Чужак из ниоткуда – 4

Нет, в орно я не входил. Всё по той же старой причине – это сразу бы стало заметно. Но и моих обычных кондиций хватало, чтобы прыгнуть с места так, что моя голова поднималась выше сетки, натянутой, как положено, на высоте два метра сорок три сантиметра. То есть я просто перепрыгивал у сетки и самого Фиделя и его здоровенных охранников.

Другое дело, что не всегда удавалось получить хороший пас под удар. Ох, совсем не всегда. Здесь соперник был гораздо точнее, и в конце концов мы вышли на счёт 14:13 не в нашу пользу при подаче кубинцев.

Я стоял на месте разыгрывающего и заметил, как левый крайний защитник кубинцев слишком далеко выдвинулся вперёд.

Туда я и ударил в пряжке после того, как принял подачу, перебросил мяч Сергееву и получил от него ответный пас.

Кубинец попятился и прыгнул, стараясь достать мяч.

Если бы он этого не сделал, то мяч, скорее всего, ушёл бы за пределы площадки.

А может быть, и не ушёл.

Но защитник прыгнул и не достал. Только коснулся пальцами мяча, и тот, изменив траекторию, улетел ему за спину, где подхватить уже было некому. Судья свистнул, подача перешла нам.

Теперь я был на месте крайнего левого защитника.

Нодия подал. Фидель принял, красиво отдал Хосе, и тот, решив нас обхитрить, неожиданно пробил.

– Уходит! – крикнул я, и Антон, уже было вытянувший руки, чтобы отбить мяч, убрал их и даже присел.

Есть!

Мяч стукнулся о землю за чертой, и свисток судьи зафиксировал, что мы сравняли счёт. 14:14 при нашей подаче.

Глаза Фиделя недобро сощурились, но мне было по фигу – я перешёл слева под сетку и шепнул Борису:

– Мне пас. Повыше.

То кивнул – понял, мол.

Нодия сделал красивую планирующую подачу. Кубинцы приняли, разыграли, и один из охранников попытался перебросить мяч через наш блок. Ему это удалось, однако мяч на месте разыгрывающего принял Сергеев, отдал Борису и тот набросил его мне, как и договаривались – красиво, мягко и высоко.

На этот раз я взлетел на метр, не меньше – почти на свой максимум, если не использовать орно.

Маленький и лёгкий, по сравнению с футбольным, волейбольный мяч медленно крутился в воздухе, освещённый лучами заходящего кубинского солнца.

Двое высоких охранников прыгнули, выставляя блок.

Хрен вам, ребята. Я выше.

– Х-ха! – выдохнул я, нанося удар.

У нас в Кушке это называлось «поставить кол». Да и не только в Кушке. Думаю, это по всей стране так называлось, хоть я и не волейболист.

К чести, стоящего на распасе Фиделя, он среагировал и попытался принять в падении страшный удар, чтобы спасти команду. У него даже почти вышло. Мяч попал в вытянутую руку команданте и резко ушёл в сторону за пределы площадки.

Судья свистнул и скрестил руки перед грудью. Конец матча. Мы победили со счётом 15:14.

– А ты нахал, – сказал Фидель, пожимая мне руку после матча. – Даже наглец. Вот скажи, ты не мог сделать вид, что мы сильнее? Тем более, что мы и в самом деле были сильнее, – он улыбался, но глаза его оставались холодными.

Ясно, подумал я, а ведь меня предупреждали.

Солнце, склонившись к западу, послало сноп света между стволов деревьев с западной стороны. Длинный вечерние тени протянулись на восток, мягко залегли в складках на гряде голых невысоких холмов метрах в шестистах от нас. На пологой вершине одного из них, что-то ярко блеснуло, – так бывает, когда солнечный луч отражается от стекла.

Откуда там стекло?

В следующую секунду я сильно толкнул команданте вперёд, дал подножку и упал сверху, прикрывая.

