Планета несбывшихся снов

скачать книгу бесплатно

Планета несбывшихся снов
Алексей Резник

Я «изобрел» огромную обитаемую планету в далекой звездной системе. Диаметр этой планеты превышал диаметр нашей Земли в восемьдесят два раза. В центре планеты имелось огромное, почти бескрайнее и абсолютно бездонное Болото. На самой середине этого Болота кучно росли несколько десятков Деревьев, высота которых составляла от пятидесяти до семидесяти километров.На Чудо-Деревьях жили люди… Книга содержит нецензурную брань.

Планета несбывшихся снов

Алексей Резник

Редактор Александр Юрьевич Чесалов

Дизайнер обложки Александр Юрьевич Чесалов

© Алексей Резник, 2023

© Александр Юрьевич Чесалов, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4498-6737-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарность

Осенью 2019 года я познакомился с человеком из мира Информационных Технологий – очень ярким и талантливым ученым-экспериментатором, чьи успехи в ИТ-бизнесе всегда основывались, исключительно, на его многолетнем опыте работы в предметной области, собственных неординарных идеях, научно-практических разработках и изобретениях.

Его зовут Александр Юрьевич Чесалов.

Я искренне хочу поблагодарить Александра Юрьевича за его неоценимую поддержку и помощь, в очень непростой для всех нас период пандемии COVID-19, благодаря которым был опубликован и издан этот роман, и мои другие произведения.

Александр Юрьевич является членом экспертной группы по вопросам цифровизации деятельности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, а также членом Экспертного совета при Комитете Государственной Думы по науке и высшему образованию по вопросам развития информационных технологий в сфере образования и науки.

Он не только крупный ученый, но и великолепный рассказчик, а также автор серии книг по информационным технологиям, таим как: «Моя цифровая реальность», «Цифровая трансформация» и «Цифровая экосистема Института омбудсмена: концепция, технологии, практика», «Как создать центр искусственного интеллекта за 100 дней», «Глоссариум по четвертой промышленной революции: более 1500 основных терминов для создания будущего».

Но самое главное в том, что из наших совместных встреч и бесед родился сюжет фантастического романа «#Цифровой_экономики.NET».

От Автора

Роман «Планета Несбывшихся Снов», в первоначальном варианте, имевший название «Люди на Деревьях» был написан мной в конце восьмидесятых годов прошлого века в счастливую, простую и понятную для автора романа эпоху. Я тогда работал редактором отдела прозы центрального русскоязычного художественно-публицистического журнала Киргизской ССР «Литературный Киргизстан», одновременно тесно сотрудничая с одним уникальным молодежным изданием – еженедельником «Комсомолец Киргизии», увы, уже, как много лет назад «канувшим в Лету» вместе со своим главным редактором и со всеми «комсомольцами Киргизии». Сразу хочу оговориться, что в результате крушения СССР и многих, кровно связанных с ним, моих собственных мировоззренческих установок, я вынужден был в первой половине «лихих» 90-ых годах внести кое-какие дополнения в сюжет романа «Люди на Деревьях», никак не отразившиеся на его основном дараматургическом сюжетном конфликте, но повлекший за собой изменение названия «Люди на Деревьях» на «Планету Несбывшихся Снов».

До сегодняшнего дня этот роман нигде и никогда не был опубликован, и читали его в полном объеме не более десятка человек во всем целом свете. Среди них оказался и главный редактор вышеупомянутого, «светлой памяти», еженедельника «Комсомолец Киргизии», Юрий Глебович Гончарук. Роман ему очень понравился, и он задался целью добиться непременного его опубликования в одном из Бишкекских издательств. Ничего путного из этой затеи не вышло, но, зато, Юра написал предисловие к моему роману, небольшую выдержку из которого я и сочту целесообразным привести по той простой причине, что о самом себе всегда писать психологически сложно по целому ряду, как субъективных, так и объективных причин. Ниже, с «красной строки» я приведу выдержку из статьи, написанной Юрием Гончаруком в далеком 1995-ом году о романе «Планета Несбывшихся Снов» («Люди на Деревьях») – с моих, естественно, правдивых слов…

«Фантастический сюжет романа «Планета Несбывшихся Снов» (первоначальное, «рабочее» название – «Люди на Деревьях») необычайно прост. Автор романа вырос на Алтае, под Барнаулом на берегу Оби и главной природной достопримечательностью местного ландшафта, вне всякого сомнения, являются реликтовые, так называемые «ленточные» сосновые боры. Необычная красота и мощь одних из удивительнейших деревьев Земли – алтайских реликтовых сосен навсегда пленили душу будущего писателя еще в раннем детстве, как и любого уроженца тех благословенных мест.

Однажды, в час позднего летнего заката, он стоял у кромки огромного соснового бора и невольно любовался желто-розовой корой фантастически смотревшихся деревьев, чья окраска своеобразно и гармонично оттенялась густой ярко-зеленой хвоей. Крепкие, длинные, извилистые желто-розовые ветви красавиц-сосен ненавязчиво родили в голове десятилетнего подростка одну красивую фантастическую сентенцию – если бы он по чьему-то волшебству внезапно уменьшился бы до размеров «божьей коровки», продолжая оставться при этом «человеком разумным» и очутился бы на желто-розовой поверхности одной из таких огромных сосновых ветвей – в какой бы, непредставимо сказочно-фантастический мир он бы попал?! Крохотный человечек на ветвях гигантского дерева, чья вершина достает до самых небес! Собственно, так вот и родилась когда-то много лет назад основа сюжета романа «Люди на Деревьях», (чье название позднее переформировалось в «Планету Несбывшихся Снов») – почти на подсознательном, внешне никак не оформленном уровне.

Сказочные или фантастические сюжеты будущих «взрослых» романов часто рождаются у писателей-фантастов в раннем детстве в виде занимательных и эфемерных идей-«озарений», которые они проносят через всю свою жизнь, чтобы в достаточно зрелом возрасте «выкристаллизовать» на основе этих, чисто по детски, ярких эмоциональных фантазий-ассоциаций, «скелеты» -основания для последовательно выверенных и тщательно продуманных сюжетных композиций. Так вот постепенно, из года в год и формировался сюжет будущего романа «Планета Несбывшихся Снов» – во всех его, необычайно ярких, паталогически увлекательных «неземных» подробностях, непредсказуемых сюжетных ходах и слабо прогнозируемым финальным исходом».

