скачать книгу бесплатно
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну и роль ты мне отвёл…
ПРОНСКИЙ. Мне кажется, Сыромятный, у тебя есть ещё одна роль, своя собственная.
СЫРОМЯТНЫЙ (не сразу). Есть, лейтенант… Сволочная, прямо скажем. Для твоего княжеского уха, так и вовсе подлая. Перед тем, как нас в пару послать, имел я беседу с одним майором из Смерша… Да видел ты его, в штабах всё крутится, такой бровастый и шнобель – во! Чтоб нюхать…
ПРОНСКИЙ. Видел, очень даже симпатичный смершовец, воспитанный, интеллигентный…
СЫРОМЯТНЫЙ. Этот интеллигент и дал мне задание сексотить за тобой. Говорит, присмотри за лейтенантом, потом доложишь в письменном виде каждый его шаг. Мол, по той причине, что не наш он человек, Пронский, а принадлежит к известному княжескому роду.
ПРОНСКИЙ. Спасибо за откровенность, старшина. Разумеется, сексотить ты отказался?
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну да, откажись у него, попробуй. Сам загремишь, будто и не водил «языков» из-за линии фронта.
ПРОНСКИЙ. Не ожидал…
СЫРОМЯТНЫЙ (по-свойски). Ты не расстраивайся… князь! И этого надерём, видали мы Смерш и интеллигентнее. Главное с генералом вернуться. Я ему такое напишу – от зависти сдохнет. Однажды он на Остапенко попросил написать, так я поэму сочинил – сразу орден дали. А так всё не давали, всё документы наградные терялись, потому что Остапенко из Западной Украины.
ПРОНСКИЙ. Не понял ты, Сыромятный… Конечно, обижаться на Смерш, это всё равно, что обижаться на холодную воду в реке. Но обидно! Три года на фронте, два ордена… А какой-то майор тебя всё время держит под присмотром.
СЫРОМЯТНЫЙ. Наплевать и растереть. Пошёл он в пим дырявый! Не тебя одного нюхает, не обидно… Да и не княжеское это дело – обижаться на таких козлов. Будь я князь – такое быдло в гробу видал!
ПРОНСКИЙ. Понимаешь, всё время приходится доказывать, что есть… как бы само собой, от природы. Например, любовь к Отечеству. Когда просился в офицерскую школу… И потом, когда в окопы попал… Я о своём происхождении сам-то узнал, только когда на фронт уходил. Отец стал прощаться и сказал… Родители скрывали, даже фотографии прятали… Доказывать и доказывать! Всегда быть смелее всех, отважнее всех. Это называется, комплекс неполноценности.
СЫРОМЯТНЫЙ. Да не бери ты в голову, Серёга! Знать, что расстроишься – не сказал бы… Но булыжник мне за пазухой трёт!
ПРОНСКИЙ. Молодец, что сказал, спасибо. А то я каждый раз думаю, что давно доказал… Но нет, видимо, за всю жизнь не докажешь.
СЫРОМЯТНЫЙ (отвлекает). Тихо в саду становится… Патруль порядок наводит. Пока мы базарим – генерал явится…
ПРОНСКИЙ. Это верно, старшина. Давай по местам. Ты – у входа. Войдёт – пропускаешь. Остальное – дело моё.
СЫРОМЯТНЫЙ. Если охрана? Какой-нибудь жлоб из СС?
ПРОНСКИЙ. Всё равно. Перекрой вход и всё… А я стану доказывать любовь к Отечеству. Ни в коем случае не стрелять.
СЫРОМЯТНЫЙ. Может, на подходе, в саду взять? Там просторнее…
ПРОНСКИЙ. Только здесь. Стены хоть и чужие, а помогут. Да и Господь над головой…
Оба скрываются – Пронский неподалёку от разрушенного распятия, Сыромятный – у входа. Затемнение, пауза.
