Сокровища

– Все равно в гальюн надо бы сходить. Жизнь зовёт, – пошутил Бородин.

– Давай иди, а я посмотрю, как там Танька, да обратно завалюсь, – Лёшка встал с кровати и прошлёпал к себе в комнату.

Когда Бородин вернулся из туалета, Лёшка лежал на второй половине кровати, уже готовый снова заснуть.

Он приоткрыл один глаз и вяло пробормотал:

– Ложись, поспим ещё, когда такое ещё получится…

От такого предложения Бородин не смог отказаться и тоже пристроился рядом с Лёшкой на соседней подушке.

Проснулся он от телефонного звонка.

Телефон пронзительно надрывался в коридоре, но к нему никто не подходил. Видать, Татьяна или заснула, или занималась Юркой.

Лёшка с кряхтением поднялся с кровати и прошёл к надрывающемуся телефону.

Он долго о чём-то говорил. О чём, Бородин не мог разобрать, да он и не прислушивался, а ловил ещё мгновения покидающего его сна.

Вернулся озадаченный Лёшка.

Бородин приоткрыл один глаз и спросил его:

– Чё случилось-то?

– Да братья собираются мать помянуть на кладбище. На Чёрную речку зовут. Я им на прошлой неделе обещал, что с ними поеду, а сейчас, видишь – ты приехал, мать сказала, что Люда приедет. Чё делать – не знаю.

– Какие братья? – не понял Бородин.

– Да Вадим, Серёга да Борька, – Лёшка сел на диван, почёсывая себя под мышками.

Бородин тоже задумался над создавшейся ситуацией, а потом решил:

– А поехали! – он приподнялся на локте и посмотрел в Лёшкину спину. – Чего менжеваться? Пообещал, значит надо делать.

Лёшка в недоумении от такого предложения обернулся, посмотрел на Бородина и решительно махнул рукой:

– А поехали. Ни черта с этой Людой не случится. Посидит тут с Танькой пару часиков, а там и маманя подъедет.

Ободрённые таким решением, они бросились в ванную.

***

Братьев этих Бородин никогда не видел, а знал о них только по рассказам папы.

Мать их умерла во время блокады. Об этом ему тоже рассказал папа.

Тётя Валя, тогда ещё совсем молодая девушка, обессиленная от голода, брела с работы домой. Ей пообещали, что её на днях отправят на Большую землю, поэтому она пошла домой за вещами. На улице она увидела трёх пацанов, сидящих около трупа женщины. Они, по всей видимости, шли за водой, потому что рядом стояли санки с вёдрами и кастрюлями.

Как измождённой голодом Вале ни тяжело было самой, но она отвезла труп женщины на кладбище, упросила какого-то мужика положить тело в какую-то яму и засыпать снегом и мусором, находящегося поблизости. Она пометила это место, сделав зарубку лопатой на дереве, росшем рядом с ямой, а потом забрала мальчишек с собой, привела на завод, упросила начальство, и через несколько дней их вывезли на Большую землю. Во время эвакуации она ухаживала за мальчишками, как за своими детьми, а вернувшись в Ленинград, заставила их учиться. Таким образом она спасла их от неминуемой смерти и дала новую жизнь. Почему-то о себе и о своей жизни она не думала. Даже выходила замуж за Диму как мать троих детей, и Дима согласился с этим. И только когда жить стало намного легче, она родила Лёшку. Поэтому он у неё и был такой поздний и единственный.

Все братья закончили институты, женились, но жить без квартир приходилось тяжело, а денег на приобретение жилья ни у кого из них не было.

Тогда Дима попросил своего двоюродного брата, папу Бородина, чтобы он им помог.

Папа устроил их в старательские артели, где братья неплохо заработали, приобрели квартиры, мебель и сейчас продолжали работать в Питере.

Старший из них, Вадим, только в прошлом году перестал работать в артели. Сейчас работал начальником цеха на каком-то заводе.

Серёга вернулся в институт, но за пьянку его оттуда вытурили, и сейчас работал грузчиком в торговом порту.

Борис работал инженером в каком-то конструкторском бюро.

Тётя Валя с дядей Димой были очень благодарны папе Бородина, что он принял участие в судьбе их приёмных сыновей.

Только вот тётя Валя так и осталась без образования, но сейчас она работала бригадиром на «Электросиле» и устроила туда же и Лёшку. А для дяди Димы всё это тоже не прошло даром. В прошлом году он умер.