Вдалеке едва слышно треснул выстрел.

Пуля прошла над нами, ударилась в металлическую стойку для сетки и с визгом ушла куда-то в сторону.

– Ложись! – упал на нас с Фиделем Борис, прикрывая обоих своим большим сильным и очень потным телом.

Чёрт, подумал я, не лучшие объятья жарким кубинским вечером, прямо скажем.

– Он там, в холмах! – сообщил громко. – На востоке!

– Atrápenlo![11] – крикнул Фидель.

Топот ног, рыкнули, заводясь, двигатели; три джипа, набитые солдатами, стоявшими до этого в оцеплении вокруг волейбольной площадки, сорвались с места и понеслись к холмам.

Я огляделся. Неподалёку высилось трёхэтажное каменное здание казармы.

– Туда! Здесь мы, как на ладони.

Под прикрытием охраны Фиделя и Антона, которые в спортивных трусах и майках с пистолетами в руках смотрелись довольно забавно, мы перебежали за казарму.

– Давайте внутрь, команданте! – сказал один из охранников, нервно оглядываясь по сторонам.

– Ерунда, – заявил Фидель, усаживаясь на деревянную лавочку, которая стояла рядом со входом. – Всё кончилось, можешь мне поверить. Будь выживание после покушения олимпийским видом спорта, то я давно стал бы чемпионом, – он посмотрел на меня и похлопал рядом с собой. – Садись, Серёжа. Ты только что спас мне жизнь!

Я сел.

– Как ты понял? – спросил Фидель.

– Солнце блеснуло на оптическом прицеле, – объяснил я. – То есть, я не знал, что это оптический прицел. Догадался.

– Разве ты служил в армии?

– Я сын военного. Всю жизнь по гарнизонам. Всякого насмотрелся, и боевое оружие держал в руках.

– Что ж, спасибо тебе. Признаюсь честно, я разозлился, когда вы выиграли. Не люблю проигрывать. Но теперь… Спасибо ещё раз, – он обнял меня за плечи, на секунду крепко прижал к себе. – Считай, я твой должник. И, разумеется, завтра берите гравилёт, если вам надо. Никаких возражений.

Подробности покушения на Фиделя мы узнали на следующее утро. Кубинский спецназ догнал террориста, который бросил снайперскую винтовку и пытался уйти к морю на заранее припрятанной машине. Его догнали и убили в перестрелке. Говорят, Фидель был очень недоволен, он рассчитывал, что наёмного убийцу возьмут живым.

Впрочем, это было уже совершенно не моим делом. Все разрешения были получены, прогноз погоды благоприятный, гравилёт проверен до последнего винтика, маршрут проложен; и утром десятого августа в девять часов двадцать восемь минут по местному времени Муса Нодия поднял машину в воздух с аэродрома военно-воздушной базы в городе Сан-Антонио-де-лос-Баньос.

Всего гравилёт нёс восьмерых. Экипаж: пилот Муса Нодия и механик-штурман Тимофей Сергеев. Пассажиры: Владимир Крат, Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, охранники Борис и Антон и я – Сергей Ермолов.

Машина как рази была рассчитана на восьмерых и при собственном весе полторы тонны могла поднять ещё восемь с половиной. Так что шли мы, считай, налегке. По прямой от кубинской военно-воздушной базы до радиотелескопа Аресибо (в конце концов, решили, что мы прилетим прямо туда, чтобы не тратить время на переезды) было примерно тысяча семьсот километров. Но мы летели не по прямой, а по сторонам условного треугольника с вершиной в районе островов Тёркс и Кайкос, принадлежащих Великобритании. Так что всего получалось больше двух тысяч километров.

– Пять часов полёта, – сказал Сергеев. – Плюс минус.