Картина вторая
В саду перед костёлом появляются фон Вальдберг и Томас – толстый, раскормленный юноша в полевой форме солдата вермахта и железной каске, без оружия. Типичный гитлерюгенд, но генеральский сынок. Генерал одет в полевую форму, сверху – кожаный плащ без знаков отличия и шляпа. Идут прогулочным шагом, неторопливо беседуя на ходу по-немецки.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты не похудел на фронте, Томас. Вас хорошо кормят?
ТОМАС. Нет, мой генерал. Кормят очень плохо. Но мы шутим, веселимся, и это притупляет чувство голода.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. В крепости хранились большие запасы продуктов…
ТОМАС. Солдаты говорят, если не будет пищи, мы съедим толстого поросёнка.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Кого?
ТОМАС. Толстого поросёнка. То есть, меня, мой генерал.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Ты же понимаешь, это шутка. Обыкновенная солдатская шутка.
ТОМАС. Я понимаю, мой генерал. Временные трудности со снабжением…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это вечное чувство голода… Моей мечтой был кусочек шпика… Помнишь, с красным перцем и прослойкой мяса? Вам дают шпик?
ТОМАС. Да, мой генерал. Один маленький кусочек в день, но без перца и мяса. И очень жёлтый.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. А я помнил с перцем, видел во сне. И думал о нём, даже когда русская артиллерия обстреливала наши окопы. (Останавливаются у входа в костёл.) Однажды снарядом убило лошадь из нашего обоза, тощую и заморенную лошадь. Мои солдаты резали от неё мясо, варили и ели. Я не мог, воняло потом и ещё… в воображении видел кусочек шпика. Солдаты называли это … грязным словом, обзывали аристократом и ели конское мясо…
ТОМАС. В крепости нет коней, мой генерал. Мы бы тоже ели…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Почему ты называешь меня по званию?
ТОМАС. Нас обучали… Я привык… папа.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Вид у тебя… не совсем здоровый. Это ожирение мне не нравится. Вас осматривает доктор?
ТОМАС. Доктор говорит, мне следует много маршировать на плацу, чтобы похудеть. Плохое питание мне полезно. Я вообще не думаю о пище.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. О чём же ты думаешь на войне?
ТОМАС. О том, что вижу и чувствую в данную минуту… мой отец.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Когда я был солдатом, всё время думал о пище… А что ты сейчас чувствуешь, Томас?
ТОМАС. Я боюсь, они съедят меня. Поэтому стараюсь ничего не есть, чтобы похудеть. Я уже целую неделю пью одну воду. Если я стану худой, как все, то меня не съедят. И я останусь жив.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Но нельзя совсем отказываться от пищи, Томас!
ТОМАС. Можно, чтобы сохранить жизнь.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (взволнованно). Ты… солдат, и должен есть, чтобы быть сильным, чтобы…
ТОМАС (после паузы). Да, мой генерал.
Проходят мимо костёла, на ходу.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Не могу обманывать, мой мальчик. И не могу сказать всей правды… Есть следует, чтобы просто жить. Просто выжить… Ты можешь умереть от голода!
Скрываются за углом. Показывается у входа Сыромятный, громким шёпотом.
СЫРОМЯТНЫЙ. Лейтенант?.. Это он? Слышь? По стати – генерал, только в цивильном.
ПРОНСКИЙ. Спокойно, это он.
СЫРОМЯТНЫЙ. А это что за чучело с ним? Охрана? Шофёр?
ПРОНСКИЙ. Тихо… Не шуми.
СЫРОМЯТНЫЙ. В бога душу… А если уйдёт? Лейтенант?
ПРОНСКИЙ. Не уйдёт… Заметил, как на костёл смотрел?
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну, лейтенант!.. Говорил, давай в саду возьмём. В руках бы уже был.
ПРОНСКИЙ. Далеко не уйдёт, там забор… Скоро вернётся.