***

Умывшись, братья вывалились на кухню, где с жаром принялись готовить завтрак.

Удивлённая Татьяна, вышедшая на шум из спальни с Юркой на руках, в недоумении смотрела на них.

– Вы чего это тут суетитесь да гремите?

– Спокойно, спокойно, Тань, – отмахнулся от неё Лёшка, продолжая жарить яичницу с колбасой. – Я тебе сейчас всё объясню.

– Вы тут такой грохот подняли, – начала выговаривать она Лёшке, – что Юрку разбудили.

По сонному и помятому Юркиному личику было видно, что он только что сладко спал. Он всё время прятал головку на плече у Татьяны, не желая видеть ничего, кроме матери.

– Кушать будешь? – поинтересовался у неё Лёшка, отрываясь от сковородки.

– А что ты там готовишь? – поинтересовалась она, заглядывая через его плечо на плиту.

– А что нашли! – рассмеялся Лёшка.

– Яичницу с колбасой, – пояснил ей Бородин, заканчивая мыть посуду. – Будешь?

– Такую яичницу – буду, – весело отреагировала Татьяна на предложение Бородина и уселась с Юркой на руках у свободного края стола.

Выключив газ, Лёшка поставил только что перемытые тарелки на стол и разложил по ним яичницу.

Во время завтрака Лёшка предупредил Татьяну:

– Мы сейчас к Вадиму, Серёге и Борьке съездим, помянем их мать и вечером вернёмся. Но тут понимаешь какая закавыка… – он многозначительно посмотрел на Татьяну. – Люда эта, из Курска, должна приехать. Так ты тут её развлеки до прихода мамани, – в его взгляде, обращённом на Татьяну, просматривалась такая просьба, что Татьяна заколебалась.

– Так маманя же сказала, что ты это должен делать, – нерешительно возразила Татьяна.

– Ну, – Лёшка развёл руками, – мало ли что она сказала. Обстоятельства изменились, поэтому мы эти приказы и корректируем, – он весело посмотрел на Бородина, на что тот подыграл ему энергичным кивком. – Так что, – продолжал он, – справляйся тут сама, а мы – погнали. – Закинув в рот последний кусок яичницы, он с треском отодвинул стул и выскочил из-за стола.

– Давай, Вов, торопись, – торопил он Бородина. – Времени до встречи у нас мало, надо ещё и в гастроном заглянуть.

– Что? – горестно вздохнула Татьяна. – Опять пить будете?

– Не пить, – поправил её Лёшка, – а поминать. Святое дело, – и поднял указательный палец над головой.

– Ох, Лёша, и достанется тебе от матери, – посетовала Татьяна, а потом посоветовала: – Вы уж там не сильно надирайтесь, знаю я этих братьев. Что ни встреча, то попойка. Как их только в артелях держали?

– Да там сухой закон, – пояснил ей Бородин. – Если хочешь работать – не пей, а хочешь пить – так моментально под зад коленом. Там закон насчёт этого дела, – он хлопнул себя по горлу тыльной стороной ладони, – жестокий, но – справедливый. Поэтому они все оттуда с деньгами и возвращаются.

– Да знаю я, – Татьяна, поудобнее усадила Юрку на руках. – Только боязно мне за тебя, Лёша, как бы чего у вас там после этих поминок не произошло, – и опять горестно вздохнула.

– Не бои́сь, мать, – хлопнул Лёшка жену по плечу. – Всё будет тип-топ, – и со смехом посмотрел на Бородина. – Давай, поехали…

– А чё? – так же бодро ответил Бородин. – Нам собраться, что подпоясаться. – И, выйдя в коридор и прихватив ветровки, парни вышли из квартиры.

Они зашли в гастроном и у той же самой необъятной продавщицы, увешанной золотыми кольцами и серьгами, купили бутылку водки.

Вышли из магазина, и тут уже Бородин положился на Лёшкино знание всех видов городского транспорта.

Ему оставалось только вынимать мелочь и расплачиваться с кондукторами в троллейбусах, трамваях и метро.

В начале рабочего дня в транспорте никакой толкучки не было, и они быстро доехали до Чёрной речки.

Выйдя из метро, Лёшка огляделся и махнул куда-то в сторону рукой:

– Вон там Вадимова машина должна стоять, – и, не дожидаясь Бородина, направился влево от метро.

Через пару десятков метров Бородин увидел несколько припаркованных машин.

У одной из них стояли трое мужчин и о чём-то энергично вели беседу.

