Вектор движения. Приключения

«А где компот?» – мелькнула в голове шутка юмора.

– Воду сейчас не бери, она холодная, – помог определиться сосед-инструктор. – Часика через два, когда для второй бригады похлёбку сварят, дневальный кипяточек организует. Чайку попьём.

«Понятно. Компота не будет. Я так и знал».

Иван с интересом смотрел на миску с жиденьким нечто.

«Какие-то крупинки плавают, куски рыбьих хребтов, странные нитки то ли мяса, то ли рыбы. Вроде кусочки овощей попадаются. Да уж, очаровательный фитнес-супчик. Неужели я буду это есть?»

– Чего ждешь, парень? Суп остынет мгновенно. Али как ложкой пользоваться тоже позабыл? – съехидничал сосед, наворачивая похлёбку со сноровкой паровой землечерпалки.

Иван понимал всю посконную правоту своего инструктора по лагерному быту. Тепло – это энергия, еда – это энергия, а в таких суровых условиях её просто так терять не пристало. И хотя разум всячески противился употреблять подобную злую пародию на суп, организм настойчиво требовал наполнить желудок. В конце концов несчастный лагерник согласился с истинностью постулата о первичности материи и стал осторожно хлебать то, что в прошлой жизни, пожалуй, и рвотные рефлексы могло бы спровоцировать.

Разумно решив, что старожил лучше знает, что и как, Иван скопировал его систему питания: раскрошил пару сухарей в горячую похлёбку, а остальные засунул в огромный карман, нашитый с внутренней стороны телогрейки. Супец остывал молниеносно, поэтому он форсировал работу ложкой, и вскоре в миске уже и капельки не осталось. С великим тщанием облизав деревянный инструмент, упрятал его в котомку.

– А что, второе блюдо здесь не предусмотрено? – обратился Иван к соседу, уже пристроившемуся подремать.

– Вечером дневальные каши сварят. Раз работы нет, пайка урезана вдвое. Вот пурга в тундре поутихнет – выгонят на работы. Будет работа, будет и нормальная еда. А пока отсыпайся. Попозже чайку попьём, – недовольно ответил тот, поудобнее устраиваясь на нарах. – Слушай, а ты часом не ваньку валяешь? Действительно, ничего-ничего не помнишь?

Услышав в ответ глубокий, тяжёлый вздох бедолаги, сосед проворчал что-то сочувствующее и вновь закрыл глаза.

За тонкой стенкой теплушки выл ветер, скребя наждаком снежной крошки по доскам вагона, словно пытался отполировать их до зеркального блеска. Шумели в своем углу урки, что-то проигрывая и выигрывая в самодельные засаленные карты. Остальные каторжане, согретые проглоченной второпях похлёбкой, дрыхли на нарах. Но Ивану не спалось, и он, толкнув в бок своего инструктора, начал доставать его расспросами. Поворчав для приличия, сосед всё же попытался обрисовать общую картину и отдельные частности жизни, которая так бесцеремонно затянула в себя Ивана.

Из разъяснений сторожила этих мест Иван узнал, что «чёрная пурга» – это снежная метель, при которой скорость ветра порой достигает сорока метров в секунду. И, фактически, это уже и не пурга, а самый настоящий ураган, способный играючи сбить с ног здорового мужика и утащить его в тундру подобно смятой пачке из-под папирос. Видимость при таком катаклизме практически нулевая. Передвигаться без страховочной веревки равносильно самоубийству. К счастью, такой «подарок» природа преподносит крайне редко. Но вот не менее опасные метели с порывами ветра до тридцати метров в секунду – не такие уж и редкие гости в этих местах. Этакие нежданчики заставляют всё вменяемое население забиться в первую попавшуюся щель и носа оттуда не высовывать до окончании сего бесчинства. А в остальные деньки природа душевно радует здоровой спокойной погодой. Ну подумаешь, дней сто в году обычные метели злобствуют. Зато в остальные дует ровный спокойный ветерок со скоростью метров так шесть-семь в секунду. Лепота…

Зима в этих краях холодная, долгая. Никаких тебе оттепелей. Они полностью исключены в этом царстве холода и ветра. Порядка 280 дней в году составляют морозные дни. Средняя температура календарных зимних месяцев крутится около отметки минус тридцать градусов Цельсия. Но может, играючи, и до минус пятидесяти опуститься. Снежный покров упорно держится около восьми месяцев.

