Кризис среднего возраста

Не стану утомлять читателя описанием деградации этой, в общем-то, обычной российской семьи, в некотором роде успешно вписавшейся в новую рыночную экономику, в которой слово «экономика» можно справедливо заменить на базар или хаос.

К тому же президент, законченный алкоголик, провозгласивший: «берите независимости сколько хотите!», практически бросил огромную и великую некогда страну на растерзание своим да и импортным стервятникам всех мастей, предоставив каждому гражданину тонуть или выплывать самостоятельно.

Что послужило разрывом отношений между горячо пьющими супругами, мне до конца неизвестно. Но однажды Сашок позвонил, и со слезами на глазах рассказал, что выброшен из квартиры разгневанной Еленой, и теперь живет на улице в старой волге, купленной по случаю лет десять назад у соседа-пенсионера за ящик водки. Который, кстати сказать, они вдвоем и уговорили, отмечая столь удачное приобретение. Все мои попытки помирить супругов ни к чему хорошему не привели, – любимая «Мамка» билась в истерике, стараясь выцарапать своему благоверному глаза. На мою просьбу выдать отцу семейства хотя бы его паспорт, чтобы его не замели, как бомжа, был получен отказ, сопровождавшийся руганью вперемешку с истерикой. На мой вопрос: а на что они живут? – я получил ответ, вогнавший меня в ступор: оказывается, вся семья живет на деньги, полученные от сдачи в наем Сашкиной однокомнатной квартиры! Я посочувствовал ему, отдал все наличные, которые у меня на тот момент были, и покинул эту нехорошую во всех отношениях квартиру.

Такая чудовищная несправедливость не могла длиться вечно и сейчас, читатель, на сцене появится герой, который по законам жанра должен был бы ее ликвидировать. Зовут его Мстислав Бесфамильный, и вы помните, что именно его окровавленное тело выкинули поздно вечером из черного гелендвагена в кусты Петровского парка прямо под ноги совершающих вечерний променад Елены с дочерью Марией и болонкой Пусей. Я уверен, что законы гармонии во вселенной и, в частности, на нашей замечательной планете Земля регулируются какими-то высшими силами. Сказано же еще лет 300 до Рождества Христова неизвестным греческим философом: «Кого Бог хочет погубить, того он сначала лишает разума».

Так вот, лишенные Господом разума и чувства самосохранения, две доморощенные Матери Терезы, вместо того, чтобы вызвать полицию и скорую, усердно тащили в свою квартиру избитого до полусмерти молодого красивого мужчину, а по жизни – банального брачного афериста, которого накануне выкинули из гелендвагена на улицу охранники крутого московского бизнесмена. Ему стало известно, что недавно устроившийся референтом в фирму его жены Мстислав получил доступ не только к телу его немолодой, но скучающей без мужского внимания супруге, но и к ее сейфу. Последнее он простить не мог. Так как похищенная сумма была небольшая, то Бесфамильного решили не убивать, а только вправить ему мозги, – что, собственно, и было незамедлительно сделано.

А теперь, дорогой читатель, я позволю себе небольшой экскурс в детские годы Митьки Бесфамильного, чтобы стало ясно, откуда появился на белый свет мой герой с желтоватым оттенком кожи и оригинальной фамилией. Последние данные науки говорят о том, что уже на шестом-седьмом месяце беременности ребенок, находясь в утробе матери, понимает абсолютно все, о чем говорят взрослые. Известно, что именно поэтому ещё до рождения так важно начать с ним полноценное общение: заводить классическую музыку, читать сказки, поглаживать живот по часовой стрелке и обратно. Все эти замечательные манипуляции предполагают наличие любящих родителей в ожидании горячо любимого ребенка. А если дитя зачато по залету и от него хотят избавиться всеми возможными способами? Что тогда происходит в его бедной головушке? Поэтому я постараюсь донести до вас предполагаемые размышления Митюши, начиная со столь раннего возраста.

Митенька родился недоношенным, всего 1,7 кг, с желтоватым оттенком кожи и с длинными тонкими пальчиками – как у будущего пианиста, которым ему не суждено было стать. Врачи так и не смогли объяснить эту пигментную патологию кожи. Сначала решили, что у него желтуха, но, взяв анализ крови, убедились, что никакой желтухи у новорожденного нет.