Мы шли на высоте три тысячи метров с крейсерской скоростью четыреста пятьдесят километров в час. Внизу расстилался пронзительно-синий Атлантический океан с редкими, разбросанными там и сям, клочками жёлто-зелёных островов. Было хорошо и красиво. Даже очень. Негромкий гул электродвигателя. Привычная, но всякий раз кажущаяся новой лёгкость во всём теле от действия антигравитационного поля. Прохлада в салоне с кондиционированным воздухом, великолепный обзор. Ни облачка на горизонте. Глубокий океан внизу, бесконечное небо и солнце вверху, посередине – мы.

– Между прочим, – сказал Аркадий Натанович, – мы с вами сейчас находимся в районе знаменитого Бермудского треугольника. Я бы сказал даже, печально знаменитого.

– Первый раз слышу, – сказал директор Пулковской обсерватории. – Что ещё за Бермудский треугольник?

– Аркаша, – с весёлой укоризной произнёс Борис Натанович. – Как не стыдно.

Я молча слушал.

– Что значит – стыдно? – наигранно возмутился Аркадий Натанович. – Я читал об этом в американском журнале на чистом английском языке! То есть американском, разумеется.

– О чём? – спросил наш пилот. Гарнитура с наушниками болталась у него на шее, машина шла ровнёхонько, как по ниточке, и ему явно было скучно. – Расскажи, дорогой!

И Аркадий Натанович рассказал. О том, как пятого декабря тысяча девятьсот сорок пятого года авиазвеноиз пяти торпедоносцев-бомбардировщиков «Эвенджер» совершало тренировочный полёт. Они вылетели с аэродрома базы морской авиации в Форт-Лодердейле, что в восточной Флориде, и следовали почти точно на восток, чтобы в определённой точке совершить учебное бомбометание, а затем, другим курсом, вернуться на базу.

– Погода была прекрасной, – увлечённо рассказывал Аркадий Натанович, – море спокойное. Прямо, как сегодня. Однако в какой-то момент начались перебои с радиосвязью. Из обрывков радиопереговоров, которые удалось поймать на базе, стало ясно, что звено заблудилось. Чуть ли не у всех самолётов отказало навигационное оборудование, а то, которое, вроде бы, работало, выдавало явно неверные сведения.

– Значит, тоже отказало, – прокомментировал Сергеев. – Хотя я не очень понимаю, как это возможно.

– Никто до сих пор этого не понял, – продолжил Аркадий Натанович. – Однако факт, что четырнадцать опытных лётчиков на пяти прекрасных исправных самолётах так и не сумели добраться до земли. Последние слова одного из пилотов, уже когда у них заканчивалось топливо, были такими: «Мы не можем определить направление, океан выглядит не так, как обычно, мы опускаемся в белые воды». – старший Стругацкий сделал паузу и буднично добавил. – Спасательный гидросамолёт «Мартин Маринер», который немедленно вылетел на поиски, тоже бесследно исчез.

– Хорошо быть писателем-фантастом, – сказал Владимир Алексеевич. – Им всё можно.

– За что купил, за то и продаю, – невозмутимо заметил Аркадий Натанович.

– Аркадий Натанович правду говорит, – сказал я. – Я тоже читал об этом случае, когда странствовал по Америке. Была статья в журнале «Аргоси». Кажется, за шестьдесят четвёртый год. Да, точно, за шестьдесят четвёртый. Автор – Винсент Гаддис. Статья называлась The Deadly BermudaTriangle.

– Смертельный Бермудский треугольник, – перевёл Борис Натанович.

– Страшно – аж жуть, – сказал охранник Борис.

– Э, слушай, дорогой, я такое могу рассказать про разные случаи в авиации, – кушать не сможете! – воскликнул Нодия. – У нас в одной сибирской тайге столько самолётов пропадает бесследно, что этот треугольник от зависти в круг превратится!

– Так я не спорю, – благодушно заметил Аркадий Натанович. – Но бесследная пропажа звена «Эвенджеров» – факт.

– Бритва Оккама, – сказал Борис Натанович.