Немудрено, что при таком климате неподготовленный или ослабленный человек, да ещё задействованный на изнуряющих работах, так и норовит либо заболеть, либо вообще покинуть этот грешный и безжалостный мир. И хотя в Норильлаг отбирались лишь здоровые и крепкие заключенные в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, но и они порой не выдерживали постоянных атак цинги, туберкулёза, истощения организма от постоянного недоедания.

Много ещё чего поведал старожил о бытии в этой юдоли человеческой такого, о чём в прошлой жизни Иван и слушать бы не стал. От полученной информации, притом поданной в цинично равнодушной форме, наш герой совсем загрустил. А ведь ещё вчера он был пессимистично уверен, что хуже и быть не может. А вот теперь проснувшийся оптимист в голове восторженно утверждает: «Может! Очень даже может!»

Вполне вероятно, что ещё долго бы мучился несчастный скиталец от своих горьких размышлений, но молодой организм взял своё и успокоил мозг здоровым крепким сном.

*****

Снился Ивану пикник на дачном участке с деревянным домиком, в кругу лучших друзей. Зелень густых кустов смородины радует глаз, а аромат томящегося в мангале нежнейшего мяса, приготовленного по оригинальному рецепту, щекочет ноздри и заставляет желудок предвкушать роскошную трапезу. Уже нетерпеливо выпита первая рюмка кристально чистой финской водки и сошёл на нет ажиотаж сервировки садового столика. Блаженство! Умиротворение и благодать наполняют разум и тело. Хорошо! Впереди ещё многие часы степенной беседы и сытного застолья. Разговор нетороплив и пока ещё дружен с логикой и наполнен лёгким юмором. Жужжат пчёлы, собирающие свой взяток пыльцы с благоухающего вокруг разнотравья. Ленивая кошка развалилась неподалёку и терпеливо ждёт своей доли на этом празднике души и плоти. Прохладный ветерок приятно освежает разгоряченное алкоголем тело, мягко колышет края льняной скатерти. На крыльцо соседнего домика выходит очаровательная грудастая блондинка и хриплым противным голосом со всей дури орёт:

– Первая, вторая бригада – на работу! Хватит дрыхнуть, дармоеды!

Иван приподнял голову. Заместо аппетитной блондинки в дверной проём вагона ввалился крупный мужик в тулупе с поднятым воротником. К нему с нар спрыгнули два человека и отрапортовали о состоянии своих бригад. Получили в весьма образной словесной форме краткую инструкцию, включающую в себя описание фронта предстоящих работ, а также меры «поощрения» к возможным саботажникам оных. Красномордый мужик в тулупе ушёл, а зеки стали собираться на трудовую вахту. В итоге обещанного горячего чайка Иван так и не попил. Аристократическое чаепитие было вульгарно заменено наспех проглоченной кружкой тепловатой воды.

Выскочив из вагона, Иван засомневался, в своем ли уме их начальник? Температура за бортом была явно ниже двадцати градусов мороза. И ладно бы только это! Дул пронизывающий ветер, обдирая лицо мелкой колючей крошкой снега. Дул ровно, как из огромного мощного вентилятора, гоня потоки в одном направлении. Сумерки не позволяли охватить все пространство взором, но и увиденное действовало угнетающе: мятое безжизненное полотно тундры простиралось во всех направлениях.

«Да как в таких условиях вообще можно народ из вагона выгонять? Тут и собака околеет, не то что человечек в смешном ватнике! Ба, да здесь ведь ещё и работать надо! Во попал!»

Цепочка зеков шла с подветренной стороны состава, насчитывающего всего лишь девять вагонов. На последних платформах угадывались, занесённые снегом шпалы. Перед теплушкой, ставшей для Ивана временным домом, располагался женский вагон. Из повествования своего соседа Иван уже знал, что в нём следуют по этапу в базовый лагерь Норильска полсотни осуждённых женщин. Как правило, каторжников доставляли вниз по Енисею из Красноярска, где находился пересылочный пункт Норильлага. Перевозили заключённых в летние месяцы в период навигации речными баржами в Дудинку. А уже оттуда гнали арестантов большими партиями в лагерь прямо через тундру. Но что бы вот так… в полярную ночь… Видимо, острую нехватку рабочих рук испытывает стройка комбината, если даже в этакие морозы её решили пополнить человеческим ресурсом.

