скачать книгу бесплатно
Надежда осторожно высунула голову из-под одеяла. Анна Поросенко спала, посапывая, – храпела она только ночью. Сырникова, привычно призывая кары небесные на голову сбившего ее водителя, прижав руку к сломанным ребрам, поднималась с кровати, чтобы идти смотреть телевизор в холле. Надежда приободрилась и достала из тумбочки детектив.
Час прошел спокойно, а перед ужином Сырникова вернулась в комнату с сияющими глазами.
– Сейчас по телевизору передавали: перестрелка в китайском ресторане! – выпалила она. – Четыре трупа, и еще есть жертвы!
– Какой ресторан? – деловито спросила проснувшаяся Поросенке.
Она работала бухгалтером в оптовой фирме, поставляющей продукты, и знала все предприятия общественного питания в своем районе.
– Кафе «Янцзы», тут недалеко, всего в трех кварталах! – захлебывалась Сырникова, она обожала смотреть криминальные новости со смертельным исходом.
Надежда вздохнула и убрала книгу в тумбочку.
– Опять мафиозные разборки! – авторитетно заявила Сырникова.
– И мирные люди пострадали? – не удержалась от вопроса Надежда.
– Нечего средь бела дня по ресторанам шастать! – припечатала Сырникова, и Надежда снова отвернулась к стене.
Сырникова еще пару раз смоталась к телевизору, но больные смотрели сериал про латиноамериканскую любовь и на новости переключить не позволили.
Зато утром перед завтраком в палату явилась уборщица тетя Дуня и рассказала, что всех пострадавших в китайской заварушке отправили в их больницу, кого – в отделение, а кого, сами понимаете, в морг. Сведения, поступившие от тети Дуни, были почти что из первых рук, поскольку она находилась в дружественных отношениях со сторожем морга.
По наблюдению Надежды, тетя Дуня и сторож дружили не вдвоем, а втроем – третьей была бутылка. Но этот факт дела не менял – сведения были верными.
– Четверо их, – рассказывала тетя Дуня, – все насквозь простреленные. Парни, что привезли их, говорят – кровищи в ресторане, как на бойне! Девки-официантки от страха все уписались, один хозяин как огурчик, все ему нипочем.
– Китайцы живучие! – поддержала разговор Поросенко. – Что ему, косоглазому, сделается?
– А положила их всех баба! – торжественно выдала тетя Дуня.
– Не может быть!
– Вот те крест! Пришла, постреляла всех и ушла!
– А в живых-то кто-то остался? – полюбопытствовала Надежда. – Раненых много?
– Я про живых ничего не знаю! – ответила тетя Дуня. – Вот про покойников я тебе все точно скажу: один был там сильно крутой, при нем два бугая-телохранителя, их первых положили. Потом еще один мужик, который рядом был.
– Ужас какой! – вздохнула Поросенке.
– Не говори, девонька! – подхватила тетя Дуня. – И кому мы в смерти будем нужны? После смерти все одинаковые. Бедный ли, богатый, хозяин или холуй – все рядышком в морге лежат, в одном холодильнике…
Пришла сестра-хозяйка и вызвала тетю Дуню, а обитатели палаты занялись утренним туалетом в ожидании врача. После обхода Надежду услали на процедуры, а когда она вернулась, то застала в палате крик и оживление. Низенький мужичок в ватнике под присмотром сестры-хозяйки выносил из палаты тумбочку и столик.
– Не имеете права! – надрывалась Сырникова. – Я буду жаловаться главврачу!
– И так обойдетесь, не баре! – отлаивалась сестра-хозяйка.
Надежда тихонько осведомилась у Поросенке, что случилось, и получила ответ, что к ним подселяют четвертого человека, а чтобы поместилась кровать, нужно вынести тумбочку.
– И так невозможно спать от духоты! – орала Сырникова.
– Окно откройте! – невозмутимо отвечала сестра.