Лёшка уверенно направился к бежевой «Волге», где стояла тройка беседующих.

Беседа, по всей видимости, оказалась настолько важной, что собеседники ничего вокруг себя не видели и не замечали, поэтому очень удивились, когда перед ними появились Бородин с Лёшкой.

– Здорово, братаны! – громко возвестил Лёшка о своём появлении.

Удивлённые его неожиданным появлением, мужчины резко прервали беседу, и старший из них, улыбаясь, покачал головой:

– Ну, Лёха, ты и даёшь! Перепугал нас своими криками, – на что два остальных собеседника, заулыбавшись, повернулись в сторону громкоголосого Лёшки.

Все они чем-то неуловимо походили друг на друга, но в то же время и отличались, поэтому складывалось впечатление, что это были или братья, или очень близкие родственники.

Повернувшись, они все втроём с любопытством принялись рассматривать Бородина, а потом каждый из них по отдельности протянул ему руку.

– Вадим, – крепко пожал Бородину руку старший из них крепкий лысоватый мужик с правильными чертами лица, лет под пятьдесят.

Его небольшая голова, переходящая в плотную борцовскую шею, плотно сидела на таких же мощных плечах, подчёркивая его недюжинную силу. Крепкая рука нешуточно сдавила ладонь Бородина, но тот, готовый к такого рода приветствиям, не уступил силе его руки и так же энергично ответил на рукопожатие, сильно тряхнув ладонь Вадима.

– Владимир, – так же представился Бородин.

– Так вот ты какой, Вовка! – весело произнёс Вадим, посмотрев на братьев. – Много мы о тебе слышали от отца, а вот встретиться всё никак не удавалось.

– Серёга, – протянул Бородину руку мужик помоложе такого же роста, как Вадим, но выглядел он не таким мощным, да и лицо его выглядело немного потрёпанным, показывая, что этот человек или болен, или злоупотребляет алкоголем, но рука у него оказалась такая же твёрдая, как и у Вадима, да глаза блестели более азартно и весело.

– Владимир, – Бородин тряхнул руку Серёги и посмотрел тому в глаза.

Серёга не отвёл взгляд и так же, как и Вадим, доброжелательно улыбнулся Бородину.

Последним руку подал статный, на голову выше Бородина, пышноволосый брюнет.

Он мягко пожал руку Бородину и мягким голосом произнёс:

– Борис.

Бородин, увидев в глазах Бориса неподдельную заинтересованность и симпатию, так же мягко ответил:

– Владимир.

А Лёшка в шутку, протянув братьям по очереди ладонь для рукопожатия, поспешно повторял:

– Алексей, Алексей, Алексей, – чем вызвал у них здоровый смех.

– Уж тебя, дорогой ты наш, мы прекрасно знаем, – улыбаясь, Вадим даже шлёпнул Лёшку по плечу. – Только скажи, касатик, где же ты это так припозднился? Мы тебя уже битый час ждём, а Лёхи всё нет. Вот если бы Володя припоздал, – он кивнул в сторону Бородина, – так это понятно, он города не знает, но тебе… – Вадим, поджав губы, осуждающе покрутил головой.

– Да мы только в гастроном зашли, – Лёшка показал авоську с закусками и бутылкой, – а так сразу и ломанулись к вам…

– Ломанулись, – усмехаясь, перебил его Серёга. – Черепахи быстрее ломятся. Ладно, чего время-то зря терять, поехали.

Они все устроились в машине, и Вадим не спеша отъехал со стоянки.

Минут через пятнадцать машина подъехала к входу на кладбище.

На парковке оказалось достаточно места, поэтому Вадим без труда припарковал машину у входа.

Братья вышли из машины, не торопясь достали инвентарь и, пройдя через ворота, прошли вглубь кладбища, по только им известным тропкам.

Вскоре они подошли к высокому толстому дереву, каких здесь росло немало, с приютившимися несколькими могилами.

Бородин с интересом смотрел на действия братьев.

Ведь с тех пор, как он ещё семилетним мальчишкой ходил на могилу своей бабушки, ему больше никогда не приходилось бывать в таких скорбных местах, и как себя ведут люди у могил близких людей, он знал только по фильмам и книгам.

Вадим подошёл к одной из могил и поставил возле неё принесённые сумки.

– Здравствуй, мама, – тихо произнёс он. – Вот мы снова пришли к тебе. Посмотри на нас, какие мы стали.

