Восем

журналах.

Светло-голубой "роллс-ройс" остановился перед клубом "Метрополитен" на

Шестнадцатой улице, совсем недалеко от Пятой авеню. Сол помог нам выйти из

машины. Лили вручила ему Кариоку и прыгнула прямо под полог, натянутый над

входом. Во время поездки Сол не произнес ни слова, а теперь, все так же

молча, подмигнул мне. Я пожала плечами и последовала за Лили.

Клуб "Метрополитен" – это реликт Нью-Йорка. Частная резиденция мужчин.

Похоже, в этих стенах ничего не изменилось с прошлого века. Выцветший

красный ковер в фойе явно нуждался в чистке, а темное дерево стола

администратора – в воске. Однако главный зал был выдержан в довольно

самобытном стиле, вот только лак на дверях облупился.

Это было огромное помещение с высоким, до тридцати футов, потолком,

отделанным вставками сусального золота. В центре на длинном тросе свисала

вниз единственная люстра. На двух стенах имелись балкончики с резными

перилами, украшенными цветочным орнаментом, как в венецианском дворике.

Третья стена была полностью зеркальной, а четвертая отделена от фойе красным

бархатным занавесом. На мраморном полу в черно-белую шахматную клетку стояли

десятки небольших столиков с кожаными креслами вокруг. В дальнем углу рядом

с китайской ширмой красовался черный концертный рояль.

От изучения декора меня отвлек голос Лили, раздавшийся откуда-то

сверху. Оказывается, она уже успела подняться на один из балконов. Меховая

накидка болталась у нее на одном плече. Лили махнула мне рукой, указывая на

широкую мраморную лестницу, которая начиналась в фойе и, плавно изгибаясь,

вела на балкон.

Наверху Лили завела меня в маленькую комнату для игры в карты и вошла

следом. Комната была выполнена в травянисто-зеленых тонах, большие

французские окна выходили на Пятую авеню и парк. Несколько рабочих

отодвигали к стене карточные столы, покрытые кожей и зеленым сукном.

Грузчики то и дело нахально поглядывали в нашу сторону.

– Игра будет проводиться здесь, – сказала Лили. – Только никто,

наверное, еще не приехал. У нас есть полчаса в запасе.

Повернувшись к проходившему мимо рабочему, Лили спросила:

– Вы не знаете, где Джон Германолд?

– Возможно, в столовой, – пожал плечами мужчина.

– Вы можете подняться и позвать его?

Мужчина оглядел Лили с ног до головы. Та выглядела вызывающе в своем

платье, и я порадовалась, что надела строгий серый костюм из фланели. Я

стала снимать пальто, но рабочий остановил меня.

– Леди не разрешается находиться в комнате, где проходит игра, – сказал

он мне, а для Лили добавил: – В столовой тоже нельзя. Вы бы лучше спустились

вниз и позвонили.

– Я убью этого ублюдка Германолда, – прошипела Лили сквозь стиснутые

зубы. – Частный мужской клуб, ад и дьяволы!

Она двинулась по коридору в поисках своей жертвы, а я вернулась в

комнату и плюхнулась в кресло под враждебными взглядами рабочих. Я бы не

завидовала Германолду, когда Лили отыщет его.

Сидя в комнате для игры, я разглядывала Центральный парк через грязные

окна. Там висело несколько флагов, уже вылинявших за зиму.

– Простите, – произнес позади меня чей-то надменный голос.

Я оглянулась и увидела высокого привлекательного мужчину лет

пятидесяти. Он был одет в морской блейзер, серые брюки и белую водолазку. От

него несло Андовером и Йелем [Престижные учебные заведения в США].

– Никому нельзя находиться в комнате, пока не началась игра, – сухо

сказал он. – Если у вас есть билет, я готов пока посадить вас внизу. В

противном случае, боюсь, вам придется покинуть клуб.

Его привлекательность сразу померкла. "Мило, очень мило", – подумала я,

но вслух сказала:

– Я предпочитаю остаться здесь. Я жду кого-нибудь, кто принесет мне

билет…

– Боюсь, это невозможно, – резко ответил он и почти что схватил меня за

локоть. – У меня обязательства перед клубом, существуют правила. Более того,

некие скрытые…

Оказывается, я все еще оставалась на месте, хотя он и тащил меня со

всей силы, которую мог себе позволить. Я подсмеивалась над ним, зацепившись

ногами за кресло.

