь.
Даже там, за тропинками Млечными,
Неоткрытых созвездий не счесть.
За пределами нашего разума,
За границей различных эпох —
Там хранит свои тайны алмазные
Беспристрастный невидимый Бог.
Для Него мы – песчинки дрожащие,
Искры на почерневшей золе,
Приходящие и уходящие —
Из безвестности в со-бытие.
И я верю, в года недоверия
(Никому, никогда, ни о ком),
Что души богозданной соцветие
Не истлеет поникшим венком.
Вновь рассыпаны в небе созвездия,
Освещают дорогу во мгле.
Если есть в самом деле бессмертие,
Я остаться хочу на земле.
✧ ✧ ✧
Встречая алчущего Бога,
Я каждый раз не замечал
Его подобия пророку
И начинанию начал.
Он подходил ко мне, обросший,
И милости просил взаймы.
Из рук не выпуская ноши,
Касался я своей сумы —
Не дай Бог, чтобы при разлуке
С ней нищим самому не стать.
А он, протягивая руку,
Пытался жалость вызывать.
Я делал вид, что, нет, не вижу;
Потом: что «и помочь бы рад…».
«О, Боже, сколько вас таких же
Стоит у храмовых оград»,
– Вздыхал я…
В церкви чьи-то тени
Молились об успехе дня,
И в это самое мгновенье
Господь испытывал меня.
✧ ✧ ✧
Я хочу остаться человеком
После смерти тела своего.
Ад по мне грузовиком проехал,
А в раю не светит ничего.
Скоро нам придумается тело
С сотнею-другой замен сердец,
И любовь окажется лишь делом,
Чтоб не обезлюдиться вконец.
Будет в теле плавиться железо
Найденного царского гроша.
Вглубь крестообразного надреза
Поселись, прошу тебя, душа…
✧ ✧ ✧
Голубей белоснежных увижу в окне,
Предвещающих божие слово.
Вот оно – предо мною, и было во мне,
Но, по-старому, кажется новым.
Почему же искал я другое сперва
И кружился оторвой-листвою?
Назовут ли потом в честь меня острова
И откроют ли чудо восьмое?
Откопаю я залежи писем и книг,
Что отыщется в них? Те же строки.
Они были до нас, до невольных расстриг,
Словно мат в общежительной склоке.
Что-то сдавит невидимым грузом в груди
И восстанут сторонники Хама!
Хоть для сотни народов ты переведи,
Та же участь апокрифы ждёт впереди
За оградой сожжённого храма.
И писать про юродство славянских берёз
Есть ли смысл? Я с сумою заплечной
По глубинкам хожу. Говорят, не дорос
До поэзии истинной, вечной.
Почему же меня вы ещё не на «вы»?
Как сейчас на шедевр замахнёмся!
И увидят героя всех передовых!
…
Улыбнётся вдруг небо в объятьях земных,
И послышится шёпот, как шелест травы:
– Ты пиши… А потом разберёмся.

✧ ✧ ✧
Расскажи мне, Господь, как увидел во мне полусвет,
Неужели по венам моим Ты ходил со свечой?
Я призванья искал Твоего, но услышал ответ,
Что мне быть не познавшим Тебя и гонимым Тобой.
И слетаются мысли по сговору выудить злость
Из души, и с амвона не слышу я праведных слов.
Мне грехи – это словно слепому удобная трость,
Чтобы дальше по жизни идти оказался готов.
Расскажи мне, Господь, где увижу я тот полусвет,
Если служат Тебе на земле и вещают про суд?
Может быть, Твоей вечной любви не бывало и нет?
А быть может, что просто не этой дорогой ведут?
✧ ✧ ✧
Докажи себе. И Он поможет:
Нет, не тот, что в церкви – Настоящий.
Никого твоя судьба не гложет,
Будь ты хоть великий, хоть пропащий.
Заповедей чтение Господних
Не решит единственной задачи:
Полюбить себя. Ведь в мире прочих
Даже «не убий» из многоточий —
«…Этих можно», «…этих можно паче*».
Только Бог задумывал иначе…
_______
* Паче – больше, сильнее (великорусск.)
_______
✧ ✧ ✧
Даже в самом больном иль пророческом сне
Я представить бы точно не смог,
Что сбываться отныне так будет на мне
Сердца Божьего тайный порок.
Неужели безумец широкой руки?
В самый яр, вместо редких цветов,
Поливает иссохшие в зной сорняки,
Что к себе в магазин не готов
На продажу взять даже и сам велиар,
Кто активом своим дорожит.
…
Вновь петух прокричит, у костра бросит в жар,
Под осиной «богач» задрожит.
