Восем

– В чем же важность сего документа? – спросила аббатиса, недоумевая,

почему ее подруга не упомянула об этом раньше.

– Ришелье проследил историю шахмат Монглана до мавров, которые

преподнесли их в качестве подарка Карлу Великому, до того момента, когда

шахматы попали к маврам, и даже дальше. Как ты знаешь, Карл предпринял много

крестовых походов против мавров как в Испании, так и в Африке. Но однажды он

защитил Кордову и Барселону от басков-христиан, которые пытались скинуть

мавританское владычество. Хотя баски и были христианами, они веками

совершали набеги на франкское государство, пытаясь захватить власть над

землями Западной Европы, в частности над побережьем Атлантики и горами, в

которых они чувствовали себя как дома.

– Пиренеи, – подсказала аббатиса.

– Точно, – ответила царица. – Баски называли их "Волшебные горы". А

тебе известно, что Пиренеи – родина самого загадочного и мистического

культа, который только знала земля со времен Христа? Именно из этих мест

вышли кельты и двинулись на север, чтобы осесть сперва в Бретани, а позднее

– на Британских островах. Чародей Мерлин жил в этих горах, а тайный культ мы

сегодня называем культом друидов.

– Этого я не знала, – проговорила аббатиса, глядя на утоптанный снег

под ногами.

Ее тонкие губы были сжаты, а морщинистое лицо напоминало камень с

древнего надгробия.

– Ты сможешь прочесть об этом в дневнике, мы почти пришли, – сказала

императрица, – Ришелье утверждает, что мавры завоевали Пиренеи и узнали

страшную тайну, которую веками хранили сначала кельты, а потом баски. И

тогда эти мавританские завоеватели зашифровали полученные знания собственным

шифром: они спрятали тайну в золотых и серебряных шахматных фигурах. Когда

стало ясно, что мавры могут потерять свое могущество на Иберийском

полуострове, они отправили шахматы Карлу Великому, с которым были

союзниками. Если кто и сможет защитить тайну, посчитали они, то только он,

самый могущественный правитель в истории цивилизованного мира.

– И ты веришь в эту историю? – спросила аббатиса, когда они

приблизились к величественному фасаду Эрмитажа.

– Суди сама, – сказала Екатерина. – Я знаю, что тайна гораздо древнее,

чем мавры, древнее, чем баски. Возможно, она даже древней, чем друиды. Я

должна спросить тебя, мой друг: ты когда-нибудь слышала о тайном обществе,

члены которого иногда называют себя масонами?

Аббатиса побледнела и остановилась перед входной дверью.

– Что ты сказала? – слабым голосом произнесла она и схватила подругу за

руку.

– А-а… – протянула Екатерина. – Значит, ты знаешь о нем. Когда ты

прочтешь рукопись, я расскажу тебе одну историю.

История Императрицы

Когда мне было четырнадцать лет, я уехала из своего дома в Померании,

где мы с тобой росли бок о бок. Твой отец незадолго до этого продал имение

по соседству и уехал на родину, во Францию. Вскоре мне предстояло стать

супругой наследника престола. Я никогда не забуду свою печаль, дорогая Элен,

от невозможности разделить с тобой мой триумф, о котором мы столько

говорили.

События, о которых я хочу рассказать, произошли со мной по пути ко

двору Елизаветы Петровны, в Москву. Елизавета, дочь Петра Великого, стала

императрицей, совершив дворцовый переворот. Всех своих противников она

впоследствии бросила в тюрьму. Так как она никогда не была замужем и уже

вышла из детородного возраста, она избрала наследником своего неразумного

племянника – великого князя Петра. Я должна была стать его невестой.

По пути в Россию мы с матерью остановились в Берлине, при дворе

Фридриха II. Молодой император Пруссии, которого Вольтер уже окрестил

Фридрихом Великим, пожелал поддержать меня, поскольку рассчитывал, что мой

брак поспособствует объединению России и Пруссии. Я была лучшим выбором, чем

родная сестра Фридриха, которую он не смог заставить принести подобную

жертву.