– Тогда дует!
– Здесь вам больница, а не курорт! – припечатала сестра и вышла из палаты, одержав полную победу в споре.
Надежда пожала плечами и согласилась: действительно, не курорт.
Принесли кровать, а для этого пришлось сдвинуть Сырникову ближе к двери. Потом тетя Дуня шлепнула на кровать продавленный матрац и белье, серое от частых стирок, после чего два студента приволокли в палату крупную девицу с загипсованной левой ногой и с превеликой осторожностью опустили ее на кровать.
Вообще парни что-то слишком суетились, и Надежда вскоре поняла почему. Девица устроилась на кровати поудобнее, обвела всех темными коровьими глазами и глубоко вздохнула:
– 0-ох!
Несмотря на сломанную ногу, от девицы просто веяло здоровьем и жизненной силой. Кожа у нее была гладкая, зубы белые без всякого «Орбита», густые темные волосы наспех сколоты узлом. От вздоха грудь ее приподнялась, и Надежда вспомнила монолог артистки Дорониной из одного старого фильма:
«У меня был медальон. Так он у меня не висел, он лежал горизонтально…»
Медальона у девицы не было, но в том, что он может лежать на такой груди горизонтально, можно было не сомневаться. Одним словом, от новой соседки по палате распространялась такая естественная, природная сексапильность, что в палате сразу стало ощутимо теснее.
Сырникова, разглядев девицу, издала разъяренное шипение, но пока промолчала.
Весь день в их палату совершалось нашествие мужчин.
Поглядеть на девицу – ее звали Любой – шли все: студенты и ординаторы, практиканты и хирурги из соседнего отделения, солидные немолодые врачи с курсов повышения квалификации, анестезиолог Алексей Федорович и даже больничный кот Скальпель.
Любка валялась на кровати в распахнутом халате, непрерывно что-то жевала и улыбалась всем визитерам одинаковой белозубой улыбкой.
К концу дня Надежда всерьез начала опасаться за здоровье Сырниковой, потому что та зеленела на глазах. К вечеру, когда в палате стало посвободнее, разразился скандал.
– И чего это тебя к нам подселили, – шипела Сырникова, – что ты за птица такая?
– Потому что мне нужен покой, – невозмутимо ответила Любка, – а там палата – десять человек, кто храпит, кто во сне кричит, ночью спать мешают.
– Относительно храпа, – вполголоса заметила Надежда и показала глазами на Поросенке, – не удивляйся ночью.
– Мне, может, тоже покой нужен, – не унималась Сырникова, – а теперь, по твоей милости, я у двери на сквозняке лежу! Вот напишу завтра главному заявление – тебя вообще в коридор выселят!
– Ага, разбежалась, – насмешливо проговорила Любка, – как бы тебе самой в сортире не оказаться. Юрику только попросить – они все сделают.
– И кто же такой Юрик? – полюбопытствовала Поросенке.
– Хахаль мой! – ничуть не смутившись, ответила Любка и показала маленький мобильный телефон. – Сказал: если что не так – сразу звонить ему, он завтра приедет, разберется. Вот, кстати, нужно сообщить, что в другую палату меня перевели.
Она набрала номер и пропела в трубку:
– Майора Голубца попросите, пожалуйста! Ах, домой ушел? Нет, ничего не передавайте, я завтра позвоню.
– Что ж ты ему домой не перезвонишь? – ехидно спросила Сырникова.
– Домой нельзя, – простодушно ответила Любка, – у него дома жена и теща…
– Ах, вот как? Ты, значит, у него в любовницах состоишь?
– А вам-то что? – хором удивились Надежда с Любкой.
– А то, что всякая шалава будет меня к двери двигать! – заорала Сырникова.
– Иди ты в задницу! – спокойно ответила Любка и полезла в тумбочку за шоколадным печеньем.
Сырникова по указанному адресу не пошла, но примолкла, и инцидент на некоторое время был исчерпан.