– Которой мы бреемся каждыйдень, – подхватил старший брат. – И тем не менее.

– Какой у нас запас хода, напомните? – спросил Владимир Алексеевич.

– Девять тысяч километров, – сообщил Нодия. – До Берлина можем долететь спокойно. Но нам туда не надо, – он надел наушники и попытался связаться с диспетчерской службой аэропорта Исла-Верде в Сан-Хуане.

– Советский борт РС–1 «Сергей Ермолов» вызывает аэропорт Исла-Верде, – сказал он по-английски. – Приём!

Тишина. Только гул электродвигателя и шум винта, рассекающего воздух над нашими головами.

– Советский борт РС–1 «Сергей Ермолов» вызывает аэропорт Исла-Верде, – повторил Нодия. – Приём!

Тишина.

– Странно, – сказал пилот. – Сан-Антонио-де-лос-Баньос! Советский борт РС–1 «Сергей Ермолов» вызывает Сан-Антонио-де-лос-Баньос! – он перешёл на английский. Приём!

Ни звука.

Я огляделся. Свет за прозрачной кабиной гравилёта изменился. Свет и краски. Свет будто потускнел, а краски пожухли. На первый взгляд всё то же самое, но на самом деле – не то. Синий цвет океана под нами теперь отливал свинцом, да и видимость явно упала. Какая-то непонятная мгла появилась в воздухе. Так бывает при солнечном затмении. Только вот никакого солнечного затмения не наблюдалось.

– Попробуй вызвать Гавану, – сказал я.

Нодия попробовал. С тем же результатом.

– Связи нет, – доложил. – Нас никто не слышит, и мы никого. Эфир вообще пустой, одни помехи.

– Главный компас отказал, – сообщил Сергеев, пощёлкав пальцем по прибору.

– Путевой тоже, – сказал Нодия и добавил по-грузински. – Дзукна![12] Впервые такое вижу.

– Спутниковый телефон? – вспомнил я о чуде современных советских технологий, которое имелось на гравилёте.

Однако и спутниковая связь была мертва.

– В круг, говоришь, превратится? – осведомился Аркадий Натанович.

– Девять тысяч километров – это большой запас хода, – сказал Владимир Алексеевич.

– Вы обратили внимание, как изменился свет снаружи? – спросил Борис Натанович.

Я быстро думал. Происходящее мне совсем не нравилось.

Вошёл в орно, попытался нащупать линии магнитного поля и не смог этого сделать. При этом ауры моих товарищей просматривались привычно хорошо. Да что ж такое, Бермудский треугольник в самом деле существует? Вспомнилось Пятно Безмолвия на самом большом материке Гарада Лур-Парралд[13] – обширная область суши размером примерно восемьдесят тысяч квадратных километров, набитая атмосферными, магнитными, погодными и геофизическими аномалиями, словно ящик Пандоры из земной мифологии бедами и несчастьями. Как там было сказано в древней неписанной инструкции для путешественников, пересекающих Пятно Безмолвия тем или иным способом? «В случае отказа компаса, потери радиосвязи, ориентировки и чувства уверенности, остановись и подожди – само пройдёт». К лётчикам, правда, до появления гравилётов эта инструкция не подходила, но они всегда старались обойти Пятно Безмолвия стороной.

– Смотрите! – воскликнул обычно молчаливый охранник Антон. – Солнце!

Глава пятая

Экстренная посадка. Остров Западный Кайкос. Разведка. Звёзды, планеты и созвездия

Мы посмотрели. Солнце, которое в это время дня и года на этой широте было практически над нашими головами, словно уменьшилось в диаметре и распалось на три маленьких солнца, расположившихся в небе гуськом друг за другом.

– Какой-то оптический эффект, – сказал Борис Натанович. – Впервые такое вижу.

– Даже не слышал о таком, – сказал Аркадий Натанович.

– Я, конечно, немного понимаю в двойных и даже тройных звёздах, – заметил Владимир Алексеевич, – но здесь явно не тот случай.

