Старая крепость

Нам предстоит пройти прямо, между вот этими двухэтажными строениями. Слева, – огромное здание, растянувшееся чуть ли не во всю ширину крепостного двора. Насколько я помню, – здесь располагаются казармы 333-го полка. Справа, – здание поменьше, середина его почти полностью разрушена взрывом. Здесь находится погранзастава. На дороге, между домами, среди битых кирпичей и воронок, в лужах уже покрывшейся пылью крови, валяются полуодетые трупы красноармейцев. Солдаты из первой группы, что бегут впереди нас, кидают в окна и подвалы зданий гранаты. Для профилактики, судя по всему, так как по нам по-прежнему никто не стреляет. Гранаты глухо бухают внутри зданий, выбрасывая на улицу лёгкие облачка кирпичной пыли.

Бежим дальше. Как-то всё легко проходит, – до сих пор никакого сопротивления от Красной Армии. Да где же вы все, куда делись? Первая штурмовая группа продолжает движение в сторону Трёхарочных ворот вдоль кольцевой казармы, периодически стреляя и бросая гранаты в окна. Наша группа сворачивает за угол погранзаставы, оставляя казармы 333-го полка за спиной.

Перемахнув через ограду, натыкаемся на выстроенные русские пушки. Частично они уничтожены взрывами и огнём, частично повреждены. Не исключено, что остались и исправные орудия. Судя по всему, здесь располагался артиллерийский парк. Теперь окружающая местность больше похожа на лунный пейзаж: воронки, воронки, воронки. Деревья, что остались после обстрела, лишились своих крон, некоторые из них горят. Между ними мечутся какие-то фигуры: это ошалевшие от артобстрела русские. Они бегают в уже ставшим нам привычным, полуодетом виде. Рауш командует: взять! Модель, Рюдигер и ещё кто-то, кого я не разглядел, кинулись выполнять приказ. Особо не церемонясь, они прямо на ходу собрали красноармейцев в общую группу и погнали впереди себя, подбадривая бегущих пинками и прикладами.

Наконец, рассвело достаточно для того, чтобы видеть большую часть цитадели. За артпарком, слева, небольшое здание, – бывший домик ксендза, сейчас здесь столовая комсостава. В плане атаки этого дома не значится, но обер-фельдфебель Рауш быстро ориентируется и направляет на захват первое отделение. Чуть правее и дальше от столовой, высится белая громада церкви, переделанная большевиками в клуб. Мы уже практически у входа, – осталось только подняться по ступенькам. Сначала внутрь забегают пленные, за ними и их конвоиры. Мы с Викингом бежим чуть поодаль, настороженно прислушиваясь, – не донесётся ли из церкви стрельба? Но там всё спокойно: никакого сопротивления. Внутри обнаружились ещё несколько насмерть перепуганных красноармейцев. Как ни странно, они были полностью одеты, но без оружия. Оставив пленных под охраной пары сапёров, остальные солдаты быстро разбежались по церкви, обшаривая здание.

Внутри оказалось довольно чисто, если не считать выбитых стёкол и валяющихся на полу обломков деревянных рам. Кое-где от взрывной волны отлетела штукатурка, обнажив кирпичи и сбросив на пол белую пудру побелки. На стенах висят портреты советских руководителей. Не всех я знаю, но изображения Сталина и Тимошенко спутать ни с кем невозможно. В дальнем конце церкви, на небольшом возвышении, – алтарь. От зала он отделен огромным сводчатым проёмом с колоннами по бокам. Проём этот в верхней части перегораживает какая-то сложная деревянная конструкция, её предназначение остаётся загадкой. Перед алтарём, на поперечной балке, висит абсолютно нетронутый экран, – видимо, в клубе показывали кино.

