скачать книгу бесплатно
– Ариадна! – окликнула она, невольно приглушив голос, чтобы не потревожить спящий дом.
Ариадна ничего не ответила, но она поманила Марину плавными, призывными движениями рук, а потом беззвучно открыла дверь – и исчезла за ней…
– Да что же это такое… – пробормотала Марина, – что за странные игры…
Она все же пошла к той двери, за которой только что исчезла Ариадна, но когда до этой двери осталось всего несколько шагов, справа из-за другой, неплотно прикрытой двери донесся какой-то едва слышный голос.
В этом голосе был такой безнадежный, отчаянный призыв, что Марина отбросила всякие сомнения и шагнула навстречу этому голосу…
На этот раз она оказалась в небольшой комнате, это был какой-то салон или гостиная.
В этой комнате никого не было. Никого – и ничего. Или почти ничего.
Во всяком случае, мебели здесь почти не осталось – валялось два-три ломаных стула с гнутыми ножками, диванный валик, да стоял в углу маленький комодик с потрескавшейся крышкой, на которой лежала морская раковина. Крупная раковина с нежной и женственной перламутровой изнанкой.
И тут Марина снова услышала тот призывный, отчаянный зов. Он доносился именно оттуда, где лежала эта раковина.
Марина подошла к комоду и осторожно взяла раковину в руки.
Она вспомнила, как когда-то давно, в детстве, мамин брат дядя Толя привез с юга такую же раковину. Ну, или почти такую же…
Он сказал тогда Марине: «Поднеси раковину к уху, и ты услышишь шум моря. Он живет там, внутри»…
И сейчас она снова поднесла раковину к уху…
Конечно, она не рассчитывала услышать волшебный голос моря, голос своего давно растаявшего детства. И она не услышала его – вместо этого она услышала женский голос, который пел удивительную, волшебную песню…
Голова Марины закружилась, перед ее глазами поплыл сладковатый туман.
Усилием воли она сбросила это гипнотическое оцепенение, вышла из комнаты, сжимая раковину в руке.
Она снова была в том же коридоре, в нескольких шагах была та дверь, перед которой совсем недавно показалась ей Ариадна в своих струящихся, летящих шелках.
Показалась, чтобы поманить Марину, позвать ее за собой – и скрыться за этой дверью…
Марина шагнула к двери, потянулась, чтобы открыть ее, – и вдруг раковина в ее руке издала мучительный, тревожный стон. Стон, какой издает лопнувшая скрипичная струна.
Марина удивленно взглянула на раковину.
Ее перламутровая изнанка засветилась вдруг болезненным ярко-розовым светом.
Марина поднесла раковину к уху – и ей послышался едва различимый шепот:
– Не ходи туда!
– Не ходить? Но почему? – проговорила Марина, понимая, что выглядит глупо, разговаривая с морской раковиной. Впрочем, кто ее сейчас видит?
А из раковины снова донесся шепот:
– По крайней мере, будь осторожна!
Марина пожала плечами, но все же открыла дверь. Осторожно, как и обещала…
И неожиданно из-за двери ей в лицо ударил порыв ветра и донесся ровный, глухой гул.
Марина осторожно, как и обещала, заглянула за дверь…
И тут же невольно отпрянула.
За дверью была не очередная комната, не коридор. За дверью была пропасть.
Осторожно придерживаясь рукой за дверной косяк, Марина выглянула еще раз.
Она не ошиблась – за дверью была пропасть, на дне которой бесновались белопенные волны прибоя, дробя и расшатывая огромные камни и обломки скалы.
Марина похолодела.
Она представила, что могла шагнуть туда, вперед, за эту дверь – и рухнуть в пасть пропасти, на скалы.
От нее осталось бы только кровавое месиво…
Но как же Ариадна?
Ведь она видела ее окутанный шелками силуэт перед этой дверью, видела, как, поманив ее, Ариадна шагнула за дверь…
Или она действительно умеет летать? Или Марине все это только померещилось?
Марина взглянула на раковину, словно ждала от нее ответа.
В самом деле, ведь это раковина предупредила ее об опасности!
Теперь ее изнанка больше не горела тревожным розовым светом, она, как прежде, была нежно-перламутровой.
