Старая крепость

Я шёл как пыльным мешком пришибленный. Неужели это правда и Советский Союз действительно планировал военное вторжение? Нет, я читал о подобных версиях, но всерьёз их, конечно, не воспринимал. Да как такое можно вообще принять? А эта провокация, или как это назвать, в ночь с 17 на 18 июня, о которой говорилось в воззвании? Я ничего о ней никогда не слышал. Ох, как же всё запутано…

Не успели мы вернуться, как обер-фельдфебель Рауш объявил взводу построение. Хмуро оглядев нас, он произнёс:

– Сейчас перед взводом с важной информацией выступит обер-лейтенант Хофмайер, из штаба полка. Слушаем внимательно, потому что сто раз повторять никто не будет. Это понятно, рядовой Рюдигер? – найдя глазами Отто, поинтересовался Рауш.

– Так точно, господин обер-фельдфебель! – отчеканил любитель чеснока.

– Взвод, смирно!

– Вольно! – махнул рукой вошедший в каземат офицер с погонами обер-лейтенанта. Судя по всему, это и есть Хофмайер. Худощавый, невысокий блондин, лет тридцати, в очках. Мне он чем-то напомнил давно виденную фотографию Гиммлера. В руках обер-лейтенант держал коричневую кожаную папку, из которой тут же начал доставать какие-то бумаги.

– Меня зовут Хофмайер, обер-лейтенант Хофмайер. Я прибыл к вам из Отдела Пропаганды, чтобы раскрыть некоторые аспекты предстоящих боевых действий в отношении нашего противника, – Советской России.

Достав отпечатанные на машинке листы, он осмотрел нас поверх очков, видимо, ожидая какой-то реакции. Не дождавшись её, Хофмайер продолжил:

– Сейчас я зачитаю несколько документов и дам свои комментарии по ним, дабы у вас не возникло недопонимания. В случае появления вопросов, – отвечу на них после прочтения. Итак, начнём. Документ первый: «Директива для поведения войск в России».

«1. Большевизм – смертельный враг национал-социалистического немецкого народа. Борьба Германии ведётся против этого вредного мировоззрения и его носителей.

2. Эта борьба требует не считающихся ни с чем и энергичных мер против большевистских подстрекателей, партизан, саботажников, евреев, и полного устранения любого активного или пассивного сопротивления.

3. По отношению ко всем военнослужащим Красной Армии – в том числе пленным – нужно проявлять осторожность и самую тщательную бдительность, считаясь с их коварством при ведении войны. Особенно скрытны, непредсказуемы, коварны и бесчувственны азиатские солдаты Красной Армии.

4. При пленении воинских подразделений нужно сразу отделать командиров от рядовых солдат.

5. Немецкий солдат вступает в СССР, не имеющий однородного населения. СССР – это государственное образование, объединившее множество славянских, кавказских и азиатских народов и силой удерживаемых большевистскими властителями. В СССР сильно развит иудаизм.

6. Большая часть русского населения, особенно обеднённое большевистской системой сельское население, недоброжелательно к большевизму, внутренне противостоит ему. В небольшивистском русском человеке национальное самосознание связано с глубоким религиозным чувством. Радость и благодарность при освобождении от большевизма часто будет выражаться в церковной форме. Не нужно предотвращать или мешать благодарственным молебнам и процессиям.

7. В беседах с населением и в поведении по отношении к женщинам приказана самая большая осторожность. Многие русские понимают немецкий язык, не говоря об этом. В занятой области, особенно на предприятиях, будет действовать вражеская разведка, стремясь получать сообщения о важном военном оборудовании и мероприятиях. Поэтому любые проявления необдуманности, тщеславия и доверчивости могут иметь самые тяжёлые последствия.

8. Любое имущество, взятое у хозяев на основе расписок, и военные трофеи, в частности продукты и корма, горючее и предметы одежды нужно беречь и охранять. Каждая растрата и расточительство вредят подразделению, грабежи по военно-уголовным законам влекут за собой самые тяжёлые наказания.

9. Осторожность при использовании захваченных продуктов! Разрешается пользоваться только кипячёной водой, во избежание тифа и холеры. Каждое соприкосновение с населением влечёт гигиенические опасности. Защита собственного здоровья – солдатская обязанность».

