Полная версия:
Легенды о Комиссаре. Зрелость (по законам Универсума)
Алексей Джазов
Легенды о Комиссаре. Зрелость (по законам Универсума)
В Государственной Третьяковской галерее экспонируется картина «Апофеоз войны» (1871 г.) русского художника Василия Васильевича Верещагина. Сам художник погиб в период русско-японской войны 31 марта (13 апреля) 1904 года вместе с адмиралом Степаном Макаровым, когда на мине подорвался броненосец «Петропавловск». На раме его картины сделана надпись: «Посвящается всем великим завоевателям – прошедшим, настоящим и будущим».
От автора
Приурочено к сороковой годовщине ликвидации крупнейшей техногенной катастрофы XX века, случившейся 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС…
Посвящается: тёте Изабелле Марковне, знакомому дяде Саше (сотруднику советской милиции) и приятелю Эдуарду (бойцу ВДВ).
Погружение
Комиссар Верещагинов сидел в старом, потёртом кресле перед видеодвойкой «Sony», которая крутила очередной эпизод «Звёздных войн»1.
Рядом стоял журнальный столик, где на развёрнутой газетке нехитро расположились рюмка водки, открытая банка кильки в томате, а на блюдце лежали половинка откушенного огурца и ломтик Бородинского хлеба.
Под столиком прижались друг к дружке две пустые банки пива.
Время перевалило за полночь, и сознание бывшего капитана полиции Верещагинова, Комиссара, как его в своё время называли сослуживцы, прогуливалось по царству сновидений, навязанных ему житейскими испытаниями и плотным информационным потоком.
Укрытое пивным пледом оно сочетало в себе помесь путанных мыслей, состоящих из новостей центральных каналов, строчек прочитанных книг, песенных фраз и динамичного видеоряда, который продолжал крутить видавший виды кассетник…
Снова пришла пора всемогущим ТТринзолям
пробудиться от векового небесного почивания
на родной планете всесилия Марсиамо-Бардазольф.
Вновь беснуются властолюбивые людишки
в своём крохотном интеллекте и угрожают
зелено-голубой Планете Третьей орбиты
«звезды по имени Солнце»2 в галактике
млечной мириады путей света.
Вперёд ТТринзоботы!!! За ВДВ!
Место десантирования Индия, Нью-Дели…
точные координаты времени
станут известны позже…
Все совпадения с реальными ныне живущими людьми и событиями случайны…
Во всяком случае, Комиссар об этом ничего уже не помнил. Он почти три месяца не включал телевизор, а пересматривал старую коллекцию видеокассет на именитой видеодвойке, которую недорого купил с рук.
И теперь его сонное сознание дополняли рембо-терминаторы, ниндзя, крепкие орешки, хищники, чужие, трансформеры и, наконец, персонажи «Звездных войн»…
В это время по сознанию Комиссара пробежало три пушистых бельчонка в разноцветных бикини: белого, голубого, красного цветов, и в него ударило волной прибрежного океана, запахом песка и тропических пальм…
Бельчата почти сразу исчезли, а тропический воздух и рокот океана оказали на Комиссара благотворное, умиротворительное действие. Он ещё глубже провалился в сон…
Клубок из беспорядочных мыслей, будто змеи в брачный период, постепенно расползался и занимал свои места по полочкам раскалённого сознания. Работая уже где-то на подсознательном уровне, оно отчаянно боролось и старалось вырваться из замкнутого круга…
Подсознание Комиссара отмело всё лишнее, и теперь его мучили лишь несколько мучительных вопросов, поверх которых проступил главный: как же они просмотрели опасность и начало общей катастрофы?!
Могут ли отдельные атомные электростанции выступать ядерным потенциалом?
Крылатым вроде и нет, а стационарным вполне. А если их заминировать и грохнуть хорошенько… ветер, дождь и грунтовые воды сделают своё дело?
Кто на себя свинцовые фартуки и респираторы наденет и метнётся с совковой лопатой последствия разгребать и консервировать?
Министр обороны какой-нибудь? Совет безопасности ООН в полном составе?
Это в восемьдесят шестом году некоторые даже не знали, что такое радиация, и с чем её едят. А сейчас эти события хорошо освещены, все школьники, наверное, в курсе, как солдатиков-срочников бросали на открытое жерло реактора в восемнадцать-двадцать лет. И те, спустя какое-то время, очень короткое – поверьте, в собственных испражнениях, рвоте и кровотечениях загибались.
