скачать книгу бесплатно
– Да, Джон!
– А зачем нужна предварительная группа минимального состава разведчиков – нельзя ли обрушиться на Ракельсфаги сразу всей мощью челночно-десантной флотилии!
– Слишком рискованно с банальной оперативной точки зрения – мы понятия не имеем, несмотря на все наши спутники, что именно представляют собой верхушки Ракельсфагов и массовые десантные группы могут элементарно распороть себе брюхо о многочисленные острые сучки веток и какие-нибудь особенные рогатины местных аборигенов, это – во-первых; а во вторых – с Ганикармией мы поддерживаем официальные дружественные дипломатические отношения, и столь откровенно враждебный, ничем не спровоцированный демарш, может повлечь за собой совершенно непредсказуемые последствия, вплоть до официального обращения Ганикармии за помощью к Китаю или Соединенным Штатам. Ну, а когда мы уже погрузим груз в недра транспортов, мы откроем все карты ганикармийцам, и они узнают всю страшную правду об ожидающей их вскоре судьбе и окажутся полностью деморализованными и не будут пытаться найти себе какого-нибудь другого союзника, кроме России. Теперь тебе, надеюсь, понятно абсолютно все?!
– Да, мой генерал!
– Тогда – до встречи на ветвях Ракельсфага! – и генерал Баклевски, его возможный будущий тесть крепко пожал старшему сержанту десантных космических войск России Джону Гаррисону руку.
Но перед тем как Джон собрался окончательно покинуть кабинет генерала, хозяин кабинета вдруг произнес очень странные слова, поразившие впечатлительного Джона в самое сердце:
– Ты знаешь, среди многих ведущих российских философов в последнее время стало упорно бытовать мнение, что у каждого когда-то существовавшего и затем, соответственно, погибшего могущественного государства, как и у умершего человека, остается бессмертная душа. Так вот, я почему-то подумал, что бессмертная душа Советского Союза восемьсот лет назад переселилась в планету Плева и начала неудержимо разрушать ее! Все – иди, мой друг, и да пребудет с тобой удача!
И аудиенция Джона Гарриссона с пятизвездочным генералом Баклевски на этом закончилась.»
На борту ганикармийской станции Брэдли, Джону и трем его товарищам по будущей совместной разведэкспедиции на ветви Ракельсфага, отвели по уютной одноместной каюте, обставленной в типичной ганикармийской манере, главной составляющей которой являлось обилие самых разнообразных цветочных букетов.
В медицинском пункте станции, примерно через час после прибытия космонавтов, симпатичная словоохотливая медсестра с правильными чертами лица и необычайно умным проницательным взглядом, поставила всем четверым землянам, обещанные генералом Баклевски, информационные уколы, причем уколы оказались очень болезненными. И, между прочим, специально или нет, но создалась такая ситуация, что симпатичный Джон остался последним из всей компании наедине с медсестрой. Она задумчиво перебирала в специальном сейфе ампулы с содержимым многочисленных информационных уколов, бросая не менее задумчивые взгляды на Джона.
– Что-то происходит не так или вы мне хотите о чем-то сообщить? – не мог не поинтересоваться у медсестры наблюдательный Джон.
Вместо ответа загадочная медсестра приложила изящный тоненький пальчик к губам, за тем показала на уши и быстро исписала коротенькую записку, которую не замедлила подовинуть Джону. Тот прочитал:
«Меня зовут Ольга Миллер. Я являюсь майором службы внутренней безопасности Свободной и Независимой России. Наша организация считает деятельность КМБ опасной для России, не говоря уже о независимой и дружественной нам Ганикармии!
Я Вам поставлю три информационных укола, но об этом никто не должен знать, особенно – генерал Баклевски! Второй укол даст Вам возможность улавливать наиболее мощные мысленные позывы и понимать смысл звуковой сигнализации самых развитых представителей местной фауны, что в большей степени повышает Вашу возможность выжить на этой планете.
И, наконец, самый важный – третий укол. Чтобы получить содержавшуюся в нем информацию, погибло семнадцать наших сотрудников. Он обладает пролонгированным действием и начнет активно действовать лишь через трое суток, когда Вы, старший сержант Гаррисон окажетесь на ветвях Ракельсфагов! У меня – все, желаю удачи!»
Прочитав содержание записки, Джон поднял голову и увидел, как Ольга Миллер улыбается ему той бесхитростной откровенной улыбкой, какой женщины со времен седой древности улыбались мужчинам, имевшим счастье им понравиться.
– Вы очень симпатичная девушка, Ольга! – улыбнулся в ответ ей Джон.
– Ну, тогда приступим к процедуре, а то ваши товарищи наверняка уже заждались Вас и могут подумать все, что угодно!