– Есть вопросы по услышанному? – опять глянул поверх очков на наш строй Хофмайер. Вопросов не было.

– Отлично! Продолжим. Документ второй: «Особые распоряжения по снабжению» отдела тыла в части касающейся, а именно, – обращение с военнопленными.

«Пункты сбора военнопленных на нашем участке наступления предусматриваются на Центральном острове, на востоке Тересполя и юго-восточнее – у бункера на развилке дорог, в 1.5 км от него. Более подробную информацию до вас доведут командиры подразделений. Привод туда пленных необходимо осуществлять под достаточной охраной, далее передавая подразделениям 45-го полевого запасного батальона, которые будут осуществлять их приёмку. Колонны военнопленных не должны использовать пути подвоза и магистрали, а командиры и политкомиссары должны отделяться от рядовых солдат. Непокорность их резко пресекается, а добросовестный труд, наоборот, вознаграждается достаточным питанием и хорошим обеспечением».

Ага, вот откуда эти фразы в кино и книгах на плохом русском, типа «кто бутет карашо рапотат, – бутет карашо кармит»… Мотивацию придумали, гады… И куда пленных девать будут, какими дорогами водить, – всё предусмотрели.

– Третий документ: «О военной подсудности в районе «Барбаросса». Для тех, кто не в курсе, – так называется операция по вторжению в Советскую Россию, – вновь обвёл нас взглядом Хофмайер, оторвавшись от чтения.

– Странное название, – вырвалось у меня невольно. Несмотря на то, что произнёс я это негромко, – обер-лейтенант мою фразу всё-таки услышал.

– Кто это сказал?

– Ланге! – с возмущением вскинулся было обер-фельдфебель Рауш, но Хофмайер успокаивающим жестом остановил нашего взводного.

– Рядовой Ланге! – бодро доложил я, в душе проклиная себя за несдержанность.

– И чем же Вам показалось странным название операции, рядовой Ланге? – поинтересовался Хофмайер.

– Вы имеете что-то против нашего великого и знаменитого своими победами предка, – Фридриха Первого Барбароссы?

– Никак нет, господин обер-лейтенант, против его побед я ничего плохого не имею!

– Так в чём же тогда дело, Ланге? – недоумённо развел руки в стороны Хофмайер.

– Просто мне показалось странным, господин обер-лейтенант, что такая масштабная операция названа в честь человека, который умер, упав в реку с коня и захлебнувшись в воде.

Гробовая тишина. Так, похоже, мою шутку, столь популярную 80 лет вперёд, никто не оценил… Затянувшуюся паузу прервал обер-лейтенант:

– Не ожидал таких слов от немца… Знание Вами истории весьма похвально, рядовой. Надеюсь, что Вы также знаете, что все люди смертны. И любой, даже весьма великий и уважаемый человек, будь он выдающийся музыкант, полководец или учёный муж, – рано или поздно закончит свой жизненный путь. Важно не то, как человек умер, дожив до преклонных лет. Важно то, что он сделал, пока жил. А Фридрих Барбаросса сделал немало. Поэтому Ваше замечание считаю абсолютно неуместным, господин Ланге! А Вашему командиру должно быть стыдно за такого подчинённого! – лицо Хофмайера даже пятнами покрылось от возмущения.

– Рядовой Ланге будет наказан, господин обер-лейтенант! – выскочил вперёд Рауш.

– Да уж сделайте одолжение, обер-фельдфебель! Распустили своих солдат! Что Вы выскочили из строя? Команда была?

– Никак нет, господин обер-лейтенант, я думал… – начал было растерявшийся Рауш, но закончить ему не дали:

– Встаньте в строй, обер-фельдфебель! – резким голосом приказал Хофмайер.

– Есть встать в строй! – отчеканил наш взводный и, катнув желваки, выполнил команду. На меня он не смотрел, но чувство надвигающейся на меня после роспуска строя большой полярной лисички не покидало. Как говорится, «песец подкрался незаметно, хоть виден был издалека». Ну, ё-моё, кто за язык-то меня вечно тянет?

Проводив Рауша взглядом, обер-лейтенант, продолжил, как ни в чём не бывало:

– Итак, продолжаем. Документ третий: «О военной подсудности на территории операции «Барбаросса».