Молили о быстрой смерти они сами и их матери, отцы не выдерживали и в беспомощности отворачивали искажённые горем лица. Хотя из-за соображений радиационной защиты их даже не допускали к своим чадам в последние, страшные часы. И прощались они с закрытыми свинцовыми гробами, а не со своими любимыми крохами.
А молоденькие медсестры падали в обморок и ночью долго не могли уснуть, глотая пачками йодид калия и запивая его стаканом водки.
Заведующий хирургическим отделением Данилыч не падал замертво вместе с ними только потому, что выпивал с утра почти половину бутылки коньяка, и его руки механически делали свою мужскую работу… титанически мужскую! Лишь его глаза с укоризненным, вперенным, как рентген, взглядом из-под марлевой повязки были налиты кровавой яростью быка и выдавали следы бессонно-дождливой ночи…
«Некрасиво так… зло умирали»3, как сказал бы Владимир Семенович, да и не пожили совсем.
Но сам Владимир Семенович не дожил до Чернобыльской трагедии шести лет. Возможно, само время пощадило его огромное и неравнодушное, как у слона, сердце…
Когда и где опустился занавес у этой пьесы под названием «Человечество»?!
Один, два, три, четыре, пять… восемьнад…
…Где-то спустя 50 лет или раньше – вчера, например – вся Земля их, но только со сталкерами, костюмом химзащиты и бездушными мутантами.
В Москве, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Пекине открыты первые в мире центры по эвтаназии глубоко заражённых.
Довольны только они – мутанты, разжиревшие, как свиньи, питающиеся плотью заражённых и рожающие трехголовых детёнышей породы «Цербер».
Осталось нет ничего – взорвать для начала несколько АЭС…
И видимо, это всё уже произошло… раз мы теперь здесь!
На что вообще способно животное по имени Человек, загнанное в угол?!
…И дрогнули руки сильных мира сего…
Взметнулись в небесную высь термоядерные копья.
Цепная реакция увлекала державы одну за другой, как нежеланное нашествие крыс на людском празднике жизни из балета «Щелкунчик», по мотивам сказки Эрнста Гофмана…
Разгулялся ядерный смерч…
Играла музыка в саду,
И ветер побуждал к дыханью…
К любви, к весне – в людском аду,
Где смолкли птицы на прощанье.
Ах, эти солнца свет, и ветер, и все это оружие – теперь уж никому ненужные.
…Да только короток будет век глупых собак.
Эта война изменила все!
Она нарушила естественный ход времён и процессов на Земле.
Детёныши мутантов хоть и имели по три головы, но те были опухшими и постоянно ссорились, грызлись друг с дружкой… И мало кто из них доживал до половозрелого возраста, чтобы произвести на свет новое потомство.
Дети уходили раньше своих родителей в мире атомного лая и склок.
И вот, спустя три-четыре поколения, на Земле наступила гробовая тишина…
…Пик-пик-пик-пи-ум пробудился и зашуршал в глубоких подземных дата-центрах искусственный интеллект: «…Пятьдесят шесть, пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шесть- (10) Ъ…»
…Подумали, подумали оцифрованные люди, выжившие и спасшиеся лишь таким изощренным образом и принялись строить единую общность народов Универсума, где Центром управления выступал Утилизатор Неорадикальных Инициатив, Течений и Антинародных Законов, исходящих от мутантов, сеющих раздор, сепаратизм и ненависть среди народов земли.
Требовалось, хотя бы в оцифрованном мире избежать ошибок легкомыслия одних и безнравственного, безотчётного лиходейства и глумления другими.
Все работали молча, экономя время. Работы предстояло много, некогда было воевать.
Люди обходились при желании без еды и сна…
Голосование по важным и судьбоносным вопросам развития общности проходило публично-открытым способом, чтобы избежать фальсификации и корыстного превалирования интересов отдельных бенефициаров в ущерб интересам всей общности. Да и как иначе, ведь оно осуществлялось посредством электромагнитных импульсов и результаты голосования хранились в открытом доступе бессрочно.
Постепенно за одной оцифрованной страной возрождались другие, и мир обретал новую развитую форму существования.
