Не говори Пустоте Да

– Ты сегодня особенно прекрасна, – сказал он, целуя руку гостьи.

Алевтина улыбнулась – не искренне, а так, как от неё ожидалось. Знала эти ритуалы наизусть, могла проводить их с закрытыми глазами. Сначала комплимент, затем коньяк, лёгкая беседа о незначительных вещах, затем постепенный переход к интимности.

– Спасибо, Георгий, – ответила Алевтина, принимая бокал. – Ты тоже выглядишь прекрасно.

Они сидели в креслах друг напротив друга, потягивая коньяк и обмениваясь фразами, которые не значили ничего. Алевтина рассказывала о каком-то культурном событии, он слушал с выражением вежливого интереса. Никто из посторонних не догадался бы, что всё это – лишь прелюдия к тому, что должно было произойти позже.

Когда музыка сменилась на что-то более медленное и чувственное, Георгий отставил бокал и протянул руку.

– Пойдём, – сказал он тем особым тоном, который означал переход к следующей фазе встречи.

Спальня министра была такой, какой Алевтина помнила со времени последнего визита – просторной, с огромной кроватью и задёрнутыми тяжёлыми шторами. Здесь всегда пахло дорогим одеколоном и той особой смесью власти и денег, которую невозможно описать, но которую безошибочно узнавала.

Георгий включил приглушённый свет и подошёл сзади, положив руки на плечи. Его дыхание коснулось шеи Алевтины, и она позволила себе откинуть голову назад, подставляя горло под губы. Это был рассчитанный жест, как и всё остальное в отношениях с министром.

Он медленно расстегнул молнию на платье, позволяя ткани соскользнуть к ногам. Алевтина осталась в нижнем белье – чёрном, подобранном специально для вечера. Знала, что выглядит безупречно – годы тренировок и строгих диет не прошли даром.

Георгий провёл руками по телу – не страстно, а оценивающе, как человек, привыкший к лучшему и проверяющий, соответствует ли покупка стандартам качества. Его прикосновения были точными, выверенными, лишёнными спонтанности, которая иногда проскакивала в ласках Климента. С Ордынцевым всё было механическим, просчитанным, почти деловым.

Алевтина отвечала так, как от неё ожидалось – негромкие стоны в нужные моменты, движения, рассчитанные на то, чтобы доставить удовольствие партнёру, но не дать забыть, кто здесь главный. Это была сложная игра, в которой каждый получал своё: министр – иллюзию власти над молодым красивым телом, она – реальную власть над одним из самых влиятельных людей в стране.

Когда всё закончилось, Алевтина лежала рядом с Георгием, глядя в потолок и думая о том, что это может быть их последняя встреча в таком качестве. Если действительно получит наследство Длиннопёрова, больше не придётся играть в эти игры. Сама станет силой, с которой придётся считаться.

– Георгий, – сказала она после паузы, повернувшись к нему. – Мне нужен отпуск. Неделя. Семейные обстоятельства.

Он приподнялся на локте и посмотрел с лёгким удивлением. За все годы отношений Алевтина никогда не просила об отпуске так внезапно.

– Что-то серьёзное? – спросил Ордынцев, и в голосе проскользнула нота, которую она не смогла распознать. Не беспокойство, не любопытство – что-то другое, более сложное.

– Умер родственник, – ответила Алевтина, не вдаваясь в детали. – Мне нужно присутствовать на похоронах.

Георгий молчал несколько секунд, продолжая изучать лицо собеседницы.

– Стрептопенинск, – произнёс он наконец, и это было не вопросом, а утверждением.

Алевтина не смогла скрыть удивления. Никогда не говорила с ним о родном городе, старательно избегала упоминаний о прошлом.

– Откуда ты…

– У меня свои источники, Аля, – улыбнулся высокопоставленный чиновник, и эта улыбка не коснулась глаз. – Антон Длиннопёров был… интересным человеком. С необычными связями.

Теперь уже не просто удивление, а настоящий шок отразился на её лице. Она села в постели, натянув простыню на грудь – защитный жест, выдававший внезапную уязвимость.

– Ты знал его?

– Не лично, – покачал головой Георгий. – Но о нём. И о вашей семейной традиции тоже.

Алевтина почувствовала, как холодок пробежал по спине. Что-то в его тоне, в том, как смотрел на неё, вызывало тревогу.