Так уж однажды случилось в моей жизни, что мне сделалось совсем не до «сочинительства», и я, против собственной воли, «закинул» роман «на полку», где он и «пропылился» долгие годы. Я и не подозревал, что совершил тем самым самое настоящее преступление против героев этого романа, которые моею авторскою волей получились когда-то ну, как «живые», и им со временем стало скучно «пылиться на полке», и однажды они «потребовали» от меня, чтобы я их «выпустил» «на волю» из того полного забвения, которое я им устроил сам того не желая. Приведя отрывок из статьи Ю. Гончарука о моем неизданном романе, я раскрыл – как и при каких реальных обстоятельствах родился сюжет «Планеты Несбывшихся Снов», но ничего не сказал о сути самого сюжета. Поэтому я сейчас и восполню этот пробел – очень кратко, несколькими лаконичными, но емкими фразами…

«… Я «изобрел» огромную обитаемую планету в далекой звездной системе. Диаметр этой планеты превышал диаметр нашей Земли в восемьдесят два раза. В центре планеты (на экваторе) имелось огромное, почти бескрайнее и абсолютно бездонное Болото. На самой середине этого Болота кучно росли несколько десятков Деревьев, чья высота составляла от пятидесяти до семидесяти километров. Корневая система Деревьев пронизывала многокилометровую толщу болотной воды и крепилась прямо в ядре планеты, высасывая оттуда необходимые «жизненные соки».

На Чудо-Деревьях жили люди, внешне и внутренне практически ничем не отличавшиеся от землян, за исключением некоторых физиологических особенностей. В частности, женский организм Людей на Деревьях оказался устроен таким причудливым образом, что, если девушка достигавшая рубежа девятнадцатилетнего возраста, не «становилась женщиной» в течение календарного месяца, начинавшего отсчет с момента девятнадцатого по счету Дня Рождения, то она непременно погибала – выходила на край Ветви и бесшумно «взрывалась» «жидкой золотистой памятью о самой себе, о непознанной любви к мужчине и о нежной заботе по отношению к неродившимся детям», «проливаясь» «эликсиром цвета расплавленного золота» с многокилометровой высоты прямиком в бездонное Болото…

…Главной героине романа, как раз и исполнилось девятнадцать лет, и ей предстояло сделать непростой выбор: стать женой нелюбимого соплеменника или «подарить свое роскошное молодое тело Великому Болоту»?! Но в жизнь обреченной несчастной девушки однажды «вмешалась сама судьба» – нашей героине приснился «молодой земной космонавт», летевший в составе научной экспедиции на эту планету (действие романа происходит в далеком будущем) и она пламенно влюбилась в этого космонавта. Парадокс возникшей ситуации состоял в том, что в ту же самую ночь наша девушка приснилась и этому космонавту – сон относился к редкому фантастическому разряду, так называемых, «взаимопроникающих» снов, когда два совершенно незнакомых человека одновременно снятся друг другу. Земной космонавт в этом своем сне также пламенно влюбился в инопланетную красавицу.

По прибытии на Дерево наш космонавт немедленно отправляется в дикие неизведанные дебри Кроны на поиски, позвавшей его на помощь сквозь миллионы световых лет, любимой девушки, которую он увидел в своем загадочном сне. Спасти ей жизнь мог только он один и больше никто в целом мире…»

Так, собственно, и выглядит «основная драматургия сюжета» – ничего, принципиально нового, я не создал. Да я, в общем-то, и не пытался что-то искусственно создавать —«эксклюзивно» «конструировать» и «нагромождать», отталкиваясь при написании романа, исключительно, от наиболее мощных универсальных человеческих эмоций, управляющих поведением любого нормального Гомо Сапиенса в его повседневной жизни. Я изобрел красивый фантастический мир, в котором бушуют необычайно яркие природные краски и «правят бал» сильные и красивые человеческие чувства, и – не более того…

В 2010-ом году я посмотрел художественный фильм американского кинорежиссера Джеймса Кэмерона «Аватар». Фильм мне, как и многим миллионнам моих соотечественников очень понравился. Но походу сеанса (я смотрел его в кинотеатре «Звездный», что располагается рядом со входом на стацию Метро «Проспект Вернадского») меня постоянно что-то беспокоило, но, что именно меня «встревожило» во всем этом киноповествовании, я никак не мог понять во время того достопамятного сеанса. Ну, а потом я, вообще, перестал задумываться о кинофильме «Аватар» и его наиболее впечатляющих «ключевых» эпизодах, целиком переключив все свое внимание на собственные творческие проекты.

В 2015-ом году главный редактор патриотического журнала «Солдаты России» Олег Баканач к которому я обратился «на предмет выяснения» возможного размещения на страницах его патриотического журнала моего «патриотического» романа «Тайна Ордена Сумрачных Гор», высказал искреннее и горькое сожаление по поводу того, что не может, при всем своем желании, разместить главы моего нового романа на страницах своего журнала, но, зато, в качестве «моральной компенсации» познакомил меня с кинопродюсером и сценаристом Людмилой Кукоба. Новая знакомая вежливо попросила меня «дать ей что-нибудь почитать из уже написанного мною, и, представляющего на мой взгляд, какую-либо ценность для кинематографа». Немного подумав, среди прочего, я решил передать Людмиле для «ознакомления» и своих, «забытых и заброшенных», «Людей на Деревьях», «переформатировавшихся» в «Планету несбывшихся снов». Никаких откликов от кинопродюсера в ближайшее время я не услышал, спокойно и целенаправленно продолжая работать над другими своими «творческими задумками».