Бородин с интересом посмотрел на Сергея и Бориса. Они тоже подошли к брату и, опершись на ограду, смотрели на памятник, с почти стёртыми надписями.

Лёшка опёрся плечом о дерево и посмотрел на его ствол.

– Видишь эту зарубку? – показал он Бородину на глубокий старый шрам на его поверхности. В этом месте кору дерева когда-то давным-давно повредили, и сквозь неё просматривалась голая чёрная поверхность ствола, обросшая по краям ноздреватым слоем коры. – Это моя маманя сделала, когда хоронила их мать, – он кивнул в сторону братьев. – Только по этой метке и нашли они её могилу, а то бы им пришлось приходить туда, – он показал куда-то в сторону.

Бородин посмотрел в ту сторону, куда показал Лёшка, но из-за густой поросли кустов и деревьев ничего там не увидел, но догадался, что Лёшка имел в виду общую могилу захороненных здесь людей, погибших во время блокады Ленинграда.

Братья, молча постояв у оградки, открыли в ней небольшую калитку и принялись прибираться на могиле.

Они очистили её от непрошеной зелени, подровняли поверхности и, достав краску, принялись красить оградку.

Лёшке с Бородиным досталась работа по сбору мусора, и они относили его к ближайшим мусорным бакам.

Работали все молча и споро, и, покончив с покраской и уборкой, братья достали из принесённых сумок снедь и разложили её на небольшом столике возле оградки.

Особенно в глаза Бородину бросилось то, что Вадим из своей сумки достал варёную картошку в мундире, чёрный хлеб и солёный огурец.

Серёга с Борисом тоже поставили на стол не разносолы, а тот же хлеб и картошку.

«Наверное, они хотят вспомнить о том времени», – промелькнула мысль у Бородина.

Лёшка тоже выставил на столик всё, что они прихватили из дома и купили в гастрономе.

Разлив по стаканам содержимое одной из бутылок, Вадим поднял стакан.

– Грустно, конечно, Володя, знакомиться в таком месте, – он окинул взглядом окрестности могилы, – но не для этого мы сюда пришли. Давненько мы здесь все вместе не появлялись. Пусть наша мама посмотрит на нас, какие мы стали, а мы вечно будем помнить её и своим детям и внукам будем о ней рассказывать. Помянем её светлую душу, – он затуманенным взглядом посмотрел на окружающих и молча выпил.

Все так же молча последовали его примеру.

Помолчав, Вадим разлил вторую бутылку.

– Ну а теперь давайте выпьем за нас. Чтобы мы всегда были вместе, и чтобы ничто нас никогда не разлучило, – он протянул руку к центру стола, над которым дружно прозвучал звон стаканов.

Было уже далеко за полдень, а все присутствующие здорово проголодались, поэтому закуску быстро съели, и мужики начали собираться.

Со стола собрали все корочки и крошки хлеба, посмотрев на которые Серёга непроизвольно произнёс:

– Если бы тогда, в ту зиму, у нас хоть что-то из этого было, то и жива была бы наша мама.

От его слов все прекратили суетиться и вновь посмотрели на памятник, где Борис красочно вывел материнское имя.

– Но, если бы не мама Валя, и нам бы этого не видать, – при этом грустно проговорил Борис.

– Ты прав, брательник, – подтвердил его слова Серёга. – Поэтому поехали-ка ко мне. Галка там ждёт нас. Она не хочет нарушать нашу традицию. Там и поговорим обо всём. А о маме Вале особенно.

Ни о каких традициях Бородин не знал, но отказываться от приглашения он не мог. Тем более, что братья ему всё больше и больше начинали нравиться. Особенно ему понравился их сплочённый труд на могиле и то, как каждый из них отнёсся к этому.

Отойдя от могилы, Вадим спросил Бородина:

– А ты здесь раньше бывал?

– Не приходилось, – честно сознался Бородин.

– А на Пискарёвском? – продолжил расспрашивать Вадим.

– Там был. Грандиозный мемориал, – Бородин попытался описать свои впечатления, которое оказало на него Пискарёвское кладбище.

– Ну, здесь не всё так монументально, но есть на что посмотреть. Давай, – он обратился к братьям и Лёшке, – пройдёмся немного, покажем Володе, чем дорого это место ленинградцам.

Те не возражали, и вскоре от могилы матери они вышли на широкую аллею.

Кладбище есть кладбище. Каждый шаг по нему вызывал чувство скорби и ощущение трагедий, о которых говорили каждый памятник и надгробие.