Поздно ночью Надежда привычно проснулась от храпа Поросенке. Любка сидела на кровати в одной тонкой рубашке, чуть не лопающейся на груди, и тосковала.
– Она так постоянно? – шепотом произнесла Любка, хотя можно было орать, как в лесу – все заглушал мощный храп, по тембру напоминавший рокот мотора военного вертолета.
– Как тебе сказать… – задумалась Надежда. – Иногда повернется на бок и замолчит.
– Ужас какой! И зачем меня сюда перевели?
– Ее скоро выпишут, – утешила Надежда.
– Черт, спать расхотелось, – протянула Любка. – Пойдемте, Надежда Николаевна, покурим, что ли…
– Курить нельзя, – вздохнула Надежда, – и спиртного нельзя, а то перелом не срастется.
– А мы никому не скажем, – предложила Любка.
Убежденная такой необычной логикой, Надежда немедленно согласилась. Они поднялись, накинули халаты и пошли по коридору, поддерживая друг друга, потому что ноги у обеих были в гипсе: у Любки – левая, а у Надежды – правая.
– Пара хромых, запряженных зарею… – ворчала Надежда на ходу. – Ну и зрелище мы с тобой представляем!
Они чудно поболтали за сигареткой, Любка рассказала, что приехала год назад с Западной Украины. Там нет работы и русских, как и везде, кроме России, не больно-то любят. Жил с ней один начальник, но жена у него попалась уж больно несговорчивая, прямо ведьма. Грозилась Любке в лицо кислотой плеснуть.
Любка не захотела рисковать, собрала чемодан, да и дала деру. А здесь у нее никого нет, так что пришлось вначале к черному в ларек сесть. После уж нашла работу в магазине парфюмерном, но там тоже у директора жена сердитая попалась, вопрос ребром поставила: или Любка увольняется, или она свою долю магазина продает – они с мужем совладельцами были. Только Любка приуныла, как тут кстати магазин ограбили.
Так они с Юриком познакомились.
– Кто он, этот твой Юрик?
– Майор милиции, он как раз по вызову приезжал.
Юрик меня из того магазина забрал, квартиру мне снимает, с работой обещал помочь, заботится, в общем…
– Ну и ладно, – примирительно сказала Надежда, – раз заботится. А как же ты сюда-то попала?
– Долго рассказывать. – Любка зевнула во весь рот. – Как-нибудь в другой раз расскажу.
* * *
Накануне вечером возле входа в китайский ресторан «Янцзы» остановился малиновый джип «Чероки», из него выпрыгнули двое коротко стриженных парней. Один из них – очень крупный, плечистый, накачанный до предела – подошел к дверям и нажал на кнопку звонка. В ресторане было закрыто по причине вчерашней перестрелки. Официантки отмывали зал от крови, хозяин-китаец подсчитывал убытки, повар на всякий случай держал наготове два-три блюда для усиленно посещающей в последнее время ресторан милицейской братии.
Не дождавшись ответа, парень постучал в дверь мощным кулаком. В ресторане видели и джип, и бойцов. Василий Васильевич понял, что прибыли по его душу, тяжело вздохнул и сам пошел открывать.
Вошли трое: двое охранников и старший – горбоносый черноволосый мужик средних лет, из южных народов, как определила выглянувшая из подсобки официантка Лариса.
Самый здоровый – точная копия охранника Геши, которого застрелили позавчера вместе с хозяином, – злобно пнул ногой стул, отодвинул стол и споткнулся о ведро с грязной водой. Вода выплеснулась и запачкала бандиту брюки. От этого он еще больше разозлился и начал было крушить все подряд – изорвал красивую картинку с петухом, висевшую на стене, опрокинул пару столов и направился уже к стойке бара, чтобы перебить там бутылки с напитками.