– Каковы наши действия, товарищ Нодия? – спросил я.

– Предлагаю сесть на первый попавшийся остров – вон как раз по курсу виднеется и переждать всю эту херню, – грузинский акцент появлялся и пропадал у нашего пилота каким-то необъяснимым образом.

– Поддерживаю, – сказал я. – Садимся.

Машина начала снижение. Остров ромбовидной формы приближался. Теперь было видно, что посередине этого клочка суши имеется озеро. Дальше за ним в туманной мерцающей дымке просматривался ещё один, более крупный.

– Судя по всему, мы достигли архипелага Теркс и Кайкос, – сказал Сергеев. – Первый остров, думаю, Западный Кайкос. Форма, размеры, озеро посередине… Это он.

– Обитаемый? – осведомился Аркадий Натанович.

– Когда-то был. Соль тут добывали. Теперь, вроде бы, нет.

– Необитаемый остров в Карибском море, – прокомментировал Борис Натанович. – Пиратский клад и призрак Флинта. Кино. Дорого.

– Прекрасную туземку забыл, – сказал Аркадий Натанович. – В набедренной повязке. Только.

– Мы женаты, – парировал младший брат. – Нам нельзя.

– Я холостой, слушай! – радостно воскликнул Нодия.

– Веди машину, холостой, – сказал Аркадий Натанович добродушно.

– Э, что её вести, сама летит. Не машина – ковёр самолёт!

Мы сделали над островом два круга, стараясь обнаружить присутствие человека или хотя бы какие-то следы. Не обнаружили.

– Очень странно, – сказал Сергеев, открывая потрёпанный «Путеводитель по Карибам» на английском языке. – Здесь написано, что на острове сохранились развалины поселения Янки-Таун и даже остатки железной дороги. И ещё, кроме солеварен, здесь были плантации сизаля.

– Что такое сизаль? – спросил Нодия.

– Агава, насколько я помню, – сказал Аркадий Натанович. – Из волокон делали крепчайшие канаты, снасти и прочее. Полезное дерево.

– Я, конечно, не ботаник и даже не агроном, но ничего похожего на заброшенные плантации не вижу, – заметил Борис Натанович. – Девственная природа.

– Вот и я не вижу, – сказал Сергеев. – Хотя смотрю очень внимательно.

– Все смотрим и все не видим, – сказал я.

– Садимся, – принял решение Нодия и мягко посадил гравилёт на белый песок широкого пляжа в восточной части острова, поближе к пальмовым зарослям, которые начинались сразу за пляжем.

Я посмотрел на часы. Вылетели мы в девять часов двадцать минут. Сейчас стрелки показывали одиннадцать часов двадцать восемь минут. Шли мы с крейсерской скоростью четыреста пятьдесят километров в час. Средняя чуть меньше. Значит, должны были оставить за собой больше девятисот километров. Наш штурман прав, карту Карибского бассейна я помню, это должен быть Западный Кайкос. Значит, тот остров, который мы видели дальше – Провиденсьялес – третий по размерам остров архипелага. И на нём есть аэропорт. Так зачем мы сели?

Я высказал свои мысли вслух.

– Предлагаешь, долететь до аэропорта? – спросил Нодия.

– Тут всего двадцать с небольшим километров, – сказал я.

– Двадцать два по прямой, – уточнил Сергеев, – если верить картам. Только я не уверен, что там есть аэропорт.

– Как это? – удивился Борис Натанович.

– Очень просто, – догадался Аркадий Натанович. – Как я понял, на карте и развалины этого поселения… как его…

– Янки-таун, – подсказал Сергеев.

– Вот-вот. Янки-Таун. Должны быть на карте. Плюс железная дорога. Точнее, её остатки. Но ничего этого нет, включая остатки солеварен и плантаций агав. То же самое может быть с аэропортом. На карте есть, а в реальности нет.