Проходя по аллее, Юра остановился у группы свежих памятников.

– Тут, – он показал на чёрные мраморные монументы, – захоронение военных моряков из Владика, которые погибли в Ленинграде при авиакатастрофе в тысяча девятьсот восемьдесят первом году.

Бородин помнил о той трагедии, при которой погиб почти весь командный состав Тихоокеанского флота. Правда, он никого из них не знал и ни одно имя ему ничего не говорило, но это его земляки и, конечно, прискорбно, что молодые, энергичные мужики погибли не в море, а при какой-то банальной авиакатастрофе.

– А там, – Вадим указал немного дальше, – тоже моряки лежат, с «Механика Тарасова».

***

Бородин помнил о той зимней трагедии в Атлантическом океане в 1982 году у берегов США. Особенно запомнилась ему судьба капитана, не захотевшего пройти круг необоснованных унижений, и покончил жизнь самоубийством. Об этой трагедии много писали, а вот о судьбе капитана где-то что-то мимолётом проскользнуло в одной из газетёнок.

Бородин полностью понимал капитана. Ведь система, сложившаяся на флоте, всегда находила стрелочника в лице капитана или стармеха, обязанные всё знать и всё предвидеть, даже если они и получали идиотские приказания, а в этот момент сами спали, или находились совсем в другом месте.

Примерно такой же случай, слава богу без человеческих жертв, произошёл с его другом.

Их судно пришло после полугодового рейса во Владивосток. Штатный экипаж на время выгрузки заменили подменным экипажем.

За время стоянки в порту планировалось предъявить судно Регистру СССР, чтобы продлить документы на полгода до ремонта. Для этого требовалось выдернуть пару поршней и втулок главного двигателя для предъявления Регистру. Этими работами занялась специальная бригада дизелистов под руководством мастера с судоремонтного завода.

Его друг на этом судне работал вторым механиком, в чьё заведование входил главный двигатель. Как у нормального моряка, у того болела душа за работы, производимые береговыми специалистами. Поэтому в один из дней он, бросив семью, примчался на судно, чтобы проверить качество работ. А тут, на этот случай вонючий, работяги дёргали втулку. Вместо того чтобы подорвать её джеками, они тянули её машинным краном, тельфером.

Тельфер не выдержал и обвалился на группу работяг. Он никого не убил и не покалечил. Друг Бородина в это время сидел в каюте и пил чай, перед этим предупредив работяг, чтобы они без него эту работу не начинали. Он хотел сам её сделать.

Но что случилось, то случилось.

В итоге второго механика подменного экипажа понизили в должности до третьего механика, объявили выговор, лишили тринадцатой зарплаты и произвели прочие наказания.

Другу Бородина – выговор, лишение тринадцатой зарплаты, а когда судно пришло из рейса, то после отпуска его направили на ледокол, то есть неофициально лишили возможности выхода за границу.

Стармеху подменного экипажа – понижение в должности до второго механика и все прочие «награды».

Стармеху штатного экипажа, а он в это время находился дома с семьёй – выговор. Но тот не стал дожидаться дальнейших издевательств, уволился из пароходства и ушёл к рыбакам, где его с удовольствием взяли на одну из огромных плавбаз.

Бородин искренне сочувствовал капитану с «Механика Тарасова» и что тот сделал такой неожиданный выбор, за который его никто из настоящих моряков не осуждал.

Такова беспощадно курочила жизни людей система, сложившаяся на советском торговом флоте.

***

Всё это как-то моментально пролетело в голове Бородина, пока он стоял и вглядывался в лица и имена погибших моряков, но, тяжело вздохнув, последовал за братьями и Лёшкой, уже вышедших на площадь с центральным монументом.

Перед ним горел Вечный огонь, а на небольшом расстоянии в сером граните высились пять фигур защитников и тружеников Ленинграда, выстроившихся в одну линию.

Братья с Лёшкой ушли далеко вперёд. Они, наверное, бывали тут много раз и всё прекрасно здесь знали, поэтому Бородин только издали посмотрел на величественный монумент и поспешил за ними.

Бородин подошёл к машине Вадима, возле которой в нерешительности толпились братья.

– Как же это я не дотумкал, что уезжать-то на машине придётся! – горестно сетовал Борис.

– А что такое? – не понял слов Бориса Бородин.

– Да ничего особенного, – раздражённо ответил Борис. – Только вот Вадику надо за руль, а он маму помянул.