В те дни прусский двор был столь же блестящим, сколь скучным он стал в

последние годы правления Фридриха. Когда я прибыла, король приложил огромные

усилия, чтобы я чувствовала себя при дворе в фаворе. Он одевал меня в платья

своих сестер, усаживал подле себя на каждом обеде, развлекал меня оперой и

балетом. Однако, хотя я и была в те годы еще ребенком, его ухищрения не

обманули меня. Я знала, что Фридрих планирует использовать меня как пешку в

большой игре, где шахматной доской ему служила Европа.

Спустя некоторое время мне стало известно, что при дворе находится

человек, который провел при дворе в России около десяти лет. Это был

придворный математик Фридриха, его звали Леонард Эйлер. Я набралась смелости

и испросила у него личной аудиенции, в надежде, что он поделится со мной

глубоким знанием страны, куда мне предстояло отправиться. Я не могла

предвидеть, что наша встреча изменит всю мою жизнь.

Моя первая встреча с Эйлером произошла в маленьких покоях при дворе в

Берлине. Этот человек простых привычек, но блестящего ума встретился с

девочкой, которой в скором времени было суждено стать царицей. Вероятно, мы

были странной парой. Он был один в своей комнате, высокий мужчина хрупкого

телосложения, с длинной шеей, большими темными глазами и длинным носом.

Смотрел он немного искоса, поскольку из-за наблюдений за солнцем был слеп на

один глаз. Эйлер был не только математиком, но и астрономом.

– Я не привычен к беседам, – начал он. – Я лишь недавно приехал из

страны, где за разговоры могут повесить.

Это было первое, что я узнала о России, и уверяю тебя, предупреждение

Эйлера сослужило мне добрую службу в последующие годы. Он рассказал, что

царица Елизавета Петровна имеет около пятнадцати тысяч платьев, двадцать

пять тысяч пар туфель, что она швыряет туфли в головы министров, если не

согласна с ними, и по малейшему своему капризу посылает людей на виселицу. У

нее тьма любовников, а в пьянстве она еще более невоздержанна, чем в амурных

похождениях. Царица не терпит, если у кого-то имеется свое мнение.

Когда мне удалось сломать лед его неловкости, мы с доктором Эйлером

стали встречаться чаще и провели немало времени вместе. Он предложил мне

остаться при дворе в Берлине и стать его ученицей по математике, поскольку

разглядел у меня большой талант к этой науке. Однако это, увы, было

невозможно.

Эйлер даже готов был ради меня поступиться интересами Фридриха, его

покровителя. На то имелась веская причина, и дело было не только в том, что

король Пруссии был не слишком одарен в математике. Эйлер объяснил мне эту

причину в последнее утро моего пребывания в Берлине.

– Мой маленький друг, – сказал он, когда я пришла к нему в лабораторию

в это судьбоносное утро, чтобы попрощаться.

Я помню, он полировал линзы шелковым шарфом – он всегда этим занимался,

когда думал над какой-либо задачей.

– Я должен кое-что рассказать тебе перед тем, как ты уедешь. Я хорошо

изучил тебя за последнее время и знаю, что могу довериться тебе. Однако если

ты по неосторожности проговоришься о том, что я хочу тебе рассказать, то

подвергнешь нас обоих огромной опасности.

Я заверила доктора Эйлера, что скорее умру, чем выдам его тайну. К

моему удивлению, он ответил, что вполне может случиться именно так.

– Ты молода, беспомощна, ты – женщина, – сказал Эйлер. – Вот почему

Фридрих выбрал тебя своим орудием. Россия – темная империя. Возможно, ты не

осознаешь этого пока, но эта великая держава в последние двадцать лет

управлялась исключительно женщинами: сначала Екатериной Первой, вдовой Петра

Великого, затем Анной Мекленбургской, которая была регентшей своего сына

Ивана Шестого, и теперь Елизаветой Петровной, дочерью Петра. Если ты

продолжишь эту славную традицию, то окажешься в опасности.

Я вежливо слушала напутствия джентльмена, хотя в душе у меня зародилось

подозрение, что солнце повредило ему не только глаз.

– Существует тайное общество людей, которые чувствуют, что их миссия на

земле – изменить путь цивилизации, – сказал мне Эйлер.