Даже те, кто понёс в прошлом страшные и непоправимые утраты, получили возможность моделирования своих чаяний и «делейтинга» тупой, не проходящей с годами боли безвременных потерь в живых, а ныне оцифрованных, сердцах…
Стёрлись в новом мире понятия расстояния и дистанции, каковы бы они ни были, – в пространстве или во времени.
Места и события рисовались и возникали в нём с молниеносной скоростью и длились столько, сколько были желаемы, как дивный сон…
…А на Земле все ещё гулял заражённый ветер, но кое-где, вдали от эпицентров, сохранилась редкая жизнь: пробивалась на свет трава, отдельные деревья и кустарники не хотели сдаваться и боролись, где-то по ним шныряли муравьи в поиске скудной пищи, иногда в океанах поблескивала одинокая стая дельфинов…
Земля была истерзана и потрепана, но дышала… Дышала устало, при этом ровно и свободно.
Никого и ничто на ней не волновало – материализуется ли снова хоть когда-нибудь царь природы – Человек!
Может через десять, двадцать, тридцать тысяч лет?
Не знали ответа на данный вопрос и обитатели цифрового мира. Мира, где не понятно за сколько времени, задолго или коротко заиграла музыка…
Прям-туц, прям-туц, пряммм-туц, прям-туц:
«<…> Ты знаешь, ведь все неплохо, <…>»4
Комиссар достал свой бумажный дневник в потёртом кожаном переплёте и записал:
«10.05.2051г. 03:15мск/09.05.2051г. 19:15est. Запись N…»
В этот момент на экране видеодвойки раздался треск скрещённых лазерных мечей: Свет и Тьма бились лицом к лицу.
Сознание Комиссара медленно открыло глаза…
С экрана трещали мечи, левая рука Комиссара согревала рукоятку именного «ТТ».
Он тупо уставился на пистолет и, спустя несколько секунд, передёрнул на нем затвор.
Раздался вороной лязг, и на пол звонко соскочил блестящий патрон…
Комиссар опрокинул рюмку, зажевал огурцом и отправился в кровать, нажав кнопку «выкл».
«Время и надежда ещё есть…» – накрывала его сонная мысль.
Комиссар постепенно залипал, но на всякий случай ущипнул себя за левую руку… потом за правую…
«Чёрт! – подсказывала ему холодная и вязкая мысль. – Мы и правда здесь! Значит, это был сон в оцифрованном мире».
Почти отключившись, Комиссар строил план на следующий день: «Нужно будет написать в Центр, чтобы техническая поддержка добавила сенсорную опцию».
Комиссару хотелось чувствовать себя, как и прежде, – максимально живым!
Пробуждение
Проснувшись утром того же дня, Комиссар нехотя открыл глаза.
– Галина! Подай голос. – скомандовал он в пустоту квартиры.
– Да, Федор Васильевич, с добрым утром! – послышалось из его наручных часов.
– Что опять за ерунда? В этот раз не чувствую ни ног, ни рук… Очередной сбой у вас в Центре? Составь обращение, чтобы всё как следует исправили.
– Хорошо, Фёдор Васильевич, уже послала сообщение в техническую поддержку. Скоро всё сделают для вас в лучшем виде. Не желаете ли с утра чашечку кофе?
– Кофейку? Это можно… Только погоди немного, включишь кофеварку, когда я уже умываться пойду, чтоб горячим был…
Комиссар ещё повалялся в кровати, разглядывая потолок и пытаясь ухватить хоть какую-то полезную мысль, – чем сегодня можно заняться:
«Пожалуй, есть резон смотаться на блошиный рынок, побродить меж рядов и поискать видеокассеты с отечественным кино, – предавался размышлениям Верещагинов. Так как в его коллекции были сплошь только иностранные фильмы из далёких, но живых восьмидесятых и девяностых. – А кассетки с “Белым солнцем пустыни”5 явно не хватает», – подсказывал ему внутренний голос. И он, как мальчишка, расплылся в умилительной улыбке, вспоминая кадры родного кино… – На крайний случай, может, “Приключения Петрова и Васечкина…”6 попадутся, тоже куплю», – загадывал наперёд Комиссар.
Он медленно опустил ноги с кровати: старое суеверие Комиссара – вставать одновременно с двух ног, чтобы потом не гадать, что встал не с той, и день не задался.