Осматриваюсь: слева и справа, отделенные широкими арочными проёмами, параллельно центральному залу, идут две галереи. Они берут своё начало от входа, причём каждая имеет свою собственную дверь, – мы их видели, когда забегали внутрь. Заканчиваются галереи перед алтарём, который как бы выпирает из церкви полукругом. В галереях есть окна: одно впереди и штук шесть сбоку. Расположены они примерно на уровне пояса, что, с точки зрения предстоящей нам здесь обороны, довольно удачно. Единственное, что плохо, – это то, что, в случае захвата дверей или торцевых окон, противник сможет продольным огнём простреливать как обе галереи, так и часть большого зала церкви. Окна «второго этажа» нам недоступны, потому что расположены слишком высоко и являются, по сути, световыми. Все, за исключением трёх окон на хорах: одного огромного, с видом на казармы пограничников и здание 333-го полка, и двух по бокам. Лестница на хоры, – в «предбаннике», сразу за входной дверью направо. Она одна и довольно узкая, – забраться по ней наверх сразу вдвоём не получится. Откладываю этот факт в голове, – пригодится. Вроде бы, всё: на первом этаже, кроме заставленного скамьями кинозала, неизведанного больше не осталось. Зато, недалеко от входа, Рюдигер наткнулся на узкую лестницу, ведущую вниз.

– Господин унтер-офицер! Тут какой-то проход! – закричал он Винсхайму.

Курт не успел ещё отойти далеко, поэтому, долго его звать не пришлось.

– Что ты там такое нашёл, Рюдигер? – Винсхайм подошёл ближе.

– Вот, – Отто ткнул вниз стволом карабина и повторил, – здесь какой-то проход!

– Похоже, это спуск в подвал. Нужно его осмотреть! – Винсхайм поудобнее перехватил свой МР-40 и кивнул Рюдигеру в сторону лестницы:

– Давай! Вперёд!

– Куда вперёд? – включил дурака Отто и шагнул назад, бросив на командира отделения недоумённый взгляд.

– Туда, Рюдигер! Вниз! В подвал!

– Так там темно…

– И страшно, – произнёс я зловещим голосом.

– Может, лучше туда гранату бросить? – Отто с надеждой смотрел на унтер-офицера.

– Брось, – согласился Винсхайм, – а потом за ней, – вперёд! Я, – за тобой, пулемётчики следом, – он кивнул на нас.

– Бросить, – и сразу туда? Мне? – переспросил Отто.

– Тебе, Рюдигер, тебе! – стал быстро раздражаться Винсхайм, – только не сразу, а после разрыва гранаты. Давай!

– Да… Я… Я сейчас…

Отто несколько раз шумно выдохнул, словно готовясь прыгнуть в воду с большой высоты.

– Бойся! – заорал Винсхайм, выдёргивая запальный шнур у М-24, и кидая гранату вниз.

Рюдигер застыл в напряжении. Волнуется парень. Пока горит замедлитель гранаты, – нужно его приободрить, поэтому я вылезаю из-за спины Викинга, сжимаю кулак и кричу Рюдигеру:

– Давай, Отто! А мы за тебя потом отомстим!

Рюдигер смотрит на меня дикими глазами, но поблагодарить за поддержку уже не успевает, – в подвале разрывается граната и Винсхайм с криком «пошёл!» подталкивает Отто к лестнице. Тот, в лучших традициях Чарли Чаплина, делает два неуклюжих быстрых шага вперёд и, взмахнув на прощание ногами, падает вниз. К счастью, карабин, который до боли в пальцах сжимал наш агрессор, не дал Отто достичь дна, встав поперёк узкого прохода. В возникшей тишине был слышан лишь весёлый металлический перестук каски старины Рюдигера, которая, ударяясь о ступеньки, решила всё-таки добраться до подвала. Как я уже говорил, немецкий язык довольно скуден на выражение эмоций, если сравнивать его с русским. Поэтому, можно считать, что, перешагивающий через тело своего подчинённого, Винсхайм скромно молчал.