«Подсудность военным судам служит, в первую очередь, сохранению воинской дисциплины. Расширение района военных действий на Востоке…а также особенности противника, делают необходимым, чтобы военные суды ставили перед собой только те задачи, которые…для них посильны…, то есть ограничили бы свою подсудность рамками, необходимыми для выполнения основной задачи. Это, однако, будет возможно лишь в том случае, если войска сами беспощадно будут себя ограждать от всякого рода угроз со стороны гражданского населения. Соответственно этому, для района «Барбаросса» (район военных действий, тыл армии и район политического управления) устанавливаются следующие правила:

Пункт первый.

1. Преступления враждебных гражданских лиц впредь до дальнейших распоряжений изымаются из подсудности военных и военно-полевых судов.

2. Партизаны должны беспощадно уничтожаться войсками в бою и при преследовании.

3. Всякие иные нападения враждебных гражданских лиц на Вооружённые Силы, входящих в их состав лиц и обслуживающий войска персонал, также должны подавляться войсками на месте с применением самых крайних мер для уничтожения нападающего.

4. Там, где будет пропущено время для подобных мероприятий, или они сразу были невозможны, заподозренные элементы должны быть немедленно доставлены к офицеру. Последний решает должны ли они быть расстреляны.

В отношении населённых пунктов, в которых Вооружённые Силы подверглись коварному или предательскому нападению, должны быть немедленно применены распоряжения офицера, занимающего должность не ниже командира батальона, массовые насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновников.

5. Категорически воспрещается сохранять заподозренных для предания их суду после введения этих судов для местного населения.

6. В местностях, достаточно усмирённых, командующие группами армий вправе, по согласованию с соответствующими командующими Военно-Морскими и Военно-Воздушными силами, устанавливать подсудность гражданских лиц военным судам. Для районов политического управления распоряжение об этом отдаётся начальником штаба Верховного Главнокомандования Вооружённых Сил.

Пункт второй. Отношение к преступлениям, совершенным военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к местному населению.

1. Возбуждение преследования за действия, совершённые военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.

2. При обсуждении подобных действий необходимо в каждой стадии процесса учитывать, что поражение Германии в 1918 г., последовавший за ним период страданий германского народа, а также борьба против национал-социализма, потребовавшая бесчисленных кровавых жертв, являлись результатом большевистского влияния, чего ни один немец не забыл.

3. Поэтому судебный начальник должен тщательно разобраться – необходимо ли в подобных случаях возбуждение дисциплинарного или судебного преследования. Судебный начальник предписывает судебное рассмотрение дела лишь в том случае, если это требуется по соображениям воинской дисциплины и обеспечения безопасности войск. Это относится к тяжёлым проступкам, связанным с половой распущенностью, с проявлением преступных наклонностей или к проступкам, могущим привести к разложению войск. Не подлежат, как правило, смягчению приговоры за бессмысленное уничтожение помещений и запасов или других трофеев во вред собственным войскам.

4. При осуждении предлагается чрезвычайно критически относиться к показаниям враждебных гражданских лиц…»

Вот это охренеть! Ну, Адольф Алоизыч, ну ты и гад, конечно… Освободил солдата от гнёта ответственности… Делай, что хочешь, – и ничего тебе за это не будет! Впрочем, даже это вам, фашистские морды, победить нас не помогло… К счастью, подумал я об этом не вслух, а про себя. На сегодня норма неконтролируемых слов и так уже перевыполнена.

– Надеюсь, комментировать эту директиву не нужно? – посмотрел на нас Хофмайер, – Она даёт вам право максимально обезопасить свою жизнь и жизнь своих товарищей от враждебных проявлений со стороны гражданских лиц. Далее. Документ четвёртый: «Указание об обращении с политическими комиссарами».

«В борьбе с большевизмом на соблюдение врагом принципов гуманности или международного права рассчитывать нельзя! Особенно жестокого и диктуемого ненавистью бесчеловечного обращения с нашими военнопленными следует ожидать от всякого рода комиссаров, этих подлинных носителей сопротивления. Войска должны осознавать следующее:

1. В нынешней войне пощада этим элементам и соблюдение в отношении их международных правил неуместны. Они представляют собой угрозу нашей безопасности и быстрому освобождению нами захваченных областей.