Информация, заложенная в третьей и последней инъекции, действительно, оказалась очень важной, потому что никак не хотела входить в правую ягодичную мышцу Джона. Он буквально скрипел зубами от боли, а может это стенали семнадцать душ офицеров внутренней безопасности России, погибших ради двух миллилитров бесцветной и прозрачной, с виду ничем не отличавшейся от обыкновенной воды, информационной субстанции. Прошло не менее пяти минут, прежде чем Джон коротко рыкнул, и содержимое третьего укола оказалось, наконец, в его кровеносной системе. – Ну, вот и все закончилось, Джон! – с видимым облегчением произнесла уже сама начавшая беспокоиться за успешный ввод важнейшей информации, Ольга Миллер и на прощание еще раз улыбнувшись, добавила:
– Если возникнут осложнения, то милости прошу – всегда рада буду Вас видеть, Джон!
Все происшедшее в медпункте заставило его, естественно, о многом задуматься, в частности, о некоторых деталях достопамятной беседы с генералом Баклевски.
Но все же, после всех этих супермедицинских пертурбаций, ему удалось наконец-то очутиться у себя в каюте, которых насчитывалось по длинному дугоообразному коридору Станции целых пятьсот штук.
В каюте, из-за обилия цветочных букетов напоминавшей миниатюрную оранжерею, Джон сразу принял горячий душ и тут же завалился спать на необъятную упругую кровать. Заснул он мгновенно, так как в челноке за последние двое суток они с Брэдли, Валерием Степченко, Стивом Иогансеном и Пашей Ульяновым (так звали членов его разведгруппы) практически не сомкнули глаз – играли под запись в королевский поккер – неизвестную на Плеве карточную игру. Джон обучил ее Брэдли, а тот оказался на редкость азартным парнем. К тому же у Киннона оказалась с собой двадцатилитровая баклага розового ганикармийского вина, про которую плевянский зоолог по какой-то причине не хотел говорить Джону до тех пор, пока они не сели играть в карты. Брэдли проиграл две тысячи межгаллактических российских рублей и ему ничего не оставалось, как взять и утопить обрушившееся на него финансовое горе в крепком и душистом, словно само забвенье, розовом вине. За двое суток сдружившиеся плевянский зоолог и земные космические десантники прикончили великолепное вино до последней капли, отдав его качествам должное. Из-за великолепного вина Джон простил Киннону долг.
А теперь вот Джон крепко спал. Однако снился ему не очень приятный сон, вернее, не то, чтобы неприятный, а – тревожный. Ему снился ресторан на угрюмой планете под названием Байкотан, в каком-то городишке с длинным и сложным названием – на краю этого городишки. Джона тогда ударили ножом местные бандиты из-за женщины. В этом сне Джон сидел за дальним столиком в пустынном ресторанном зале. Зал освещался скупым желтым светом, бросавшим на столики, стены и пол причудливые тени. Но наиболее причудливо выглядел потолок – его сплошь укутывал непроницаемый ковер белесой паутины. Паутина постоянно колыхалась под волнами холодного воздуха, разгоняемого мощным невидимым вентилятором. Джон достаточно сильно озяб, его не согревала местная водка удивительного фиолетового цвета (перед ним стоял полуопустевший графинчик и блюдце с полуобгрызенной жареной рыбой, имевшей на редкость мерзкий вкус), он чувствовал себя отчаянно одиноким, ему хотелось в теплую уютную комнату и ощущать себя в ласковых женских объятиях. Все эти тоскливые ощущения во сне усиливались во сто крат, а сон выглядел необычайно реалистичным. Худая некрасивая официантка копошилась вдали у стойки бара, бармен рубил тяжелым острым ножом грубые пресные овощи для ресторанного фирменного салата. Порывы холодного ветра развевали черные шторы, прикрывавшие входные двери. Дрессированные пауки ненавязчиво шелестели в паутине под потолком. Большие ступни Джона, обутые в грубые солдатские ботинки, откровенно мерзли под столиком, обдуваемые противным холодным сквозняком, тянувшимся по полу нескончаемым потоком.