– Я пообещала своей подруге Лили Рэд, что дождусь ее, – сказала я. – Вы

знаете, она ищет…

– Лили Рэд! – вскричал он и так резко отпустил мою руку, словно это

была раскаленная кочерга.

Я уселась обратно с умильным выражением на лице.

– Лили Рэд здесь?!

Я кивнула, продолжая улыбаться.

– Разрешите представиться, мисс…

– Велис, – сказала я, – Кэтрин Велис.

– Мисс Велис, я Джон Германолд, – слегка поклонился он. – Я спонсор

этого турнира. – Он снова схватил мою руку и принялся трясти ее. – Вы не

представляете, какая для меня честь, что Лили пришла на эту игру. Вы не

знаете, где я могу найти ее?

– Она отправилась искать вас, – объяснила я. – Рабочие сказали, что вы

в столовой. Возможно, она там.

– В столовой…– повторил Германолд. Похоже, он с ходу представил себе

наихудший вариант развития событий. – Я сейчас же пойду и разыщу ее, хорошо?

Когда мы встретимся, я куплю вам что-нибудь выпить.

С этими словами он захлопнул дверь.

Теперь, когда Германолд стал моим "старым приятелем", рабочие

поглядывали на меня с каким-то завистливым уважением. Я наблюдала, как они

выносят из комнаты столы и начинают расставлять ряды стульев, обращенные к

окнам, оставив в центре островок свободного пространства. Самое странное,

что затем они стали ползать по полу с рулеткой и расставлять мебель так,

словно следовали какому-то невидимому плану.

Я с таким любопытством следила за этими маневрами, что не заметила тихо

вошедшего в комнату мужчину, пока он не подошел ко мне вплотную. Он был

высок и строен, с очень светлыми белокурыми волосами, довольно длинными и

зачесанными назад. Кончики волос доходили до ворота и чуть кудрявились. На

незнакомце были серые брюки и свободная белая льняная рубаха. Воротник был

расстегнут, оставляя на виду сильную шею и крепкие ключицы, как у танцора.

Он быстро двинулся к рабочим и вполголоса заговорил с ними.

Те, кто делал замеры на полу, поднялись и подошли к нему. Затем мужчина

вскинул руку, указывая на что-то, и рабочие поспешили выполнить его

пожелания.

Большую доску, на которой указывали счет, переносили с места на место

несколько раз, судейский стол тоже отодвинули подальше от игровой зоны. Сам

же игровой стол таскали туда-сюда, пока он не оказался на равном расстоянии

от каждой стены. Во время этих странных маневров, как я заметила, рабочие ни

разу не пожаловались. Казалось, они испытывали перед мужчиной благоговейный

трепет и боялись даже заглянуть ему в глаза, пока тщательно выполняли его

распоряжения. Затем я поняла, что он не только заметил мое присутствие, но и

расспрашивает обо мне рабочих. Он махнул рукой в мою сторону, а затем

повернулся сам. Когда он сделал это, я испытала шок. Было в нем что-то

знакомое и странное одновременно.

Его высокие скулы, тонкий орлиный нос, сильная нижняя челюсть были

словно высечены из мрамора. Глаза незнакомца оказались светлыми,

зеленовато-серыми, цвета жидкой ртути. Он выглядел как великолепное изваяние

эпохи Ренессанса и казался таким же холодным и непроницаемым, как камень. И

когда он оставил рабочих и двинулся в мою сторону, я приросла к месту,

зачарованная его взглядом, словно беззащитный кролик перед удавом.

Подойдя ко мне, он взял меня за руки и вытащил из кресла. Я и пикнуть

не успела, как он подхватил меня под локоть и повел к двери. На ходу

незнакомец прошептал мне на ухо:

– Что ты здесь делаешь? Тебе не следовало сюда приходить.

В голосе его слышался какой-то легкий акцент. Я задохнулась от

возмущения. В конце концов, мы даже не были знакомы! Я упрямо остановилась.

– Кто вы? – спросила я.

– Не имеет значения, кто я, – ответил мужчина. Он говорил тихим

голосом, вглядываясь в мое лицо светлыми зелеными глазами, как будто

старался что-то припомнить. – Не имеет значения, кто я, ведь я знаю, кто ты.