«А ведь железка еще не достроена! Через десяток километров – крайняя точка укладки рельс и дальше колонна женщин пойдет пешком через снежную тундру, где отстать от группы смерти подобно. Не случайно охрана так малочисленна и небрежна в отношении своих обязанностей. Куда тут бежать: шаг влево, шаг вправо и… ага. Найдут только летом… то, что не съедят полярные волки, – грустно размышлял Иван, осматривая, прищуренными глазами окружающее пространство и затерявшийся в нём состав. – Вот штабная теплушка. Даже по внешнему облику видно – новенькая. Охранник с винтовкой топчется… Так, платформы с рельсами… Два полувагона с углём… Чудо-юдо-паровоз. Дым из трубы вьется. В будке машиниста свет уютно теплится».

Обогнув состав, бригада оказалась впереди паровоза, и, свежезавербованный на великую стройку социализма, заценил предстоящий объём работ. Метров на сто вперёд, вплоть до странной двери в огромный снежный сугроб, железнодорожное полотно было заметено толстым слоем снега. Вот его и предстояло зачистить до самых рельс.

Сказать-то легко, сделать намного сложнее. Мелкий снег при таком ветре наслаивается, уплотняется и становится очень твёрдым. Снегоочистительный отвал паровоза его, естественно, не берёт. Человек с совковой лопатой тут тоже бессилен. Приходится резать пилами или кайлить, как каменный уголь.

Началась утомительная, монотонная работа. Подгонять никого особой нужды не имелось – холод делал это не хуже самого свирепого надсмотрщика. Вот поэтому начальник состава скоро укрылся в штабном вагоне. Изредка появлялся боец ВОХРа4 в белом тулупе и с винтовкой Мосина за спиной. Исключительно для порядка. Побега охрана не боялась. Интересно было бы посмотреть на безумца, рискнувшего совершить столь самоубийственный поступок. Да здесь в шею гони – фигушки кого дальше чем на десяток шагов от дороги вытолкнешь!

Как и везде, имело место быть социальное неравенство. Блатную часть заключенных бригадир, по замашкам той же масти карта, отправил отрывать дверь в снежном холме. Метель там несколько менее сурово бросалась на людей и, соответственно, работали они в более сносных условиях. Куда ведёт эта загадочная дверь, Ивану уже успел поведать всезнающий сосед по нарам.

В целях борьбы со снежными заносами разработали здешние кулибины ноу-хау. На отдельных участках вдоль полотна ставились деревянные перила, перекрытые сверху настилом из дюймовых досок. Боковые стены достраивали из твердых снежных блоков, полученных при очистке дороги. Остальное доделывали ежедневные метели. В результате возникал тоннель, внутри которого было тихо и чисто. Жаль, что, по понятным причинам, упрятать всю железку в такое укрытие было нереально. Да и таял снег летом.

«Может подсказать этим олухам про аэродинамические щиты? Они так формируют воздушный поток, что тот дорогу от снега до самой земли зачищает. Не хуже бульдозера. Хотя, есть в этих краях инженер-путеец, который вскоре и сам до этого додумается. Вмешаюсь я со своими советами, глядишь, „эффект бабочки“ в истории страны такую загогулину завернёт, что мама не горюй. А может и к лучшему? Не, не буду. Инженера премии лишат, а я карму себе испорчу».

Метель несколько поутихла и работа стала более продуктивной. Ивану досталась большая совковая лопата, которой он и откидывал с насыпи сколотые куски снега. Рядом с ним пожилой доходяга оттаскивал в сторону спиленные снежные блоки. Он долго примеривался к каждому «кирпичику», потом с оханьем поднимал его и, шаркая ногами, переносил к краю насыпи.

– Смотри, дед, не надорвись, а то пупок развяжется, – хохотнул над стариком длинноногий верзила, уверенно орудуя тяжелым кайлом.

Иван подхватил снежный блок, чуть не выскользнувший из рук пожилого каторжанина, и откинул на обочину дороги.

– Нечего дармоеда жалеть. Совсем разленился старый хрыч. Работай шустрее! – прикрикнул на старика бригадир. – Это всех касается! Живее!

Сколько прошло времени и который сейчас час, Иван уже не понимал. До него наконец дошла истина, что солнышка ждать не следует ни днём, ни утром – на дворе полярная ночь во всей её неприглядности. Время суток определить можно лишь по часам, коих, как оказалось, он не имеет. Да и зачем ему часы? Вон тот мордатый надсмотрщик за всех решит, когда есть, когда спать, когда и сколько работать. Иван и работал, стараясь не делать лишних движений, выдерживать общий ритм бригады.