– Да ничего страшного, – оправдывался Вадим. – Я чувствую себя отлично. Вы что, боитесь со мной ехать что ли?

– Мы не боимся за себя, – встрял в разговор Серёга. – Мы за тебя боимся. Если сядешь за руль – то до первого мента.

– Ага! – рассмеялся Вадим. – Увижу первого мента, выйду к нему, дыхну на него и предложу, чтобы он меня оштрафовал, а так как деньги у меня есть, – он вынул из внутреннего кармана пиджака кошелёк, – то мент сразу обогатится и с миром меня отпустит. Так, что ли?

– Да ну тебя, дурака старого, – махнул на брата рукой Борис. – Хорош базарить, поехали лучше.

– Точно, поехали, – поддержал брата Сергей. – Тут ехать-то от силы десять минут.

– Ладно, поехали, – уже мирно согласился Борис и полез в машину.

Все уселись в ней, и Вадим быстро доехал до Серёгиного дома.

Серёгина квартира находилась на первом этаже, поэтому, подъехав под её окна, Вадим громко посигналил, и на одном из них отодвинулась занавеска. Женщина, появившаяся в окне, приветливо помахала рукой и исчезла.

Серёга, сидевший на первом сиденье, тут же скомандовал:

– Всё, выходим. Видите, Галка уже заждалась. По времени, – он посмотрел на часы, – мы уже как час должны приехать.

– Ничего, – пошутил Вадим, – главное, что мы появились, а не где-нибудь сгинули.

Они дружно вывалились из машины и так же гурьбой вошли в подъезд.

Дверь левой квартиры на площадке оказалась открытой, и в её проёме стояла стройная, темноволосая, с короткой стрижкой женщина. Она, улыбаясь, начала сразу им выговаривать:

– Я уже битый час вас тут жду, а вас всё нет и нет. Где это вы там шляетесь?

– Где, где? – проталкиваясь в пространство между дверным косяком и женой, недовольно ворчал Серёга. – Не по кабакам же шлялись, а работали.

– Вижу я, как вы работали, – хохотнула Галина, – за версту от вас работой несёт. Первый же мент был бы ваш.

– Так не было же того мента, – Вадим приобнял Галю и прошёл в квартиру.

За ним следом, так же приобняв хозяйку дома, прошёл Борис.

– Во, батюшки! – всплеснув руками, вскрикнула Галя. – Кого же это нам господь послал? Не Лёшка ли своей собственной персоной объявился?!

– Именно он, – Лёшка подошёл к Гале и протянул ей руку. – Привет, Галь.

Галина, не обратив внимания на протянутую руку, обняла Лёшку:

– Привет, привет, племянничек. Давненько ты к нам не заглядывал.

– Так всё работа, семья, дети… – начал оправдываться Лёшка.

– Ладно, что уж, – Галя не отпускала Лёшку из объятий, стараясь заглянуть ему за спину. – А это ещё кто к нам пожаловал? – удивлённо произнесла она, освобождаясь от Лёшкиных лапищ. – Это что у нас ещё за гость такой появился? – она с любопытством разглядывала Бородина.

– Это Владимира Данилыча старший сын, – послышался из глубины квартиры Серёгин голос.

Галя отодвинула рукой Лёшку и сделала шаг в сторону Бородина.

– Так вот ты какой! – Галя первой протянула руку засмущавшемуся от такого громогласного приёма Бородину. – Давай знакомиться, – она обеими руками встряхнула протянутую ей ладонь. – Галя.

– Владимир, – так же смущённо, изобразив на лице улыбку, Бородин пожал протянутые к нему руки. – Очень рад знакомству, – торопливо пробормотал он.

– Ну, ну, – Галя без стеснения рассматривала Бородина. – Много о тебе слышали хорошего. А на вид ты и в самом деле ничего! – хохотнула она. – Не врут братья-то, – она взглядом показала себе за спину.

Из глубины квартиры послышался громкий голос Серёги:

– Ты, Галюша, не на пороге гостя держи, а в дом пригласи, а то смотри, совсем парня засмущаешь. А ты, Вовка, не робей, проходи. Галина у нас хлебосольная хозяйка.

– Ой! – Галя всплеснула руками. – Чего это я и в самом деле гостей на пороге держу? Проходи, проходи, Вовочка, – она приобняла Бородина за плечи и подтолкнула в квартиру.

Лёшка же, не дождавшись, пока произойдёт знакомство, уже прошёл в ванную комнату и отмывал вместе с братьями руки.