– Я могу оформить тебе отпуск, – продолжил Георгий, касаясь пальцами её плеча. – Неделя не проблема. Но, Аля… – он сделал паузу, – будь осторожна. Некоторые традиции существуют не просто так. У мёртвых память длиннее, чем у живых.

Она заставила себя улыбнуться, отгоняя внезапное чувство страха.

– Это просто формальность, Георгий. Посмертная свадьба – старый обычай, не более. Я поеду, отдам дань уважения родственнику и вернусь.

– Конечно, – он кивнул, но взгляд оставался странно пристальным. – Просто помни мои слова.

Алевтина наклонилась и поцеловала его – не страстно, а так, как целуют, чтобы прекратить неудобный разговор. Она не собиралась придавать значения предупреждению. В конце концов, что мог знать Ордынцев о Стрептопенинске и его традициях? Вероятно, просто пытался показать осведомлённость, свои связи, напомнить о власти.

Алевтина встала с кровати и начала одеваться, ощущая взгляд министра. Внезапное желание поскорее покинуть эту квартиру, полумрак и тяжёлый запах дорогого одеколона стало почти физическим. Хотела оказаться дома, в своей крепости, чтобы спокойно всё обдумать и принять окончательное решение.

– Я позвоню тебе завтра, – сказала она, застёгивая платье. – Оформишь приказ об отпуске?

– Он будет готов к утру, – кивнул Георгий. Затем, после паузы, добавил: – Удачи, Аля. Она тебе понадобится.

Алевтина вышла из спальни, прошла через гостиную и покинула квартиру, не оглядываясь. Только в лифте, спускаясь вниз, позволила себе выдохнуть. Странная тревога, вызванная словами министра, постепенно рассеивалась. На смену приходило возбуждение от мысли о том, что ждёт впереди.

Пятьсот миллионов долларов. Особняк на холме. Пивоваренный завод. Дом в Лондоне. Шато во Франции. Ради этого стоило вернуться в Стрептопенинск. Ради этого стоило даже выйти замуж за мертвеца.

На улице ждала машина с водителем. Алевтина села на заднее сиденье и назвала свой адрес. За окном проплывала ночная Москва – город, который она покорила, но который внезапно перестал быть единственной целью амбиций.

Да, она поедет в Стрептопенинск. Сыграет в этот спектакль, станет вдовой Длиннопёрова и заберёт всё, что принадлежит по праву. А странные предупреждения Георгия… что ж, он просто ревнует. Ревнует к деньгам, к власти, которую они дают, к тому, что она может стать независимой от него.

Машина остановилась у дома. Алевтина поднялась в квартиру, сбросила одежду и встала под горячий душ, смывая запах министра, его прикосновения, его слова. Вода стекала по телу, унося сомнения и страхи. Оставалась только холодная решимость и предвкушение.

Завтра она проверит информацию о наследстве. Если всё подтвердится, в четверг вылетит в Стрептопенинск.

Выйдя из душа и завернувшись в полотенце, Алевтина подошла к окну. Ночная Москва мерцала огнями, но взгляд был устремлён дальше, в темноту за пределами города, туда, где ждало прошлое и, возможно, совсем другое будущее.

Хозяйка квартиры отвернулась от окна и решительным шагом направилась в спальню. Достала из шкафа чемодан – большой, на колёсиках, из тёмно-синей кожи, с монограммой AK, выполненной серебряными буквами. Этот чемодан, купленный в Милане за сумму, равную месячной зарплате начинающего чиновника, берегла для особых случаев. И если предстоящая поездка не была особым случаем, то что тогда вообще заслуживало такого определения?

Открыв ноутбук, Алевтина приступила к организации поездки с той же методичностью, с которой подходила ко всем задачам в жизни. Сначала – билеты. Женщина открыла сайт авиакомпании и быстро забронировала место в бизнес-классе на рейс Москва-Новосибирск в четверг утром. Пальцы замерли над клавиатурой, когда система запросила обратный билет. На мгновение задумалась – насколько долго продлится вся эта церемония? Сколько дней придётся провести в городе, покинутом пятнадцать лет назад с твёрдым намерением никогда не возвращаться?

– Неделя, – пробормотала Алевтина себе под нос, выбирая обратный рейс на следующий понедельник. – Максимум неделя в этом болоте.