Прошел год со времени нашего знакомства с Людмилой и, однажды, в «Интернет-новостях» в феврале 2015 года я случайно увидел ее пресс-конференцию на портале «Правда.Ру». Я слегка «встрепенулся», когда услышал, как один журналист сказал ей, что после фильма Дж. Кэмерона «Аватар» он «органически» не может смотреть «российское кино», ввиду «бесконечной отсталости и примитивности» современного российского кинематографа на фоне «новейших достижений Голливуда»! На что она моментально ответила этому журналисту, что недавно «случайно ознакомилась с прозаическим произведением российского писателя-фантаста, «на фоне которого» «Аватар» «отдыхает» по всем своим основным «показательным характеристикам»! И я понял, что речь шла о моем романе «Планета Несбывшихся Снов»… Безусловно, что я был горячо благодарен Людмиле за ее теплые слова о моем произведении, но, одновременно, я поостерегся делать каких-либо ненужных категоричных и «далеко идущих» выводов, совершенно справедливо рассудив, что ни к чему хорошему и конструктивному эти самые выводы, если они будут сделаны «на официальном уровне», меня не приведут. И, поэтому, я опять постарался забыть об «Аватаре» и о всех, связанных с этим фильмом, «пугающих» меня ассоциациях и «странноватых» ощущениях, весь целиком, в который, уже, раз, «окунувшись» в «работу над другими своими «творческими замыслами и идеями»…

И, в заключении, предваряющем «официальное рождение» романа «Планета Несбывшихся Снов», я желаю всем приятного чтения и не могу не добавить, что роман этот посвящается тем людям, которые безоговорочно продолжают верить в красивую и, скорее всего, бесконечно верную сентенцию, говорящую о том, что: «Миром правит Любовь – как самое светлое, самое чистое и самоотверженное из всех Человеческих Чувств!»..

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Планета Плева. Крона Ракельсфага. Деревья и Болото. Примерная расстановка сил

Высокая стройная красавица осторожным неслышным шагом пробиралась глухой ночной порой по одной из боковых тропинок Ветви. Юную красавицу звали Гера и с ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна из девушек и женщин Племени Семи Ветвей, да, пожалуй, и всех Деревьев.

Этой влажной дождливой ночью, накануне начала месячника Зеленых Молний, Геру подняло некое странное предчувствие, внезапно прервавшее ее крепкий освежающий сон. Словно бы чей-то незнакомый, необычный, никогда не звучавший на ветвях Деревьев, но очень красивый и приятный мужской голос, позвал Геру по имени и хотел сообщить о чем-то важном и давно наболевшем. Не отдавая себе ясного отчета в том, что делает и куда собирается идти, она незаметно, стараясь не разбудить домочадцев, покинула уютное родовое дупло в час глухой полночи, когда на Ветвях безраздельно правили бал хищные голодные чудовища и человека подстерегали невероятные лики тысяч ужасных и экзотических смертей. Будучи отлично осведомленной о неслышно бушевавшем на Ветвях карнавале монстров, Гера, тем не менее, не испытывая даже самого слабого намека на сомнения и страх, решительно зашагала прочь от материнского ствола Дерева в сторону обрыва над Бездной, до которого нужно было преодолеть около километра. Бездна, как ей было хорошо известно, невольно начинала притягивать к себе каждую девушку Деревьев после того рокового момента, когда той исполнялось девятнадцать лет.

Стояла весна, и ее концентрированные запахи обволакивали Геру сверху и снизу, справа и слева, с фронта и с тыла, невидимым, но плотным коконом. Атакующий девушку шторм запахов состоял, прежде всего, из сладких нежных ароматов распускавшихся повсюду цветочных бутонов.

Ненавязчиво щекотали девичьи ноздри острые мускусные испарения гигантских улиток-смоломазов. Неповоротливые улитки презрели опасность оказаться съеденными многочисленными древесными хищниками, и смело покинули свои укромные убежища ради брачных игр на блестящей росистой коре.

Восхитительно кружило голову медовое амбре нектаровой пыльцы, щедро сыпавшейся с крыльев громадных ночных бабочек, как и смоломазы, самозабвенно занимавшихся этой безумной весенней ночью любовью.

Сотни других, пока еще очень слабых, не смешивавшихся друг с другом в силу собственной первозданности и уникальности, тонких и сладких испарений, дополняли роскошно и грандиозно сотканную обонятельную Весеннюю палитру.

Казалось, что и сам, собственно, воздух, рождаемый глянцевито сверкающими листьями Деревьев, оживал в эти весенние ночи, приобретая неповторимую легкость и своеобразную бархатистость. Весенний воздух, словно бы несмело, но настойчиво касался обнаженных плеч Геры мягким ласковым гладящим движением, вызывавшим по всему стройному девичьему телу теплую волну почти незаметного возбуждения и инстинктивное неясное желание ласок любимого человека, которому до сих пор, увы, еще пока не суждено было родиться на Ветвях Деревьев.

В голове красавицы ни на секунду не утихало слабое головокружение, возникавшее обычно после хорошего глотка золотистого забористого вина из перебродившего сока лепестков цветов лае. Весна воистину и по праву считалась самым чудесным временем года на всех Деревьях и Гера, равно, как и остальные древесные жители, каждую долгую зиму с нетерпением ожидала ее наступления. Она неизменно приходила в состояние тихого восторга, когда на Деревья, наконец, являлась эта волнующая волшебная пора.

Даже сейчас – с приходом девятнадцатой по счету весны в жизни Геры, душу ее не омрачали никакие нехорошие предчувствия. Бесспорно, великолепным, несмотря на все скрывавшиеся в нем плотоядные ночные ужасы, казался мир, окруживший Геру в эту теплую и влажную первую весеннюю ночь, чтобы хоть на секунду позволить себе задуматься о том, что, возможно, могло ожидать ее через минуту или ровно через месяц…

Девушка внезапно остановилась, почувствовав присутствие где-то совсем рядом, в каких-нибудь двух-трех метрах, неподвижно притаившегося в кромешном мраке крупного теплокровного существа, несомненно, внимательно наблюдавшего за ее движением по Ветви. Через секунду-другую Гера догадалась, кто именно прячется в темноте и сразу после узнавания невольно, чуть насмешливо, улыбнулась и негромко произнесла:

– Не понимаю – отчего тебе не спится, Гефест?! Или тебе захотелось быть высосанным Голубым Барикбайдом, а может – задушенным Коричневым Бокбейротом?!

