скачать книгу бесплатно
Настроение мгновенно поднялось. Я сделался разговорчивым, шутливым, стал нести всякую чепуху. Девчонки всегда любят, когда им несут чепуху. В общении с ними очень важно что-нибудь чепуховенькое. Так что серьезная братва имеет у них мало шансов.
Незаметно мы очутились за городом. Поболтались по садам и в конце концов забрались в густющую посадку, где трава была толщиной в сорок персидских ковров. И птички там тоже были, и цветочные ароматы, и покой…
Я услужливо раскинул свой пиджачок. И тут же не удержался с предложением:
– Не лучше ли сразу снять это платье?
Любаша осталась глуха.
* * *
Через два часа она принялась твердить, что ей уже пора. Два часа мне потребовалось, чтобы узнать, что под белым ее платьем имеются еще такие же белые трусики!..
И чтобы не выйти из равновесия, я подумал, может, она затем и едет домой, чтобы отчитаться маме в своей целости. Или просто ей для этого дела необходимо родительское благословение.
Я проводил ее до дому. Потом помог дотащить до вокзала тяжелую сумку. Посадил ее в поезд. И там ее расцеловал, прямо на завистливых глазах молодой проводницы.
Очень не хотелось выпускать ее из рук.
Домой вернулся с легкой тоской. Но физически здоровый. Будто вовсе не пил. Будто только с работы.
128. Успех упирается в мастерство
Простившись с Любашей, я плотно уселся за изучение истории искусств. Но теория лишь часть моей напряженной работы. Основное – краски и холсты. Корплю над своей техникой. Мазюкаю всевозможные портреты и пейзажи. Голых баб не трогаю. Это, я понял, несерьезно.
Все больше и больше склоняюсь к тому, что прежде всего надо уметь! Всегда найдешь, что изобразить. Но никогда этого не сделаешь, если элементарно не можешь! Мастерство – это качание мускулов. Собственные мышцы не обманешь. Не заставишь их расти ни уговорами, ни обещаниями. Только работать, работать, работать!
Недавно прорезалась еще одна мыслишка относительно своего будущего. Может, удастся сорваться в Ростов и там утрясти вопрос без документов. Документы эти пока в бурсе, но скоро будут переданы в заводской отдел кадров. Не знаю, что получится. Надежды мало. Говорят, будут разыскивать, как беглого крепостного. Да и там, в Ростове, без бумаг вряд ли будут со мной разговаривать.
А мне, как назло, загорелось вырваться именно сейчас. Кажется, если застряну на заводе, так никогда и не выберусь.
Я чувствую, что могу своротить горы, если только работа будет доставлять мне удовольствие. Наверно, жизнь на том и держится – на стремлении к удовольствию.
Правда, еще плохо представляю, каким у художника может быть это самое удовольствие. Зато прекрасно знаю, какое оно у токаря. И не хочу его!
129. А мастерство – это терпение
Черт знает сколько времени прошло! И на сколько еще у меня хватит энтузиазма. Очень плохо, что остаешься один, когда дело касается самого важного – твоего будущего. Поговорить на эту тему можно и с Харьковским. Но идти приходится в одиночку.
У меня нет ни одного знакомого художника. Я никогда не видел, как работает мастер. Ни разу не был в художественной мастерской. Если не считать нашей заводской шараги, где пьяницы пишут производственные плакаты да малюют портреты Ленина. И никогда еще ни с одним человеком серьезно не говорил ни об искусстве, ни о живописи.
Но самое скверное – я сам еще не знаю, чего стою!
Все это мало вдохновляет. Все это удручает и портит настроение.
И все эти дни как-то совсем глупо слились в один, бестолково прожитый. Не могу даже вспомнить, что было позавчера. Похоже, жизнь моя совсем уже превратилась в одно сплошное ожидание, в одну длинную и ровную линию, которая, если на нее посмотреть в торец, превратится в паршивую точку.
А не ожидание ли это ее? Не тоска ли это по женскому телу?