– Мистика какая-то, – пробормотал охранник Борис, стоящий рядом и внимательно оглядывающийся по сторонам.

– Она, чтоб её, – подтвердил Аркадий Натанович. Мне показалось, что они с братом, если и не испытывают от всего происходящего удовольствие, то уж точно не скучают.

– А ты думал, я почему машину здесь посадил? – сказал Нодия. – Нет там никакого аэропорта, мамой клянусь. Не знаю, как это возможно, но – нет. Пока летели ни одного самолёта. Но самолёты – ладно, аэропорт маленький, редко летают. Эфир пустой! Мёртвый завал по всем частотам. Так не бывает, слушай! Но так есть. Поэтому сидим и ждём.

Я посмотрел на свою короткую тень.

Она была одна.

Поднял голову. В небе снова сияло одно солнце, и этот странный, будто мертвенный приглушённый свет исчез, вернулись обычные яркие краски, а по океанским волнам весело скакало множество солнечных зайцев.

Всё закончилось?

– А ну-ка, – проверь сейчас связь и приборы, – попросил я Нодия.

Он проверил. Всё оставалось по-прежнему.

Мне очень хотелось слетать с Нодия к острову Провиденсьялес и разведать обстановку, но, подумав, я отказался от это мысли. Слишком рискованно. Если мы попали в какую-то непонятную аномалию, то лучше переждать. Как и было сказано в древней неписанной инструкции для путешественников, пересекающих Пятно Безмолвия. В конце концов, мы никуда особо не спешим, все живы, здоровы, у нас имеется оружие, вода и еда. Воспримем это, как вынужденный отдых.

Лагерь разбили неподалёку от гравилёта, в тени пальм, которые густо росли сразу за пляжем. Хорошо, что перед вылетом нас снабдили запасом бортовых пайков и питьевой водой.

– В случае чего, продержимся несколько дней сообщил Сергеев.

– Несколько – это сколько? – спросил я.

– Пять, если ни в чём себе не отказывать. Неделю, если подсократить рацион.

– Да и потом не пропадём, – сказал Аркадий Натанович. – Живности здесь полно. Смотрите, какая черепаха! Отличный суп может получится, если что. На всех хватит.

Мы посмотрели. Здоровенная морская черепаха с размером панциря не меньше метра в длину выползла из травы неподалёку и бодро направилась по песку к прибою, куда через минуту нырнула и скрылась из глаз.

– Жалко такую есть, – сказал Владимир Алексеевич.

– Если придётся, съедим, – сказал я. – Но очень надеюсь, что до этого не дойдёт.

– Интересно, купаться здесь можно? – осведомился Борис Натанович. – Что там говорится насчёт акул в путеводителе, товарищ Сергеев?

– Просто Тимофей, – ответил штурман-механик. – Можно Тима, – он достал книгу, полистал. – Вот. Серые рифовые акулы, акулы-няньки и лимонные акулы. Первые и третьи – самые опасные. С учётом того, что здесь совсем рядом расположен риф Молассис, я бы не рискнул лезть в воду. Или можно искупаться в озере Кэтрин, там акул точно нет, и вода солёная. Правда, написано, что оно мелкое. Метр – два максимум.

День прошёл тягуче и расслабленно. Делать, по-сути, было нечего. Мы пообедали пайками, подремали в тени пальм, сходили к озеру, где наткнулись на стаю розовых фламинго. Красивые птицы. Купаться, однако, не стали – и впрямь мелко.

Время от времени Нодия включал рацию и проверял компас. Всё оставалось по-прежнему: эфир был пуст, а компас напрочь отказывался показывать стороны света.

После обеда, ближе к вечеру, наползли тучи и пролился короткий, но мощный тропический ливень. Его мы переждали, спрятавшись в гравилёте. После ливня стало чуть прохладнее. Тучи разошлись, солнце всё больше склонялось к западу.