Марина машинально поднесла раковину к уху – и снова услышала нежный и печальный женский голос, выводящий прекрасную и таинственную мелодию…
«Иди… – пел голос, – иди-и…»
Ясно, что нужно отсюда уходить, знать бы еще куда.
И вдруг в голове у Марины сам собой возник путь, который ведет к выходу из разрушенного отеля.
Держа в руках раковину, она пошла обратно по коридору, затем свернула совсем не туда, куда поворачивала раньше, потом уперлась в лестницу и пошла по ней, осторожно нащупывая ступеньки, хотя на самом деле не боялась ни упасть, ни споткнуться. И точно, все обошлось, и она оказалась у двери, которую толкнула, и та открылась и вывела Марину прямо в сад – запущенный, заросший. С этой стороны здания не было статуй и неработающих фонтанов, зато была довольно ровная тропинка, которая привела Марину к берегу моря. А там уж видны огни ее гостиницы.
Марина поднялась по широким ступеням и оказалась в холле гостиницы. Народу не было, еще бы, такой прекрасный вечер, тепло, но не жарко, море спокойное, отдыхающие все разбрелись по прибрежным барам и сидят там, притопывая в такт музыке, а кто просто гуляет вдоль берега, глядя на светящееся море.
Привычно кольнуло сердце: и она могла бы сейчас сидеть там, на берегу, и теплый ласковый ветерок обвевал бы разгоряченное тело, и музыка была тихая, сладкая, что-нибудь итальянское, они обязательно выбрали бы бар с тихой музыкой, и не было бы там шумных компаний, и девчонки не визжали, а сидели бы только пары. Влюбленные пары, те, кому хотелось побыть вдвоем. Только вдвоем.
Марина потрясла головой, чтобы отогнать грустные мысли. Сейчас у нее другие заботы.
За стойкой скучала полноватая портье. Ага, это русскоговорящая, уже хорошо. Марина могла бы с ней объясниться по-английски, но лучше так.
– Чем могу помочь? – слова были вежливые, а взгляд сонный, усталый, равнодушный.
– Скажите… – Марина помедлила, – а женщина такая… – она покрутила руками вокруг себя, что должно было означать, что платье на женщине было воздушное, струящееся. А может, и не платье, а какая-то бесформенная кисея… Марина плохо разглядела в полутьме. Если честно, то она и лицо своей новой знакомой не разглядела. Как только пыталась присмотреться, та сразу же отворачивалась или вообще уходила в сторону. То есть случайно, конечно, но все же…
Теперь во взгляде портье проступило недоумение.
– Так что вы хотели?
– Женщина из этой гостиницы, ее зовут… Ариадна! – вспомнила Марина. – Она сказала, что приехала три дня назад.
– Минутку! – портье повернула к себе монитор. – Я проверю… так… простите, но в гостинице нет женщины с таким именем. Вы ничего не путаете?
Очень не понравился Марине ее взгляд, который из удивленного перешел в подозрительный. Того и гляди спросит: «А вы сами-то кто? Документы у вас имеются?»
– Простите… – Марина сделала над собой усилие и натянуто улыбнулась, затем, вроде бы невзначай, достала из кармана ключ от номера, всегда лучше избежать неприятных вопросов. – Кажется, я все напутала. Наверно, она из другой гостиницы. Разговорились случайно, знаете, как бывает в отпуске…
– Говорите, приехала три дня назад? – портье смотрела на экран монитора. – Но три дня назад у нас вообще не было заезда. Заезд был позавчера, когда вы…
– Да я знаю, – на этот раз Марина резко ее оборвала. – Говорила уже, что мой друг задерживается, он прилетит позднее.
И поскорее ушла, чтобы не видеть понимающей улыбки портье.
В номере она уселась на кровать и еще раз перечитала сообщение Глеба.
«Прости меня, любимая, но завтра я никак не смогу прилететь, Андрюша еще очень слаб, я не могу его оставить. Свяжемся позже. Не звони, в реанимации не разрешают пользоваться мобильными телефонами».