Из-за ближайшего листа, вертикально росшего на трехметровую высоту прямо из старой морщинистой коры Ветви, вышел хромой на правую ногу одноплеменник Геры – кучерявый, коренастый и мускулистый парень по имени Гефест. Коленные связки правой ноги ему два года назад перекусил мерегул – довольно распространенный на Деревьях хищный вид паука-сальпуги, чьи отдельные экземпляры в весе иногда достигали восьмидесяти килограммов. В честь начала Весны Гефест украсил густые черные кудри, покрывавшие его буйную голову, кусочками сгнившей древесины, светившимися неброским желто-сиреневым светом. Но неброскость свечения гнилушек с лихвой восполняли вплетенные вперемежку с ними смертельно ядовитые грибы камечеры, среди ночной темноты испускавшие поразительное по красоте и яркости алое сияние. Гефест давно уже был безнадежно влюблен в Геру, что не являлось ни для кого секретом во всем Племени Семи Ветвей. Кстати сказать, у Гефеста на этом нелегком и потенциально безнадежном поприще насчитывалось, по меньшей мере, полтора десятка соперников, что его, однако, ничуть не смущало (так же, как и каждого из соперников).

– Стань моей женой, дочь своих родителей и я буду дарить тебе блаженство каждые день и ночь в течение всей нашей совместной жизни! – безаппеляционным тоном произнес Гефест дежурную фразу ритуального брачного монолога, традиционно лившегося соловьиными переливами из многих мужских глоток в весенний период на Ветвях Деревьев.

– Я не люблю тебя, Гефест! – твердо ответила Гера и тихо рассмеялась обидным смехом, решительно шагнув вперед, прямо на незадачливого поклонника, загородившего узкую тропу. Как она и предполагала, Гефест с торопливостью, в которой не наблюдалось ни гранма предупредительности, шарахнулся в сторону, безжалостно ломая печально захрустевшие молодые нежные листочки, распустившиеся буквально несколько часов назад.

Гера, не останавливаясь и не оглядываясь, пошагала дальше, по одному ей известному маршруту. Она не затормозила даже тогда, когда Гефест крикнул ей вслед голосом, полным боли и оскорбленной мужской гордости, фразу, вполне могущую оказаться злым пророчеством:

– Тебя, жесткосердная и несчастная гордячка, ждет неминуемая Золотистая Гибель и не позже, чем через месяц ты вся без остатка прольешься в бездонные топи Великого Болота!

Гера лишь слабо улыбнулась на слова Гефеста, но в темноте ночи безрассудная улыбка ее не была видна, точно так же, как и никто не сумел бы различить горькое и вместе с тем отчаянно смелое выражение, на мгновенье, мелькнувшее в огромных ярко-зеленых глазах самой прекрасной девушки Деревьев. Не замедляя скорости, она продолжила свой путь к краю Бездны, куда через месяц ее могла унести беспощадная Золотистая Гибель, но которой она нисколечко не боялась и психологически каковую давно приготовилась встретить лицом к лицу с бесстрашным и независимым видом. Инстинктивно Гера чувствовала, что где-то в самой глубине ее парадоксально устроенного организма уже начинали бурлить Золотистые Соки. Именно поэтому на интуитивном уровне она твердо была уверена, что ей не грозят никакие ночные хищники, никогда не нападавшие на начинавших «бродить» девушек Деревьев. Сроки самых красивых бабочек пока еще не пришли – у Геры впереди оставалось достаточно времени, чтобы сделать окончательный выбор между жизнью и смертью.

Теплое бархатное покрывало ночи, под завязку напоенное весенними ароматами, надежно пока укрывало золотоволосую красавицу от всевидящего призрака Золотистой Гибели. Гера, совершенно забыв недавнюю встречу с мелочно мстительным Гефестом, всецело отдала свою сильную и смелую душу во власть традиционному восторженному порыву, связанному с приходом Весны. Первая весенняя ночь получилась особенной, оказавшись подкрашенной и озвученной тем необычным сновидением, что внезапно разбудило ее и заставило пойти на самую кромку Бездны, куда обрывался чудесный и удивительный мир Людей на Деревьях – самых больших Деревьев во всей обитаемой Вселенной. Они являлись не только самыми большими, но и самыми совершенными и самыми великолепными. Особенно ярко, эти два несомненных качества Ракельсфагов (так назывались Деревья) проступали наружу весной, когда их величественные силуэты, поднимавшиеся вертикально вверх на многокилометровую высоту, покрывались сплошным белоснежным цветом, отражавшимся видением ничем не запятнанной свежей, вечно юной и безмятежной красоты на фоне сумрачной поверхности Великого Болота, сотнями километров мерзко пахнувшей жижы, окружавшего компактно росшие Деревья. И коренные обитатели Великого Болота всегда с ненавистью, и черной завистью смотрели на Деревья по той простой причине, что знали о живущей на их ветвях Большой Любви, которая никогда не удостаивала своим посещением поверхность и бездонные трясины Болота, а также его берега, заросшие густыми джунглями, заселенными кровожадной жестокостью, изощренным коварством и непреходящим страхом…

Планета Земля. Джон Гаррисон

Той же самой ночью, где-то на Земле, в узкой холостяцкой кровати неожиданно для себя, проснулся двухметровый бывший космический десантник, а ныне студент выпускного курса факультета Космической Зоологии Московского Университета, Джон Гаррисон и внезапное пробуждение его, как и далекой и неведомой ему красавицы Геры, оказалось напрямую связанным с, будто бы наяву, позвавшим его голосом, соответственно – женским голосом. Необычным, никогда не слышанным им на Земле, очень красивым и фантастически мелодичным. Джон сел на кровати и полубессмысленно уставился в окно – на мириады сияющих в фиолетовом бархате ночи далеких звезд. Казалось, что чудесный женский голос, чьи отзвуки только-только растаяли в холостяцкой спальне Джона, преодолел миллионы световых лет с одной из этих звезд лишь для того, чтобы он его услышал и проснулся.

«Какой красивый сон!» – подумал Джон и невольно улыбнулся. Но, по старой десантной привычке, он постарался побыстрее избавиться от сентиментального настроения, не имевшего никаких зримых корней в окружающей реальности, и уже через несколько секунд полностью переключился на анализ текущей обстановки, переполненной множеством проблем, главными из которых Джону показались его вчерашняя ссора с некоей Мариной Баклевски и сегодняшний предстоящий экзамен по Основам космической зоологии. Марина Баклевски считалась, вроде бы, как его девушкой уже на протяжении почти семи месяцев, и он даже подумывал сделать ей предложение, а сегодняшний экзамен предстояло сдавать профессору Солонцу, являвшемуся личным заклятым врагом Джону Гаррисону. В случае завала означенного экзамена под большим вопросом могло оказаться само дальнейшее пребывание Джона на своем знаменитом факультете.