СЫРОМЯТНЫЙ. Слышь, они о чём базарят?
ПРОНСКИЙ. Ты что в школе делал? Надо было язык учить…
СЫРОМЯТНЫЙ. Рожей не вышел языки учить… А кто это с ним?
ПРОНСКИЙ. Сын, гитлерюгенд. Его поздний сын…
СЫРОМЯТНЫЙ. Кто?!. Сын? Это его сын?
ПРОНСКИЙ. Да, зовут Томас.
СЫРОМЯТНЫЙ. Папашка!.. Генерал, не мог сынулю спасти от мобилизации?
ПРОНСКИЙ. Не знаю, наверное не мог.
СЫРОМЯТНЫЙ. А ты удачливый, князь. Я как-то и не надеялся… Ё-моё! Притащим генерала – по звезде на грудь.
ПРОНСКИЙ. Кому по звезде, а кому по…
СЫРОМЯТНЫЙ. Только бы не ушли. А чую – будут звёзды.
ПРОНСКИЙ. Ты сначала притащи.
СЫРОМЯТНЫЙ. Выходит, генерал к сынку-волчонку на свидание приехал? Потому и тайно? Ах, сука…
ПРОНСКИЙ. Похоже на то, посмотрим. Они давно не виделись…
СЫРОМЯТНЫЙ. О чём говорят-то?
ПРОНСКИЙ. О еде говорят.
СЫРОМЯТНЫЙ. Видно, пожрать они оба не любят. Сынок-то с папашку весом…
ПРОНСКИЙ. Генерал рассказывал, как голодал в окопах. На первой мировой, что ли. А сын какой-то заторможенный, как больной.
СЫРОМЯТНЫЙ. Главное, охраны нету. И патруля близко не слыхать. Везуха! Только бы не сглазить.
ПРОНСКИЙ. А может, попрощаться приехал, с фронта…
СЫРОМЯТНЫЙ. Ну дела… Тихо! Кажется, идут назад. Сейчас приголубим.
ПРОНСКИЙ. Всё по моей команде. Своё место знаешь.
СЫРОМЯТНЫЙ (с обидой). Знаю, мог бы не тыкать носом… Аж сразу тепло стало, согрелся. Но два глотка мои!
Появляются ФОН ВАЛЬДБЕРГ и ТОМАС, шаг более энергичный, останавливаются у входа.
ТОМАС. Я говорил, отец. Костёл разбит американской авиацией.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Это не имеет значения. Русские говорят, даже в разрушенном и покинутом храме идёт служба…
ТОМАС. Там давно нет священника. Уехал сразу после бомбёжки.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. В этом костёле можно молиться без священника.
ТОМАС. Слушаюсь, мой генерал!
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (после горькой паузы). Это же тот самый костёл, в котором всё и произошло. Нас услышит Дева Мария. Если искренние молитвы будут произнесены в этот праздничный день. Если быть точным, в эту праздничную ночь. Ты умеешь искренне молиться, Томас?
ТОМАС. За нас молится фюрер…
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (после паузы). Господь нас всех лишил разума.
ТОМАС. Что вы сказали, мой генерал?
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Идём в костёл. Только оружие следует оставить у входа, на ступенях. Где твоё оружие?
Генерал вынимает пистолет, кладёт на ступени.
ТОМАС (смущённо). Я оставил его у амбразуры… Там, в крепости.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ. А следует всегда носить с собой.
ТОМАС. Я не могу носить оружия, мой генерал.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (вдруг). Не понимаю… Это твои убеждения, Томас?
ТОМАС. Пулемёт очень тяжёлый, станковый. Но я убеждён, когда пойдут русские, смогу переносить его не только от амбразуры к амбразуре, но даже на другой этаж.
ФОН ВАЛЬДБЕРГ (не сразу). Господь лишил нас разума…
Оба входят в костёл, присаживаются на камни у поверженного распятия в глубине храма.