Мы сидели в его кабинете, окруженные телескопами, микроскопами,

пыльными книгами, разбросанными поверх толстого слоя бумаг на столах

красного дерева.

– Эти люди, – продолжал он, – называют себя учеными и инженерами, но по

сути они – мистики. Я расскажу тебе все, что знаю об их истории, поскольку

это может быть очень важным для тебя. В году тысяча двести семьдесят первом

принц английский Эдуард, сын Генриха Третьего, отправился в крестовый поход

к берегам Северной Африки. Он высадился в Акре, городе неподалеку от

Иерусалима, стоявшем там с древних времен. О том, что он там делал, известно

мало. Мы знаем только, что он участвовал в нескольких битвах и встретился с

вождями мавров, которые исповедовали ислам. В следующем году Эдуард был

отозван в Англию, так как умер его отец. По | возвращении он стал королем

Эдуардом Первым, и что было с ним потом, ты можешь прочитать в книгах. Чего

ты там не найдешь, так это того, что он кое-что привез с собой из Африки.

– Что это было? – с любопытством спросила я.

– С собой он привез знание о величайшей тайне, история которой началась

на заре цивилизации, – ответил Эйлер. – Однако вернемся к моему рассказу. По

возвращении Эдуард создал в Англии общество людей, с которыми он

предположительно поделился своим секретом. Мы знаем о них мало, но

передвижения их можем отследить. После покорения скоттов это общество

распространилось в Шотландию, где на некоторое время затаилось. Когда в

начале века якобиты бежали из Шотландии, они вместе с этим обществом и его

учителями перебрались во Францию. Монтескье, великий французский поэт, был

посвящен в орден во время своего пребывания в Англии, и с его помощью во

Франции в тысяча семьсот тридцать четвертом году была учреждена Ложа наук.

Спустя четыре года, до того как стать королем Пруссии, Фридрих Великий

вступил в тайное общество в Брауншвейге. В тот же самый год Папа Клементин

Двенадцатый издал буллу, приказывая уничтожить общество, которое к тому

времени распространилось в Италии, Пруссии, Австрии, Нидерландах, а также и

во Франции. Это общество обладало такой властью, что парламент католической

Франции отказался исполнить папскую буллу.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила я доктора Эйлера. -

Даже если я когда-нибудь узнаю, какую тайну хранят эти люди, чем это мне

поможет? И что я смогу с ними сделать? Хотя я и стремлюсь к великим

свершениям, я еще ребенок.

– Из того, что я знаю об их целях, – мягко сказал Эйлер, – если это

братство не уничтожить, оно уничтожит мир. Да, сегодня ты ребенок, но скоро

тебе предстоит стать женой наследника российского престола, первого

правителя-мужчины этой империи за последние два десятилетия. Ты должна

выслушать все, что я расскажу тебе, и крепко-накрепко запомнить это.

Он взял меня за руку.

– Иногда эти люди называют себя масонами, братством вольных каменщиков,

иногда – розенкрейцерами. Однако какое бы имя они ни выбрали, их объединяет

одно. Истоки их учения кроются в Северной Африке. Когда принц Эдуард привел

это общество в Западную Европу, они называли себя "орденом архитекторов

Африки". Они утверждали, что их предками были созидатели древней

цивилизации, что это они вырубили и сложили камни пирамид Египта, построили

висячие сады Вавилона, Вавилонскую башню и врата. Они знали тайны древних,

но я думаю, они были созидателями чего-то еще, чего-то более редкостного и

могучего…

Эйлер замолчал и послал мне взгляд, который я никогда не забуду. Он

преследует меня и сегодня, почти пятьдесят лет спустя, как будто это

случилось только что. С ужасающей четкостью я вижу его даже во сне, ощущаю

дыхание Эйлера на шее, как будто он наклонился и что-то шепчет мне.

– Я думаю, что они были создателями шахмат Монглана. И считают себя их

полноправными хозяевами.

Когда Екатерина закончила свою историю, они с аббатисой некоторое время

молча сидели в библиотеке Эрмитажа, куда принесли рукопись Вольтера.