Ты сделала смертельную ошибку, придя сюда. Ты в большой опасности. Я

чувствую опасность кругом, даже сейчас. Где я уже слышала это раньше?

– О чем вы говорите? – сказала я. – Мы пришли с Лили Рэд на шахматную

игру. Джон Германолд сказал, я могу…

– Да-да, – нетерпеливо прервал меня он. – Я все это знаю, но ты должна

уйти отсюда немедленно. Пожалуйста, не проси меня ничего объяснять. Просто

уходи из клуба как можно скорее… Пожалуйста, сделай, как я сказал.

– Глупости! – заявила я, повысив голос.

Он бросил быстрый взгляд на рабочих и снова повернулся ко мне.

– Я никуда не уйду, пока вы не скажете, что все это значит. Не

представляю, кто вы такой, никогда в жизни вас не видела. Какое право вы…

– Ты видела. – Он спокойно и нежно положил руку мне на плечо,

заглядывая в глаза. – И мы увидимся снова, но теперь ты должна уйти.

С этими словами он исчез. Повернулся на каблуках и вышел из комнаты так

же тихо, как и появился. Я постояла какое-то время и поняла, что вся дрожу.

Оглянувшись на рабочих, я увидела, что они занимаются своим делом и,

кажется, ничего странного не заметили. Я вышла на балкон, мой мозг пытался

разобраться в том, что произошло. Предсказательница! Вот кого напомнил мне

этот странный тип, запоздало сообразила я.

Снизу меня позвали Лили и Германолд. Они стояли прямо подо мной на

черно-белых плитках мраморного пола и казались шахматными фигурами в

странном одеянии. Остальные гости двигались вокруг них.

– Спускайтесь, – позвал Германолд. – Я куплю вам что-нибудь выпить.

Я прошла по балкону к украшенной красным ковром мраморной лестнице и

спустилась в фойе. В ногах до сих пор ощущалась легкая слабость. Мне

хотелось застать Лили одну и поговорить с ней о случившемся.

– Что вы будете пить? – спросил Германолд, когда я приблизилась к

столу. Он пододвинул мне стул, Лили уже сидела. – Мы должны выпить

шампанского. Не каждый день Лили присутствует на шахматной игре!

– Совсем не каждый день, – резко сказала Лили и сбросила свои меха на

спинку стула.

Германолд велел подать шампанское и весь так углубился в

самовосхваления, что Лили оставалось только скрипеть зубами.

– Турнир проходит просто отлично! На каждой игре у нас полно народу.

Публика заранее раскупила все билеты. Но даже я не мог предвидеть, каких

знаменитостей нам удастся привлечь. Сначала Фиске прервал свое

отшельничество и явился публике, а затем мегатонная бомба – приезд Соларина!

И конечно, вы! – добавил он, шлепнув Лили по коленке.

Я собиралась спросить его о незнакомце наверху, но не могла и слова

вставить.

– Плохо, что я не сумел арендовать большой зал на Манхэттене для

сегодняшней игры, – пожаловался Германолд, когда принесли шампанское. – Нам

пришлось запихнуть всех сюда. Вы знаете, я боюсь за Фиске. Мы даже

пригласили врача, так, на всякий случай. Я подумал, лучше дать ему сыграть

пораньше, чтобы вывести из турнира. Правда, во время турниров Фиске пока

обходился без эксцессов. Мы и прессу вызвали, прямо перед его приездом.

– Звучит волнующе, – сказала Лили. – Увидеть на одной игре сразу двух

таких мастеров да еще нервный срыв!

Наливая шампанское, Германолд зыркнул на нее глазами. Он не был уверен,

шутит она или нет. Зато я была уверена. Его замечание насчет того, чтобы

пораньше вывести Фиске из игры, попало в цель.

– Возможно, я все-таки останусь на игру, – кокетливо продолжила Лили,

потягивая шампанское. – Я планировала уехать, после того как привезла сюда

Кэт…

– Что? Вы не должны! – воскликнул Германолд, явно встревожившись. – Я

хотел сказать, вы не должны пропустить матч. Это же игра века!

– И репортеры, которым вы позвонили, будут так разочарованы, если не

найдут меня здесь, как вы им пообещали. Не так ли, дорогой Джон?

