Вектор движения. Приключения

Позади Ивана открылась дверь и в вагон заскочили еще пятеро человек, включая командира. В руках у четверых имелись заплечные мешки, кроме собственных за спиной. Новенькие были не столь ловки, но зато в их глазах явно читалось высшее образование плюс большой опыт руководящей работы. Они представляли, скорее всего, старший командный состав РККА, попавший под репрессивный каток тридцатых годов.

«Эти в захвате не участвовали – не оперативный состав. Их грамотно оставили в вагоне, что бы не мешались под ногами, – пронеслось в голове Ивана. – Если я не ошибаюсь, в отряде десять человек. Ведь один боец, как минимум, остался снаружи нести караульную службу. Итого, имеем две классические пятерки плюс командир отряда. Да, с этими ребятами надо непременно подружиться. Это единственный реальный шанс вырваться из неволи, сколь неожиданной и столь незаслуженной. Пожалуй, у них есть всё возможное для побега. Успешного побега».

– Ефимов! Вохровцев в общий вагон. Через час обеспечить отряд горячим питанием. Лебедев! Организовать комплектацию группы продуктами и снаряжением, – прозвучали краткие приказы вновь прибывшим участникам побега. Похоже для Командора здесь никаких чинов не существовало. Это было вполне объяснимо, ведь и успех и поражение восставшим против системы предстояло делить поровну, не считаясь с рангом.

Ивана молча тронул за рукав один из офицеров, интеллигентного вида полноватый человек с забавными очками-велосипедом на крупном породистом носу, и знаком приказал следовать за ним.

Подошли к запертой двери. Открыли, раритетный для Ивана, а для остальных вполне обыденный, замок ключом, который выдал начальник состава, наверняка охотно и с глубочайшим почтением. Вошли и осветили помещение лампой. Вдоль одной стены – грубо сколоченные полки. На них ящики и мешки с продуктами. Вдоль другой – бочки, опять ящики, строительный инструмент. Классическая кладовка.

– Товарищ, ваша задача – аккуратненько вскрыть тару и укомплектовать эти мешки согласно моим указаниям, – вежливо изложил суть дела новоявленный завхоз, доставая из внутреннего кармана телогрейки огрызок карандаша и замусоленный блокнотик.

Иван заприметил на полке сподручный топорик и, не мешкая, стал выполнять просьбу-приказ очкарика.

Это была настоящая пещера Али-Бабы. Пещера сокровищ, за которую любой узник Гулага отдал бы мешки бриллиантов и ящики золотых слитков, если бы, конечно, обладал ими. Однозначно, это был рай лагерного гурмана. В мешках хранились ржаная мука, колотый сахар, различные крупы. В ящиках – тушёнка, солёное сало, чай, соль, сушёные овощи. Даже сгущёнка имелась в наличии! В бочках плотненько улеглась жирная сельдь. Обнаружилось несколько фляг с растительным маслом и, что порядком удивило Ивана, скромно стоящие в отдалённом углу шесть ящиков водки.

Кормили зеков! И кормили соответственно труду и климатическим условиям. Лживые россказни либералов в мутные перестроечные годы о стопятьсот миллионов загубленных голодом и пострелянных заключённых ГУЛАГа стоят столько же, сколько их никчёмная совесть. Много ли наработает зек-доходяга на таком ветру и морозе? Неделю – другую пошаркает по мёрзлой тундре и в отвал. «Так новых-то навезут!» – злорадно завизжит псевдоборец за общечеловеческие ценности. Во-первых, из Красноярска их ещё доставить надо при четырех-то месяцах навигации по Енисею. Порт Дунинка только-только в начале июня ото льда освобождается, а уже в начале октября снова закрывается для речного судоходства. Во-вторых, за повышенную смертность могут не только поста лишить, а и ватник лагерный выдать поносить. Люди – ведь это тоже ресурс, а за нецелевое использование государственного ресурса или его бестолковую растрату могут и спросить со всей партийной строгостью. И, в-третьих, сроки. Поставлены жёсткие сроки сдачи в эксплуатацию этой северной железной дороги. Для строительства Норильского комбината крайне необходимы различные стройматериалы, поэтому поначалу об экономии материальных средств никто особо и не думал. Наоборот, некоторые товарищи допускали вопиющую небрежность в их использовании. Ну да такие «товарищи» моментально становились «гражданами». Чего там далеко ходить, читаем выписку из Приказа по Норильскому строительству и исправительно-трудовому лагерю НКВД7 СССР №78 от 10 февраля 1938 года, любезно рассекреченному КГБ в период гласности и перестройки: «выявлены перерасход на несколько миллионов рублей государственных средств; завоз явно непригодного и неоднотипного верхнего строения железнодорожного пути; отклонение от проектов в строительстве искусственных сооружений; укладка пути в зимний период, нерациональное использование рабочей силы; подбор кадров преимущественно из лиц, осужденных за контрреволюционную деятельность; и т. п. На основании вышеизложенного приказываю снять с работы начальника железнодорожного отделения Аппаровича Петра Флориановича… Материалы о вредительской деятельности на железнодорожном строительстве передать следственным органам для привлечения к уголовной ответственности…»