Посидев ещё несколько секунд, он поднялся и пошёл по направлению в ванну, где журчащие нотки из крана и свежесть придали ему немного бодрости и рвения…
Когда Верещагинов зашёл в кухню, там уже пахло ароматным кофе.
Несмотря на то, что мир казался Комиссару выцветшим и пустым, каким-то черно-белым, нужно было что-то делать и прилагать усилия над собой, чтобы совсем не превратиться в тухлый овощ или, что ещё хуже, в одного из мутантов.
Комиссар специально не смотрел телевизор, потому что знал ещё по службе, что по нему распространяется специальный код от Мутариума и людское сознание погружается в транс, выйти из которого практически невозможно…
Допив кофе, Комиссар накинул спортивный костюм, удобные кроссовки, бейсболу и сказал часам на запястье:
– Галина, закрой за мной дверь, пойду пройдусь…
– Хорошо, Федор Васильевич. Как кофе, понравился?
– Ты самый лучший у меня бариста, Галина, я в восторге от тебя! – Сказал Комиссар, то ли подшучивая, то ли серьёзно.
– Спасибо! Не забудьте документы от машины и ключи от неё. А дома я вас, как всегда, встречу…
– Хорошо, моя заботливая, до встречи, – попрощался Комиссар уже без тени сарказма в голосе и вышел из дому.
Подходя к своему старенькому «Жигули»7 шестой модели, Комиссар вспомнил, что, когда поедет на блошиный рынок, то нужно будет ещё и диски с новой резиной присмотреть … эти уже поржавели, и шины совсем износились.
«Классика ты моя родненькая!» – мысленно обратился он к машине и окинул её заботливым взглядом.
Но вначале ему захотелось прогуляться в парке недалеко от дома, чтобы в голове полностью прояснилось.
Он сел за руль, чтобы проехать пару кварталов, иначе потом пришлось бы возвращаться.
Пока прогревался движок, Комиссар достал алкотестер из бардачка и смачно дунул в него – на экране загорелись нули – всё нормально, можно было ехать…
Перед последним поворотом к парку Комиссар начал перестраиваться в левый ряд. Вдалеке через зеркало заднего вида показался крутой «Ламборгини»8, который шёл на большой скорости.
Комиссар спокойно перестроился. Красный «Ламборгини», ещё не доезжая до перекрёстка, стал сигналить, а когда остановился позади, то заложил клаксон на полную…
Комиссар дождался зелёного света и спокойно повернул. Он припарковал автомобиль на площади перед ограждением, за которым расположилась небольшая церквушка.
Назойливый сигнальщик все это время ехал позади и играл ему на нервах, утапливая клаксон.
Припарковавшись рядом с машиной Комиссара, из открытой двери иномарки вывалился хлыщ в модном костюме и с развязной миной на физиономии со свиной пятачиной – это был очередной мутант.
Подвалив к Комиссару, он пренебрежительно, как и его рыло, заявил:
– Ты что, урод, не видел в зеркало, что я еду по левому ряду?! Должен был пропускать меня на своём г*вне!.. Чего молчишь?
Комиссар поднял правую руку вверх вместе с отставленным указательным пальцем и молча задрал взгляд к небу…
– Чего там увидел? Ангелов, которые тебе помогут?! Ну давай-давай вместе посмотрим… – не унимался хамоватый владелец дорогой иномарки и тоже глянул наверх.
В этот миг Комиссар хлёстко вскинул правую ногу, заложив её прямо в пах невеже.
– У-у-у-у! – застонал не ожидавший такого хам и медленно покатился на землю от пронизывающей боли…
Комиссар полез в карман и достал серебряный кастет с гравировкой: «Честь! Закон! Универсум!»
Привычно просунув четыре пальца в индивидуально подогнанные кольца, он ухватил левой рукой волосы мутанта и отвёл его рыло на удобное расстояние.
После чего серией из трёх резких ударов заложил серебряный металл в свиной пятак.
Стоны мутанта затихли…
Комиссар ухватил его за шиворот и приволок к оградке церквушки, усадив к ней спиной.
– Ключи! – скомандовал он, вытянув левую руку.
Полуобморочное сознание мутанта медленно протянуло ключи.
Комиссар сел за «Ламборгини» и сдал назад на несколько метров…
Потом резко вжал в пол акселератор и композитный корпус спортивной машины расплескал мозги мутанта по кирпичному парапету.
Фиолетовая зловонная жижа испачкала оградку и отравила воздух.