Когда уже ноги стали дрожать от усталости, а куски снега скатываться с лопаты совсем в неположенном месте, бригадир «протрубил» конец рабочей смены. Подтянулись и блатные, давно уже откопавшие вход в тоннель и, пожалуй, успевшие выкурить в нём не одну самокрутку.

– Бабы тоже нехай поработают, – оскалился один из бригадиров. – Небось, отлежали бока до онемения, враги трудового народа.

Никто его шутку не оценил. Все скорее хотели в теплушку – ветер снова усилился и старался задуть снежную пыль в любую, даже крошечную, щель на одежде.

Глава 2

Сборы

Тюремщик может забыть, что он поставлен

стеречь, – узник не может забыть, что его стерегут.

Узник чаще думает о побеге, чем его страж о том,

как помешать ему бежать.

Жюль Верн. Дети капитана Гранта

– Холодно, – отчетливо и довольно громко произнес, плетущийся в кучке арестантов, старик, совсем уж банальное утверждение для данного климатического региона.

Еще бы было не «холодно» – ледяные кристаллы снега буквально впивались в открытые участки лица, а пронизывающий ветер, казалось, не обращал абсолютно никакого внимание на толстый слой ваты телогрейки и леденил уставшее от работы тело.

«Вот сыскался капитан Очевидность на наши бедовые головы! – вяло и скрипуче проползла в голове Ивана раздраженная мыслишка. – Без него, естественно, никто бы сей особенности Полярного севера не уразумел и не прочувствовал всем своим неприспособленным человеческим тельцем. Ага… Здесь и пингвин заскучает от недостатка тепла и ласки. А уж бледнолицые, лишенные эволюцией густого волосяного покрова и подавно. Старый нытик…»

Однако, спокойствие и отсутствие какой-либо эмоциональной окраски брошенного в пространство слова чем-то царапнули, смутили мозг какой-то глубинной загадочностью.

– Жарко! – вдруг хлестко вырвалось из уст доходяги несообразное для данной обстановки заявление, подозрительно похожее на приказ.

Мозг Ивана ещё пребывал в ступоре от столь противоположных утверждений и пытался найти удобоваримое объяснение такому словесному маразму, а поступавшая визуальная информация уже наносила ему куда более разрушительный удар.

Движение обозначилось одновременно по всей массе их малочисленной группы. Глаза просто не успевали всё отследить досконально, во всей полноте и четкости, поэтому разум фиксировал лишь отдельные кадры. Вот по левому флангу длинноногий верзила, прихватив одной рукой винтовку вохровца, другой наносит ему сокрушительный апперкот в голову. Чуть правее, его сотоварищ искусно проводит переднюю подножку бригадиру, лицо которого даже не успело изобразить удивление от происходящего. Зэк стремительно перекатывает противника физиономией вниз и утыкает её в жесткий снег, лишая возможности закричать. Справа, один за другим, слаженно, не мешая друг другу, словно связанные невидимой нитью, буквально летят по утрамбованному снегу еще три серые фигуры. Их цель – часовой у теплушки с арестантами. Тот, сделав ещё пяток шагов в конец состава, не спеша заученно поворачивается через левое плечо и с недоумением смотрит на бегущих к нему заключённых. Солдатик не сразу осознает, что же, собственно говоря, происходит и куда эти дурковатые зеки так торопятся. А осознав, лихорадочно пытается снять винтовку с предохранителя. Именно «пытается», ибо эта процедура действительно похожа на пытку, так как крайне сложна на морозе, когда пальцы в непослушных меховых рукавицах никак не могут ухватить заветную «пимпочку». С ужасом уразумев бесперспективность поставить винтовку на боевой взвод, охранник пробует применить удар штыком, но его противник отбивает оружие ногой в сторону и с ходу наносит мощный удар головой в лицо. По инерции оба падают и начинается короткая, жестокая схватка. Она происходит яростно, молча. Особенность психики мужских особей – не тратить даже крупицы сил на крик, а выплеснуть их все без остатка в отчаянном смертельном поединке. Любая женщина заорала бы благим матом и, в данном случае, принесла бы больше пользы и себе и своим товарищам, предупредив их об угрозе. Но инстинкт есть инстинкт. Это танк, против него не попрёшь.