Джон откинулся назад, опершись широкой мускулистой спиной о прохладную стену и вдруг опять поймал себя на мысли о том, что вновь с удовольствием воспроизводит в памяти звуки таинственного и чарующего женского голоса, прилетевшего с какой-то дальней-предальней звезды. Чисто машинально задержал он взгляд на далеких созвездиях, трепетно мерцавщих среди ночных небес и в голове его родилась шальная мысль: «Наверняка я услышал голос неизвестной нашим космозоологам представительницы уникального вида особой космической сирены или звездной русалки! Звездная русалка позвала меня за собой – безоглядно нырнуть в космический омут, где она меня насмерть защекотит и откуда мне не вынырнуть!». Джон негромко рассмеялся спонтанно родившейся необычной фантазии, а затем всерьез на себя разозлился и решительно вернулся к трезвому анализу текущей обстановки. Посмотрев на часы, он убедился, что было еще только три часа ночи и до подъема оставалось добрых двести сорок минут, которые смело можно было посвятить крепкому и освежающему сну, так необходимому перед ответственнейшим экзаменом. Джон резко принял горизонтальное положение и, укрывшись одеялом с головой, немедленно уснул, не подозревая о том, что слышал он сейчас голос собственной судьбы, ждущей его впереди и звавшей поскорее встретиться с собою, пока она окончательно не растворилась среди света звезд и навеки оказалась бы потерянной для него…

Планета Плева. Великое Болото

Багрово-оранжевый свет ночного спутника скупо проливался, ничуть не согревающими лучами, на поверхность Великого Болота, нарисовав по всей его необъятной площади причудливую и жуткую картину поразительно сочетавшихся светотеней, смутных штрихов и неясных бликов, в цветовой основе которых, безусловно, лежала зловещая багровая палитра лучей ночного солнца Плевы (так называлась планета, на которой росли Ракельсфаги). И тут, и там по бескрайним болотным просторам одинаковым холодным безжизненным золотом вспыхивали сотни тысяч пар глаз – больших и маленьких, и очень больших, с одинаковым выражением лютой ненависти, жадно выискивающих добычу. Шипение различных тональностей – от едва слышного до гудящего басовитого, утробное чмоканье, злобно-насмешливое щелканье, почти астматические, крайне неблагозвучные стоны, хрип и храп, чавканье, гогот, визги, рычание, вопли ужаса и ярости, сумасшедший хохот и плач – нет возможности перечислить полностью и передать точно все составляющие звуковой какафонии, каковую создавали по ночам на Болоте бесчисленные легионы его обитателей. Миллионы их голосов, однако, время от времени безнадежно гасли и заглушались на фоне могучего дыхания самого Великого Болота, периодически содрогавшегося, словно бы в мучительном кашле, от самого дна, которого оно не имело, до поверхности, кишащей великим многообразием форм растительной и животной жизни. И тогда, в темном тяжелом воздухе над Болотом прокатывался громовой зловещий гул, в небо ударяли мощные грязевые гейзеры, там и сям надувались громадные пузыри и со страшным грохотом лопались – в такие моменты создавалось ощущение, что Болото бесилось само на себя за то, что ему выпала столь тяжелая судьба оказаться не чем-нибудь, а именно – Болотом, таким огромным, таким бездонным и таким безнадежно ужасным.

В описываемый нами момент, примерно в те же самые минуты, когда юная красавица Гера целенаправленно пробиралась среди кромешного мрака по своей родовой Ветви к ее конечному краю, а Джон Гаррисон у себя на Земле крепко спал в холостяцкой кровати, на одной из затерянных координат Великого Болота грозный, мудрый и свирепый Вождь Болотных Карликов Эгиренечик, по прозванию Лютый, задрав большую уродливую голову кверху, внимательно вглядывался в цветущую купу ближайшего Рагельсфага – того самого, на Ветвях которого жило племя Геры.

Эгиренечик стоял на широкой низкой болотной кочке, крепко упершись массивными кривыми ногами об ее ненадежную склизкую поверхность. Для большей устойчивости, гипертрофированно мускулистыми когтистыми руками он сжимал древко гарпуна, воткнутого точно в центр кочки. Безмолвного и сосредоточенного Вождя окружало десятка три хорошо вооруженных воинов, сидевших в крепких и легких плоскодонных лодках, целиком изготовленных из скорлупок семенных стручков Ракельсфагов. Длинные бороды карликов под светом спутника казались щетинистыми оранжевыми мочалками. Посверкивавшие фальшивым золотым блеском глазенки-буравчики с преданным благоговением, не мигая, смотрели на Вождя. Вождь пребывал где-то в недоступных простым воинам мысленных высях, парившим не ниже, чем на уровне цветущих крон Ракельсфагов.

Влажные ноздри Эгиренечика широко и интенсивно раздувались, с шумом вдыхая и выдыхая ночной болотный воздух, куда несколько минут назад начали примешиваться незаметно струившиеся с расцветших ветвей Ракельсфагов испарения только что родившейся высоко наверху Весны. Подобной силой обоняния среди племени Болотных Карликов обладали лишь Великие Вожди, одним из которых посчастливилось родиться Эгиренечику, хотя сам себе он не особенно завидовал. Будучи истинным сыном Великого Болота, он проклинал судьбу за то, что не родился одним из жителей Деревьев и ему никогда не придется полной грудью вдохнуть сладкий аромат настоящей Весны, небрежно дарившей жителям Болота лишь жалкие крохи от этого обонятельного великолепия, но зато с ни чем неоправданной щедростью отдающей себя целиком обитателям цветущих крон Ракельсфагов. Эгиренечик знал, что корни Деревьев растут прямо из дна Болота, что именно Великое Болото является матерью Деревьев, что именно оно кормит и поит Ракельсфаги, поддерживая их исполинскую мощь и надменную вызывающую красоту. А самое плохое, с точки зрения Эгиренечека, заключалось в том, что райскую беззаботную жизнь обитателям Деревьев дарило тоже Великое Болото, хотя эти капризные изнеженные ублюдки не являлись его сыновьями и дочерями. И в самый большой логический тупик Вождя ставило то необъяснимое и невероятное обстоятельство, что к истинным своим детям, к которым Эгиренечек по праву относил себя и все свое несчастливое племя, Великое Болото относилось с постоянной хладнокровной жестокостью, усугубляемой различного рода изобретательными и утонченными издевками, превращающими и без того не сладкую жизнь Карликов в настоящий Ад. Совсем не случайно мудрый Эгиренечик уже много лет назад пришел к выводу о том, что до тех пор, пока ландшафт Великого Болота портят торчавшие из него Деревья, окружающий мир будет оставаться несовершенным и уродливым.