Музыка заиграла – байкотанская народная мелодия, напоминавшая вой зимней вьюги, под звуки которой Джону захотелось повеситься. Шторы начали раздвигаться чаще, и зал стал наполняться посетителями – мрачными одноглазыми байкотанами. За год службы здесь Джон привык к их одноглазию, и эта физиологическая особенность местного населения его уже давно перестала шокировать. Он вернулся к графинчику с фиолетовой водкой и своим мрачным размышлениям. Не отрывая взгляда от поверхности стола, он неторопливо допил графинчик до дна, доел рыбу, а когда поднял слегка захмелевшую голову, то увидел, что за столиком он сидит теперь уже не один – по другую сторону столика прямо напротив него сидела она! Восхитительная байкотанка в глубоко декольтированном платье темно-вишневого цвета, с густыми черно-синими кудрями, ниспадавшими ей на обнаженные роскошные плечи. Как и у всех байкотан у ней имелся тоже только один глаз. Но зато какой! Громадных размеров, потрясающей формы, наполненный дрожащим ярко-золотистым сиянием, в далекой глубине которого таинственно мерцали три изумрудных зрачка. Чувственные губы растягивала приветливая улыбка, а высокие белые груди в широком вырезе платья часто поднимались и опускались. Джон пьяно таращился на роскошную байкотанку, не замечая, как за соседним столиком зловеще зашушукались четверо мужчин, искоса и злобно поглядывая на Джона в четыре глаза (на каждого по одному глазу). Джон в своем сне вновь испытал мучительное ощущение нереальности присутствия за его столиком этой странной красавицы, очень реалистично ощущал страх при мысли, что она исчезнет или окажется всего лишь навсего дорогой проституткой, а не лучом искреннего женского тепла и сострадания в океане черной тоски, куда Джон был погружен уже целый год за время службы на этом проклятом Байкотане… Как его ударил ножом кто-то из той четверки местных бандитов, что шушукались за соседним столиком, он уже не увидел – он проснулся, и с удивлением почувствовал, что по щекам его бегут горячие слезы, а на душе осталась острая тоска и, как ни странно – не по одноглазой байкотанке, а – по золотоволосой нимфе, живущей на супер-деревьях Ракельсфагах, хотя и видел он ее мельком всего раз в жизни, да и то – на слайде. В следующую секунду острая тоска прошла, им овладела внезапная ярость при мысли о самоуверенном и не сомневающемся в собственной циничной правоте пятизвездочном генерале Баклевски, собравшимся переработать всех золотоволосых красавиц с ветвей Ракельсфагов на целебное мыло и омолаживающие порошки.
– И-э-э-х!!! – громко и яростно не-то вздохнул, не-то вскрикнул Джон и не в силах сдержать накопившихся эмоций, что есть силушки, грохнул здоровенным кулаком в тонкую пластиковую стену каюты.
Не особенно толстая пластиковая стена со своей противоположной стороны на мгновенье выгнулась пузырем. От получившегося шума проснулся обитатель соседней каюты, на беду всем землянам и ганикармийцам, проходившим трехдневный карантин на дежурной орбитальной станции, оказавшийся коренным жителем планеты Плева, и самое плохое – ее материка под названием Дикие Территории. Он обладал громадной физической силой и ему, как и Джону, в эти минуты тоже снился неприятный сон, правда, в несколько ином амплуа:
«… Будто бы он ловил очень вкусных опухолевых крабов в дождливую погоду из старого заброшенного колодца. Такое занятие считалось опасным даже в недождливую погоду – но в кошмарных снах всегда приходится добровольно шагать прямой дорогой в Ад. Житель Плевы с ужасом смотрел на маслянистую поверхность воды в позеленевшем от времени срубе колодца, где с нарочитой зловещей неподвижностью торчал поплавок его удочки. Наконец поверхность воды заколыхалась, и наружу полезло то, чего он подсознательно больше всего боялся – покрытая неприятным серо-бурым ворсом гигантская клешня малиновой голлиницы…». В этот момент Джон ударил кулаком в стенку, и житель Плевы проснулся, с облегчением переведя дух.
Он посмотрел на свои руки и увидел, что боевые когти на всех четырнадцати пальцах вышли из пазух. И прошло, по меньшей мере, три секунды, прежде чем плевянин сумел спрятать их обратно под рабочие маскировочные ногти.
«Однако – нервы! Я так могу провалить задание!» – невесело подумал он и испытал невольный приступ страха, смешанного с лютой злобой. К страху и злобе примешивалось чувство сильнейшего голода – этот плевянин всю свою жизнь просыпался голодным, поэтому ему каждую ночь под утро снились его любимые «жирные и нежные» опухолевые крабы.
Голодный житель Диких Территорий рывком поднялся на неправдоподобно мускулистые ноги, бросив задумчивый взгляд на разбудившую его пластиковую стенку каюты. Затем он принял душ, одел белоснежную свеженакрахмаленную рубашку, элегантный черный костюм, на свирепую морду с трудом натянул специальную обтягивающую маску, отдаленно делавшую его похожим на человека. Подошел к зеркалу, придирчиво осмотрел получившуюся внешность и почувствовал себя готовым к выполнению ответственного задания, порученного ему Верховным Кланом Истинных Акклебатиан.
Звали плевянина – Корлбли, и он являлся родным братом Боке. От страшного приступа голода голова у него, как и у каждого истинного акклебатианина соображала пока не совсем ясно, тем более что по плану до начала запланированной операции оставалось чуть более восьми часов, поэтому, прежде всего он решил спуститься в общий ресторанный зал Станции и, как следует там перекусить.