Что бы сказал Митенька, будущий Мстислав, о своём рождении матери и ей подобным? Кабы вас, суки, вместо нормальной пищи в мамкиной утробе, потравить сначала настойкой пижмы, затем йодом с молоком, а на сладкое – пол-литра касторки, – будь она неладна! Если б не расщеперился в утробе ручками да ножками, – так и вылетел бы как мыло, которое некоторые умные мамашки засовывают малышам, чтобы у них не было запоров.

А с чего у них могут быть запоры? С мамкиного грудного молока что ли? Или с детского питания? Бред какой-то! – так мог бы рассуждать Митенька, вслушиваясь в разговор акушерки и медсестры, сопровождавший роды.

– Как думаешь, Пал-лна, – если это не желтуха, тогда что? Будем звать профессора али нет?

– Какой профессор, ты чего, Николавна, с дуба свалилась? – вон у соседки воды отошли, орет как резанная! – она быстро обмыла, обтерла малыша – и под колпак, пускай донашивается малой, раз раньше времени попросился на свет Божий.

Уже через несколько минут, обмытый теплой водой и насухо вытертый вафельным полотенцем с инвентарным номером роддома, Митенька был бережно уложен в аппарат для недоношенных младенцев и подключен к искусственному питанию.

– А здесь круто и кормят чем-то вкусным! Свет такой мягкий, приятный, и спать хочется… Что-то я сегодня перетрудился. Сосну-ка я часок-другой, а там посмотрим, может здесь на ПМЖ и остаться? – все лучше, чем у мамахен, когда решила от меня избавиться.

Блин, – ну залетела ты по пьяни, с кем не бывает, – все мы люди, все человеки, силы она свои не рассчитала, видите ли! А травить-то меня зачем всякой гадостью? Или прыгать с табуретки, чтобы я вылетел из ее утробы как пушечное ядро из жерла пушки?! Не гуманно это мамахен, ох не гуманно! Вот вырасту большим – и предъяву сделаю.

Папашку-прохиндея порву, как тузик грелку, чтобы знал, скотина, что нельзя бедной девушке в бокал с шампанским водку наливать незаметно – на выпускном-то вечере! А когда сомлела, так энтот сукин сын ее и оприходовал прямо на столе в свободной аудитории. Ну не подлец, скажите вы мне ради Бога, господа-товарищи? А еще одноклассник называется. А где конфетно-букетный период? Где любофф-моркофф? – младенец сладко зевнул и, повернувшись на бочок, засопел, чувствуя себя в полной безопасности.

– Так, мамаша, хватит реветь! – подписывайте отказной и живите себе на здоровье нормальной половой жизнью, только предохраняться не забывайте. В сумочке носите парочку упаковок №1 Бакинского Завода Резиновых изделий, и уж если приспичит, так не теряйтесь, смело надевайте мужчине на предмет его гордости.

– Да, вот здесь распишитесь, – где галочка стоит, и вот еще здесь, на следующей странице.

– Ну, все, все, слезы вытерла, взяла себя в руки и на свободу с чистой совестью! А мальчику все лучше здесь, чем без отца всю жизнь мыкаться. Глядишь, – еще в хорошую семью заберут, а то и за рубеж, в Америку, например, – к нам оттуда такие пары замечательные приезжают! – заведующая уже прикидывала, сколько можно будет заработать на мальчике с необычным цветом кожи. Достав папку со скоросшивателем, подколола справку о рождении ребенка мужского пола, анализы и отказные документы. Надо будет имя дать позаковыристей, – сейчас мода на старославянские имена пошла. Она достала тоненькую книжицу, и открыв на первой же странице, стала водить по ней пальцем: До-бро-мысл… Лю-бо-мудр… А может Мсти-слав? – Митька, одним словом. Ох, Митя-Митя, нахлебаешься ты, Митя, с таким цветом кожи.

Митька рос Гадким утенком в Детском доме №5, что на углу Проспекта Маршала Буденного и Кирпичной улицы. Угрюмый, задумчивый мальчик с кожей желтоватого оттенка мог часами сидеть у окна, вглядываясь в серую хмарь рабочего дня.