Но не случайно было и то, что Эгиренечек без малого сто лет полноправно правил одним из самых свирепых болотных племен – он был очень умен. А сила ума у любого человека, будь он даже Болотным Карликом, проявляется, прежде всего, в наличии способности мужественно провести беспристрастную и честную самооценку собственным амбициям. Поэтому Эгиренечик прекрасно сознавал, что за внешней паталогической ненавистью к Деревьям и древесным жителям, в нем постоянно и неискоренимо жило жгучее неутолимое желание когда-нибудь попасть на ветви Деревьев и остаться там навсегда, без сожаления сменив зловонные ядовитые трясины на благоухающий цветочный сад. Еще он страшно сожалел, что у него нет крыльев, как у акклебатиан, которые иногда, скуки ради, залетали на нижние Ветви Ракельсфагов и дразнили затем воображение Эгиренечика рассказами о том, что они там видели, и с кем встречались. Акклебатиане являлись племенем береговых аборигенов Болота, таких же свирепых, как и сами Болотные Карлики, но в отличие от Карликов природа подарила акклебатианам мощные кожистые крылья, благодаря которым они могли подниматься на огромную высоту и в такие моменты с поверхности Болота казались совсем крохотными точками. Несмотря на столь существенное физиологическое различие между представителями двух болотных племен, они не являлись врагами друг другу, хотя и не считались союзниками. Во всяком случае, на неоднократные предложения Эгиренечика, обращенные к Вождю акклебатиан Самакко заключить тесный военный союз и совершить совместную экспедицию на Деревья, Самакко неизменно отвечал вежливым, но твердым отказом.

Однажды, лет тридцать назад, доведенный до отчаяния создавшейся в его чересчур умной голове ситуацией, Эгиренечик предпринял попытку достичь ствола одного из Ракельсфагов и попытаться взобраться на него, исключительно силами собственного племени. Яркое и жуткое воспоминание с такой силой невероятно реалистичной изобразительности нахлынуло на Вождя, что он вздрогнул, нарушив состояние полной статической неподвижности, в котором до сих пор находился и едва не сломал древко гарпуна конвульсивно дернувшимися руками. Невольно вздрогнули и воины, не спускавшие преданного взгляда с обожаемого Вождя. Эгиренечик, в свою очередь, снизошел до того, чтобы, наконец, посмотреть на них. Его выпученные глаза полыхнули свирепым оранжевым огнем и, как бы нехотя, приоткрывшаяся пасть прорычала:

– Только что наступила Весна – готовьте снасти для ловли Золотистого Дождя!

Воины подняли в воздух тяжелые гарпуны и дружно восторженно взревели первую фразу из главной племенной молитвы, посвященной их Славной Матери – Великому Болоту…

Когда начала редеть листва и сделалось немного светлее, Гера поняла, что она подходит к самому краю и приближается Бездна. Вскоре перед глазами девушки, как всегда неожиданно, распахнулось чистое ночное небо с горящим в его центре огромным оранжево-багровым глазом ночного светила Болбурга. Она увидела, как задрожал, заскользил вниз по росистой поверхности последнего листа Ветви багрово-алой звездочкой-слезинкой маленький, заблудившийся на краю Кроны лучик печального света Болбурга, и лист погас, сделавшись неразборчиво темным в ночном мраке. И Гера с любопытством принялась рассматривать прозрачную стену из холодного оранжево-багрового света единственного спутника Плевы, по суровым неукоснительно выполнявшимся законам местной физики, ни единым квантом своей излучаемой световой энергии не попадавшего на кроны Ракельсфагов, росшие тесной купой. Более чем своебразно устроенные широкие кожистые листья Деревьев решительно отторгали губительное для них ночное багровое сияние, начиная наверстывать упущенное ночью на первой же минуте туманного плевянского рассвета, с ненасытной жадностью поглощая живительный свет жарких лучей дневного светила планеты – Эльгмы. А по ночам, тем жителям Деревьев, которым по какой-либо причине не спалось, и они вдруг оказывались на краю Бездны, свет спутника приходилось наблюдать, как бы, со стороны.

Гера сделала еще шаг вперед и остановилась – дальше идти было опасно. Опасность скрывалась также и в том, что она стояла неподвижно на открытом месте. Ослепительно белая кожа ее тела и самосветящееся золото густых кудрей, волной ниспадавших до самой поясницы, представляли собой великолепную мишень для какого-нибудь крылатого ночного хищника, привычно промышляющего поблизости от Крон. Но Гера, не думая об опасности, устремила задумчивый взгляд вслед за падавшими отвесно вниз столпами багрового света на мир вне Деревьев. Мир этот, расстилавшийся неизмеримо глубоко внизу загадочной смутной пеленой, надежно скрывавшей собой чужую далекую жизнь, всегда манил живой острый ум Геры сокрытыми в себе недоступностью и таинственностью. Может быть, именно оттуда долетел до Родового Дупла Геры разбудивший ее сегодня ночью и позвавший за собой пленительный мужской голос. А может – она подняла голову выше, к слабо видневшимся в космических высотах звездам, голос прилетел оттуда, прямо из небес, располагавшихся бесконечно дальше, чем раскинувшийся чужой мир внизу в Бездне. Гера чутко прислушалась к гулким причудливым звукам, рождавшимся где-то там, в неизмеримой глубине таинственной Бездны, надеясь различить в их сонме зарождение волшебного голоса, в чьего обладателя она уже почти влюбилась. Но прошла минута-другая, и Гера, вздрогнув, словно бы очнулась. «Что это со мной?! Что за наваждение?!» – в общем-то, она была дочерью вождя и от отца ей, среди прочих качеств, передалась, в частности, почти педантичная рассудительность, резко отличавшая Геру от ее взбалмошных, эмоционально неуравновешенных подруг.

«Неужели это уже позвал меня Призрак Золотистой Гибели?!» – вслед за первыми двумя возник сам собою в голове третий вопрос и тут же на него прозвучал уверенный ответ: «Нет, не может быть!». И снова вопрос: «А – что же тогда?!».