Слишком часто я вспоминаю Любашу вместе с ее грудью. Так, наверное, только ребенок скучает по своей мамке. Но я и на труды свои смотрю сквозь воспоминание о ней. Как будто ради нее хочу достичь чего-то!
Не знаю. Я не придумываю чувства. Они сами рождаются во мне. Растут и умирают. Или формируются.
130. Прощай, бурса!
Наконец настал тот день, когда на бурсе можно ставить крест!
Не знаю. Почти три года ждал этой минуты, а теперь вот как-то все равно. Кроме того, что получил диплом токаря-универсала, никаких изменений не произошло. Даже Любаша не приехала.
Вчера сдавали госэкзамен. Нервные нервничали, спокойные делали вид, что спокойны. Мы с Дешевым и Харьковским сдали первыми. И, чтобы наполнить это событие праздничным содержанием, пошли и тяпнули по стаканчику. Потом вернулись в бурсу, чтобы поднять тонус товарищам.
И вот мы клином движемся по коридору. Я в центре с бутылкой, завернутой в газету, по бокам не очень надежная охрана – Харьковский и Дешевый. А навстречу неприятель, значащийся в моих списках за первым и единственным номером. Лариса Васильевна была со своей дочуркой, которую шумно за что-то отчитывала.
Воспользовавшись этим, я решил избежать столкновения и сделал левый крен в актовый зал. Но был захвачен прямо в двери, чуть ли не за шиворот.
И чисто из желания избавить ребенка от неприятных сцен я с готовностью пообещал встретиться с ее мамой в этот же день в парке и вернуть несчастного Данте.
Еще час мы валяли дурака, дожидаясь Сопилу. Потом вчетвером забрались в пустой кабинет математики и торжественно раздавили из горлышка приготовленную для этого случая виновницу.
Потом Харьковский куда-то исчез. А мы завели серьезный разговор о своей ужасающей судьбе. То есть о двух предстоящих годах отбывания повинности. И обсудили случаи, когда кому-то удавалось забрать свои документы с завода. Случаев таких было мало. И особой надежды они не вселяли.
Очень скоро мы поняли, что тема эта слишком тяжела для праздничного настроения. И мигом переключились на девочек.
Тут и явился Харьковский с довольной и загадочной физиономией.
И начал:
– Леха, тут одна девочка хочет провести с тобой ночь. Такая девочка!.. Даже согласна поехать в Залевскую балку!
– Это случайно не та девочка, которая в этой бурсе преподает английский? – поинтересовался я на всякий случай.
– Не-е, ты шо! Стал бы я тебя подкалывать!
Вмешался нетерпеливый Сопила:
– Может, у нее подруга есть?
И еще более невоздержанный Дешевый:
– Две! Пускай подгонит нам еще двух телок! Иначе Леху не получит! Так и скажи ей. Скажи, шо это я так сказал!
– Вы оба пролетаете, – сказал Харьковский. – Нет у нее ни подруг, ни друзей – одна только дочка…
– A-а!.. Все ясно, – догадался Сопила. – Я и впрямь подумал, девочка!..
Дешевый был разочарован глубже:
– Ты, Хорек, так больше не шути! А то у меня вообще на девок охота отпадет.
И Харьковский замял свою неуклюжую шутку.
* * *
Однако через час, когда мы уже вдвоем шли к нему домой, он заговорил серьезно:
– Ты знаешь, шо мне Крысятина сказала? Она сказала, шо переспит с нами обоими.
– Сла-авик! Это уже было. Уже неинтересно.
– Да не-е, не то! Слушай сюда. Она говорит, шо научит нас всему, шо тока можно делать с женщиной!..
– И это было. Остынь, дорогой, остынь.
– Не, это совсем другое. Сейчас она уже точно!.. Сама поклялась. Я три раза переспросил.
– Тогда поезжай сам. Я для этого дела отдам тебе Данте. Отнесешь ей, а там уже разбирайтесь сами.
– Не, она без тебя не поедет. Это точно.
– Почему же? Она не со мной договаривалась.
– Не, не. Я знаю.
Минуты три шли молча. И я хорошо видел те картины, которые Харьковский рисовал в своем прозрачном воображении.