Мы с Йенсом и Эмилем спустились вслед за командиром отделения, оставив грозу подвалов вставать самостоятельно. Внизу было темно, так что пришлось зажечь свои фонари. Света они давали не то чтобы много, но на пару метров хватало. Кирпично-побелочная пыль, поднятая разрывом гранаты, ещё не осела, поэтому видимость здесь близка к нулю. Нужно двигаться дальше. Винсхайм идёт первым, выставив ствол автомата вперёд и настороженно вслушиваясь в темноту. За ним, в паре метров, – Викинг с пулемётом наперевес, потом Эмиль с карабином. Замыкаю группу зачистки я, сжимая в руке свой «Люгер Р-08», он же Парабеллум. Где-то сзади кряхтит и чертыхается Рюдигер. Пока всё спокойно: кроме посечённых осколками стен, больше от М-24 никто не пострадал. Пройдя небольшой тамбур, мы добрались до самого подвала. Кстати, всё здесь, начиная от лестницы в подземелье и заканчивая сводчатым потолком, – сделано из красного кирпича. Из такого же, что и здания кольцевых казарм. Выглядит это, особенно в жёлтом бегающем свете наших фонарей, просто потрясающе. Винсхайм останавливается, высвечивая широкий стрельчатый проём перед ним:

– Это проход дальше. Кидаю гранату, – и заходим. Йенс, прикрой!

Викинг смещается чуть правее, чтобы Курт не оказался на линии огня. Эмиль, как тень, следует за Йенсом. Мне остаётся только шагнуть влево, для симметрии. Подсвечиваю себе фонариком, и в этот момент луч выхватывает из темноты ещё один дверной проём, забранный решёткой. От неожиданности вздрагиваю:

– Здесь тоже проход!

Мы, не сговариваясь, замираем на месте. Викинг медленно направляет свет фонаря вправо и высвечивает точно такую же решётчатую дверь.

– Так, всем стоять! Осмотреться по сторонам! – командует Винсхайм.

Светим фонарями. Мощный сводчатый потолок, метровые стены, – пробить такую защиту не каждому снаряду или авиабомбе под силу. Итак, мы находимся в большом отсеке, из которого есть четыре выхода. Через один из них, тот, что сзади, мы зашли. Перед нами ещё три: один ведёт прямо, два в стороны. Нас четверо, разделяться опасно. Нужно больше людей, иначе мы эти подвалы никогда не проверим. Винсхайм как будто читает мои мысли:

– Ланге! Давай наверх, собирай отделение и всех сюда! Раушу доложишь, что нужны люди для осмотра подземелий!

– Есть собрать отделение и доложить командиру взвода! – я развернулся к выходу, убирая в кобуру пистолет. В тамбуре высветил идущую мне навстречу по стеночке фигуру Рюдигера.

– О, подкрепления в пути! Ты чего это на ощупь, Отто? Где твой фонарь?

– Ох, – горестно вздохнул Рюдигер, – фонарь мой того, разбился… И это, Макс, посвети: я кажется, у карабина ствол погнул…

– Да ладно? – засмеялся я, – неужели погнул? Извини, дружище: вернусь, – заценю! А ты иди вон туда, видишь? Где фонарики мерцают. Тут недалеко. Там тебе сейчас Винсхайм и посветит, и ствол выпрямит…

После подвальной темноты, полумрак церкви казался слепящим ксеноном. Вроде бы и пробыл внизу всего ничего, а глаза режет. Вокруг царит деловая суета: тут солдаты перебегают, занимая позиции у больших стрельчатых окон, здесь тащат скамью, там прикладами выбивают остатки оконной рамы, мешающие стрелять. Оглядываюсь по сторонам, но ни Рауша, ни офицеров не вижу. Ладно, пока соберём своих. Сложив руки рупором, кричу:

– Второе отделение второго взвода, ко мне!