В обширном ресторанном зале было почти пустынно, если не считать двух людей в дальнем углу, хлебавших из больших фарфоровых тарелок стальными ложками дымящееся огненно-красное варево, которое, как ему было известно, называлось «борщом», и в пищу его употребляли исключительно земляне одной из самых могущественных наций Земли – некие «россияне». Голод, вместе с нетерпеливым урчанием в пустом желудке, продолжали усиливаться. Прекратив думать о «россиянах», о возможной цели их прибытия на Плеву, Корлбли занял место в противоположном, самом дальнем от инопланетиков углу зала. Выбранный им угол прикрывал, щедро украшенный крупными желтыми цветками, огромный кактус, посаженный в исполинской бочке. Продолжительным нетерпеливым звонком он подозвал официанта, не замедлившего явиться. Корлбли не стал мелочиться и заказал имевшихся в меню шестерых жаб-голиафов, зажаренных в собственном соку и водившихся исключительно на планете Земля, в горных реках Центральной Африки, десять киллограммов маринованного улиточного мяса и двадцать восьмисотграммовых порций жареной баранины, приготовленной также по рецепту жителей какого-то горного района планеты Земля. На десерт он заказал двухкилограммовый торт и десять литров легкого белого ганикармийского вина. Со всей этой снедью и вином оголодавший акклебатианин расправился в течении каких-нибудь получаса – под удивленные взгляды редких посетителей ресторана, число каковых за эти полчаса увеличилось. Затем Корлбли, согласно физиологическим особенностям акклебатианского организма, запрокинул голову, прикрыв глаза веками, и на десять минут отдался во власть сладостной отрыжки, несколько напоминавшей смесь релаксационного пароксизма сытости с банальным анабиозом.
Кто-то осторожно присел за краешек его столика, и терпеливо дождавшись окончания периода отрыжки, вежливо произнес:
– Приятного аппетита, босс!
Корлбли открыл глаза, покрытые маслянистой поволокой несказанного блаженства наступившей сытости и, увидел, что перед ним сидит заместитель его диверсионной группы, завербованный два года назад чистокровный ганикармиец по имени Майрек. Акклебатианин довольно равнодушно произнес:
– А это ты, Майрек! Ну, что ты имеешь мне сообщить?
– Все готово, Босс. Детонаторы и взрывчатка разложены согласно диспозиции, разработанной в Главном Штабе и утвержденной самим Предейтером Самакко.
– Что-ж, поздравляю тебя, Майрек! – и, глянув на ручной хронометр Корлбли добавил: – Через семь часов сорок минут станция достигнет нужной точки координат – прямо над нашими плантациями и тогда мы начинаем операцию. Между прочим, ты уточнил число уродов, накопившихся в этом отстойнике?
– Да, босс! Четыреста сорок семь человек, из них шестьдесят два инопланетика, остальные – ганикармийцы. А через полтора часа ожидается прибытие еще более тысячи человек!
– Отлично – пришла пора, пожалуй, выходить на связь с Предейтером! —Корлбли рывком поднялся из-за столика, на котором осталась целая гора обглоданных дочиста бараньих костей и улиточных панцырей. Неторопливой походкой, испытывая при этом несказанно приятную тяжесть в переполненном желудке, он направился к выходу из ресторана, провожаемый внимательными взглядами двух «россиян», с огромным аппетитом хлебавших горячий украинский борщ. Россияне являлись ни кеми иными, как членами разведгруппы Джона Гарриссона.
Великое Болото – Боке в гостях у Болотных Богатырей
Примерно в эти самые минуты «старший брат Боке», щедро перевязанный листьями целебных болотных растений, великолепно известным Болотным Карликам, сидел на краешке обширного камышового ложа в самой просторной хижине деревни Карликов и жадно жрал из огромного чана огромные куски одной из наиболее ценных болотных рыб – так называемой «борреллии». Рыба имела превосходный вкус и Боке не забывал постоянно благодарно кивать сидевшей напротив него старшей дочери Эгиренечика Богдиле. У Богдилы, как и у отца росла довольно длинная борода, но глаза не обладали такой лютой свирепостью, что и отличало, прежде всего, Болотных Карлиц от Болотных Карликов. Несколько плошек, с чадяще горевшим в них жиром болотных осьминогов, освещали скудную обстановку хижины, не особенно шикарные детали, которой увлеченно насыщавшийся Боке старался не рассматривать в силу укоренившихся в нем с самого рождения определенных эстетических убеждений. Когда чан полностью опустел, Богдила вежливым, но таким же хриплым, как и у отца, голосом, поинтересовалась:
– Еще?