Екатерина следила за подругой, кошка за мышонком. Аббатиса смотрела в окно

на плац, где императорские гвардейцы приплясывали от холода и дули на руки.

– Мой муж, – мягко добавила Екатерина, – был поклонником Фридриха

Великого, короля Пруссии. Петр одевался в прусскую форму при дворе в

Петербурге, В нашу первую брачную ночь он расставил игрушечных прусских

солдатиков на нашем ложе и заставил меня командовать полками. Когда Фридрих

своей властью учредил в Пруссии орден масонов, Петр присоединился к ним и

посвятил этому свою жизнь.

– И потому ты свергла его с трона, посадила в тюрьму, а затем

распорядилась убить, – заметила аббатиса.

– Он был опасным маньяком, – сказала Екатерина. – Но я не причастна к

его гибели. Спустя шесть лет, в тысяча семьсот шестьдесят восьмом году,

Фридрих основал великую ложу африканских архитекторов в Силезии. Король

шведский Густав присоединился к ордену, и, несмотря на попытки Марии Терезии

изгнать братство из Австрии, ее сын Йозеф Второй тоже вступил в его ряды.

Как только я узнала обо всем этом, то сразу же привезла в Россию доктора

Эйлера. К тому времени старый математик был полностью слеп, но разум его

оставался по-прежнему прозорлив. После смерти Вольтера Эйлер заставил меня

приобрести его библиотеку. Она содержала некоторые важные документы, которые

мечтал заполучить Фридрих. Когда я добилась успеха и доставила библиотеку в

Петербург, я нашла вот что. Я сохранила это, чтобы показать тебе.

Императрица достала из рукописи Вольтера документ, написанный на

пергаменте, и вручила его аббатисе. Та осторожно развернула его. Это было

письмо принца-регента Пруссии Фридриха Вольтеру, датированное тем самым

годом, когда Фридрих вступил в масонское братство:

"Мсье, ничего больше я не желаю, кроме как получить все ваши записи…

Если в ваших рукописях есть нечто, что вы желаете скрыть от глаз

общественности, я готов сохранить это в величайшем секрете…"

Аббатиса взглянула на документ и пробежала его глазами. Затем она

медленно свернула письмо и отдала обратно Екатерине, которая спрятала

пергамент в тайник.

– Разве отсюда не ясно, что он говорит о рукописи Вольтера, которая

является расшифрованным дневником кардинала Ришелье? – спросила императрица.

– Он искал возможность познакомиться с этими записями с того дня, как

вступил в тайный орден. Возможно, теперь ты поверишь мне…

Екатерина взяла том в кожаном переплете, перелистала, отыскав нужное

место, и прочла вслух слова, уже запечатленные в голове аббатисы, слова,

которые давно умерший кардинал Ришелье позаботился зашифровать:

"Наконец я узнал, что тайна, обнаруженная в древнем Вавилоне, тайна,

доставшаяся по наследству персидской и индийской империям, известная только

немногим избранным, фактически является тайной шахмат Монглана…

Этот секрет, как и тайное имя Господа, не может быть записан ни на

одном человеческом языке. Эта страшная тайна, которая вызывала падение

цивилизаций и гибель королей, никогда не попадала в случайные руки. В нее

были посвящены лишь избранные, те, кто прошел испытания и принес клятвы.

Таким ужасным было это знание, что доверить его можно было только лучшим из

лучших…

По моему разумению, тайна сия воплощена в некой формуле. Именно эта

формула была причиной падения древних царств, о которых до нас дошли лишь

легенды. Однако мавры, вопреки тому, что были посвящены в тайное знание, и

наперекор священному трепету, который испытывали перед ним, нанесли эту

формулу на шахматы Монглана. Они записали тайные символы на клетках доски и

на фигурах так, что только истинные мастера игры могут найти ключ и

разгадать шифр.

К этой мысли я пришел после перевода и изучения древних манускриптов,

найденных в Шалоне, Суасоне и Туре.

Прости, Господи, наши грешные души!

За сим подписываюсь,

Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, викарий Люсона, Пуатье и

Парижа, кардинал Рима, премьер министр Франции.

1642 год от Рождества Христова"

Екатерина дочитала документ до конца. Аббатиса молчала.