Завершив бронирование, перешла к следующему пункту – вертолёт. Как помнила из детства, до Стрептопенинска нельзя было добраться обычным транспортом, особенно весной, когда единственная дорога превращалась в непроходимое месиво грязи. Только вертолёт, и только если погода позволяла.

Алевтина открыла новую вкладку и нашла контакты вертолётной службы в Новосибирске. Цена за частный рейс заставила бы обычного человека присвистнуть, но директор агентства лишь кивнула, подтверждая бронь. Деньги давно перестали иметь то значение, которое имели в детстве, когда каждая копейка пересчитывалась дважды.

Закрыв ноутбук, открыла большой гардеробный шкаф и начала методично отбирать вещи для поездки. Стрептопенинск в воспоминаниях был серым, грязным и убогим местом, где понятие стиля ограничивалось тем, что продавалось в единственном универмаге на главной площади. Но теперь, возвращаясь туда в качестве директора федерального агентства и потенциальной наследницы состояния Длиннопёрова, гардероб должен был соответствовать новому статусу.

Алевтина доставала вещи из шкафа и аккуратно раскладывала их на кровати – идеальными рядами, сгруппированными по цвету и назначению. Деловые костюмы – чёрный от Шанель, тёмно-синий от Армани, серый в тонкую полоску от Хьюго Босс. К ним – шёлковые блузы: белая, кремовая, светло-голубая. Затем туфли – чёрные лодочки на невысоком каблуке для деловых встреч, более элегантные с тонким ремешком для вечерних мероприятий.

– На похоронах нужно быть в чёрном, – пробормотала Алевтина, доставая ещё один костюм – строгий, с юбкой чуть ниже колена.

Рука на секунду задержалась над вечерними платьями. Зачем они в Стрептопенинске? На какие приёмы собиралась ходить в городе, где единственным развлечением был кинотеатр с протекающей крышей? Но что-то внутри подсказывало: если всё пройдёт как надо, если действительно станет наследницей состояния Длиннопёрова, понадобятся соответствующие наряды. Возможно, придётся встретиться с местными властями, представителями бизнеса, теми, кто захочет засвидетельствовать почтение новой владелице пивоваренного завода.

Она достала три вечерних платья – чёрное с открытой спиной, тёмно-синее с серебряной отделкой и изумрудное, подчёркивающее цвет глаз. Аккуратно сложив их специальным образом, чтобы избежать заломов, поместила в чемодан, сверху положила защитный чехол.

Затем настала очередь аксессуаров. Алевтина открыла шкатулку с драгоценностями и начала выбирать украшения – не броские, но подчёркивающие статус. Жемчужные серьги, которые так любила, несмотря на постоянную асимметрию. Тонкое платиновое колье с едва заметным бриллиантом. Часы – элегантные, дорогие, но не кричащие о цене. И, конечно, кольца – несколько сдержанных вариантов для разных нарядов.

На мгновение задумалась: потребуется ли обручальное кольцо для странного ритуала? Или оно будет предоставлено организаторами церемонии? Алевтина покачала головой, отгоняя эти мысли. Всё казалось абсурдным – выходить замуж за мертвеца, становиться вдовой человека, которого едва знала при жизни.

Но абсурд имел свою цену – пятьсот миллионов долларов, особняк на холме, заводы, недвижимость в Европе. За такую сумму можно потерпеть даже самый нелепый ритуал.

Достав из сейфа папку с документами, Алевтина проверила паспорт, страховку, банковские карты. Всё было в порядке. Затем достала оба телефона – личный и государственный – и положила на прикроватную тумбочку. Оба аппарата следовало взять с собой: в конце концов, она оставалась директором "Росморали"даже в глубинке.

Посмотрев на часы, решила, что ещё не поздно для нескольких важных звонков. Набрала номер своего заместителя.

– Виктор Андреевич, добрый вечер, – сказала Алевтина, услышав сонный голос мужчины. – Прошу прощения за поздний звонок, но дело срочное. С четверга я ухожу в недельный отпуск. Семейные обстоятельства.

Чувствовала удивление собеседника даже через телефонную линию. За все время работы в агентстве Каглицкая ни разу не брала отпуск без тщательного планирования и подготовки.

– Конечно, Алевтина Брониславовна. Я позабочусь обо всём в ваше отсутствие. Что-то серьёзное?