В глубине лиственного тоннеля тропинки, откуда она только что пришла, послышалось мелодичное курлыканье саблехвостого мудачюга – очень жирного и очень вкусного млекопитающего-вегетарианца, являвшегося весьма желанным объектом местного охотничьего промысла. Видимо этот мудачюг тоже не выдержал необоримого душевного томленья и вышел на тернистую тропу любви. Привлеченная его курлыканьем, Гера на несколько секунд отвлеклась от созерцания Бездны и вызванных этим созерцанием рассуждений. Она даже, вслушиваясь в самозабвенное курлыканье мудачюга, подчинившись древнему охотничьему инстинкту, потянула из ножен, прикрепленных к поясу, обвивавшему стройную талию, тяжелый и острый боевой кинжал, но… Но ей внезапно пришлось забыть о мудачюге – из Бездны, с самого ее дна прилетел и ударился о левый висок красавицы, прикрытый блестящим золотым локоном, сгусток чьей-то мощной концентрированной ненависти. Сразу забыв о вкусном мудачюге, Гера резко повернулась божественно прекрасным лицом своим к ужасному лику Бездны, способной плеваться на много километров вверх бушующими в ней чудовищными страстями, уже много тысячелетий, не находящих кардинального выхода. Гера попыталась сделать невозможное и увидеть того обитателя Бездны, который неизвестно почему вдруг так страстно ее возненавидел. Но, естественно, она ничего и никого не увидела…

…Зато т о т ее увидел прекрасно благодаря тому, что она неосторожно остановилась у самого края Ветви, оказавшись в пределах видимости с поверхности Болота особенно зоркими его обитателями. В данном случае в роли такого зоркого болотного обитателя выступил не кто-нибудь, а – сам Вождь Болотных Карликов Эгиренечик, благодаря телескопическому устройству своих страшных оранжевых глаз, различивший обнаженную Богиню Деревьев с расстояния в несколько десятков километров (земных километров). Примерно, не менее литра кипящей пенистой слюны вылилось из клыкастой пасти Эгиренечека при виде почти обнаженной Геры. Он глухо яростно зарычал и поклялся самому себе, что обязательно заберется этой Весной на Дерево и: «…сделаю эту девку своей рабочей младшей женой!!!!!!!!!»…

Экзамен Джона. Акклебатиане

На экзамене Джону Гаррисону достался билет с вопросами, прозвучавшими для него равносильно приговору: 1). «Основные отличия Аналайской фауны от Земной»; и: 2). «Почему на планете Климберра не умирают люди?». Про «Аналайскую фауну», равно, как и планету Климберру, он, конечно, слышал не раз, но, ровным счетом, не знал, даже в самых общих деталях, ни о том, ни о другом. Ну а сама, собственно, постановка второго экзаменационного вопроса, связанного с удивительнейшей спецификой человеческой жизни на планете Климберра, прозвучала для Джона одним из наиболее парадоксальных и полных откровений за все прожитые им годы – он внезапно понял, что не имеет понятия не только об Основах космической зоологии, но и обо всей человеческой жизни.

Скорее всего, что сильное внутреннее смятение зеркально отразилось на выражении лица Джона – подобный вывод он сделал, мельком взглянув на экзаменатора, профессора Солонца, в чьих глазах открыто светилось глубокое злорадное удовлетворение. Эмоционально Джон, однако, никак не отреагировал на столь открытое проявление Солонцом неприязненного отношения к себе – в Джоне что-то надломилось сегодня рано утром. А точнее – в шесть часов. В шесть утра ему позвонили из КМБ (Комитет Межпланетной Безопасности) и сообщили, что хотели бы с ним встретиться сегодня прямо в деканате факультета для небольшой доверительной беседы. По душе Джона немедленно разлился тошнотворный мутноватый осадок, а в голове зазвучал назойливый зуммер тревоги второй степени. Наверное, именно поэтому-то он и стал несколько индифферентно относиться к перспективе возможного завала и – к стойкой антипатии, испытываемой по отношению к нему, тяжело больным, и во многих других отношениях, несчастным, профессором Солонцем. Тем более Солонц слыл не совсем нормальным человеком по той причине, что в углу его кабинета с незапамятных времен стояло огромное знамя из кроваво-красного бархата, обрамленное золотой бахромой и золотыми кистями. И на знамени этом, богатым золотым же шитьем был насквозь прошит профиль головы человека, умершего более тысячи лет назад, Человек этот являлся создателем огромного государственного образования под названием Советский Союз, также канувшим в Лету вслед за своим создателем более тысячи лет назад. Джона инстинктивно отпугивало странное древнее знамя и изображение головы лысого человека на нем с очень умным и внушительным лицом. Ходили слухи о том, что в современной Космической России таких, как Солонц, насчитывалось несколько тысяч человек и они создали целую полутайную-полуявную организацию, с которой, якобы, была тесно связана КМБ.

К неприятным мыслям о воскресших коммунистах нет-нет, да и примешивалось воспоминание о сегодняшнем красивом, но загадочном сне, заключительным штрихом, дополнявшим картину кавардака, царившего у Джона в голове. «Когда-нибудь-то отстанут от меня КМБ-эшники?!» – в отчаянии захотелось закричать Джону, и он едва-едва не застонал вслух.

Профессор Солонц громко, не стесняясь присутствия пятерых студентов, отхлебнул из стоявшего перед ним высокого бокала какого-то, по всей видимости, лекарственного пойла, яркого ядовито-зеленого цвета. Старый преподаватель неторопливо прополоскал им полость рта, слегка надув при этом дряблые щеки и затем уже пойло оказалось им, в конце-концов, проглоченным. «Какая же он все-таки невоспитанная свинья!» – убежденно подумал Джон о старом профессоре и углубился в дремучее содержание попавшихся ему вопросов, автоматически водя кончиком пера по чистому листу бумаги.

Прошел час, а на экзаменационном листе Джона не появилось ни одной членораздельной фразы. Студенты один за другим беседовали с Солонцем и вполне счастливыми покидали аудиторию. Постепенно приближалась очередь Джона. Вскоре он услышал свою фамилию, поднялся и сомнамбулической походкой направился к столу экзаменатора или, может быть, экзекутора.