Может и правда Аппарович несколько шиканул за госчет? Водочка уж явно лишняя в таких условиях. Завоз её даже вредительством попахивает. Пить сорокоградусную «для сугрева» Иван даже врагу заклятому не посоветовал бы. Нет, она, конечно, сосудики расширит резво, поэтому возникнет ощущение тепла и комфорта. Зато и потери внутренней энергии в окружающее пространство увеличатся в разы. К тому же, эффект эйфории закончится довольно быстро, а вот обморожение можно и проморгать. Применение этого зелья оправдано лишь в одном случае – это когда нужно согреть замерзшего члена экспедиции перед тем, как уложить его в уютный спальник. Вот тогда пятьдесят граммов теплой водки ему однозначно пойдут на пользу. Ну, ещё бывают экстренные ситуации, типа полынью незамёрзшую проморгал. При таком форс-мажоре «укради да выпей». Вот только сомнения брали Ивана в том, что водка доставалась заключенным. Скорее всего, её не в меру употребляла охрана лагерной командировки, скрашивая себе серые будни длинной полярной ночи.

Но, отвечающий за хозяйственное обеспечение группы заговорщиков, не заинтересовался стратегическим запасом спиртного, а невозмутимо сделав соответствующие записи, разъяснил Ивану его работу. Была она проста и необременительна для сытого человека. Очкарик говорил, сколько и чего кидать в тот или иной заплечный мешок, что Иван и выполнял в полном соответствии с приказом. Правда, когда очередь дошла до сала, выдержка покинула изголодавшегося неозека и он, топориком отхватив приличный кусок, сунул его в рот и принялся энергично жевать. Завхоз снисходительно отнесся к такому наглому воровству вверенного ему имущества и даже сам в нём посильно поучаствовал, что впрочем никак не сказалось на скорости выполнения поставленной перед ними задачи. Общее принятие пищи проявило свою сакральность и отношения между начальником и подчиненным заметно потеплели. Выразилось это в том, что завхоз равнодушно проигнорировал присвоение Иваном пары коробков спичек и иных незначительных мелочей. А вот попытку сформировать свой полноценный походный мешок пресёк жестко и на корню.

– Отставить! Приоритетом является строгое выполнение приказа! – лицо ответственного офицера стало строгим, каменным. Трудно понять, за что ему впаяли лагерный срок, но уж точно не за разгильдяйство и мягкотелость. – Выполним поставленную задачу, тогда и отоваришься. Если командир разрешит. – Уже спокойнее добавил он.

Впрочем, управились они довольно быстро. Чего бы и не управиться – всего тринадцать мешков. Каждый около пятнадцати килограммов. В основном загрузили тушёнку, сахар, сало. Загрузили ворохом, не укладывая – каждый владелец рюкзака уложит груз по своему усмотрению.

Жилая часть вагона благоухала густым ароматом каши и тушёного мяса. Пятерка бойцов основательно подкреплялась перед предстоящим маршем. Другая отсыпалась на нарах. Солдат и зек устроены одинаково и руководствуются единым принципом: «солдат спит – служба идёт».

У стола сидел командир и, хотя перед ним стояла такая же обыкновенная алюминиевая миска, наполненная мешанкой, создавалось ощущение, что поедает он стерляжью уху из саксонского фарфора. Неторопливо, даже несколько вальяжно, офицер пережёвывал пищу, словно впереди предстоял не марш-бросок по заснеженной тундре, а вечерняя партия в преферанс. Хотя, возможно, у Командора были проблемы с зубами – вряд ли в приполярных лагерях имелись высококлассные протезисты. Более вероятно, такого слова здесь отродясь не слыхивали.