Охранник еще трепыхался в агонии, а его винтовку уже подхватил второй нападавший. Он мгновенно нашел общий язык с предохранителем и вскочил в дверь теплушки, заботливо распахнутую третьим из столь прыткой команды. Хотя и тот тоже ни на одно лишнее мгновение не задержался на снегу, а проворно заскочил в вагон, скинув рукавицы и выхватив заточку из-за пазухи. За ним, как последняя горошина из стручка, последовал подоспевший длинноногий с винтовкой первого вохровца.

В командной теплушке раздался лишь один выстрел. И был он винтовочный. А потом в дверь вагона высунулась фигура в ватнике и махнула рукой. И стало понятно – действующая власть бесславно пала, флаг пора менять. Вот только на какой?

Лишь теперь Иван сумел стряхнуть с себя оцепенение и развернулся в сторону старика. А старик исчез! Вместо него стоял матёрый, подтянутый командир, спокойно обозревая поле боестолкновения и анализируя сложившуюся диспозицию. Серые холодные глаза с властным прищуром, тонкие, плотно сжатые губы. Лишь учащённое дыхание выдавало внутреннее волнение. Но это уж работа гормонов – организм в стрессовой ситуации инстинктивно насыщает кровь кислородом, для возможности активно действовать и ясно мыслить.

«Да… Грамотно сработано. Очень грамотно. Чётко и молниеносно проведённая спецоперация по захвату грузового железнодорожного состава, – Иван по достоинству оценил данную акцию. – Кто он, этот дед? То, что портупея для него привычнее перьевой ручки и чернильницы, так это и сове полярной понятно. А вот из каких таких войск, что сумел в зоновских условиях натаскать целую группу скорохватов, разработать детальный план и столь успешно его осуществить? А какова конспирация? Кто из лагерных оперов смог заподозрить в сломленном невзгодами старике организатора конспиративной группы заговорщиков? Так грамотно нейтрализовать охрану… Нет, это высший пилотаж! И современный спецназ мог бы кое-чему поучиться.

Хотя, вполне возможно, что это и есть прародители теперешнего Спецназа. Ведь ещё в 1932 году под крышами ОГПУ5 и военного разведуправления были созданы аж целых три школы специалистов по партизанско-диверсионным операциям. А в 1934 году уже появилась директива о формировании спецподразделений в РККА6. Скорее всего, из этих структур наш командор и появился в лагерном зоосаде. Да и птенцы его из того же гнезда. Основная часть уж точно там поднатаскалась своему ремеслу. Ну очень уж профессионально сработали. А военный «гений» Тухачевский ещё высмеивал партизанско-диверсионные методы работы. Подловато это мол, и для передовой армии недопустим подобный бандитизм в тылу противника. Но не дал ему усатый стратег возможности увидеть, что будут творить «передовые армии» во Вторую мировую. Не дал и танков «картонных» понастроить, а вот диверсантиков поддержал. В результате к 1939 году в каждой дивизии на западном направлении их уже по полсотни да имелось.

Правда в данном случае они свои навыки против государства, так старательно их обучившего воинскому искусству, и повернули.

Ну что ж, бывает и на старуху проруха. Может они и право моральное имеют. Не все же здесь заслуженно сидят, под карающий меч революции угодившие. Я вот, бедняжечка, как кур в ощип попал, ни за что, ни про что, – Иван снова остро прочувствовал свою ситуацию и уже иным взглядом обшарил фигуру организатора блестящего переворота в этой тьмутаракани. – Какой он старик! Ему от силы полтинник. Лицо изрезано морщинами и тело не пышет здоровьем? Так на то и полярные ветра с жуткими холодами, чтобы высасывать из человека жизненные соки при столь скудном питании и каторжной работе. Покатай брёвна денек на разгрузке или уголёк покидай совковой лопатой, так никакой фитнес не нужен будет. За неделю от излишка жировых отложений избавишься. А уже через месячишко организм и за мышечную ткань незаметно возьмется.

Так что, вполне ещё крепкий здоровьем командир у данной группы смельчаков. При полноценном рационе быстро придёт в соответствующую норму. Настоящий командор нарисуется, способный повести за собой хоть через бушующий Атлантический океан, хоть через безбрежное море тайги.