– Выкинь ты это все из головы! – посоветовал я. – Мы с тобой, помнится, начинали новую жизнь, в которой была одна-единственная любовь…
Харьковский поморщился, как будто я разворошил кучу навоза. И даже чуть отстранился от меня. Но вскоре физиономия его обмаслилась.
И он завелся:
– Леха, ты никак не поймешь. С бурсой покончено. Теперь надо только поставить точку! Красивую большую точку!..
– Тебя понесло, Славик, с точками… Какие точки? Где ты видел красивые точки? Точка, она и есть точка – маленькое грязное пятнышко. Хочешь его сделать большим?
– Ой, да ну тебя! Ты как упрешься, так тебя ломом не убедишь! Ты вот прикинь. Женщина!.. Взрослая женщина, с большим жизненным опытом, с такими способностями!.. Женщина, преподаватель того заведения, в котором ты столько лет мучился!.. И эта женщина говорит: «Я напоследок научу вас всему, шо тока должен знать мужчина!..»
– Славик! Тебя опять потащило. Ты что, не знаешь Крысятину? Она может научить только бегать от таких, как она!
Но Харьковский не слушал. И я не стал напрягаться.
Еще несколько минут мы шли молча.
Потом хитрый Харьковский сменил тактику. Принялся выкладывать мне сочные плоды своего воображения.
Сначала я совсем его не слушал. Потом прислушался, и во мне проснулся некто! И я заслушался…
131. Последний урок дает англичанка
В назначенное время я прибыл в парк с дорогим моему сердцу Данте.
Англичанка уже сидела с Харьковским на лавочке и улыбалась.
– Ну что, Соболевский, принес? – сказала она вместо ответа на мое приветствие.
Я отдал ей Данте со словами:
– Будь его воля, он бы к вам не вернулся от меня.
– Вот видишь, какой ты, Соболевский! Больше никогда тебе не дам!.. Книжку, разумеется. Лучше я дам тебе себя почитать.
– Не стоит беспокоиться, Лариса Васильевна. Мы уж как-нибудь читальным залом обойдемся.
– Соболевский!.. Никогда не смей так говорить женщине! Сколько вас можно учить обращению с женщинами?
Тут вмешался Харьковский, который опасался разлада.
– Лариса Васильевна, так вы ж нас совсем не учили! Нас все время немки недоделанные учили. А вы ж тока собирались нас поучить в Залевской балке.
– Никуда я с вами не поеду, Харьковский!
Бедняга отвесил челюсть и выкатил глаза. Но я пришел ему на помощь:
– Ничего страшного, поедет кто-нибудь другой. Пошли, Славик!
Я повернулся и, не попрощавшись, пошел. Но тут же пулеметная очередь прошила мне спину:
– Соболевский, ты окончательно стал хамом! Не знаю, с кем ты привык так разговаривать, но со мной не смей! Ты хотя бы из приличия дослушал бы женщину до конца! Я же не сказала, что вообще никогда не поеду! Просто сейчас, в эту минуту, я не могу поехать. И не могу там остаться на всю ночь. У меня ведь все-таки ребенок!
Так мы и сговорились.
Она сказала, что возьмет с собой бутылку водки и в половине третьего будет ждать нас на автостанции. Нам за оставшийся час следовало раздобыть рюкзак, палатку, одеяла и жратву.
С деньгами на этот раз было туговато. Помимо платы за прокат туристских принадлежностей, нам хватило всего лишь еще на одну бутылку вина. С закуской поэтому решили вообще не связываться.
* * *
В назначенное место мы явились минута в минуту в полной боевой выкладке. Она, как всегда, опаздывала. Мы имели счастье увидеть ее ровно через двадцать минут после того, как проводили глазами свой автобус.
– Лариса Васильевна, – сказал я, – вас не смущает, что вы пришли несколько позже, чем следовало бы?
– Я еще раз вам повторяю: я не свободная девочка!
– Придется ехать на последнем рейсе, с ночевкой, – сказал Харьковский.
– Я не могу. Девочек своих будете возить с ночевками!
– А шо ж вы тогда предлагаете?