– Смерть родственника, – коротко ответила женщина. – Все материалы для совещания в министерстве я подготовлю заранее. Проследите, чтобы отдел мониторинга исправил недочёты в квартальном отчёте. И да, нужно завершить увольнение Вагановой до моего отъезда.

– Будет выполнено, – подтвердил заместитель. – Примите мои соболезнования.

– Спасибо.

Алевтина отключила связь, довольная тем, как прошёл разговор. Никаких лишних вопросов, только деловой тон и готовность исполнять указания. Именно так должен работать эффективный механизм власти.

Следующим номером в списке был личный помощник по финансовым вопросам.

– Михаил, мне нужна информация, – сказала Алевтина без предисловий. – Всё, что можно найти об Антоне Длиннопёрове из Стрептопенинска. Особенно интересуют активы, недвижимость, банковские счета. Информация нужна завтра к полудню.

– Будет сделано, Алевтина Брониславовна, – ответил мужской голос с той же деловой краткостью. – Что-нибудь ещё?

– Да. Узнайте, кто был его доверенным нотариусом в Москве.

Закончив звонки, Алевтина вернулась к сборам. Теперь, когда основные вещи были собраны, оставались детали – косметика, средства гигиены, книга для чтения в самолёте. Выбрала детектив известного скандинавского автора – достаточно захватывающий, чтобы отвлечь от мыслей о предстоящей поездке, но не требующий глубокого погружения.

Собирая косметичку, задумалась о том, как воспримут её в родном городе. Пятнадцать лет назад уезжала оттуда простой девушкой с большими амбициями, а возвращалась успешной женщиной, занимающей высокий пост в федеральном ведомстве. Конечно, будут смотреть с завистью, шептаться за спиной, выискивать любую возможность уязвить. Провинциальная ненависть к успеху – вещь, с которой была хорошо знакома.

Но теперь это не имело значения. Если всё пойдёт по плану, директор "Росморали"покинет Стрептопенинск не просто государственным служащим, а владелицей состояния в сотни миллионов долларов. И это даст уровень власти и независимости, о котором даже не мечтала.

Алевтина подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на отражение. Несмотря на поздний час и насыщенный день, выглядела безупречно – ни следа усталости, ни тени сомнения. Только холодная решимость в глазах, та самая, что привела из провинции в высшие эшелоны власти.

– Вдова Длиннопёрова, – произнесла вслух, словно примеряя новый титул.

Звучало странно, почти комично. И всё же за этими словами стояло большее – новые возможности, новая жизнь. С таким состоянием могла бы сама стать покровительницей, а не подопечной. Могла бы диктовать условия таким, как Ордынцев, а не подчиняться их правилам.

Образ Георгия всплыл в сознании – его предупреждение о традициях и мёртвых с длинной памятью. Что он имел в виду? Неужели верил в эти провинциальные суеверия, или просто пытался напугать, удержать в своей орбите?

Вне зависимости от ответа, Алевтина не собиралась отступать. Страх был роскошью, которую не могла себе позволить, когда покидала Стрептопенинск пятнадцать лет назад. И сейчас, возвращаясь туда, тоже не позволит ему взять верх.

Будущая наследница вернулась к чемодану и продолжила сборы. Каждая вещь занимала строго определённое место, создавая идеальную композицию из тканей, цветов и текстур. Она всегда уделяла особое внимание деталям – эта привычка, привитая матерью с детства, не раз помогала в жизни.

Закончив с вещами, закрыла чемодан и поставила его у двери спальни. Затем достала небольшую дорожную сумку для ручной клади и начала складывать туда необходимое для полёта – документы, телефоны, зарядные устройства, книгу, небольшую косметичку с самым необходимым.

Закончив приготовления, Алевтина сняла одежду, аккуратно повесила на специальную вешалку и надела шёлковую пижаму. Ночной ритуал ухода за кожей занял привычные пятнадцать минут – очищение, тонизация, увлажнение. Каждое движение отточено годами практики, каждое средство подобрано с учётом типа кожи и возраста.

Наконец, выключила свет в ванной и вернулась в спальню. Но вместо того, чтобы лечь в постель, подошла к окну и отдёрнула штору. Ночная Москва раскинулась перед глазами – огромная, яркая, полная жизни даже в поздний час. Город, покорённый силой воли и холодным расчётом.