Боке отрицательно помотал огромной головой, поблагодарив Карлицу за вкусный ужин.
Тогда женщина молча подала акклебатианину большую бутыль, выдолбленную из какого-то местного овоща, выращиваемого Карликами на своих болотных огородах. Из бутыли исходил острый пряный запах.
– Что это?! – подозрительно спросил Боке.
– Не опасайся, акклеабатианин, это – крид, самый целебный из всех целебных напитков Великого Племени Болотных Богатырей. Он вернет тебе потерянные за время ночного полета силы и почти полностью вернет утраченное из-за полученной раны здоровье. После того, как ты выпьешь крид, то крепко проспишь, примерно, час и проснешься совершенно здоровым, и тогда придет отец, и поговорит с тобой!
Боке не стал спорить и послушно отпил добрый литровый глоток крида, немедленно повергнувший его в крепкий освежающий сон.
Он проснулся, как ему и было обещано, ровно через час. В хижине стало ярче – это Богдила добавила в чахнувшие примитивные светильники свежего осминожьего жира. Прямо перед собой Боке увидел довольно ухмылявшегося Вождя Болотных Карликов Эгиренечика. Вождь изобразил на обезображенной множеством причудливых шрамов роже что-то наподобие приветливой улыбки и беззлобно прорычал хриплым басом:
– Как чувствует себя почтенный акклебатианин Боке после ночного приключения над просторами Великого Болота?
– Позволь поблагодарить Тебя от всего сердца Акклебатианина за спасение моей жизни, Мудрый и Великий Вождь Великого Племени Болотных Богатырей! – осторожно подбирая слова, торжественно произнес Боке и в знак величайшей признательности преклонил перед Эгиренечиком голову и приложил страшную когтистую лапу к тому месту на широкой груди, где без устали гоняло фиолетовую кровь по трехметровому туловищу его большое шестикамерное сердце.
– Я верю в искренность твоей благодарности и принимаю твою признательность! И более того, акклебатианин Боке, от имени своего народа я предлагаю дружбу и военный союз твоему великому народу!
– Ты знаешь, что я не последний акклебатианин в нашем Верховном Клане, поэтому по возвращении домой сделаю все от себя зависящее, чтобы твое великое предложение, о, Вождь, было принято с благодарностью, а главное, с пониманием. Тем более не так давно у нас уже состоялась беседа примерно на эту же тему с благородным Предейдером Самакко! Но, все-таки, объясни мне сейчас, о, Мудрый Эгиренечик – какие мотивы заставили тебя сделать такое предложение народу Акклебатиан?
– Ты прекрасно знаешь, Боке, что и у вас, и у нас есть один общий враг, и одна общая цель, какую можно даже назвать единой общей мечтой. Это – Ракельсфаги и их ничтожные жители, не заслуживающие такого роскошного и благодатного места жительства.
Племя Болотных Богатырей уже пыталось несколько лет назад совершить попытку своими силами достичь стволов Ракельсфагов и забраться по ним до самого верха, чтобы навсегда поселиться там, сделав местных изнеженных жителей своими рабами и наложницами. Но наша попытка закончилась полной неудачей. Воды Болота, омывающие непосредственно основания Стволов, чисты от тины и трав, прозрачны и глубоки, и в них водятся невообразимо свирепые чудовища, сразу же напавшие на флотилию Болотных Богатырей, состоявшую из тридцати больших охотничьих лодок и шестисот воинов. Половина лодок была опрокинута, и половина Богатырей оказалась беспощадно растерзанной этими страшными чудовищами – стражами Ракельсфагов. Таким образом, было доказано, что путь через Великое Болото на Ракельсфаги заказан, но остается еще воздушный путь и вы, аккклебатиане могли бы помочь обоим нашим народам с помощью ваших мощных крыльев попасть на Ракельсфаги, хотя бы на их самые нижние ярусы. Ну, а дальше, совместными усилиями мы смогли бы добраться до самого верха, сметая любые препятствия на своем пути!
– Крылья-то у нас действительно мощные, мудрый и уважаемый Вождь Племени Болотных Богатырей Эгиренечик! Но максимальная высота, на какую они могут поднять нас, это два с половиной, от силы – три километра! И я не совсем представляю – каким все-таки образом акклебатиане с помощью своих крыльев могут помочь Болотным Богатырям?! Если, допустить такой вариант, при котором один Болотный Богатырь сядет верхом на Акклебатианина, тот сможет подняться максимум на пятьдесят метров и пролететь от силы сто-двести метров, после чего без сил рухнет вниз!
– Нет, уважаемый предейтор Боке – мне никогда в голову не приходило что-либо подобное – нелепое и невыполнимое! Недаром же меня называют мои подданные Мудрым, и я сейчас расскажу тебе свой план, выношенный годами. И вы поймете, что он прост до безобразия и вполне выполним!