Она сделала большой глоток шампанского, а Германолд слегка порозовел. Я

получила наконец возможность высказаться и ввернула:

– Человек, которого я только что видела наверху, это Фиске?

– В комнате для игры? – обеспокоенно спросил Германолд. – Надеюсь, что

нет. Предполагалось, что он отдыхает перед игрой.

– Кто бы это ни был, он был очень странным, – сказала я. – Он вошел и

заставил рабочих двигать мебель…

– Боже мой! – вскричал Германолд. – Тогда это точно Фиске. Когда я в

последний раз имел с ним дело, он настаивал на том, что если какую-нибудь

шахматную фигуру убирают с доски, то надо убрать из комнаты человека или

кресло. Это восстанавливало его чувство "равновесия и гармонии". Он сказал,

что ненавидит женщин, не выносит, когда они находятся в комнате во время

игры.

Германолд похлопал Лили по руке, но та отдернула ее.

– Возможно, поэтому он просил меня уйти, – сказала я.

– Он просил вас уйти? – спросил Германолд. – Это было излишне, я

поговорю с ним перед игрой, нужно заставить его понять, что он не может

вести себя так, как прежде, когда был звездой. Он не играл на серьезных

турнирах больше пятнадцати лет.

– Пятнадцати? – удивилась я. – Тогда, значит, он отошел от дел в

двенадцать лет. Мужчина, которого я видела наверху, был молодым.

– Правда? – сказал озадаченный Германолд. – Тогда кто бы это мог быть?

– Высокий стройный мужчина, очень бледный. Привлекательный, но

холодный…

– О, это Алекс, – рассмеялся Германолд.

– Алекс?

– Александр Соларин, – сказала Лили. – Ты знаешь, дорогая, это один из

тех, кого ты до смерти хотела увидеть. "Мегатонная бомба"!

– Расскажите о нем побольше, – попросила я.

– Боюсь, что не могу, – признался Германолд. – Я не знал даже, как он

выглядит, до тех пор, пока он не появился и не попытался зарегистрироваться

на турнире. Человек-загадка. Он не встречается с людьми, не разрешает делать

свои фотографии. Мы вынуждены убрать камеры из комнаты, где проходит игра. В

конце концов по моему настоянию он дал пресс-конференцию. Иначе какой смысл

иметь его на турнире, если газеты ничего не напишут?

Лили пристально взглянула на него и издала громкий стон.

– Спасибо за выпивку, Джон, – сказала она, накидывая меха на плечи.

Я поднялась на ноги вместе с ней, и вместе мы прогулялись по залу и

лестнице.

– Я не стала говорить при Германолде, – прошептала я, когда мы

оказались на балконе, – но что касается этого парня, Соларина… здесь

творится что-то странное.

– Я вижу это все время, – сказала Лили. – В мире шахмат попадаются

люди, которые или занозы, или дырки в заднице. Или и то и другое вместе. Я

уверена, этот Соларин не исключение. Они не могут перенести присутствия

женщин на игре…

– Это совсем не то, о чем я толкую, – перебила Я. – Соларин сказал,

чтобы я уходила, не потому, что не переносит женщин. Он сказал, что я в

большой опасности.

Я схватила Лили за руку, и мы остановились у перил. Толпа внизу все

росла.

– Что он тебе наплел? – фыркнула Лили. – Ты что, разыгрываешь меня?

Какая может быть угроза на шахматном матче? Здесь только одна опасность -

заснуть от скуки. Фиске любит поддевать противника язвительными репликами.

– Я говорю, он предупредил меня об опасности, – повторила я, прижав

Лили спиной к стене, чтобы люди могли пройти. Я понизила голос: – Помнишь

предсказательницу, к которой ты отправила нас с Гарри в Новый год?

– О нет! – простонала Лили. – Только не говори мне, что веришь в

потусторонние силы!

Люди начали двигаться вниз и проходили мимо нас в комнату для игры. Мы

присоединились к потоку, и Лили выбрала

места сбоку, откуда был хороший обзор и где мы не привлекали внимания,

насколько это было возможно при наряде Лили. Когда мы уселись, я

придвинулась к ней и зашептала:

– Соларин использовал те же выражения, что и предсказательница. Разве

Гарри не говорил, что она мне сказала?