✧ ✧ ✧
Я видел. Этой ночью видел я
Во сне Его. За каменным столом
Сидел руководитель бытия,
И менеджер крылатый был при нём —
Раскладывал бумаги и чертил
То ручкой красной, то карандашом,
О чём-то оживлённо говорил.
Эйчар, наверно. Проще – избирком.
«Ну что же, Босс, куда поставить нам
Его? – и на меня махнул рукой. —
Дизайн ландшафтный вряд ли по зубам,
Хотя пиарщик вроде неплохой.
Давай-ка покажи свои стихи!
Ты никого из наших не чернишь?».
Тут вздрогнул я. Дела мои плохи.
И не солжёшь, и вряд ли убежишь.
«Мы все равны, пусть разные пути, —
Директор сухо мне проговорил.
– Пиши, но повышения не жди,
А премию ты, впрочем, получил,
Всегда с тобою доброта Моя…».
И сон исчез – тот мысленный излом.
Я видел. Этой ночью видел я,
Как Он сидел за каменным столом.
✧ ✧ ✧
…Я хочу быть свободным от всех обстоятельств и боли:
Без телесных мучений и адской душевной тоски,
Свои годы доесть без того добавления соли,
От которого судьбы других остаются горьки.
Я хочу вновь увидеть себя – без мечты и тумана,
Что привёл меня в больший и мирообманчивый смог.
Бог когда-то довёл до границ и священного сана,
А потом оказалось, что там он уже и не Бог.
Я хочу хоть одним светлым крылышком в мире раскрыться
И почувствовать смысл синевы, где безоблачна высь.
Только кто пролистнёт аккуратно пустую страницу,
Чтоб на следующей тоже прочесть эту Чистую Жизнь…
✧ ✧ ✧
Спасо-Яковлевский Димитриев монастырь, г. Ростов Великий, Ярославская область
Берег озера Неро.
Тихий шелест воды.
Притекающих с верой
Не исчезнут следы.
Храмы – крепости жизни.
К Богу зов – купола.
Здесь просящих в молитве
Не умолкнут слова.
Здесь Святитель Димитрий,
Терпеливый Христос
Меня примут в обитель.
Покаянье и пост.
Стены старенькой кельи.
Всё с душою в ладу.
Во святой колыбели
Ко спасенью приду?
Аз есмь грешен без меры —
Скоро Божьи суды.
Берег озера Неро.
Тихий шелест воды.
Я – у крепости жизни.
И блестят купола,
И кресты остролистны…
Моя вера жива.

Святой
рассказ
– Я же говорила, что мы опоздаем!
– Ну я же не знал, что ночью мороз так резко ударит, – ответил Андрей извиняющимся голосом. – Аккумулятор домой надо было занести вчера, вот и пришлось повозиться…
– Так надо было! – Его жена Екатерина, что-то искала у себя в сумочке и не хотела успокаиваться. – А куда вечером собрался на этот раз?!
Молодая супружеская пара поссорилась ещё накануне из-за встреч Андрея с друзьями в его нечастые выходные.
– Да мне же в рейс через пару дней, снова заказ! Вот и хочу посидеть с мужиками, футбол посмотреть. Что в этом такого?!
– В том-то и дело, что уезжаешь опять!
Дорога из села в город обледенела напрочь, и водитель больше обращал внимание на встречное движение, чем на разговор с разгневанной женой. Солнце светило очень ярко, по-летнему, только на приборной панели цифры показывали, что за окном «легковушки» нехилые минус двадцать восемь градусов.
Едва выехав с узкой колеи на федеральную трассу, Андрей заметил идущего по обочине человека и аккуратно затормозил. Мужчина, явно замёрзший в своём лёгком чёрном пальто, тут же подбежал к машине и дрожащими руками открыл переднюю дверь:
– Спасибо! Спасибо, что остановились! Все мимо проезжают, а вы… Вы далеко?
– Нет, – ответил водитель, – нам примерно три километра осталось, с супругой еду, по делам. А вам куда?
– Я до монастыря, мужского… Он где-то в городе, найти только надо…
– Ну садись, докуда сможем, подвезём.
Мужчина быстро сел в автомобиль, погладил густую, неряшливую, местами превратившуюся в сосульки, бороду и улыбнулся:
– А вы не будете ругаться?
– Да мы не ругаемся… Просто разговаривали… – Андрей опешил и переглянулся с Екатериной.
Та тоже была удивлена.
«Откуда он знает?.. Вроде не наш, не сельский. Может, показалось?» – смущённый вопросом случайного попутчика, водитель почувствовал неприятный запах алкоголя, рассеивающийся по салону. – «Всё понятно, либо с похмелья, либо недавно пил…».