– Я весь внимание, Мудрый Эгиренечик!
– Насколько мне известно, вы, благодаря постоянному бартерному обмену овощей на оружие с материковыми ганикармийцами, обладаете солидным огнестрельным арсеналом. Так вот, по моему представлению, очень эффективной получилась бы совместная экспедиция к Подножию Ракельсфагов флотилии Болотных Богатырей и крылатой эскадры Акклебатиан. Просто-напросто вы могли бы поддержать нас мощной огневой поддержкой сверху против хранителей Ракельсфагов. Мне кажется, что в таком случае, наша экспедиция оказалась бы просто обреченной на успех! Ты не находишь?!
– А ведь тебя недаром называют Мудрым, о Великий Вождь Болотных Богатырей! Кроме, как в твою голову, ни в чью больше не могла прийти столь счастливая мысль! Я предлагаю завтра же встретиться с Самакко и во всех деталях приступить к разработке этого гениального плана!
– Что-ж, я необычайно рад слышать подобные слова, уважаемый Боке! А сейчас, если ты чувствуешь, что набрался достаточно сил после ночных приключений, то я прошу тебя выслушать еще одну очень важную информацию!
– Я весь – внимание!
– Но для этого мы должны покинуть мой дом, я должен тебе кое-что показать над просторами Болота.
Боке поднялся на ноги, но от еще не прошедшей слабости, его настолько сильно качнуло, что Вождь Эгереничек вынужден был подхватить своего нежданного гостя под левое, не пробитое стрелой древесного жителя, крыло. Тем не менее, резкая боль в правом предплечье и резанувшее, словно ножом, воспоминание о трагической гибели Олюгоны наполнило душу Боке испепеляющей ненавистью, и он в невольном порыве воскликнул:
– Этим вечером все жители Деревьев до единого сделались моими кровными врагами, и уж я-то точно поплыву с вами, и буду поддерживать вас сверху до последнего патрона! И, если вдруг случится такое, что Самакко начнет опять, по своему обыкновению, колебаться, я сумею обеспечить всех твоих воинов необходимым количеством автоматов, пулеметов, гранатометов, патронов и глубинных бомб!!!
– Я верю тебе, благородный Боке и после этих твоих слов считаю тебя единокровным братом!
Они покинули вонючую хижину Вождя и Боке с удовольствием, полной грудью втянул влажный воздух Болота. Ночь еще не собиралась уступать свои права нетерпеливо стучавшему в ее мрачные врата рассвету, и кроваво-багровый Болбург продолжал висеть на своем месте, украшая бескрайнюю поверхность Болота сотнями акварелей самых мрачнейших оттенков. Прямо к крыльцу хижины Вождя, чьи импровизированные ступеньки были изготовлены из костей какой-то болотной зверюги, подходил утлый деревянный пирс метров десяти длиной, к концу которого были привязаны две лодки. По пирсу туда-сюда ходил угрюмый молчаливый часовой гигантского роста, державший тяжелое копье наперевес в правой руке. Направо и налево уходили погруженные в маскировочную ночную тьму убого выглядевшие хижины Болотных Карликов. Кажется, вся деревня была погружена в глубокий сон, который не могли нарушить не утихавшие вопли тысяч голодных болотных тварей. Боке попытался незаметно от Эгиренечика увидеть среди нескольких десятков хижин то таинственное строение, в котором Болотные Карлики хранили свое главное сокровище – Золотистый Древесный Дождь, из-за которого, главным образом, им так не терпелось поскорее попасть на верхние ярусы Ракельсфагов. Но ничего – никаких светившихся золотистым светом щелей ни в одной из хижин Боке не заметил.
– Ты не туда смотришь, мой благородный друг! – проницательно усмехнувшись, произнес Вождь Болотных Карликов. – Посмотри лучше внимательно вверх на священный Болбург, мой благородный Боке и попытайся там что-либо увидеть.
Боке задрал голову кверху, долго и пристально смотрел на Болбург, на терявшиеся в необъятной мглисто-туманной высоте вершины Ракельсфагов и вдруг ему показалось, что рядышком с Болбургом, прямиком под его багрово-кровавым боком движется крохотная золотая точка. Но в точности он не был в этом уверен, потому что золотая точка почти сразу исчезла.
– Ну – видел что-нибудь?
– Всем известно, что остротой своего зрения Акклебатиане никак не могут поспорить с мощнейшими фокусирующими возможностями суперглаз Болотных Богатырей, но мне будто бы показалось, что возле самого края священного Болбурга я заметил крохотную золотую точку.