– Я никогда не видела ее, – ответила Лили, доставая маленькую шахматную

доску из кармана своей накидки и устраивая ее на коленях. – Ее рекомендовал

мне один знакомый, но я совсем не верю во все это дерьмо. Вот почему я не

пришла тогда.

Люди вокруг занимали места, на Лили было обращено множество взглядов.

Группа репортеров вошла в комнату, у одного на груди висела камера. Они

заметили Лили и двинулись к нам. Она склонилась над своей доской и тихо

шепнула:

– Мы с тобой ведем серьезный разговор на тему шахмат. Кто-нибудь их

остановит.

В комнату вошел Джон Германолд. Он быстро подошел к репортерам и

перехватил того с камерой, который уже направлялся к нам.

– Извините, но я должен забрать камеру, – сказал он. – Гроссмейстеру

Соларину не нравятся камеры в зале, где проходит турнир. Пожалуйста, займите

места сзади, чтобы мы могли начать. После игры будет время для интервью.

Репортер нехотя отдал свою камеру Германолду и вместе с коллегами

двинулся к местам, которые указал им распорядитель.

Комната наполнилась тихим шепотом. Появились судьи и заняли свои места.

За ними быстро вошли мой давешний незнакомец – теперь я знала, что это и

есть Соларин, – и седой человек в возрасте, про которого я решила, что это

Фиске.

Фиске выглядел взвинченным. Он щурил один глаз и постоянно дергал ртом,

словно сгонял муху с усов. У него были редкие седые волосы, зачесанные

назад, но несколько прядей выбились и неряшливо упали на лоб. Бархатный

темно-красный жакет Фиске, подпоясанный будто банный халат, знавал лучшие

времена и нуждался в чистке. Мешковатые коричневые брюки были измяты. Мне

стало жалко Фиске. Казалось, он чувствовал себя совершенно не в своей

тарелке.

Рядом с ним Соларин выглядел как античный дискобол, изваянный из

алебастра. Он был на голову выше сутулившегося Фиске. Двигаясь со сдержанной

грацией, Соларин шагнул в сторону, пододвинул сопернику стул и помог тому

усесться.

– Ублюдок, – прошипела Лили. – Он пытается добиться расположения Фиске,

заставить его сдаться до того, как игра началась.

– А может, ты слишком строга к нему? – громко спросила я.

Несколько человек с заднего ряда зашикали на меня.

Пришел мальчик с шахматами и принялся расставлять фигуры, перед

Солариным – белые. Лили объяснила, что церемония жеребьевки прошла накануне.

Еще несколько человек зашикали, чтобы мы замолчали.

Пока один из судей зачитывал правила, Соларин осматривал публику. Он

сидел ко мне в профиль, и у меня была возможность рассмотреть его. Теперь он

не казался таким напряженным, как перед игрой. Он был в своей стихии и

выглядел молодым и напористым, как атлет перед стартом. Но затем его взгляд

упал сначала на Лили, а потом и на меня, и его лицо окаменело, только глаза

продолжали сверлить меня.

– Фу-у! – сморщилась Лили. – Теперь я понимаю, что ты имела в виду,

когда говорила, что он какой-то холодный. Даже хорошо, что я увидела его

сейчас. Когда мы встретимся за шахматной доской, это уже не будет для меня

сюрпризом.

Соларин смотрел на меня так, словно не мог поверить, что я все еще

здесь, словно собирался вскочить и выволочь меня из комнаты. Внезапно я

почувствовала, что совершила ужасную ошибку, оставшись.

Фигуры были расставлены, часы Соларина включены, так что ему в конце

концов пришлось перевести взгляд на шахматную доску. Он двинул вперед

королевскую пешку. Я заметила, что Лили повторила его ход на своей доске.

Мальчик, стоявший рядом с табло, записал ход: е2-е4.

Какое-то время игра шла своим чередом. Противники потеряли по пешке и

коню. Соларин выдвинул вперед королевского слона. Несколько человек из

публики что-то забормотали. Один или два встали, чтобы пойти пить кофе.

– Похоже, это giuoco piano, – отметила Лили. – Такая игра может быть

очень долгой. Подобной защиты никогда не разыгрывали на турнирах, она стара

как мир. Черт возьми, да giuoco piano упоминалось еще в Геттингенском

манускрипте!