В голове его роились грустные мысли: твари, – не спросив, зачали, не спросив родили, не спросив выкинули в этот отстой… А где родительская любовь, сказки Пушкина на ночь, ну, или хотя бы колыбельную попеть результату этой небесной любви не помешало бы, – где? Где семейные завтраки, обеды и ужины? Где походы в зоопарк – с обязательным эскимо на палочке возле вольера со слоном? Где все это, я вас спрашиваю, несостоявшиеся родители? Так ведь нет, – давись по утрам на завтрак манной кашей с комочками и малюсеньким кусочком масла. В обед, на первое – жидкий куриный супчик с вермишелью, где от курицы только запах; на второе – макароны по-флотски, очень напоминающие знаменитый суп с червями, ставший причиной бунта на броненосце Потемкин в киношедевре Эйзенштейна; ну, а на третье – компот из груш-падалиц, также наполненными представителями мира насекомых. На полдник, правда, дают сырники, почему-то подгорелые с одной стороны, но зато со сладким киселем, розовым таким и пахнущим ягодой. А на ужин картофельное пюре с тефтелями, – все хорошо, казалось бы, – просто мяса забыли положить в этот шедевр кулинарной мысли. Зато повариха, огромная толстая тетка, с усиками над верхней губой, каждый вечер таскает сумки с ворованными продуктами себе домой. Воровать у детей – цветов жизни, креста на тебе нет, негодница.

А где ОБХСС? Где Народный контроль, я вас спрашиваю, волки позорные? Ах да, все повязаны: рука руку моет, ворон ворону глаз не выклюет, круговая порука одним словом. Гадко смотреть на все это, товарищи. Ну да конечно, перестройка все спишет, капитализм и рынок все поставят на свои места, но стыд и совесть никто не отменял, тем не менее.

Прошло пять лет. Гадкий утенок неожиданно для всех превратился в прекрасного лебедя. И теперь уже ни у кого из детей не поворачивался язык прокричать ему вслед обидную кричалку:

– Эй ты, китаец, засунул в попу палец, и думает что он заводит патефон!

Прекрасный лебедь, он же Мстислав Бесфамильный, вырос в крупного мальчика-красавца: брюнет с большими карими глазами в обрамлении длинных девичьих ресниц, с прямым носом древнегреческих скульптур и крупным чувственным ртом, изредка искривленным в подобие улыбки.

Он рос волчонком, не знавшим материнской любви и ласки, не кормленный материнской грудью, презирающий всех и вся, особенно женскую половину человечества. Всепоглощающая любовь к себе и скрытая ненависть к окружающим людям наполняли его детскую душу.

Приходившие в детский дом бездетные пары сразу же обращали внимание на красивого задумчивого мальчика, но встретив презрительный взгляд его холодных глаз, быстро отступали, находя отклик в глазах других – добрых и отзывчивых детей.

Митя быстро стал лидером, сначала в детском саду, затем в школе. Отсутствие привязанностей к воспитателям, в надежде, что его рано или поздно усыновят, притягивала к нему одноклассников обоих полов. Девчонки, чувствуя скрытое презрение с его стороны, изо всех сил старались ему понравиться, пускаясь на всякие женские хитрости, – впрочем, не приносящие желаемого результата. Мальчишки тоже не оставались равнодушными к его независимому поведению, пытаясь заполучить его в свои группировки, но, не встречая ответного стремления подчиняться кому-либо, быстро остывали и отходили в сторону.

Учился он хорошо, усваивая школьные знания на уроках, лишь изредка заглядывая в учебники при выполнении домашнего задания. Он с удовольствием давал списывать своим туповатым одноклассникам, которые физически были более развиты, а значит, таили в себе потенциальную угрозу в случае возникновения конфликта. Зато теперь каждый из них был готов постоять за него в знак благодарности за оказанную услугу.

Возьму на себя смелость отдельно остановиться на созревании Мстислава и потери им невинности. Да, друзья мои, речь пойдет о поллюциях, – непроизвольном семяизвержении 14-летнего подростка, как следствии его мужской зрелости. А что делать с простынями? – когда ты дежурный по палате, и раз в неделю, по пятницам, в твои обязанности входит замена всего постельного белья, как минимум на 10-12-ти кроватях. А кастелянша, толстая потная тетка, которая годится тебе в матери, и от которой за версту воняет приторной до рвоты Красной Москвой, так вертит задом, что ты сходишь с ума! – и не знаешь, что делать с взбунтовавшейся юношеской плотью, так и норовящей окончательно порвать черные сатиновые трусы и вырваться наружу.

– Так, Бесфамильный, что вы там копошитесь? – быстро сдернули пододеяльники, засунули их в наволочки и марш ко мне на первый этаж! – она отсчитала двенадцать комплектов накрахмаленного и отглаженного белья, и уже на выходе, обернувшись, зазывно приказала: – Я жду!