– Тебе не показалось, мой благородный Боке! – с внезапно прорезавшейся яростью в хриплом голосе прорычал Вождь. – В нашем ночном небе я давно уже – не меньше месяца, наблюдаю ночные полеты очень вредных и очень опасных золотых мух! Они появились здесь неспроста – их наверняка интересуют Наши Деревья! Их появление как-то связано с нашими Деревьями, с нашими общими, только что зародившимися планами! На самом же деле это ни какие вовсе не мухи. А огромные сложные агрегаты, созданные инопланетиками, оснащенные огромными глазами и ушами, которые прекрасно видят и слышат нас! Они что-то задумали зловещее – они хотят нас уничтожить! Поэтому завтра же на рассвете мы отправляемся в гости к Самакко, Боке!..
Их беседу прервало уже слышанное этой ночью акклебатианином чудовищное по силе не-то ворчание, не-то утробное рычание, и на этот раз вместе с Эгиренечиком он увидел обладателя голоса столь невероятной силы – примерно в трехстах метрах от деревни Карликов из Болота выгнулась чья-то исполинская спина, составлявшая в длину не менее полусотни метров, сверкнувшая под светом Болбурга словно бы великолепной полировкой, и почти сразу исчезнувшая под поверхностью болотных вод. Через пару секунд, поднятая неизвестным гигантом волна качнула до самого основания всю деревню Карликов, построенную на глубоко вбитых в спресованный ил сваях.
– Что это? – свистящим шепотом спросил Боке.
– Это – игуч, болотный кит! – тоже шепотом, но хриплым, объяснил Эгиренечик. – Весь год он живет в недоступных многокилометровых глубинах, но весной на несколько дней всплывает наверх для брачных игр и спаривания. Если он случайно врежется в нашу деревню – то всем нашим планам не суждено будет сбыться, благородный Боке! Пойдем лучше в дом, и покорно будем ждать своего жребия – ничего иного нам не остается…
…А, в нескольких десятках километрах сверху от беседующих и строящих долговременные перспективные планы Боке и Эгиренечика, вынужденно прервавших обсуждения в результате внезапного появления исполина Болота игуча, на своем любимом месте, на самом краешке Родовой Ветви стояла, балансируя почти над самой бездной, красивейшая из всех девушек Деревьев, по имени Гера, с макушки до пят облитая багровым светом Болбурга. Девушка с любопытством наблюдала за странной золотой точкой, нарезавшей круги вокруг ночного спутника Плевы. Загадочная золотая точка, напоминавшая огромную осу, каким-то образом связывалась в хорошенькой головке Геры с ее любимым мальчиком, имени которого она даже еще не знала, но в ней росла уверенность, что он неумолимо приближается к ней на огромной скорости и они вот-вот увидятся, и он обязательно спасет ее от Золотистой Гибели.
Вчера миновал первый день Весны и целый день листва на Родовых Ветвях шелестела под только что родившимися, пока еще очень слабыми порывами зарождавшихся весенних ветров. Сейчас, первой весенней ночью чуть-чуть неуловимо изменился цвет Болбурга, словно бы его диск покрылся слабым зеленоватым налетом, нежнее и красочнее сделалась пестрая палитра раскинувшегося глубоко внизу Болота. Во множестве появились первые весенние бабочки и повсюду среди Древесных Листьев начали распускаться первые весенние цветы. Гера на этот раз прошла к своему обычному наблюдательному пункту не одна – за ней увязалась младшая сестренка Лея, и еще одна девушка по имени Алзика, считавшая себя не менее красивой, чем сама Гера, но не разделявшая ее стойких суицидальных убеждений.
Три девушки оказались не одиноки в предпринятой ими рискованной ночной прогулке – Вождь Айсарайг распорядился, чтобы его дочерей, и увязавшуюся за ними Алзику, незаметно сопровождали четверо хорошо вооруженных воинов, один из которых по имени Парсинг считался официальным женихом амбициозной Алзики. Воины шагали босыми ступнями по влажной коре совершенно бесшумно в десяти метрах позади девушек, чья белая кожа и золотые густые кудри светились в темноте, как будто специально для того, чтобы привлечь внимание какого-нибудь свирепого ночного хищника. Правда, верхние ярусы Ракельсфагов были не Болотом, и опасные хищники здесь водились не в таком пугающем изобилии, но с точки зрения, например, очень благоразумного Парсинга, следовало бы все же соблюдать элементарную маскировочную осторожность. Кстати, сам Парсинг был не менее амбициозен, чем его будущая жена Алзика и через несколько лет надеялся занять место, принадлежавшее на сегодняшний день Айсарайгу.
Гера стояла некоторое время в полном одиночестве на краю бездны, но затем, набравшись храбрости, к ней сзади осторожно подошла Лея и крепко уцепилась обеими ручонками за тонкую гибкую талию сестры, которую мечтали вот так вот когда-нибудь обвить рукой практически все мужчины Племени Семи Ветвей.