У Андрея, сравнительно недавно ставшего дальнобойщиком, само по себе установилось жёсткое правило – пьяных пассажиров не сажать; если заметил, что выпивший – высаживать. Но в этот раз он решил смолчать. Мороз на улице, жалко бродягу. Да и ехать недалеко.
Когда машина остановилась у большого административного здания, Екатерина, неожиданно для мужа, спросила:
– Может подвезёшь человека до монастыря? Мне-то тут в очереди, наверное, долго сидеть… А так доброе дело сделаем.
– Спаси вас, Господи, за милосердие ваше! – отогревающийся незнакомец встрепенулся и вновь заулыбался. – Оно ведь как, всё воздаётся…
– Ладно. На заправку ещё заехать надо. – Андрей нехотя согласился, но не из-за «доброго дела», а для успокоения супруги, с которой больше не хотелось конфликтовать.
Проводив её до дверей, увешанных многочисленными табличками с изображением российского герба, он вернулся на водительское сиденье и настроил маршрут на навигаторе.
– Около двух километров, немного… Ну, расскажите о себе что ли, пока едем?
– Меня Димитрий зовут, – попутчик всё так же потирал дрожащие руки. – Это по-славянски имя.
– А откуда сами? – дальнобойщик по привычке, образовавшейся вследствие длительных рейсов на своей фуре, внимательно смотрел на дорогу.
– Родом с Иркутской области, а сейчас из Костромы шёл.
– О, куда вас занесло… – присвистнул водитель. – Бывал я в Иркутске, по работе. Почти четыре тысячи километров отсюда. Дальнобойщик я.
– Да, знаю, – Дмитрий аккуратно поправил своё пальто. – Вас зовут Андрей, жену вашу – Екатерина. И дети у вас есть – Варвара и Ярослав. Всё знаю…
Андрей в изумлении сбавил скорость автомобиля:
– Откуда знаете?!
– Так всё оттуда, – мужчина поднял указательный палец правой руки вверх, после перекрестился. – Господь даёт знать грешному… Вот, в обитель Его и иду, потрудиться во славу Божию да помолиться.
«Ничего себе! То ли святой, то ли сумасшедший…» – подумал дальнобойщик.
Сам он был в церкви очень давно, в детстве, на рассказы матери о прозорливых старцах смеялся, но в Бога верил. Что называется, по-своему.
Машина остановилась у белой каменной ограды, за которой на морозном солнце необычно – будто по торжественному поводу – сияли золотом купола. Андрей, поражённый проницательностью собеседника, такими их увидел впервые, хотя нередко проезжал мимо этого места. Он достал из кармана бумажник, вынул из него пятисотенную купюру и обратился к Дмитрию:
– Возьмите, не побрезгуйте… Помолитесь и за нас…
– Обязательно! Помоги вам Господь! – загадочный путник взял деньги, суетливо вышел из автомобиля и скрылся за большой, кованой дверью монастыря.
«Бывает же такое! А я подумал, что пьяница… – водитель, подъезжая к заправке, мысленно пытался осознать произошедшее с ним. – Ведь есть что-то там…».
Остановившись у бензоколонки, он вдруг заметил, что Дмитрий оставил на сиденье свою шапку.
«Эх, чёрт! Вернуть надо, зима же ещё…» – Андрей тут же принял решение развернуться и отдать потерянное.
Сразу же за оградой обители стоял деревянный домик с табличкой «Охрана». Дальнобойщик постучался. Оттуда вышел высокий мужчина в форме, напоминающей казачью:
– Доброго дня. По какому вопросу?
– Я человека подвёз сюда, где-то около получаса назад… Шапку он у меня в машине забыл. В чёрном пальто, с бородой…
– К нам много таких бродяг приходит, – усмехнулся охранник. – Видел я его. Покрутился вокруг храма и ушёл. Но шапку можете мне оставить. Если придёт снова, отдам…
Водитель, озадаченный ответом, вернулся к легковушке. Набрал в пригоршню снега, чтобы протереть боковые зеркала. Потом сел в машину, в поисках сухой тряпки заглянул в бардачок… И тут ему вспомнилось, что в бардачке лежала подаренная женой три дня назад шкатулка золотистого цвета, но она исчезла.
Дальнобойщик перед следующим рейсом хотел поместить сувенир в кабине своей фуры, у лобового стекла – пусть обычная безделушка, но ценная вклеенной внутрь фотографией семьи и с красивыми подписями: «Андрей», «Екатерина», «Варя», «Ярослав».