Завхоз подошел к командиру. Доложился. Тот кивнул и молча продолжил свою трапезу. Иван перетаскал мешки из кладовки и был благодарен очкастому, что оный подрядил в помощь машинистов. Иван бы и один справился, но ничем так от души не делишься, как работой. Расставив мешки в ряд, вопросительно взглянул на завхоза. Получив утвердительный кивок, рванул в манящие закрома.

«Так. Теперь главное не суетиться и ничего не упустить. Если ты и решил с этими орлами свалить с зоны, то всё равно рассчитывать должен только сам на себя. Так будет надежнее для тебя и полезнее для отряда. Это не поход выходного дня в пригородный лесочек. Это Заполярье. Малейшая ошибка в подготовке может стать роковой».

Первым делом Иван соорудил самопальный рюкзак. Делается это элементарно. Сыпанул крупы на дно простого льняного мешка и завязал на его уголках узлы кожаным ремешком, присмотренным заранее. Крупа, попавшая в углы, не даст соскочить узлам с мешка при любой нагрузке.

«Так. Это дело сделано. Теперь продукты. Вспоминай, чему тебя давным-давно учили на курсах инструкторов туризма. Данный побег точно можно приравнять к зимнему походу в жестких климатических условиях. Какое там рекомендуется соотношение белков, жиров и углеводов? Вроде бы один-три-пять? Что у нас тут из белков? Мясные консервы «Говядина тушёная». А, пожалуй, и всё. Как говорится, ассортимент местной забегаловки крайне ограничен. Хотя благодарствуйте Наркомторгу и за это. Спасибо, что в производстве данного продукта использует только чистую говядину, выдержанную сорок восемь часов после убоя. Честно блюдёт высокие дореволюционные стандарты, заложенные ещё при царе-батюшке.

Далее жиры. Здесь всё просто и однозначно. Свиное солёное сало. Куда уж жирнее. И что самое главное, в ста граммах этой вкусняшки более восьмисот килокалорий энергии. А уж она-то в походе сжигается… Берём, несомненно берём. Шкурку быстренько срубим топориком – тащить лишнюю тяжесть нет никакого желания, не верблюд всё-таки. А завернем мы шпик в куски марли, щедро переложив лавровым листом. Весит он как пушинка, а вещь нужная.

Из углеводов, несомненно, сахар. На единицу веса он лидер по объему углеводов среди представленных продуктов питания. И что самое важное в походе, легкоусвояемых. Да и калорий в нём немерено. Больших калорий. Чудный сахарок, колотый, нерафинированный, с естественным жёлтоватым оттенком. Мне такой в раннем детстве еще довелось попробовать.

Сгущёнка! Это, воистину, чудный продукт. Вот только тяжеловат, но брать надо. Там и углеводы, и жиры, и микроэлементы. Влага дает излишний вес, зато на переходе иногда её в ином виде и не получишь.

Теперь – соль. Куда ж без неё родимой. Теряет организм соль в переходах, а восполнить то и нечем. И самое главное – она непревзойденный консервант. В мешок её.

Макароны не берем. Не унести мне столько… Вот сухари, пожалуй, надо положить – невелика тяжесть. Да и как без хлеба-то жить…

Сушёные овощи, конечно, сверху. Легкие они. И были бы бестолковыми, если бы не являлись единственным носителем витамина С в данной кладовочке. А без этого витаминчика цинга быстро примется разрушать организм в белой замерзшей стране с полным отсутствием даже намека на апельсины и иную живительную зелень. Эх, много я отдал бы сейчас за пачку мультивитаминного комплекса. Где ты, цивилизация? Ау!»

Иван уже давно скинул телогрейку, ибо боялся взопреть от столь спешной и ответственной укладки снаряжения. Он понимал – упусти какую-либо мелочь и её уже не поправишь. Просто не будет такой возможности. Нет продмагов в тундре. Не понастроили, понимаешь.

«Так. Перейдём к промтоварному отделу. В наличии имеется теплое нижние бельё… спасибо завхозу – не всё своим орлам забрал. Берём пару комплектов… не ошибиться бы размером… А спички мы плотно завернём в промасленную бумагу… Вау! Стеариновые свечи! Вещь, безусловно, нужная, вёдь ни фонариком, ни сухим спиртом здесь не разживёшься… Бухточка тонкой, но прочной конопляной верёвки… Топорик сверху приспособить. Такую вещь лучше под рукой держать… Унесу ли я столько? Вроде подъёмный…»

– Эй, товарищ! Ты что, весь склад решил в мешок затарить? – в проёме двери обозначился рослый боец при полном зимнем обмундировании.