Гера наклонила голову и ласково поцеловала Лею в беленькую головку, спросив:
– Правда – здесь очень красиво, сестричка?
– Я первый раз вижу Внешний Мир! – дрожащим от неподдельного восторга голосом произнесла Лея. – Этот огромный страшный красный шар и есть – Болбург?
– Да, сестричка – это огромный всевидящий глаз Злого Божества, которому поклоняются несчастные жители Бездны.
– А эти красивые серебристые и золотистые мерцающие точки – те самые Звезды, о которых нам рассказывала в своих сказках бабушка?
– Именно – они, сестричка! – подтвердила мечтательным мелодичным голосом Гера. – И скоро, скоро, поверь мне – с этих звездочек к нам в гости на Дерево прилетит самый красивый мальчик на свете, и он станет моим мужем!
– И спасет тебя от Золотистой Гибели?!
– Ну, конечно же, маленькая моя!
– А можно я буду жить вместе с вами?!
– Ну, неужели ты думаешь, что мы отпустим нашу любимую сестренку куда-нибудь из нашего дома, глупенькая?!
Разговор двух сестер прервал раздавшийся неподалеку из-за их спин насмешливый негромкий недобрый смех, звучавший куда, как грубее, чем нежно лившиеся, словно хрустально чистая вода в горном ручейке, речь двух сестер. Это так грубо и зло рассмеялась Алзика, набравшаяся наконец смелости отойти подальше от спасительного большого листа, о прочный черенок которого она все время опиралась рукой, пока наблюдала за Внешним Миром, не находя в нем никакой ни живописности, ни прелести, ни первозданности. Она подошла почти вплотную к сестрам и сказала Гере, которую уже давным-давно ненавидела за ее совершенную красоту:
– Ты сама-то, веришь, в то, что говоришь, Гера?! Какой мальчик?! Какие звезды?! Напускаешь бедному ребенку туману в голову – хочешь, чтобы и она через четыре года вслед за тобой нырнула на съедение болотным монстрам, вместо того, чтобы рожать детей нашим мужчинам, тем самым, укрепляя Племя и наслаждаться несказанными радостями жизни на наших Деревьях! Злой Болбург околдовал твою душу, Гера, потому что ты так часто подставляешь свои холеные обнаженные бока под его багровые лучи! Ищи лучше, пока не поздно, нашего нормального мужика – их сотни холостыми бродят по Деревьям в поисках жен, а о разных «звездных мальчиках» забудь!…
– Заткнись! – коротко ответила Гера. – И отправляйся к своему ублюдку Парсингу, а ко мне и, особенно, к моей сестре, больше не подходи, грязная «деревянная шлюха»!
– Что ты сказала, «болотная тварь»?! – кровь ударила в голову вспыльчивой Алзике чересчур мощным потоком, чтобы она оказалась способной рационально контролировать свои дальнейшие действия. Другими словами, почти обезумевшая от неконтролируемой вспышки бешенства Алзика выхватила из-за широкого кожаного пояса (единственного предмета ее одеяния) остро отточенную полуметровую колючку, обычно выдергиваемую из спины старых смоломазов и прыгнула на Геру, с твердым намерением вонзить колючку ей прямо в сердце. Страшно закричала Лея, встревоженно встрепенулись спрятавшиеся неподалеку среди больших листьев воины, намереваясь немедленно бежать и пресечь неожиданно возникшую ссору. Но тут случилось неожиданное и непоправимое: старый скользский гнилой кусок коры выскользнул из-под ноги Алзики, и разъяренная девушка, потеряв выбранное направление, головой вперед и вниз полетела с края любимой Ветви Геры прямиком в Бездну. Сумасшедший вопль Алзики послужил вполне гармоничным аккордом ее беспорядочному падению прочь от возможности стать когда-либо женой Парсинга.
– Что здесь случилось?! – один и тот же вопрос задали четверо выбежавших из своего укрытия воинов.
Гера, за талию которой продолжала крепко цепляться и беспрестанно всхлипывать Лея, достаточно равнодушным голосом сообщила:
– Алзика пыталась убить меня, но поскользнулась, и сама сорвалась вниз.
– В пропасть?! – отчаянным голосом возопил Парсинг, у которого появился великолепный шанс остаться этой Весной без жены.
– Не знаю! – так же равнодушно ответила Гера. – Она сильная и сообразительная девушка – падать ей очень долго, так что за время падения ей вполне может прийти в голову какая-нибудь спасительная мысль.
– Издеваешься, да?! – заорал такой же вспыльчивый, как и его только что соскользнувшая в Бездну невеста, Парсинг, замахиваясь на Геру копьем.