Никакой реакции. Повторяю клич. Ага, вот они где. Подходят наши стрелки во главе с обер-гефрайтером Моделем. Все здесь: Краузе, Кляйн, Келер, Нойманн. Не успеваю и рта раскрыть, как вспыхивает ожесточённая стрельба со стороны Трёхарочных ворот, – оттуда, куда ушла первая штурмовая группа. Мы, не сговариваясь, бросаемся к окнам. За это утро я уже немного на слух научился определять: из чего ведётся огонь. Так вот, в данный момент, у Трёхарочных стреляли только немецкие карабины и пулемёты. Что там сейчас творится, – видно плохо: мешают деревья и дым. Скорее всего, первая штурмовая группа заняла ворота и оседлала мост. Может быть, даже встретилась с первым батальоном на Северном острове. Так что у них всё идёт по плану. Впрочем, у нас пока тоже без замечаний. Церковь взята, потерь нет.

Там, откуда мы входили на Цитадель, – у Тереспольских ворот, – тишина. Значит, на том участке противник ещё не пришёл в себя от артобстрела. Как и в районе Холмских ворот и Инженерного управления. Нет, редкие выстрелы по крепости слышны, но организованного сопротивления пока не наблюдается. На данный момент имеем полное превосходство немцев в инициативе.

Тут же, как бы опровергая мои рассуждения, раздался дружный залп со стороны Холмских ворот и, почти сразу же, мы услышали знакомое русское «Ура!» Что это? Атака?! Бежим теперь к окнам на противоположной стороне церкви. От ворот, сквозь дым, гарь и деревья, показались бегущие в нашу сторону солдаты из третьей штурмовой группы. За ними, буквально по пятам, гнались красноармейцы, которых было очень много. Полуодетые, грязные, вооруженные кто чем, с перекошенными в яростном крике ртами, – выглядели они жутко. Теперь понятно, почему все боялись сталкиваться с русскими в рукопашной! Силища! Мурашки по телу. Думал, что испытаю гордость за наших прадедов, но, вместо этого, меня охватила паника. Атака выглядела реально страшно. Я видел, как невысокий коренастый русский с размаху вонзил длинный иглообразный штык в живот унтер-офицера, который пытался отстреливаться из своего МР-40. Немец мгновенно согнулся пополам, но тут, бежавший следом за коренастым, красноармеец взмахнул прикладом винтовки, разбивая врагу лицо и опрокидывая того навзничь. Схватка распалась на несколько отдельных эпизодов и мы, как заворожённые, наблюдали, как убивают наших камрадов. Вот здоровенный, полуголый азиат нагнал убегающего от него в панике гефрайтера, свалил того с ног и стал рубить сапёрной лопаткой. Боже мой! Даже не хотелось думать что будет, когда эти ребята добегут до нас. В горле сразу пересохло. Я замер в оцепенении, не в силах отвести взгляд от разворачивающегося передо мной побоища.

Однако, далеко не все пребывали в таком состоянии, как я. Пулемётчик из первого отделения, обер-гефрайтер Иоахим Ройс, хотя и не носил прозвище «Викинг», но в данной ситуации повёл себя абсолютно хладнокровно. Оценив ситуацию, он рывком выставил пулемёт на широкий подоконник и стал прицельно садить короткими очередями по красноармейцам, отсекая их от солдат вермахта. Звук его MG как будто встряхнул нас и заставил вспомнить, что мы всё-таки солдаты, причём вооруженные. Слева и справа захлопали винтовки, заработал ещё один наш пулемёт. Мне со своим пистолетом и идейными убеждениями тут делать было нечего, поэтому я просто смотрел на происходящее. Стреляли многие: даже рядовой Грубер. Иоганн довольно-таки шустро приладил к плечу винтовку, на мгновение выглянул в оконный проём и выстрелил в направлении бегущих русских. Спрятавшись и перезарядив оружие, он выстрелил ещё раз. Вот уж от кого не ожидал такого поведения, – так это от Грубера. Вроде бы увалень и тугодум, а в бою не растерялся.