– Не… Весь не буду. Исключительно половину, – недовольно пробурчал Иван, с великим сожалением прерывая лихорадочный процесс разграбления сокровищницы.

В тёплом помещении довольный мародёр узрел сюрреалистическую картину: циничное спаивание начальника состава. Держа в руках краюху хлеба, щедро покрытую толстым слоем тушёнки, начальник употреблял сорокоградусную. Наверное, впервые в жизни делал он это не по своей воле и, поэтому, шла водочка в глотку тоскливо, колом шла. Осилив половину алюминиевой кружки, бедолага поперхнулся и закашлялся. Зажевал кусок бутерброда и жалобно посмотрел по сторонам. Ответом ему был непреклонный взгляд стоящего рядом громилы. «Надо, дядя, надо». Дядя с тяжким вздохом приступил ко второй порции, а потом долго занюхивал спиртное рукавом телогрейки.

«Ну чего ты расстрадался, притворщик. И с альдегидами, и с сивушными маслами, и с эфирами при товарище Сталине борются не менее жёстко, чем с гидрой контрреволюции. Ты, дорогой мой товарищ, андроповскую беленькую не пивал. Вот это гадость. А тут благородный напиток из первосортного пшеничного зерна. Да уж, не ценит здешний народ своего счастья. И чего начальник так погрустнел? Может его после третьей на расстрел поведут?»

– Достаточно, – прозвучал голос командира, так и оставшегося в потёртой фуфайке. – Филиппов! Начальника – в общий вагон. Заключенным – отгрузить два ящика водки и два ящика тушёнки. В женский вагон тоже пару ящиков консервов доставьте. Выполнять!

«Вот это класс! Это самый оригинальный вид диверсии! Выкачав всю необходимую информацию, командир диверсантов тупо напоил отработанный материал. Ну не убивать же начальничка, в самом-то деле? Тут таких свидетелей больше сотни душ наберётся. А так, начсостава теперь отойдет от опьянения не раньше, чем через десяток часов. Зеки тоже возрадуются и употребят свою дозу. Ни о каком передвижении на зимней стуже в таком состоянии и мыслей ни у кого не возникнет. А группа беглецов за это время не один десяток километров по тундре отмахает. Конгениальное решение всех тактических проблем придумал товарищ гроссмейстер. Отличный ход конем!

Вот только повторит эту забаву какой-то немецкий военачальник в далекие, да нет, теперь для меня в скорые, сороковые-кровавые. Покидая железнодорожный узел моего провинциального городка, оставит он трофеем парочку цистерн пищевого спирта. Простодушные солдатики радостно обмоют победу и многие заснут навсегда, а редкие счастливцы серьёзное отравление получат – разбодяжат немчики спирт отравой. Перейдет станция по новой в фашистские руки. Вот так фарс превратится в трагедию».

Ивану опять пришлось поучаствовать в грузоперевозках в качестве тягловой силы. В конце концов, доставили ящики и пьяненького начальника по назначению. Иван не переживал за его судьбу – никто прораба узкоколейки в вагоне даже пальцем не тронет. Да и охранников тоже, так как каждый каторжанин четко понимает, что через определённое время окажется тет-а-тет с дотошным следователем-дознавателем в неуютном служебном кабинете. И там, охотно и без принуждения, расскажет всё, как было, не утаивая ни одной детали, ибо при таком количестве свидетелей любая ложь в лишние пять лет заключения выльется влёгкую.

В штабном вагоне шли последние приготовления к побегу. Участники предстоящего маршрута по тылам недавно горячо любимой Родины, а теперь уже вероятного противника, в крайний раз подгоняли вещевые мешки и одежду. Пользуясь суетой, Иван, не стесняясь, подобрал парочку теплых портянок и запасные валенки. Ну и ёще по мелочам прибарахлился. Навернул от души миску ароматной питательной каши. Чайку вдоволь напился из чьей-то кружки, когда ёще придётся, кто ведает? Наконец бойцы завершили все приготовления к столь серьёзному переходу. Присели на дорожку, по старому русскому обычаю, имеющему сугубо прикладное значение – собраться с мыслями, вспомнить всё ли взято, всё ли сделано. Помолчали.

– Ну ладно, друзья. С Богом, – мягко, как-то не по уставу, вымолвил Командор. Но потом продолжил уже стальным голосом: – Филиппов! Ваша пятерка первая. В центре – машинисты.