Для девушки вроде меня, которая не прочла ни слова о шахматах, Лили

была просто кладезем премудрости.

– Оно позволяет черным развивать фигуры, но медленно, медленно, очень

медленно. Соларин облегчает Фиске эту задачу: дает тому возможность сделать

несколько ходов, перед тем как уничтожить его. Сообщи, если что-нибудь

произойдет в течение следующего часа.

– Как ты полагаешь, я узнаю, если что-нибудь произойдет? – прошептала

я.

И тут Фиске сделал ход и выключил часы. В толпе раздалось легкое

бормотание, и те, кто собирался уйти, остановились и обернулись на табло. Я

взглянула вовремя, чтобы заметить улыбку Соларина. Это была странная улыбка.

– Что случилось? – спросила я у Лили.

– Фиске играет более рискованно, чем я думала. Вместо того чтобы пойти

слоном, он предпринял "защиту двух коней". Русский ее любит. Она гораздо

более опасна. Удивляюсь, что Фиске выбрал ее против Соларина, который

известен…

Лили прикусила язык: ведь она же никогда не изучает стили других

игроков. Никогда!

Соларин двинул своего коня, а Фиске – королевскую пешку. Соларин забрал

ее, затем Фиске съел конем пешку Соларина. Теперь их силы были равны. Мне

казалось, что Фиске в лучшей позиции, со своими фигурами в центре доски, в

то время как фигуры Соларина располагались на задней линии. Но тут Соларин

взял конем слона Фиске. По комнате прокатился гул. Несколько человек,

которые вышли, ринулись обратно вместе с кофе и уставились на табло, где

мальчик записывал ходы.

– Fegatello! – воскликнула Лили, и на этот раз никто на Нее не зашикал.

– Поверить не могу!

– Что такое fegatello?

Оказывается, в шахматах есть термины гораздо более таинственные, чем в

процессорах.

– Это означает "жареная печенка". И печенка Фиске поджарится, если он

зайдет с короля, чтобы съесть коня Соларина, – Нервно покусывая палец, Лили

глядела на доску, лежащую у нее на коленях, словно игра шла там. – Он точно

что-то теряет. Его ферзь и ладья попали в "вилку". Он не может взять коня

другой фигурой.

Мне ход Соларина казался нелогичным. Неужели он выторговывал коня за

слона только для того, чтобы король сдвинулся на одну клетку?

– Раз Фиске двинул короля, значит, он лишился возможности сделать

рокировку, – заметила Лили, словно прочитав мои мысли. – Король выдвинется в

центр доски и окажется запертым там до конца игры. Лучше бы Фиске пошел

ферзем и отдал ладью.

Но он все-таки взял коня королем. Соларин выдвинул вперед своего ферзя

и объявил шах. Фиске прикрыл короля пешками, и Соларин двинул ферзя обратно,

угрожая черному коню. Ситуация изменялась, но я не понимала, в какую

сторону. Лили тоже выглядела неуверенной.

– Творится что-то странное, – шепнула она. – Это не похоже на стиль

игры Фиске.

И в самом деле, происходило что-то странное. Наблюдая за Фиске, я

заметила, что он не отводил глаз от доски даже после того, как делал ход.

Его нервозность возрастала. Он сильно потел, большие темные круги выступили

под мышками его жакета. Он казался больным, и хотя был ход Соларина, Фиске

сконцентрировался на доске, как будто это была его последняя надежда на

райские кущи.

Часы Соларина шли, но он тоже наблюдал за Фиске. Казалось, он забыл,

что игра продолжается, так пристально рассматривал он своего оппонента. По

прошествии довольно продолжительного времени Фиске поднял глаза на Соларина,

затем его взгляд снова скользнул на доску. Глаза Соларина сузились. Он взял

фигуру и двинул ее вперед.

Я больше не обращала внимания на ходы, просто наблюдала за

противниками, стараясь определить, что между ними происходит. Лили сидела

рядом и с открытым ртом изучала шахматную доску.

Внезапно Соларин поднялся с места и отодвинул стул. В зале началось

волнение, люди перешептывались со своими соседями. Соларин нажал кнопки и

остановил часы свои и Фиске, затем наклонился к сопернику и что-то сказал

ему. Один из судей быстро подошел к их столу. Они с русским обменялись