Тем временем, обстановка во дворе поменялась. Часть немцев, по-прежнему, бежала к нам, в церковь, а часть повернула назад, к Тереспольским воротам. Некоторые забегали внутрь кольцевой казармы, пытаясь укрыться от яростной контратаки русских. Количество немецких солдат, мчащихся в нашу сторону, неуклонно уменьшалось. Из окон церкви палили уже, кажется, все. Отсечь русских, наконец, удалось: они уже больше не преследовали убегающих. От этого, правда, было не сильно легче, – красноармейцы залегли и стали стрелять в ответ. Огонь их был не точным, но звук пролетающих и откалывающих куски кирпича пуль нас здорово нервировал. До церкви добежали немногие, – всего человек восемь. Среди них оказались и мои старые знакомые: Беккер и Бауман. Они обессилено привалились к стене, как только перемахнули через оконные проёмы, и теперь дышали, будто загнанные лошади, жадно хватая ртами воздух.

– Боже! – задыхаясь, просипел Бауман, – никогда в жизни так быстро не бегал! Русские свиньи!

– Проклятые русские! – тяжело отдуваясь, вторил ему Беккер, – Азиатские варвары!

Тем временем, поняв бесперспективность дальнейшей перестрелки на открытой местности с хорошо укрывшимся в церкви противником, красноармейцы отступили в кольцевую казарму.

Внезапно, у Тереспольских тоже началась стрельба. Сдаётся мне, что до поленниц добежали остатки третьей штурмовой группы, а четвёртая отсекает преследующих их красноармейцев. По крайней мере, у ворот солируют только наши MG. Неожиданно, в перестрелку вступил русский пулемёт Максима, поддержанный несколькими винтовками. Он бил длинными очередями и с непонятной лёгкостью заткнул MG. Буквально полминуты, – и стрельба прекратилась. Интересно, – что там произошло? Отсюда не видно, а связи с группой у Тереспольских у нас нет. Впрочем, пока ясно одно: судя по всему, обратно уже не пройти, – гарнизон оправился от шока после внезапного артобстрела и начинает оказывать сопротивление.

В зале появились лейтенант Майер и обер-фельдфебель Рауш, которому я сразу же доложил обстановку в подвалах и передал просьбу Винсхайма о подкреплении. Взводный согласился и высказал мысль, что одного отделения будет мало. Тут Майер неожиданно проявил инициативу, предложив в качестве усиления взять своих сапёров, на что Рауш охотно согласился. На том и порешили. Пока лейтенант собирал личный состав, мы со стрелками отправились вниз, к Винсхайму.

Прогресса в осмотре подвалов ожидаемо не было. Курт решил не рисковать и не соваться вчетвером в темноту подземелья, даже имея Отто с винтовкой, приспособленной им для стрельбы из-за угла. Зато, как я понимаю, всё это время наш командир отделения изливал свои чувства рядовому Рюдигеру. Вряд ли Отто услышал что-то новое, но вид имел виноватый и раскаявшийся. Кстати, винтовку он не погнул, а просто оторвал ей кольцевую мушку. Коротко обменялись новостями: мы рассказали про стрельбу наверху, нам поведали о тишине в подвалах. Похоже, что здесь никого нет, но это не точно. Сейчас проверим.

Подошёл лейтенант Майер со своими сапёрами, в отсеке сразу стало тесно. Распределили направления: нам досталось центральное. Гранаты договорились не использовать, во избежание накрытия своих. Тут же оказалось, что народу для предстоящего мероприятия очень уж много: вполне хватило бы на каждый проход по две пары солдат плюс группа огневой поддержки за спиной. Кое-как распределились и пошли. Винсхайм пустил вперёд Рюдигера с фонарём, как приманку. Остальные двигались сзади в темноте, в готовности отомстить за Отто. Мы прошли весь подвал, но никого не обнаружили. Зато ознакомились с подземной архитектурой. Центральный проход состоял из пяти больших отсеков. Первые два решили использовать как временное укрытие для солдат при возможных артобстрелах или бомбардировках. Боковые коридоры образуют с одной стороны глухую стену, а с другой, – небольшие, похожие на тюремные камеры, изолированные отсеки. Большинство помещений пусты, и не имеют ни дверей, ни решёток. Только в одном из них мы нашли полный набор различных транспарантов с лозунгами типа «Да здравствует Революция!» и «Вся власть – советам!» Эх, даже сердце защемило от ностальгии. Помню, как ходил с отцом в детстве на демонстрации: народу много, колышутся транспаранты и красные знамёна, все весёлые, ощущается единение масс… Это потом уже узнал, что веселье разливается на троих, а выход в свой выходной на демонстрацию, – добровольно-принудительный, под зоркими очами начальства. И, тем не менее…