«Понятно, почему рюкзаков тринадцать, – до Ивана стала доходить и эта рокировочка командира. – Машинистов он забирает с собой, назад состав вести будет некому. И насколько он застрянет среди столь „симпатичного“ ландшафта? Как скоро его занесёт снегом по самые крыши вагонов? Нет, здесь оставаться явно не айс. Пожалуй, самое время проситься на борт уходящего судна».

– Товарищ командир, разрешите обратиться?

– Слушаю вас. Только коротко.

– Разрешите идти с вами. Я экипирован. Здоров. Разбираюсь в технике сложных переходов…

– В каких войсках служили? – перебил его офицер.

«Чего отвечать-то военному? Ляпни я сейчас „Псковская десантно-штурмовая дивизия, спортрота“, посмотрит как на сумасшедшего. А начни выдумывать – уличит во лжи уже на втором слове. Я ж ни ухом, ни рылом: что тут, где тут и кто тут…»

Пока эти мысли лихорадочно толпились в черепной коробке Ивана, офицер по своему расценил паузу и вынес приговор:

– Нет. Взять не могу, – повернулся и пошёл за своим отрядом.

«Бежать следом и умолять не бросать малыша в таком нехорошем месте с такими плохими дядями? Никакого нет смысла в подобных унижениях, да и гонор не позволяет. Тем паче, прикрывать спину командира встал на тропу такой жилистый громила, что и близко подойти к опекаемому не позволит. Ишь как глазищами зыркает. Аки волк полярный, одно только, клыки не скалит».

– Эх, так вот ты какая машинка губозакаточная! – процедил Иван вслед уходящим в снежную круговерть беглецам. – Скатертью, вам, хлопцы, дорога.

Глава 3

Хлопоты

Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага.

Китайская мудрость

«Что ж делать-то мне теперь? Как жизнь горемычную обустраивать в этом суровом негостеприимном прошлом?» – невесёлые вопросы вставали в полный рост пред невольным путешественником во времени. Было от чего впасть в уныние. – На пересмотр моего дела надеяться не приходится – благо историю сталинских репрессий я знаю неплохо. К тому же, политическим заключенным сокращение срока в Норлаге не полагалось. А ведь впереди война. Условия содержания, по понятным причинам, резко ухудшатся. Нормы выработки, наоборот, возрастут. «Всё для фронта, всё для победы». И ведь не поспоришь! Даже если я и дотяну до окончания срока, на выходе добавят ещё пятёрочку – надо ж кому-то никель добывать. Или на поселение определят, что невелика разница. Допустим, мне даже паспорт выдадут и что? Куда дёрнешься, если в нём красуется отметка ограничения места жительства размерами с город Норильск? Лишь в далёком пятьдесят третьем светит амнистия. Эх, жизнь – индейка, судьба – копейка…»

Может и смирился бы Иван со своим положением, но одно дело – возводить гигант индустрии для страны, своего народа, и совсем другое – вкалывать заключенным на строительстве комбината, который, в свое время, будет принадлежать человеку, тратящему прибыль на приобретение иностранных спортивных команд. А чинуши предстоящей контрреволюции наварят баснословные барыши с этой, возведенной такими потом и кровью, экономической мощи, да по забугорным банкам распихают. Дойдёт до того, что собачек своих на личных лайнерах по разным выставкам в турне отправлять удумают. Нет, четкое знание такого будущего никак не позволяло Ивану принять как непреклонную данность подобную жизненную перспективу.

Но и рвануть в одиночку покорять столь суровые неведомые земли наш горемыка был не готов. Слишком хорошо он знал географию своей страны с её немыслимыми расстояниями, представлял, что такое поход по тундре в данное время года. Без палатки, саней, компаса, карты… Безнадёга полная. А ещё Иван понимал, что искать беглеца будут профи с большим стажем подобных мероприятий. Одна ошибка и «здравствуй уютный барак и жидкая похлёбка». Это если доведут до барака. А то могут и полениться.

«Ладно, для начала пойду хоть вагон открою. Конечно, зеки поутру выход топорами прорубят, но тогда и мне в табло прилетит за нерасторопность. А так, может ещё кого на побег подобью. Хотя стрёмно это – чужак кинет не задумываясь», – Иван и не заметил, как перешёл на полублатной жаргон, стал вживаться в новую реальность.