Как ни странно, между ними началась довольно оживленная беседа, смысл которой постоянно от Джона ускользал, словно бы его отделяла от Солонца густая полоса тумана, в которой безнадежно вязли любые звуки, блекли краски и гасились эмоции. Он очнулся вместе с заключительным вопросом Солонца, прозвучавшим холодно и сухо:

– Итак, последний шанс, Гаррисон – основное отличие фауны Аналаи от земной?!

Джон Гаррисон посмотрел на профессора взглядом жертвы инквизиции на своего палача. Лоб Джона покрылся вертикальными морщинами, где-то под сводами черепа что-то скрипнуло от адского умственного напряжения. Возможно, что это скрипнули сжавшиеся со страшной силой челюсти Джона. Бедняга смятенно смотрел на каменное лицо профессора Солонца и с нарастающим ужасом постепенно постигал ту непреложную и страшную истину, что ему пришел конец – он вчистую завалил Основы Космической Зоологии и автоматически исключался с пятого курса одного из самых престижных и знаменитых университетских факультетов мира.

– Вы свободны, Гаррисон! – отчеканил Солонц, – Надеюсь с вами больше никогда не увидеться.

Двухметровый Гаррисон медленно поднялся, машинальным движением пригладил густое каре светло-русых волос и, не произнеся ни слова, вышел из экзаменационной аудитории, сделавшейся его эшафотом. Двухчасовая пытка экзамена закончилась непоправимой полной катастрофой для студента – одним студентом стало меньше на свете. Сидевшие в аудитории и ждавшие своей очереди однокашники Джона проводили атлетически сложенную широкоплечую фигуру «срезавшегося» товарища сочувственными взглядами.

В коридоре Джона обступили с одним и тем же вопросом:

– Ну, как, Джон?!

Среди кругом обступивших его однокурсников, Джон заметил Марину Баклевски, смотревшую прямо ему в глаза виноватым сочувствующим взглядом. Джон криво усмехнулся персонально ей и вместо ответа, молча провел, вплотную сложенными двумя пальцами, поперек горла. Установилась гробовая тишина. Стройная темноволосая симпатяшка Марина, испытывавшая, видимо, большую неловкость и раскаяние за нелепую вчерашнюю ссору, неуверенно произнесла:

– Ты так-то не убивайся, Джо – может еще все обойдется…, – и быстро, негромко, так, чтобы ее никто ясно не расслышал, добавила: – Прости меня, дуру, за вчерашнее – я не хотела так…

– Может быть, и обойдется… Прощаю… – деревянным голосом произнес Джон и слабо улыбнулся Марине. Улыбка получилась не только слабой, но и печальной. Смысл этой печали угадывался легко – отличница и красавица Марина через неделю улетает проходить преддипломную практику на великолепную курортную планету под названием Сайинландж. И вместо Джона с ней полетит ублюдок Соколовский, а Джона жестокая судьба выметает прочь из университета в полную неизвестность, да к тому же еще неприятно связанную с сегодняшним утренним звонком из КМБ. Джон сжал огромные кулаки, испустил вздох отчаяния и быстро пошагал в сторону деканата. Марина больше не нашлась, что сказать ему в утешение. Ей тоже не хотелось лететь с Соколовским, но… увы…

… – Увы! … Мимо орбиты Плевы чересчур много проходит маршрутов пассажирских челноков, так что я ничего не могу гарантировать! – говоривший акклебатианин сокрушенно развел руками, растопырив при этом пальцы с такой силой, что эластичные кожистые перепонки между длинными массивными пальцами натянулись и потемнели.

– Осторожнее, Боке! – посоветовал говорившему его собеседник. – Ты так разволновался, что легко можешь повредить перепонки!

Боке озадаченно уставился на перенапрягшиеся перепонки и раздраженно заметил:

– Мне сейчас не до шуток, Самакко. Через день-два начнется месячник Зеленых Молний, и работники на фермах начнут превращаться в малиновых голинниц, цомболли и прочую нечисть, а ароэ придется выковыривать нам с тобой!

Алые глаза Самакко иронично потемнели. Ловко поймав липким языком пролетавшую мимо сахарную муху, он улыбнулся и успокоил темпераментного неопытного Боке:

– У подобных мутаций очень большой срок и серьезная, ярко выраженная, предварительная клиника. Так что всегда есть время отправить мутирующего раба в кухонный котел. К тому же, от наших друзей с Орбиты поступила новейшая вакцина.

– Вакцинам верить нельзя!

– Тем не менее, в ходе испытаний она зарекомендовала себя великолепно. Гарантия исчисляется восемьюдесятью процентами…

В широко распахнутое окно влетел внезапный порыв вечернего ветра, а вместе с ним – крупный пятнистый жук «сандалез», считавшийся среди местных гурманов большим деликатесом. Редкое насекомое принялось озадаченно кружить по комнате, испуская при этом невероятно аппетитные запахи. Зубастые пасти Боке и Самакко моментально наполнились желтой прозрачной слюной и не в силах сдержаться, оба собеседника одновременно прыгнули за призывно жужжавшей закуской. Щелкнули мощные челюсти и пятнистый «сандалез» аккуратно раскусанный пополам в воздухе, с приятным хрустом разжевался проголодавшимися Боке и Самакко. Они вновь уселись в кресла друг напротив друга для продолжения прерванной деловой беседы, но после «сандалеза» аппетит у обоих разыгрался не на шутку, и вполне логично прозвучали слова старшего по возрасту и более опытного Самакко:

– Я думаю – деловые разговоры мы продолжим после ужина. Тем более, что и светило уже – низко.

Голодный, как новорожденный цомболли, Боке согласно закивал головой, тем более, что и светило, действительно, опустилось достаточно низко, да и жрать хотелось так, что можно было ненароком вцепиться клыками в нежное и вкусное горло собеседника. Все-таки он был еще слишком молод и несдержан, этот Боке.

Пока Самакко вызывал по внутренней телефонной связи официанта, Боке отвернулся к окну. Вид вечернего плевянского неба, как обычно, погасил его каннибальский порыв. К тому же вдали, в толще багрово-синего закатного воздуха впервые за последние несколько месяцев мелькнули величественные силуэты Ракельсфагов – королей растительного мира Плевы, деревьев, равных которым не найдется во всей Вселенной. А видно их стало потому, что волшебные весенние ветры начали очищать воздух над Болотом от постоянных зимних туманов…

Знакомство Джона с Брэдли Кинноном