– Из его мемуаров видно, что "серый кардинал" планировал поездку в

епархию Монглан, – сказала императрица. – Но, как ты знаешь, умер в декабре

того же года, после подавления восстания в Руссильоне. Разве можно хоть на

мгновение усомниться, что он знал о существовании тайных обществ и хотел

завладеть шахматами Монглана до того, как они попадут в руки кому-нибудь

другому? Все, что делал Ришелье, он делал из стремления к власти. Так почему

же в преклонном возрасте его побуждения должны были измениться?

– Моя дорогая Фике, – сказала аббатиса с кроткой улыбкой, хотя душа ее

после слов императрицы пришла в смятение. – Мыслишь ты правильно, но все эти

люди мертвы. При жизни своей они, возможно, искали. Однако их поиски

окончились ничем. Ведь не боишься же ты призраков?

– Призраки могут восстать из могилы! – пылко произнесла Екатерина. -

Пятнадцать лет назад британские колонии в Америке восстали против власти

империи, и их мятеж завершился успехом. Кто возглавлял мятежников?

Вашингтон, Джефферсон, Франклин – все они принадлежат к братству вольных

каменщиков. А сегодня король Франции сидит под стражей, и корона вот-вот

упадет с его головы. Кто стоит за этим? Лафайет, Кондорсе, Демулен, Бриссо,

Дантон, Сьейес, а также родные братья короля, включая герцога Орлеанского.

Все они – масоны.

– Это лишь совпадение…– начала аббатиса, но Екатерина перебила ее:

– Было ли совпадением, что из тех французов, кого я пыталась подкупить,

чтобы провести Декрет о конфискации, согласился лишь Мирабо – член масонской

ложи? Конечно, когда он брал деньги, то не мог знать, что я рассчитывала

вскоре избавить его от сокровища.

– Епископ Отенский отказался? – спросила аббатиса, с улыбкой глядя на

подругу и перебирая кипы дневников. – И какую же причину он назвал?

– Он слишком много затребовал за содействие, – проворчала царица,

поднимаясь на ноги. – Этот человек знает больше, чем говорит. Представляешь,

в Собрании Талейрана прозвали "ангорский кот". Пушистый, но с коготками. Я

не доверяю ему.

– Ты доверяешь человеку, которого можешь подкупить, и не доверяешь

тому, кто отказался от взятки? – спросила аббатиса.

Печально взглянув на подругу, она поправила свое одеяние и встала.

Затем повернулась, словно собираясь идти.

– Куда ты? – в тревоге воскликнула Екатерина. – Разве ты не понимаешь,

почему я все это сделала? Я предлагаю тебе защиту. Я полновластная

правительница самой большой страны в мире. Моя власть в твоих руках…

– София, – спокойно сказала аббатиса, – я благодарю тебя за твое

предложение, но, в отличие от тебя, не боюсь этих людей. Я готова поверить,

что они, как ты утверждаешь, мистики, возможно, даже революционеры. Тебе

никогда не приходило в голову, что все эти тайные общества, которые ты так

пристально изучала, имеют своей целью нечто совсем иное, то, чего ты не

могла предвидеть?

– О чем ты? – спросила императрица. – Их действия ясно доказывают, что

они стремятся втоптать монархию в грязь! Какую же цель преследуют они, если

не контроль над миром?

– Возможно, их цель – освободить мир? – улыбнулась аббатиса. – Сейчас я

знаю слишком мало, чтобы сказать, кто из нас прав, а кто заблуждается.

Однако того, что мне известно, довольно, чтобы после твоих слов понять со

всей очевидностью: тебя ведет судьба, которая с рождения запечатлена на

твоей ладони, – три короны. Я же должна следовать своему предназначению.

Аббатиса повернула вверх ладонь и протянула подруге. На ней, рядом с

запястьем, линия жизни и линия судьбы пересекались, образуя цифру "8".

Екатерина молча взглянула на нее, затем медленно провела по ее ладони

кончиками пальцев.

– Ты обещаешь мне защиту, – мягко сказала аббатиса, – но я защищена

силой более могущественной, чем твоя.