2. Политические комиссары – инициаторы варварских азиатских методов ведения войны. Поэтому против них следует немедленно и без всяких задержек действовать со всей беспощадностью. Если же они оказывают вооружённое сопротивление, следует немедленно устранять их силой оружия.

В остальном действуют следующие положения:

Во фронтовых областях:

1. Обращаться с действующими против наших войск политическими комиссарами согласно «Указу о военной подсудности в районе «Барбаросса». То же самое относится к комиссарам всех видов и должностей, даже только подозреваемых в сопротивлении, саботаже или подстрекательстве к ним. Основой являются указания «О поведении войск в России».

2. Опознать политических комиссаров в качестве органов можно по особому знаку различия – красной звезде с вытканным на ней серпом и молотом на рукаве.

Их надлежит немедленно, то есть прямо на поле боя, отделять от всех остальных военнопленных. Это необходимо, чтобы лишить их всякой возможности оказывать влияние на взятых в плен солдат. Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется. После произведённой сортировки их следует уничтожить.

3. Политических комиссаров, которые не виновны ни в каких вражеских действиях или только подозреваются в них, первоначально не уничтожать. Только в ходе дальнейшего продвижения вглубь страны может быть решён вопрос о том, следует ли их оставить на месте или же передать в руки зондеркоманд. Следует стремиться, чтобы те производили следствие сами. При решении вопроса «о виновности или невиновности» в принципе личное впечатление имеет значение большее, чем, по всей вероятности, недоказуемый состав преступления.

4. Все вышеназванные меры не должны задерживать проведение операций. Поэтому планомерные поиски и «чистку» полевым войскам запретить.

Во фронтовом тылу:

Комиссаров, схваченных во фронтовом тылу при вызывающем сомнение поведении, следует передавать айнзацгруппам или айнзацкомандам Службы Безопасности». Хофмайер замолчал, переворачивая страницы.

Так, об этом Указе я что-то слышал. Если не ошибаюсь, то в моём времени он был известен как «Приказ о комиссарах».

– На этом закончим, – произнёс обер-лейтенант, – я довёл до вашего сведения все необходимые документы в части касающейся. Удачи на полях сражений! Честь имею! – с этими словами он отдал воинское приветствие и, круто повернувшись, вышел из каземата.

Ну, всё, Хофмайер ушёл. А сейчас Рауш примется за рядового Ланге, – обреченно подумал я и внутренне приготовился к крикам и брызгам слюней от орущего мне в лицо обер-фельдфебеля. Но я ошибался. Наш взводный вышел перед строем:

– Итак, вы всё слышали. Рейх даёт нам карт-бланш и было бы глупо этим не воспользоваться, не так ли?

– Это что же получается, господин обер-фельдфебель, – подал голос Викинг, – я могу пристрелить любого русского, и мне за это ничего не будет? Всё равно какого: ребёнка, старика, женщину?

– Не совсем так, но суть отражена верно. Есть условие. Небольшое. Вы можете пристрелить любого русского только в том случае, если он предпринимает враждебные действия. Ну а уж оценка враждебности этих действий, – целиком ваша прерогатива.

– Ух ты, здорово! – радостно осклабился Рюдигер, – Ну, мы им покажем!

– Как бы совесть потом не заела, покажет он… – с неприязнью покосился на него Викинг.

– Не переживайте, господин обер-гефрайтер, – с совестью я уж как-нибудь договорюсь – подмигнул ему Отто и снова заулыбался.

– Ладно, взвод, – перейдём к более насущным делам, – остановил разгорающийся конфликт Рауш. Он достал из планшета какую-то бумагу.

– В соответствии с приказом командира батальона, наш второй взвод, практически в полном составе, за исключением ездового Кепке, теперь становится второй штурмовой группой. Командиром её, естественно, назначаюсь я. Как видите, практически ничего не поменялось. Кроме того, в нашу группу дополнительно включили огнемётчика. Вот он, знакомьтесь: гефрайтер Юрген Клинсманн!