Пленных, а их набралось целых 12 человек, загнали в один из маленьких отсеков правого бокового коридора, заперли и выставили часового из сапёров. Ну, вроде бы всё, можно и передохнуть. Только я об этом подумал, – в подвал врывается Студент:

– Парни, тревога! Рауш вызывает! Через несколько минут начнётся атака второй волны батальона: гауптман Пракса выходил на связь по рации. Просит поддержать его огнём.

Вот и передохнули. Выбегаем в зал, там уже распоряжается взводный. Завидев нас, Рауш говорит:

– Все к окнам! Лерман, давайте наверх, Штубе покажет куда! Поставишь там пулемёт!

Йенс кивает и мы бежим за Студентом на хоры, точнее, – в будку киномеханика. Показав позицию, Герхард убегает вниз.

Небольшая комнатка с сорванной с петель дверью. На столе, по центру, стоит кинопроектор, на стеллажах, – жестяные коробки с плёнкой. Валяются простенькие, тушью от руки написанные афиши. Читаю: «Руслан и Людмила», «Цирк», «Случай на полустанке». Отодвинув в сторону стол с проектором, выглядываю в небольшое окошко, – так и есть, внизу зрительный зал, у окон которого занимают сейчас позиции стрелки нашей группы. На противоположной стороне комнаты располагается одно огромное окно, почти от пола и до самого потолка. Хрустя сапогами по битому стеклу, Викинг с Эмилем срывают с карниза тяжёлую красную портьеру, закрывающую обзор. Поддавшись усилиям, она, наконец, падает на пол, поднимая целое облако пыли.

Пригнувшись, вглядываемся в открывшуюся нашим взорам панораму. Видимость, – изумительная, просматривается вся западная часть Центрального острова. Окно удачно выходит на здание погранзаставы и расположение 333-го стрелкового полка. От них нас отделяет небольшой сквер, спортплощадка и артиллерийский парк, через который мы бежали буквально полчаса назад. Слева обзор ограничен Тереспольскими воротами, справа – участком кольцевых казарм. Чуть сбоку – столовая комсостава, где сейчас должно находиться первое отделение унтер-офицера Шойнемана. Очень сильный пожар разгорается справа, в кольцевой казарме. Если смотреть прямо, – за зданием 333-го полка тоже что-то чадит со страшной силой. Похоже, горят автомобильные покрышки. Сквозь чад видны остовы грузовиков. Крепость в дыму.

Викинг ложится на пол и устанавливает пулемёт. Мы пристраиваемся рядом. Где-то, в районе погранзаставы, периодически постреливает пулемёт Максима. К нам присоединяются лейтенант Хольц с биноклем и Рауш с ракетницей. Интересно, куда они потеряли Майера? Арткорректировщик молчалив и сосредоточен, взводный, – наоборот, возбуждён. Над Тереспольскими воротами взвивается белая ракета. Рауш выстреливает такую же из окна. Понеслась! В районе ворот начинается мощная перестрелка, русский пулемёт захлёбывается очередью, – подавлен. Слышны хлопки рвущихся гранат. Начинают группами выбегать фигуры в серо-зелёных мундирах, пошла атака. Хольц и Рауш не отрывают взглядов от биноклей. Им, конечно, виднее, но могли бы и прокомментировать, что там происходит.

Впрочем, у нас и так всё как на ладони. Видно, как солдаты выбегают из-за здания погранзаставы, несутся вдоль казармы 333-го полка. Да сколько же у них гранат? Едва ли не в каждое окно бросают, да не по одной! Сопротивление подавлено, по ним никто не стреляет. Видимо, красноармейцы ошеломлены натиском батальона.