– Мальсики, мальсики! – Хозяин-китаец попробовал урезонить незваных гостей. – Не надо сум, не надо скандал! У меня крыса есть…
– Ты че мелешь, косоглазый! – рявкнул на Васильича толстый рослый «бык». – Какая еще крыса? Ты че – крысами русский народ кормишь? Сам жри свою крысятину!
– Моя крыса – нельзя скусать, моя крыса – Гена Суруп…
– Василий Васильевич говорит, – вступила в разговор Лариса, – что у нас «крыша» есть, Гена Шуруп…
– А мне что крыса, что «крыша» твоя, задница азиатская! Ты сперва по-русски научись говорить! – Толстый попер на китайца и схватил его за лицо своей волосатой пятерней.
Китаец все с тем же жалким и безобидным видом неожиданно юрко вывернулся из-под руки толстяка, крутанулся на одном месте, схватив «быка» за кисть, и тот с удивленным криком отлетел в угол и грохнулся на пол. При его падении раздался грохот, как от удара о землю Тунгусского метеорита, и стаканы на стойке бара жалобно звякнули.
– Ну ты, морда косоглазая! – кинулся к Васильичу второй мордоворот, повыше и похудее. – Ты что это себе позволяешь? Да я сейчас твою башку китайскую оторву и в унитаз спущу!
– Мальсики, мальсики, не надо драться! – Китаец с преувеличенным испугом отступил перед бандитом и вдруг молниеносно скользнул в сторону, подсек его правую ногу, а затем резко ударил сзади по шее ребром ладони. Боевик чуть слышно охнул и упал вниз лицом как подкошенный.
– Браво, браво! – Поджарый кавказец, явно главный среди незваных гостей, стоял ухмыляясь и хлопал в ладоши, ехидно посматривая на стонущих и пытающихся подняться «быков». – Большое вам спасибо, Василий Васильевич, вы очень убедительно показали моим пижонам две вещи. Во-первых, что нельзя недооценивать противника, делая выводы по его внешнему виду, и, во-вторых, что нужно тренироваться каждый день. Я бы вас, любезный, пригласил к себе инструктором по рукопашному бою, да боюсь, что вам некогда. Ресторан много времени отнимает. А если мы здесь устроим беспорядок, столы поломаем, посуду перебьем… чисто случайно, конечно, то времени потребуется еще больше. Я очень уважаю ваш молодой не по возрасту задор и вашу восточную невозмутимость, но вы же понимаете, что против лома нет приема и если мы сильно рассердимся, то никакое ваше кун-фу не поможет. А что касается этого Гены Шурупа, то вы его совершенно правильно охарактеризовали: Гена не «крыша», а крыса, причем крыса мелкая.
Китаец стоял все в той же позе полного смирения.
Толстый «бык» наконец поднялся на ноги и снова двинулся на Василия Васильевича, но брюнет одернул его, прикрикнув:
– Вовчик, незачем дважды наступать на одни и те же грабли! Дай нам поговорить с нашим китайским другом.
– Дух! – повернулся Вовчик к старшему. – Разреши, я ему набью морду косоглазую! У меня на него душа горит!
– Успокойся, Вовчик, я тебе ясно сказал! И ничего ты ему не набьешь, старик сделает тебя в одни ворота, угомонись!
Вовчик неохотно отошел в сторону, а кавказец осторожно приблизился к хозяину ресторана и продолжил:
– Отец, мы на вас не в обиде, только я попрошу: расскажите, что за человек встречался вчера с нашим покойным боссом.
– Это – толстая, жилная, челная? – осведомился китаец.
– Отец, ну зачем вы так неуважительно… о покойнике, – ухмыльнулся Дух. – Ну, скажем так: наш покойный босс действительно был человек дородный, брюнет, как и мы с вами… короче, нас очень интересует, с кем он здесь встречался.
– Он зе васа хозяина, – невозмутимо проговорил китаец, – лазве он вам не говолил, с кем встлечается?