С этими словами он протянул руку и поманил к себе кого-то с левого фланга нашего строя. Несмотря на характерные имя и фамилию, на бывшего немецкого футболиста и тренера сборных США и Германии, огнемётчик похож не был. Перед нашими взорами предстал коренастый невысокий паренёк лет двадцати. Ничего необычного в нём не было, – хоть сейчас на вербовочный плакат войск СС. Впрочем, его бы туда не взяли: он, конечно, выглядел как истинный ариец, но своим ростом метр шестьдесят испортил бы всю селекцию этим бравым парням.

– Гефрайтер Клинсманн войдёт в группу управления и подчиняться будет напрямую мне. Теперь о предстоящем деле. Вкратце, план таков: после артподготовки, по команде, мы всей группой форсируем Буг на лодках, что любезно предоставили для этой цели сапёры. У меня есть схема крепости и наш маршрут следования, – он помахал перед собой сложенным листком. К сожалению, схема всего одна, поэтому ещё пять экземпляров для всех унтер-офицеров нам сделает большой любитель истории и мыслей вслух рядовой Ланге. Я не требую зеркальных копий, но сходство должно иметь место. Задача ясна, историк? – это он уже мне.

– Так точно, господин обер-фельдфебель! – я немного растерян, – не ожидал, что отделаюсь так легко.

– Прекрасно! Держи схему. Бумагу и карандаши найдёшь сам. Времени даю три часа, до ужина. На построения можешь не ходить. Выполняй!

– Есть! – беру рисунок и иду к дальней стенке каземата, к столу. Выставляю поудобнее лампу и рассматриваю выданный Раушем листок. В верхнем левом углу надпись: карта цитадели Брест-Литовска. Масштаб 1:4500. И коротенькая легенда, всего две надписи: здания и вода. Основную часть листа занимает старательно вычерченная схема крепости. Сделана она от руки или напечатана в типографии, – сказать не берусь, но выполнена схема довольно качественно.

Показавшаяся сначала лёгкой задача, при ближайшем рассмотрении, оказалась весьма трудной. Начну с того, что чертёжник из меня так себе: те линии, которые должны быть прямыми, у меня такими не получаются. Что по линейке, что от руки, – выходит практически одинаково. Но это ещё полбеды. Больше всего меня пугает объём работы, точнее, – наличие множества мелких объектов, которые должны присутствовать на плане. Вырисовывать и закрашивать крохотные, в масштабе листка, отдельно стоящие здания при столь отвратительном освещении, – то ещё удовольствие. И всё в пяти экземплярах, да за три часа! Эх, жаль нет ксерокса под рукой… Хотя…

– Герхард! Студент! – заорал я в сторону гудящей как улей солдатской массы, судя по всему оживлённо обсуждающей последние новости, столь круто повернувшие их жизнь. Они так шумели, что кричать пришлось не один раз.

– Кто меня зовёт? – из-за спин камрадов показался, наконец, наш посыльный.

– Герхард, это я!

– О, Макс! Чертишь? – подходя, спросил Штубе.

– Ага, весь в процессе. Хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Помочь с рисованием? Нет, извини, старик, я, – пас. Тебе поручили, – тебе и отдуваться. Да и черчу я как курица лапой, – засмеялся Герхард.

– Нарисую я сам, не переживай. А от тебя я вот что хочу: мне бы копировальной бумаги на пять экземпляров раздобыть… У тебя же есть знакомые писари в штабе батальона? КП Праксы сейчас здесь… С меня пачка «Экштейна»!

– Хм, а ведь ты прав, чёртов гений! КП здесь, да и Зонне тоже при нём…

– Ты Зонне скажи: если нужно будет бумагу вернуть, – я верну, без проблем.

Вижу, что Студент колеблется, и решаю увеличить гонорар.

– Герхард, давай так: ему пачку и тебе. Две пачки «Экштейна», пойдёт? Вот, смотри! – с этими словами достаю из кармана сигареты и кладу на стол. Против такого приёма он точно устоять не сможет.

– Ладно, попробую, жди здесь – заядлый поклонник табака, Студент смахивает со стола курево и, заговорщицки подмигивая, ныряет в полумрак каземата.