Руками, дрожащими от страха перед неизбежным, он укомплектовал и связал между собой по шесть наволочек для каждой руки. Как кобель, взявший курс на запах течной суки, он, плохо соображая и с трудом ориентируясь в пространстве, двинулся на первый этаж, волоча за собой наволочки с грязным бельем. Подчиняясь удушливо-сладковатому мареву, оставленному кастеляншей, он, сгорая от стыда, предстал перед закрытой дверью с надписью «КЛАДОВАЯ». Что было дальше – он помнил плохо… Сильные, пухлые женские руки с короткими пальцами втащили его в кладовку и бросили на гору постельного белья со всех четырех этажей. Эти же пальцы (жадно) расстегнули и стащили с него брюки, и уже теряя сознание от стыда и наслаждения, он вдруг понял, что его тело – огромный вулкан, из жерла которого, пульсируя и извергаясь, льется раскаленная лава, принося облегчение и состояние полета… Так, неожиданно для себя, Мстислав возмужал. Эта суррогатная случка со взрослой женщиной только прибавила в нем ненависти к противоположному полу, лишив его прелести первой влюбленности, постепенного созревания романтических отношений, открывания для себя стыдливой красоты девичьего тела. Кастелянша потом не раз делала попытки затащить его к себе на склад, но приторный запах Красной Москвы стал нерушимой преградой на пути этих отношений.

Его одиночество и скрытое превосходство над одноклассниками привело к неожиданному поступку: он как бы случайно проговорился, что его отец – большая шишка, придет время – и все об этом узнают. Что это было – фантазия повзрослевшего сироты, страдающего от одиночества, или провидение? Скорее последнее.

В последний учебный год перед выпуском им часто устраивали экскурсии: по городу, на предприятия и высшие учебные заведения. Во время одной из таких экскурсий он видит в фойе института свой портрет, только в тридцатипятилетнем возрасте, и понимает, что декан кафедры иностранных языков г-н NN скорее всего причастен к несанкционированному появлению его на белый свет. От мужчины на фотографии веяло успехом, уверенностью в себе и достатком. Неожиданно Мстислав увидел свое отражение в зеркале – и чуть не заплакал от обиды. В окружении красиво и модно одетых студентов и студенток он смотрелся чужеродным, в детдомовском костюме, давно вышедшем из моды, в бэушной рубашке и жутких по своей убогости ботинках фабрики «Красный скороход», давно снятых с производства за неликвидностью. Откуда-то снизу, из копчика, у него стала подниматься злоба на этих красиво и модно одетых гогочущих студентов, на их общий фотопортрет, излучавший превосходство над серой массой, и на свое убогое отражение в зеркале.

«Навестить бы надо папашу…, – мелькнуло у него в голове, – да и потребовать свое – за 17-летнее молчание».

– А вы не родственник нашего декана? – а то я смотрю, – вы так похожи, ну прямо одно лицо! – приятный голос, принадлежавший красивой сорокалетней женщине, нарушил его внутренний монолог.

– Да, вы знаете, – вот приехал утренним поездом, а ни телефона, ни адреса его не знаю. Знаю только, что он в этом институте работает.

– Ничего страшного, – давайте я вас к нему на кафедру отведу, – она взяла его за руку и повела на второй этаж. Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, они подошли к высокой дубовой двери с табличкой «Кафедра иностранных языков. Декан – NN».

Она постучала.

– Войдите!

– Я вам родственника привела, а то он даже вашего телефона не знает.

– Хорошо. Спасибо Вам! Оставьте нас одних… Ну, давайте знакомиться, молодой человек. Вы, собственно, кто?

Ухмыльнувшись и протягивая правую руку, потенциальный родственник заявил:

– Ваш сын, Мстислав!

Наступила пауза. По лицу профессора забегали тени, краска то отливала, то приливала к его щекам, застывшая на полпути правая рука дрожала.

– То есть как мой сын? Не может быть, нет у меня никакого сына! А впрочем, с абортом она затянула, значит, все-таки родила, дуреха!

– Полегче, папаша! – все-таки речь идет о близком нам обоим человеке!

– Да конечно, простите меня великодушно, молодой человек. Как вас там? – Станислав, кажется?

– Мсти-слав, Папаша, – выговорил новоявленный сын.

– От слова «мстить», значит!?

– Ну, это для кого как! Как договоримся с вами, а для друзей – М???.

итя.

– Послушайте, Митя, – у меня сейчас начинается пара… –

А мы не могли бы где-нибудь вечерком посидеть, пообщаться?