– Да что же они делают?! – в сердцах вырывается у Рауша, – почему не занимают эти два здания? Это же ключ к Тереспольским воротам!

– Видимо, гауптман Пракса считает, что это излишне, – спокойно пожимает плечами Хольц, – задача батальона, – выйти на Северный остров и оттуда к центральному вокзалу Бреста.

– И допустить, чтобы у тебя в тылу на коммуникациях орудовали русские? – возмущению Рауша нет предела.

– Видимо, это задача других подразделений. И вообще, господин обер-фельдфебель! Обсуждать действия и приказы начальства, – недопустимо! – несмотря на серьёзность слов, тон у Хольца был более, чем дружеский. Он, конечно, одёрнул младшего по званию, но так, – больше для порядка.

– Так точно, господин лейтенант! – согласился Рауш, – начальству виднее.

Тем временем, вторая волна нашего батальона успешно и без видимых потерь скрылась из нашего поля зрения, пробежав правее нас, в сторону Трёхарочных. Где-то там должен быть и мой товарищ, – гефрайтер Ганс Тойчлер…

– Наблюдайте, я на северную сторону, – бросил нам Рауш и они с Хольцем шустро выбежали из кинобудки.

Наблюдать было особо не за кем, – никакого движения, только дым стелется над крепостью. Зато справа, там, куда увёл батальон гауптман Пракса, – разгоралась стрельба. Она не ослабевала ни на минуту и в какой-то момент достигла своего апогея. Мы настороженно прислушивались, но понять, что там происходит, было затруднительно.

Прошло буквально десять минут, как стрельба вдруг стала затихать, а затем в поле нашего зрения появились отступающие к Тереспольским воротам немецкие солдаты. Хотя, отступать, – это сильно сказано. Немцы бежали. По ним густо стреляли из окон и подвалов кольцевой казармы справа. Несколько человек заскочили в казавшееся покинутым здание 333-го полка, остальные бежали дальше, к Тереспольским воротам. Насколько мы могли видеть, достигнуть спасительного участка смогли единицы. Помочь уничтожаемым камрадам, увы, было невозможно.

Видимо, забежавших в казарму солдат всё-таки заметили русские. Небольшая группа, человек в пять, выскочила из подвала и устремилась внутрь здания. Викинг дал запоздалую очередь, но, конечно, ни в кого не попал. Вскоре, русские показались вновь: они взяли в плен и вели в подвал двух немецких солдат, один из которых сильно прихрамывал, – видимо, был ранен. Кто этот камрад, – на таком расстоянии рассмотреть без биноклей было нельзя, но Эмиль клялся и божился, что разглядел на обоих знаки различия. По его словам, раненый был унтер-офицером, а второй – гефрайтером.

– Кажется, – они из девятой роты, – закончил Райзингер.

Викинг скептически хмыкнул, я же высказался:

– Не знаю, чего ты там увидел, но девятая находится в резерве, если ты не в курсе. И солдаты из неё оказаться среди штурмующих не должны.

Ответить Эмиль не успел: к нам заглянул посыльный командира взвода, Студент. Естественно, с новостями. Во-первых, он рассказал, что лично видел, как у ограды Инженерного управления русские добивали остатки третьей штурмовой группы. По его словам, – уничтожили не всех, около десятка с поднятыми руками увели внутрь кольцевой казармы. Мы, в свою очередь, рассказали ему об увиденном пленении двух солдат в здании 333-го полка. Во-вторых, Студент просветил нас о том, что творилось после той вылазки русских от Холмских ворот. Оказывается, у них на ходу были плавающие пулемётные танки и несколько пушечных броневиков. Танки ушли через разрыв в кольцевой казарме, переплыв Мухавец, а бронеавтомобили выехали через Трёхарочные ворота на Северный остров. Однако, вскоре два из них вернулись обратно. И они как раз встретились у ворот с группой гауптмана Праксы. Один броневик удалось подбить, но второй ушёл обратно к Белому дворцу, где сейчас и стоит. Кажется, он всё-таки серьёзно повреждён после боя.