– Так я и знала! – закричала Екатерина, взмахнув свободной рукой. – Все

эти разговоры о целях означают только

одно: ты договорилась с кем-то другим, не посоветовавшись со мной. Кто

тот, кому ты так глупо доверилась? Назови мне его имя, я требую этого!

– Охотно, – улыбнулась аббатиса. – Это Он поместил знак на мою руку и

тем даровал абсолютную власть. Ты можешь быть правительницей всея Руси, моя

дорогая Фике, но, пожалуйста, не забывай, кто я на самом деле. Кем я

избрана. Помни, что Господь – величайший мастер игры.

Рыцарское колесо

Король Артур видел удивительный сон. Снилось ему, что он сидит в кресле

наверху колеса, в богатых одеждах, украшенных золотом… и внезапно колесо

повернулось, он упал вниз и оказался среди гадов ползучих, и каждая тварь

кусала его. И тогда король, лежавший в своей постели, закричал во сне:

"Помогите!"

Сэр Томас Мэлори.

Смерть Артура

Regnabo, Regno, Regnavi, Sum sine regno.

Я буду царствовать, я царствую, я царствовал, я без царства.

Надпись на колесе

Фортуны в картах Таро

Следующее после шахматного турнира утро было утром понедельника. Я,

пошатываясь, встала со своей скомканной постели, убрала ее в шкаф и

отправилась в душ, готовиться к следующему рабочему дню в "Кон Эдисон".

Вытершись полотенцем, я босиком прошлепала в прихожую на поиски

телефона среди моего хаоса. После нашего с Лили обеда в "Пальме" и странных

событий, которые предшествовали ему, я решила, что мы с ней точно две пешки

в чьей-то игре. Мне хотелось убрать с моей стороны доски наиболее

тяжеловесные фигуры. Я точно знала, откуда начать.

За обедом мы с Лили решили, что соларинское предупреждение как-то

связано с диковинными событиями того дня. Однако после этого наши мнения

разошлись. Лили была убеждена, что за Солариным стоит кто-то еще.

– Сначала при невыясненных обстоятельствах умирает Фиске, – рассуждала

она, когда мы сидели среди пальм за деревянным столом, уставленным блюдами.

– Откуда мы знаем, что это не Соларин убил его? Затем исчезает Сол, оставив

мою машину и собаку на поругание вандалам. Очевидно, Сола похитили, он бы ни

за что не покинул свой пост добровольно.

– Да уж, это очевидно, – сказала я с улыбкой, наблюдая, как она с

волчьим аппетитом набросилась на жареное мясо.

Я была уверена, что Сол теперь не посмеет предстать перед Лили, если

только с ним и впрямь не случилось что-нибудь ужасное. Лили между тем

покончила с мясом и приступила к уничтожению огромного блюда салата и трех

порций хлеба. Одновременно она продолжала разговор.

– Затем кто-то навскидку стреляет по нам, – проговорила Лили с набитым

ртом. – И мы обе пришли к выводу, что выстрел был сделан из открытого окна

комнаты для игры.

– Два выстрела, – отметила я. – Возможно, кто-то стрелял в Сола и убрал

его до нашего прихода.

– Но piece de resistance [Самое главное (фр.)], – продолжала Лили,

уминая хлеб и пропуская мои слова мимо ушей, – в том, что я обнаружила не

только метод и средство, но и мотив.

– О чем ты говоришь?

– Я знаю, почему Соларин пошел на такую подлость. Я вычислила это между

первым ребрышком и салатом.

– Просвети меня, – сказала я.

Мне было слышно, как в сумке Лили скребется Кариока, и я подозревала,

что рано или поздно наш официант тоже это

услышит.

– Ты, конечно, знаешь о скандале в Испании? – спросила она.

Мне пришлось напрячь память.

– Ты имеешь в виду, как Соларина срочно отозвали в Россию несколько лет

назад?

Она кивнула, и я добавила:

– Ты говорила об этом, но больше ничего не рассказывала.

– Это произошло из-за формулы, – сказала Лили. – Видишь ли, Соларин

довольно рано сошел с дистанции и не участвовал во всей мышиной возне

шахматного мира. Он играл на турнирах лишь от случая к случаю. Он получил