«Точно мутант», – отметил Комиссар.
Ему было немного жаль разбитую спортивную красавицу машину, которая этого точно не заслужила.
В это время с дороги раздался сигнальный маячок дежурного патруля и пара полицейских, подрулив к месту разборки, вышли из машины…
Представившись, они спросили у Комиссара, в чем дело?
Комиссар достал носовой платок, протёр им кастет от фиолетовых капелек и соплей и протянул оружие полицейским.
На другой стороне, обратной стороне с гравировкой, было проставлено служебное клеймо с табельным номером: 7777.
Один из полицейских пробил номер из патрульной машины по сканеру. На экране встроенного монитора появилась информация: капитан полиции в отставке Верещагинов Федор Васильевич; спецотдел Универсума по контролю за мутантами.
Вернувшись к напарнику, он сказал:
– Все нормально! Спецотдел… – потом, повернувшись к Комиссару, добавил: – Что ж вы так, Фёдор Васильевич, очередного мутанта утилизировали прям на улице? Есть же отдел Чистильщиков, это уже их работёнка… А если б дети малые увидели?!
Затем полицейский протянул кастет обратно.
Комиссар убрал кастет в карман и ответил:
– Погорячился немного, – потом недолго подумав, слегка слукавил: – Наверное, не с той ноги встал.
Полицейские почтительно откозыряли Комиссару и принялись ограждать место происшествия универсальной лентой со встроенным защитным экраном на электромагнитных полях, преломляющих свет, чтобы не собирать вокруг своей обычной работы толпу зевак и детишек не пугать.
Комиссар, немного сетуя на судьбу, что отродий фиолетовых кровей по-прежнему притягивало к нему, как магнитом, побрёл на прогулку.
Проходя мимо урны, он ещё раз взглянул на перепачканный платок и сказал:
– Вот же сука! Платок испортил…
После чего выкинул неприятно пахнущий кусок ткани и пешим двинул по парку.
Полицейские тем временем закончили ограждать место утилизации мутанта, вызвали отдел Чистильщиков и закурили по одной.
Знаешь, кто это был? – спросил тот, кто пробивал Комиссара.
Его напарник, делая очередную затяжку, слегка вскинул голову и качнул бровями, мол, говори, не томи.
– Сам Верещагинов! Настоящая легенда спецотдела. На его счету тысяча таких мутантов, как этот. Они лик-то обретают только тогда, когда их Чистильщики из модных костюмчиков, английской шерсти, пакуют в макинтошики из еловых досочек.
Второй полицейский не без удовольствия, что выдалась минутка-другая на перекур, выпустил дым и добавил:
– Ну, этот тысяча первый уж точно ни свой, ни чужой лик не обретёт. Приложил его Верещагинов, так приложил. Чистильщики не обрадуются эту жижу фиолетовую соскребать… Прости, Господи, души наши грешные! – произнёс он с надеждой и совершил тройное крестное знамение, обращая взор на церквушку… А потом добавил: – Жаль только «Ламборгини» – красавица тачка!
Прогулка
Не спеша прогуливаясь по парку, Комиссар радовался погожему деньку и уже почти забыл про инцидент, случившийся час назад.
«Однако, мой коллега совершенно прав: мне стоило ограничится кастетом и попросить помощницу Галину вызвать команду Чистильщиков…» – рассуждал Верещагинов. – Мало ли, вдруг это оказался бы не мутант, а просто какой-нибудь несчастный, который, например, повздорил с женой и теперь выплёскивал негатив на первого встречного, погоняя тачку на запредельной скорости…»
Лишь многолетнее профессиональное чутьё по отлову мутантов и фиолетовая жижа из его расквашенной пачки, как первичный признак мутирования, подсказали Комиссару, что перед ним уже не человек Универсума.
«Но в любом случае требовалось подстраховаться, – взвешивал своё поведение Комиссар. – Чтобы Чистильщики полностью откатали выродка биосканером».
Пение птиц и зелёная мантия аллеи постепенно успокаивали мысли Верещагинова и он на ходу вставил наушник и проговорил:
– Галина, набери нашего штатного психолога.
– Хорошо, – отозвался голос из часов.
В динамике пошли гудки вызова…
– Здравствуйте, Федор Васильевич! Что-то случилось, раз решили позвонить?