В голове моей, тем временем, русский Иван в очередной раз яростно спорит с немцем Максом. Один доказывает, что это противоестественно: просить об одолжении у своего товарища и предлагать за это какие-то материальные блага. Другой, – что это абсолютно нормально: немцы даже сигареты друг у друга не стреляют, а просят в долг. Ну, никакого братства, короче говоря, нет у проклятых фашистов. Интересно, на войне да под пулями так же будет?

– «Ганс, у меня кончились патроны!»

– «О, у меня как раз ещё есть две ленты, Фриц!»

– «Одолжишь?»

– «Нет, извини, Ганс, – ты мне ещё сигарету с позавчера не вернул! Только наличные!»

– «Хорошо, Фриц! У меня как раз есть! По два-сорок за ленту, как обычно?»

– «Ну что ты, Ганс! Я же не торгаш, чтобы наживаться на своём товарище! Для тебя по два-тридцать!»

– «Спасибо за скидку, Фриц! Вот, держи 5 рейхспфенигов!»

– «Чёрт, Ганс, у меня не будет сдачи!»

– «Действительно, Фриц, – как-то не по-немецки! Эй, ребята! Кто разменяет 5 пфеннигов?»

И такие голоса на фоне взрывов и стрельбы:

– «Я разменяю! Как раз продал гранату Иоганну, – сейчас подползу к вам!»

Голос Макса в голове возмущённо фыркнул и попросил не перегибать палку и не путать немцев с евреями. Меня вообще время от времени забавлял этот диалог русского и немца. Нет, можно было, конечно, совсем задавить внутри себя истинного Макса Ланге, но я так не делал: просто загонял его, когда нужно, поглубже. Иначе среди фашистов не выжить. Всё-таки, он лучше знает местные реалии, как себя вести и что делать со своими соплеменниками. Кстати, Макс уже не так горячо реагирует на «фашистов». По первости постоянно поправлял, что они, – немцы, на крайний случай, – нацисты, и к фашистам – итальянцам отношения не имеют. Я ему сочувствовал, но помочь ничем не мог, – привычка-с! Как были немецко-фашистскими захватчиками, – так и остались. Да, я знаю, что вы ничего не захватывали, а освобождали и вообще, всё было по любви и они сами хотели, ага. А вот и Герхард!

– Гляжу, ты не с пустыми руками?

– А то! Держи: вот тебе копировальной бумаги, как просил, – пять листов. Возвращать не нужно. От Зонне привет: обращайся, если что будет нужно, – Штубе сунул мне листы, хлопнул по плечу и с достоинством удалился.

Вообще-то, конечно, я просил бумаги из расчёта на пять экземпляров, ну да ладно – сделаю шестой в качестве запасного. Как именно делать, – я уже придумал: сверху кладём экземпляр Рауша, под него копирку, затем чистый лист, ещё копирку, опять лист и так далее. Но, немного подумав, решил от этого плана отказаться. Во-первых, таким способом не получится сделать шестого экземпляра. Во-вторых, Рауш не разрешал ничего чирикать на своей схеме. Ну что же, значит, придётся вспомнить молодость и попытаться скопировать с первоисточника. Прикинув с чего начать и как всё расположить, я принялся за работу.

Через три часа всё было готово, – даже хватило времени почётче обвести свой «неучтённый» экземпляр схемы. Собрав листы, отправился к Раушу.

– Господин обер-фельдфебель! Ваше приказание выполнено, – планы готовы! – я протянул взводному плоды своего труда. На мой взгляд, получилось неплохо. Не как оригинал, конечно, но всё же…

Рауш взял схемы, нашёл свою, сравнил с остальными:

– Мда… Не Лиске, конечно… Ну да ладно, – сойдёт, – одобрительно кивнул он, – Господа унтер-офицеры, прошу ко мне, – наш Ланге нарисовал для вас планы!

Пока собирались командиры отделений, я отирался рядом, надеясь услышать что-нибудь важное из разговоров начальства. Однако, бдительное око обер-фельдфебеля разглядело мои телодвижения, а сам Рауш приказал покинуть унтер-офицерский уголок. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Тоже мне, «тайная вечеря». Кстати, интересно, – почему на той знаменитой картине Христос с учениками сидят не как при нормальном застолье, а за одной стороной стола? Впрочем, вопрос риторический, из разряда «я – художник, я так вижу».