– Не получится, папаша! – нас сейчас обратно в интернат погонят, а там как на зоне, – не больно-то разгуляешься…

Новоявленный папаша что-то быстро написал на листочке, затем достал бумажник и, не считая, достал приличное количество купюр.

– Вот что, Митя, – он неожиданно перешёл на «ты», – купи себе мобильник и забей мой номер телефона. Будем на связи, я готов помочь тебе поступить в мой институт. Ты как учился?

– Без двоек!

– Вот и отлично, – пойдешь на бюджет, комнату в общежитии я тебе сделаю, с деньгами тоже помогу.

Он выдвинул верхний ящик стола, достал пачку тысячерублевок и протянул Мстиславу.

– Ты вот что, – зайди в магазин, купи себе что-нибудь свежее из одежды. А то без слез на тебя не взглянешь: одет как бедный родственник. Ладно, все, ушел, – а то уже второй звонок прозвенел. Пора!

Мстиславу странно было пожимать руку самому себе, только в зрелом возрасте. А Папаша ничего, не растерялся, удар держит, – подумал он, – только сначала поплыл, но потом все-таки взял себя в руки. Молодчага!

Объяснять Папаше, сколько проблем у него появится, как только он оденется во все модное и красивое, – бесполезно. Еще были живы воспоминания, в недавнем прошлом навсегда отбившие охоту выделяться из серой одномастной толпы воспитанников Детского дома №5, что на углу проспекта Буденного и Кирпичной улицы.

Он вспомнил некрасивый случай с новеньким парнишкой из семьи богатых родителей, уехавших за границу и сдавших своего отпрыска в этот вертеп учености и благонравия.

Стильно одетый, со спортивной сумкой через плечо, дорогими часами на руке и портативным магнитофоном он вошел в их спальню после ужина. Парни постарше, ругаясь и споря между собой, резались в очко, остальные готовились ко сну или читали. Из взрослых в огромном четырехэтажном здании детского дома находились лишь дежурный воспитатель и сторож Иваныч. Впечатление было такое, что ухоженный ягненок по ошибке забрел в волчью стаю.

– Слушай, пацанчик, какие у тебя клевые часы! – дашь поносить? А магнитофончик дашь послушать?

– Чего ты сказал, дурашка? Не понял?

Бац-бац, – и парнишка, получив два хороших удара по лицу с правой и с левой руки, и третий контрольный под-дых, уже через минуту валялся в углу спальни, утирая слезы и размазывая кровавые сопли.

У него отняли практически все, что было на нем и с ним. Не обращая никакого внимания на завывания, доносящиеся из угла, где лежал избитый, парни тут же сели играть в карты, поставив на кон экспроприированные богатства. На следующий день, после обеда, подъехала большая черная иномарка и паренька, одетого в детдомовскую робу, отвезли в более приличное заведение.

Мстислав купил себе самый дешевый мобильник и, недолго раздумывая, вбил в него номер папашиного телефона. Остальную сумму он спрятал за подкладку пиджака, аккуратно подпоров боковой шов. Затем распределил дензнаки по всей длине подола пиджака, заново зашил подкладку и остался доволен проделанной работой. Для себя он решил, что купит новые шмотки уже по окончании школы-интерната.