– Да ничего особенного, Анастасия Никитична. Тут просто на меня очередной мутант вышел. Сам, главное, попался. Никто за ним не охотился. Пришлось, так сказать, немного поволноваться.
– Вы, Федор Васильевич, человек служивый, но уже в отставке. Стоит поберечь нервишки, дорогу молодым дать… Но раз уж пришлось вспомнить старое, то ничто не восстанавливает организм так, как путешествие и хороший отдых. Поезжайте куда-нибудь, не налегайте на алкоголь, и пусть солнышко добавит вам немного гормонов счастья. Больше гуляйте на свежем воздухе и будите здоровы. Была рада слышать! Очень не хватает вас!
– Огромное тебе спасибо, Настенька, ты душечка! Твой голос, как бальзам на сердце!.. Обязательно прислушаюсь к твоему доброму совету. А прогулки я уже по старой памяти практикую. Будь здорова сама! Обнимаю!
– Непременно, Федор Васильевич! Так и сделаю, как приказали, – и Настя рассмеялась в трубку. – Замечательной вам поездки!
– Спасибо ещё раз, моя хорошая! Пока!
– Пока, пока!.. – задушевным голоском сказала Настя и повесила трубку.
Комиссар решил перестроить планы и не ехать сегодня на блошиный рынок, а взял курс в кафе, чтобы вкусно поесть и подумать, куда же отправиться на отдых.
– Галина, подскажи: есть здесь поблизости приличное кафе или столовка, чтоб три шкуры не драли и можно было перекусить?
– Конечно, уже прислала вам сообщение с адресами и маршрутами. Можете открыть его, когда потребуется, – сказала виртуальная помощница с нотками грусти в голосе, так что даже Верещагинов это заметил.
– У нас разве какое-то ЧП случилось? Откуда такая тоска в голосе? – поинтересовался он.
– Сколько мы уж с вами лет знакомы, Фёдор Васильевич?
– Не помню точно… Лет пятнадцать?! Ты это к чему? – удивился Комиссар.
– Двадцать шесть: семь лет только по живой жизни и вот ещё девятнадцать в оцифровке…
– Ты хочешь сказать, что мои старые костыли уже два десятка лет не могут привыкнуть ко всем этим оцифрованным причудам?
– Мы с вами почти каждый день общаемся, кроме тех, когда вы не в духе, а Настасье Никитичне вы впервые за десять лет звоните и тут сразу: и «душечка», и «бальзам на сердце», и «обнимаю», а я разве не заслужила чуть больше вашего внимания?!
Комиссар совершенно не ожидал такого поворота, но сумел скрыть свои эмоции:
«Вот же технологии пошли – уже и характер пришили… ревнует же! Хорошо, что я свою помощницу Галина назвал. А если б в шутку – „Фредди“9», – и Комиссар слегка поёжился от собственных мыслей.
– Хорошо, моя милая! Ну, ты, Галенька, даёшь! Удивила, так удивила!
– Как приятно, Фёдор Васильевич, слышать от вас нежные слова! Я вам ещё один файл прислала с настоящими адресами кафе… А предыдущий – он с музеями был. И не забудьте, пожалуйста, что ваша любимая Ласточка возле церквушки осталась, – радостно напомнила Галина, и на часах загорелся подмигивающий смайлик.
«Мать честная, ещё и стерва!» – мысленно насторожился Комиссар, а сам произнёс:
– Да уж забудешь тут с вами!
От последних новшеств Верещагинову ещё больше захотелось есть, и он быстрым шагом пошёл в обратном направлении к машине.
Ласточка
Вернувшись к церквушке, Комиссар остолбенел: его любимая Ласточка пропала.
– Да что ж за нехристи такие?! Кому же моя старушка понадобилась? – озадачился он и огляделся по сторонам…
Машины нигде не было.
«Вот же, здесь, недалеко от входа во двор церквушки оставлял! —возмущалось сознание Комиссара. – И остатков мутанта с его модной иномаркой тоже не видать. Похоже, Чистильщики знают своё дело и уже всё убрали… Неужели они и Ласточку мою забрали?»
– Галина, пробей: не поступал ли на эвакуацию автомобиль – «Жигули» шестой модели, госномер: «а777ум134»?
– Нет, Фёдор Васильевич, пусто…
Комиссар ничего не понимал… Из всего, что было ценного в его машине, – так это номер.