Теперь о морально-волевых нашего Командора… Впрочем, с волевыми качествами полный порядок. Хладнокровен, уверен в себе, дальновиден и тому подобное. С моральными определиться сложнее. Пуд соли нужно съесть с человеком, чтобы хоть чуть-чуть начать в нём разбираться. А тут… Судя по осанке, скорее всего, дворянин. Возможно, потомственный военный. В революционном семнадцатом ему было около тридцати лет. Может ещё императору присягу давал. На балах мазурку с барышнями отплясывал. Короче, царский офицер с понятиями чести. Вполне вероятно, что красное революционное знамя над нашим составом сменит бело-жёлто-чёрное императорское полотнище. Ну, или триколор с двуглавым орлом…

Ой, да что я несу? – оборвал себя Иван, – как будто среди дворян дерьма мало было. И своих чикали без стеснения, а уж чернь и подавно за людей не считали. Вон, нонешние князьки, ещё грязь не отсохла, а уже простой люд в упор не видят. И это в лучшем случае…»

– Филиппов! Техников – в штабной вагон. Этого привлечь к хозработам, – палец командира повстанцев небрежно вычленил Ивана из общей группы лагерников. – Остальных – в общий вагон. Группе обмундироваться, принять пищу и отдыхать. Можете выполнять.

Тон спокойный, деловой, почти безразличный. Человек профессионально выполнял свою работу.

Длинноногий верзила подтвердил усвоение приказа воинским «слушаюсь!» и жестом указал подбежавшим диверсантам на объекты применения приказа, благо, они всё прекрасно слышали. Машинист и помощник машиниста, коих командир отряда по военному именовал техниками, хмуро двинулись в сторону штабной теплушки. У машиниста под глазом имелось характерное покраснение, обещающее вскорости перерасти в полноценный синяк – видать, бедняга, не сразу врубился в ситуацию и оказал сопротивление новой власти. Хотя какое там «оказал», в данном случае правильнее употребить выражение «попытался оказать». Вот только момент захвата паровозной кабины Иван прохлопал и ушами, и глазами. Немудрено – слишком уж много захватывающих событий свершилось в столь короткий промежуток времени.

Толчок приклада в спину заставил его серьёзнее взглянуть на жизнь и задуматься о своем будущем, а не о трансформациях травмы машиниста. Он скоренько потопал в направлении столь оригинально указанном человеком с ружьём. К тому же, застывшее от неподвижности, тело вовсю завопило от пронизывающего холода, который до сей секунды блокировался азартом от просмотра столь захватывающего «видеоролика».

Штабной вагон представлял собой обыкновенную теплушку, так сказать, повышенной комфортности. В чём она заключалась? Во-первых, в откатывающуюся огромную дверь было врезано стандартное дверное полотно на навесах, плотно утеплённое кусками старых телогреек. Во-вторых, меньшая часть вагона, около трети, была отделена от жилой дощатой перегородкой с маленькой дверью и огромным амбарным замком на ней. В-третьих, помещение освещали целых две керосиновые лампы, висевшие на металлических проводах. Ну и самое основное – топливо здесь не экономили, а потому буржуйка щедро источала жар всем своим дородным телом.

Пока Иван оглядывался по сторонам, пятеро волкодавов шустренько перетряхнули нары и выгребли из вещевых мешков солдатиков тёплое нижнее белье и чистые гимнастерки. Переодевались тут же, не стесняясь. Да и кого стесняться – двоих оставшихся в живых вохровцев, которые сидели у стены с лицами белее альпийского снега? Или чумазых машинистов, составивших им печальную компанию? Или начальника состава со связанными за спиной руками и кровоподтёком на левой скуле? Нет, их без внимая не оставляли – Иван то и дело ловил скользящие взгляды ответственных за охрану пленных. Их не опасались – просто наблюдали в целях предупреждения всяческих недоразумений, контролировали по укоренившейся привычке. Скоро, но тщательно переодевшись, диверсанты заставили охранников снять обмундирование, кинув им свои старые шмотки. Аккуратно сложили запасные комплекты белья вдоль стены и, прихватив с собой по увесистому куску хлеба и по банке тушёнки, забрались на нары. Что Ивана несколько поразило, так это полное отсутствие трепотни. Лишь в процессе подгонки формы изредка проскакивали утилитарные фразы: «мне маловата, махнёмся?», «пуговица болтается, укрепи», «всё нормально». Ни эйфории от успешного захвата поезда, ни радости от возможности утолить голод. Ребята отлично понимали, что сделанное – сущий пустяк по сравнению с тем, что им ещё предстоит совершить на пути к свободе.