Что поделаешь, обстановка во многом определяет поведение человека и его сленг. Одно дело, когда ты в компании небритых мужиков, весь в масле и грязи под машиной с разбитой подвеской ковыряешься, и совсем иное, если по музейной галерее с утончённой интеллектуалочкой дефилируешь.

«Бог ты мой! Ведь паровоз-то на воде работает! Не думаю, что машинистам предоставили возможность слить её из системы. А замёрзнет вода – лопнет котёл. И тогда придётся шлёпать пешком по морозу, даже если машинисты и вернуться. Неприятно это и здоровью никак не на пользу, чай не май месяц, а буржуйку под мышкой не унесёшь. В довесок к подобным мелким неприятностям неотвратимое дознание может и сознательную диверсию пришить. С настоящих диверсантов когда спросишь. Их ещё поймать надо. А тут, пожалуйста, готовый козёл отпущения. И к гадалке не ходи, на меня всё свалят, как на того пресловутого таракана»8.

Иван, что есть духу, потрусил к паровозу, даже мешок забыл впопыхах с плеч сбросить. А вот перед железной лесенкой догадался, снял и закинул за колесо локомотива.

Споро забрался в будку машиниста – тесное тёмное пространство размерами два на два метра. Ринулся к топке. После нескольких неудачных попыток сумел всё-таки открыть дверцу. К счастью, под слоем остывшего шлака ещё подмигивали огоньки догорающего угля. Успел! Иван зажёг спичку и огляделся. Нашел сигнальный керосиновый фонарь и уже более тщательно обследовал помещение. Отыскал ящик с углём, прикрытый старой рваной телогрейкой, похоже его и как лежанку использовали. Для растопки разломал на куски контейнер и уже вскорости паровозная топка загудела мощным пламенем окаменелой органики периода палеозоя.

– И кочегары мы, и плотники. И сожалений горьких нет… – самодовольно пропел Иван, с наслаждением ощущая могучий вал тепла.

Лежала у него в шкафу трудовая книжка с единственной записью: «принят на работу в должности кочегара». А дело было так. Напротив общаги, где в бытность студентом проживал будущий строитель узкоколейки, стояло административное здание какой-то конторы. Отапливалось оно отдельной кочегаркой. С рабочей силой в те далёкие времена дела обстояли диаметрально противоположенные, чем при нынешнем капитализме – не хватало силы этой. Вот начальник кочегарки и повадился зачислять в штат студентов. Чему последние были очень рады. Смены ночные, одна вахта через двое суток. Зарплата приличная – почти червонец за смену. Многие разово подменяли товарищей, когда стипендия нежданно заканчивалась после очередного сабантуя. Правда, работу кочегара лёгкой не назовёшь. Трудовым был тот советский рубль, честно заработанным.

Иван помнил пыльное помещение, гудящие вентиляторы наддува. Будильник, который звенел через каждые два часа. В полусне закинутые в почти потухшую топку десяток лопат грязного угля. Мгновенное засыпание, лишь тело касалось твердой лежанки. И целый день пустая голова и ноющее тело. Какие уж тут знания? Единственное желание залезть в чистую мягкую кровать и спать, спать, спать…

Через несколько лет, когда молодым специалистом Иван устраивался на своё первое место работы, мать настояла завести новую трудовую книжку. Мол, непрестижно человеку с высшим образованием такую запись в трудовой иметь. Иван послушался и после окончания института получил новую, но ту первую книжку бережно хранил.

А вот симбиоз студентов и начальника кочегарки закончился очень конфузливо, можно даже сказать забавно. Случилось это суровой январской ночью. Очередной студентиус слегка не рассчитал свои силы и вступил на трудовую вахту сильно навеселе. Как случилось дальнейшая неприглядность, история умалчивает, но, вероятнее всего, на очередной звонок будильника, молодой кочегар прошептал «ещё одну минуточку…» Прошла минуточка. Другая. Несколько часов. Короче, вся система здания оказалась разморожена. Чугунные радиаторы не вынесли такого холодного отношения к себе и от гнева потрескались. Начальник кочегарки носился, как ошпаренный, вспоминая все нецензурные выражения, которые слышал в своей немалой жизни. Директор прикидывал убытки и в душе радовался, что товарищ Берия уже давно покоится с миром и не сверкнёт своим холодным пенсне. Апофеозом случившегося стала визжащая главный бухгалтер организации, у которой замёрзли все рыбки в аквариуме. В итоге, со студентами безжалостно были порваны все отношения.