Скоро к империи в столице добавится состояние из провинции. Странный симбиоз прошлого и настоящего, которого никогда не планировала, но который теперь казался почти неизбежным.

Алевтина представила себя хозяйкой особняка на холме – того самого, который в детстве казался чем-то вроде замка из сказки. Недоступный, таинственный, окружённый слухами и легендами. А теперь он станет собственностью. Как и завод "Стрептопенинское", и дом в Лондоне, и шато во Франции, и всё остальное, что входило в наследство Длиннопёрова.

Пятьсот миллионов долларов. Сумма, которая даже для госслужащей, привыкшей к большим цифрам в отчётах и бюджетах, казалась почти нереальной. И всё это за какой-то нелепый ритуал, за согласие стать вдовой мертвеца.

В памяти снова всплыло лицо Антона Длиннопёрова – полное, с маленькими глазками и вечно влажными ладонями. Человек, всегда смотревший на неё с каким-то странным, оценивающим интересом. Теперь она понимала этот взгляд иначе – возможно, он уже тогда видел в ней потенциальную невесту, ту, что должна будет проводить его в последний путь.

Мысль об этом должна была вызывать отвращение, но вместо этого Алевтина ощутила лишь холодное любопытство. Что за странные обычаи сохранились в их роду? Почему именно она должна стать этой посмертной невестой?

Впрочем, ответы на эти вопросы уже не имели значения. Важен был только результат – состояние, которое позволит подняться на новый уровень власти и влияния.

Она отвернулась от окна и направилась к постели. Простыни были прохладными и гладкими, подушка – в меру мягкой. Алевтина закрыла глаза, погружаясь в полудрёму. Перед внутренним взором проплывали образы – особняк на холме, тёмные коридоры, высокие потолки, старинная мебель. И она сама – хозяйка всего этого, дающая распоряжения, принимающая решения, управляющая новой империей.

С лёгкой улыбкой на губах Алевтина Каглицкая заснула, не подозревая о тёмной природе предстоящего "брака", о цене, которую предстоит заплатить за наследство, и о том, как изменится жизнь после визита в Стрептопенинск.

Глава 3

Глава 3. Еду я на Родину

Аэропорт Новосибирска встретил Алевтину Каглицкую привычным шумом. В строгом костюме цвета слоновой кости, с идеальной осанкой и пепельно-русыми волосами в пучке женщина выделялась среди толпы. Наследница окинула взглядом встречающих – искала табличку «Каглицкая» и человека из мэрии, который отвезёт её в прошлое, стертое пятнадцать лет назад.

Взгляд сразу выхватил щуплого мужчину в мешковатом костюме и металлических очках. Незнакомец нервно держал табличку.

– Алевтина Брониславовна?

– Да, – сухо ответила наследница.

– Максим Игоревич Кислов, помощник мэра Стрептопенинска. Соболезнования в связи с утратой, – проглотил чиновник.

Алевтина лишь кивнула. Бизнес-леди волновал не покойник, а наследство, о котором узнала утром из отчёта помощника: пивоваренный завод «Стрептопенинское» стоимостью сто миллионов, недвижимость в Лондоне и Бордо, намёки на швейцарские счета и московское завещание, составленное влиятельным нотариусом.

– Вертолёт готов?

– Да-да. Позвольте взять багаж…

– Не нужно, – покачала головой визитёрша, и Максим Игоревич с благоговением отступил.

Транспортом до площадки оказалась потрёпанная «Волга». Алевтина устроилась на заднем сиденье, отвечая односложно на отчёты провинциала о «перспективах развития региона». Мысли крутились только вокруг наследства и странного ритуала посмертной свадьбы, к которому столичная дама без эмоций готовилась ради денег и власти.

На площадке ждал вертолёт и пилот Егор Павлович – высокий, с обветренным лицом. Мужчина молча помог с багажом.

– Хорошего полёта, – пробормотал Максим Игоревич. – В Стрептопенинске всё по плану.

– Я знаю, чего ждать, – отрезала Алевтина, не глядя на чиновника, и поднялась в кабину.

Новосибирск превратился в миниатюрную модель под винтами. Пилот дал наушники и объявил: полёт займёт полтора часа, возможна турбулентность над тайгой. За окнами раскинулась бескрайняя зелень, прерываемая редкими деревушками. Чем дальше, тем тише становились дороги и реже – дома.