– Удивительное чувство, – сказал Аркадий Натанович. – Словно мы одни во всём мире. Нет у вас такого?

– Есть, – сказал младший Стругацкий. – Я списываю это на то, что остров необитаем, а радиоэфир пуст.

– Психологический эффект? – спросил старший брат.

– Он самый.

– А то, что на острове нет ни малейших следов человека, тебя не смущает?

– Возможно, это другой остров. Не Западный Кайкос.

– Это Западный Кайкос, – сказал Сергеев. – Можешь даже не сомневаться, Боря (за время, проведённое на острове, они перешли на «ты»).

– Подтверждаю, – сказал я.

– И я подтверждаю, – сказал Нодия.

– Мы так и не долетели до соседнего острова и не проверили, есть ли там аэропорт, – упрямо сказал Борис Натанович.

Мы с Нодия и Сергеевым переглянулись.

– До заката ещё два часа, – сказал Сергеев. – А до Провиденсьялеса с его аэропортом – двадцать два километра.

– Пять минут лёту, – сказал Нодия. – Машина в полном порядке.

– А, чёрт, давайте слетаем, – махнул я рукой. – Невыносимо ждать.

– Что будем делать, если аэропорта нет? – спросил Аркадий Натанович. – А его, думаю, нет.

– Вернёмся сюда, на привычное место. Ночуем и завтра с утра, если ничего не изменится, думаем, что делать.

– Я мог бы определиться по звёздам, – сказал Сергеев. – Уж на Кубу точно вернуться можно.

– Если нет аэропорта, – сказал Аркадий Натанович, – то может не оказаться и Гаваны.

– Твою дивизию, – сказал охранник Борис. – Аж мороз по коже. Вы серьёзно?

– Серьёзней некуда.

– Летим, – я поднялся с песка. – Туда и назад, сорок минут нам на всё про всё.

– Все летим? – спросил Нодия.

– Все, – сказал я. – Думаю, лучше не разделяться.

Аэропорта на соседнем острове Провиденсьялес не оказалось. Так же, как не оказалось там ни малейших признаков жилья и присутствия человека. Такой же тропический остров с девственной природой, как и Западный Кайкос.

– Возвращаемся, – скомандовал я. Формально командиром гравилёта был Нодия, но за последние несколько часов лидерство как-то незаметно перешло ко мне. Возможно потому, что вся затея с Пуэрто-Рико и радиотелескопом была моей. А возможно, и нет.

Пятнадцатилетний капитан.

Южная ночь наступает быстро. Что в Кушке, что здесь – на Карибах. Казалось бы, вот только что солнце валилось в океан, раскрашивая алым, жёлтым и оранжевым редкие перистые облака и гребни волн, а в следующую минуту небо теряет закатные краски; загораются первые звёзды, и, не успеешь сказать «добрый вечер», как весь твой свет – это пляшущее пламя костра и электрический фонарик в кармане. Всё остальное – жаркая летняя темнота, в которой слышен шорох игуан, шныряющих по соседним кустам да крики незнакомых птиц. Конечно, если нет луны. Её и не было.

– И всё-таки, – сказал Аркадий Натанович, отправив в рот кусочек хлеба, которым только что вытер тарелку от мясного соуса. – М-м… вкусно. Впрочем, в походе всё вкусно. Организм требует калорий и готов с радостью переварить что угодно, – он налил себе в алюминиевую кружку чая из котелка, стоящего рядом с костром, с хрустом разгрыз кусочек рафинада, сделал глоток. – Божественно. Тысячу лет не пил чай вприкуску. Так вот. И всё-таки. Мы тут все неглупые люди, кое-кто даже с высшим образованием, а двое и вовсе учёные. Предлагаю порассуждать о том, что с нами случилось.

– Бермудский треугольник с нами случился, – буркнул охранник Борис. – Сами же рассказывали.

– Ну хорошо, – решительно произнёс Борис Натанович, поднялся и направился к гравилёту, стоящему неподалёку.