Папаша не обманул, – помог и с поступлением, и с общагой. Правда, отдельную комнату выбить ему не удалось, но на двоих – с дембелем Володькой Варной и стареньким холодильником Саратов получилось неплохо. Сосед, получивший контузию на учебных стрельбах, с простодушной улыбкой сыпал к месту и не к месту сальными армейскими анекдотами. Какое же это было благо – студенческая общага! – в отличие от строго-нормированного проживания в школе интернате для отказных детей. Приодевшись во все модное и стильное, Мстислав стал завсегдатаем всевозможных злачных мест, кафе, баров, дискотек и видео-залов. Для него, все школьные годы вынужденного вести аскетический образ жизни, все было в новинку и все хотелось попробовать. Молодой первокурсник ни в чем себе не отказывал, быстро наверстывая упущенное, тратя папины деньги направо и налево. Счет однокурсниц, побывавших у него в общаге, шел уже на десятки. Первое время он еще ходил на лекции и что-то на них записывал, но частенько, спрятавшись на задних рядах, отсыпался после бурной ночи. Конечно, это не могло продолжаться бесконечно долго и, провалив какие только можно экзамены и зачеты, несмотря на все старания папы, он был отчислен из института, но еще мог отлеживаться в общаге, покупая дешевую водку коменданту. Отношения с отцом окончательно испортились: и без того жиденький ручеек из денег с его стороны вот-вот мог в одночасье пересохнуть. Некоторое время подкармливали соблазненные им однокурсницы, но после его отчисления из института быстро потеряли к нему всякий интерес. Кем он только не работал: разносчиком пиццы, сантехником в ЖЭКе, грузчиком в магазине, репетитором у дошкольника, кочегаром-истопником в профилактории, санитаром в морге, донором спермы. Последнее занятие ему особенно нравилось, так как не требовало серьезных усилий с его стороны, зато доход от этого занятия был равен недельной зарплате истопника-кочегара или грузчика в магазине. Частая смена профессий не по своей воле объяснялась амурным фактором, который сопровождал его в каждой из этих подработок. Что делать, если женщины всех возрастов и должностей неожиданно для самих себя вспыхивали страстью к этому ненасытному Казанове! По странному стечению обстоятельств все они годились ему в мамаши и, оставаясь один на один с объектом мечты творили чудеса камасутры, которые и в страшном сне не смогли бы совершить со своими законными мужьями, давно заимевшими пивные животы и страсть к перееданию на ночь. Войдя во вкус, Мстислав начал потихоньку пользоваться этим, требуя дополнительных денег за так называемую сверхурочную работу. И они платили молодому любовнику, подсаживаясь на иглу страсти, стремясь изо всех сил продлить ощущение своей уходящей красоты и молодости. Когда же дыры в семейных бюджетах скрывать уже было невозможно, и семейная жизнь начинала превращаться для бедных женщин в сущий ад, наш альфонс недолго выслушивал истерики, обвинения в корысти и упреки в отсутствии любви бывших любовниц-начальниц, а просто в один прекрасный день менял старое место работы на новое. Так продолжалось довольно долго, но в один печальный момент, когда он появился в общаге после сверхурочной работы, чтобы выспаться, – его уже ждали. Службу в армии никто не отменял, на окраине Родины бушевала война, и требовалось свежее пушечное мясо. Но и здесь сработали его чары: во время прохождения медкомиссии, делая флюорографию, пятидесятилетняя врачиха неожиданно обнаружила затемнение в легких и подозрение на туберкулез. Закончилось, как всегда в таких случаях для него, – уточнением диагноза в постели одинокой женщины, пышной блондинки, обладательнице большого бюста и безмерной любвеобильностью.

Уже через неделю военный комендант, выдавая белый билет, долго тряс ему руку, вглядываясь в его изнуренный сексуальными упражнениями вид.

– Береги себя, сынок. Лечись! – ты еще можешь пригодиться Родине на нестроевой службе.

Вечером, дождавшись прихода врачихи, во время ужина он спросил:

– А что ты написала мне в заключении медкомиссии?

Женщина, смеясь, сообщила ему о неизлечимой болезни легких, при которой жить ему оставалось не больше полугода. Это известие его развеселило, и он предложил отметить его шампанским.

Мстислав порхал от одной юбки к другой, набираясь опыта обольщения, обещая связать себя узами Гименея с очередной перезревшей дурочкой, подбираясь к большим деньгам одной из московских бизнесвумен. Ему частенько угрожала опасность от рассерженных мужей, заподозривших измену своих благоверных, и это хождение по лезвию бритвы заводило не хуже наркотика. Его подвела наивность: он и не подозревал, какое пухлое досье было составлено на него с использованием скрытых камер и системы прослушек. Большие деньги любят тишину и не любят, когда наглый молодой человек хочет нарушить эту непреложную истину. Равнодушная к его чарам бизнесвумен прекрасно сымитировала страсть, и, после соития, как бы случайно забыла закрыть сейф, доверху набитый банкнотами. И он попался, как мелкий воришка, стащив всего одну пачку стодолларовых купюр, на пробу. Заметят или нет? Прежде чем отдать команду проучить наглеца, она показала ему коротенький сюжетец про него самого. Герой был в шоке от такого коварства и только мычал в ответ на хлесткие профессиональные удары ее охранников. Его красивое молодое лицо быстро теряло свою привлекательность, а белая рубашка была залита кровью из расквашенного носа. Когда же он потерял сознание и упал к ее ногам, его еще слегка попинали ногами по ребрам и бросили в багажник. Проезжая вдоль темных аллей Петровского парка охранники, недолго думая, выкинули бедолагу из машины в кусты – прямо под ноги его будущим жертвам.