– Мы над Еловским районом, – сообщил авиатор. – Дальше горная гряда, потом долина Стрептицы, и Стрептопенинск.

Название реки разбудило в Алевтине детское воспоминание о купании и смехе сестёр, но столичная дама подавила эмоцию. Сентиментальности в планах не было. Наследница откинулась на кресло, готовая написать свой финал в этой истории.

Вертолёт дрогнул в воздушной яме, и в тот же момент пилот включил радио. Из динамиков полился хриплый голос Шевчука, поющего "Еду я на родину". Алевтина поджала губы, словно песня была личным оскорблением. Авиатор явно испытывал удовольствие: начал покачивать головой в такт, а на лице, до этого каменном, проступила легкая полуулыбка. Возможно, для пилота эта песня была защитой – последним бастионом против реальности, где приходилось каждый день возить таких, как Каглицкая, к полуразложившимся корням. Или просто не знал другого способа обозначить: "Мы приближаемся к месту, где всё настоящее, а не выдуманное тобой".

Из динамиков хрипло лилась песня: "Еду я на Родину, пусть кричат уродина, к сволочи доверчива, ну а к нам… аха-ха-а-хаха."Слова – нарочито грубые и насмешливые – цепляли бизнес-леди сильнее любых объявлений пилота. Алевтина не выносила русского рока, но сейчас каждая строчка резала по нервам, будто пела лично про неё.

Наследница представила, как где-то внизу, в прокуренной кухне с дешёвым самогоном, тоже слушают эту песню и вспоминают о несложившейся жизни. Воспоминания взыграли: Алевтина, Лидия и Варя босиком носились по разбитой улице, дразнили пса Бандита и смеялись на всю станицу. Тогда мир за пределами Стрептопенинска казался несуществующим – лишь речка, гараж отца и вечные ссоры с соседями. Теперь же, после московских офисов и приёмов, Каглицкая летела назад, к точке детства, и одна только мелодия пробивала всю броню.

Пилот добавил звук, словно проверяя, у кого найдётся слабое место. Алевтина отложила планшет и глянула в иллюминатор: под серым небом раскинулась дикая долина, по которой мёл снег, а гул винтов сплетался с песней.

Когда зазвучало "аха-ха-а-ха-ха", наследница невольно усмехнулась: даже здесь удавалось держать лицо. Вертолёт пошёл на снижение.

Машина начала снижаться, и Алевтина впервые увидела Стрептопенинск с высоты. Город выглядел точно таким, каким помнила, словно застывшим во времени: те же серые крыши домов, покосившиеся амбары вдоль главной улицы, та же церковь с потемневшими от времени куполами на фоне неба. Тусклые фонари горели даже днём, создавая иллюзию вечных сумерек.

– Вот он, – сказал пилот, делая круг над городом. – Справа от нас – пивоваренный завод "Стрептопенинское". Самое крупное предприятие в регионе.

Алевтина взглянула на комплекс зданий, обнесённых высоким забором. Даже с высоты было видно, что это не провинциальная пивоварня, а серьёзное производство с современным оборудованием и собственной инфраструктурой. В голове начали складываться цифры – объёмы производства, потенциальная прибыль, возможности расширения.

– А вот особняк Длиннопёрова, – продолжил пилот, указывая на холм, возвышающийся над восточной окраиной города. – Оттуда открывается вид на весь Стрептопенинск.

Дом на вершине холма впечатлял даже с высоты – пятиэтажный особняк в стиле старинной усадьбы, с башенками по углам и террасами вокруг здания. Парк с аккуратно подстриженными деревьями и дорожками между клумбами окружал строение. Всё это выглядело чужеродным на фоне скромных построек города, как дорогая брошь на дешёвом платье.

– Ваш родительский дом тоже видно отсюда, – добавил пилот, снижаясь ещё больше и указывая на старую часть города. – Вон там, у самой реки.

Деревянный двухэтажный дом с мезонином в немецком стиле стоял на окраине, где город переходил в тайгу. Алевтина узнала его мгновенно – резные наличники на окнах, крыльцо с навесом, яблони в саду. Сердце сжалось от неожиданной боли, которую наследница тут же подавила, заменив холодной констатацией: там живут мать и сестры, которых не видела много лет.

– Мне всё равно, – сказала бизнес-леди вслух, хотя никто не спрашивал мнения.

Пилот промолчал, продолжая снижение.