«Вот так, – подумала Марина, – завтра он тоже не прилетит». Значит, она прилетела позавчера, он с ней не летел, позвонил накануне и сказал, что на работе нужно что-то сделать.
Это займет буквально один день, и он уже поменял билет. Так что они встретятся прямо там, на месте, она придет в себя после перелета и будет ждать его, веселая и отдохнувшая.
Она согласилась, а что было делать?
И вот вчера вместо любимого человека она получила от него сообщение, что у него заболел сын и что он должен дождаться какой-то определенности. И когда она позвонила, он ответил, запыхавшись, что везет сына в больницу и что потом перезвонит.
Не перезвонил.
Не перезвонил, а только вечером прислал сообщение, что сын очень слаб… и так далее, смотри выше.
Марина поскорее отложила телефон как можно дальше, потому что ей захотелось бросить его на пол и растоптать ногами в порошок. А потом разбить что-нибудь стеклянное, или завыть в голос, или биться головой о стену.
Она тут же усмехнулась горько: никогда она так не делала и не сделает, просто понятия не имеет, как это делать. Вот так вот вдруг устроить истерику?
И что толку? Все равно он не прилетит завтра. И кто знает, сколько еще времени его сын будет в реанимации, и вообще непонятно, что с ним такое, Глеб ничего не написал.
«Это какой-то злой рок, – подумала Марина скорбно, – это сама судьба не хочет, чтобы мы с Глебом были вместе».
Господи, как же она устала прятаться, выбирать уединенные кафе и рестораны, оставаться одной в праздники и выходные.
«Ты знала, на что шла, – говорила мать, изредка осведомляясь, как у нее дела на личном фронте (именно такое выражение она всегда употребляла). – С женатым человеком всегда так, уж я-то это хорошо понимаю».
У нее самой много лет был роман с женатым мужчиной, который не привел ни к чему.
«Любовь, – говорила мать с неистребимой ненавистью, – от такой любви одни неприятности. Из-за этой своей неземной любви я лишила тебя отца».
Марина только плечами пожимала.
Отца она не помнила, они с матерью развелись, когда ей было три года. И мать бесконечно твердила, что ее муж был полным ничтожеством и как отец – пустое место. Так что Марина потихоньку уверилась, что это наверняка так и есть, тем более что отец не делал никаких попыток с ней увидеться.
С матерью они тоже не были особо близки, мать была занята своими сложными отношениями с женатым любовником, Марина часто жила у бабушки, потом бабушка умерла, оставив ей крошечную квартирку. Полторы комнаты, как говорила бабушка.
Марина надолго запомнила радость в глазах матери, когда та узнала, что Марина окончательно переезжает. Мать неоднократно давала понять, что дочка мешает устроить ей личную жизнь.
Марина видела этого типа, не то чтобы часто, но несколько раз в детстве и в юности. Потом мать уже не показывала ему взрослую дочь, она зло щурилась, провожая Марину к бабушке.
Да не больно-то и хотелось, этот тип был Марине глубоко неприятен. Даже в подростковом возрасте она понимала, что он обманывает и мать, и свою жену, обманывает много лет и ничего не собирается менять, ему так удобно жить.
Ее матери понадобилось лет пятнадцать, чтобы до нее дошло наконец очевидное, после чего она возненавидела своего любовника и начала всячески его поносить. К счастью, Марине уже не пришлось это слушать.
Она жила своей жизнью, работала, отремонтировала квартиру, развлекалась по мере возможностей, была у нее парочка ничего не значащих романов, пока она не встретила Глеба.
Вот тут-то все и началось.
Любовь… Любовь накрыла ее очень быстро, она ничего не успела про Глеба узнать. А когда узнала, что он женат, было уже поздно, она не нашла сил от него отказаться. Тем более что Глеб уверял, что его развод – это только вопрос времени.
«Все они так говорят», – бросила мать, когда узнала про Глеба.
Ей не понадобилось много времени, чтобы определить, что он женат, Марина ничего ей не говорила.
«Женатого сразу видно, – вздохнула мать, – уж мне ли не знать. Послушай меня хоть раз, не повторяй моей ошибки, брось его! И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше».
Они поругались, причем так здорово, что мать была в шоке. Она не ожидала от тихой и спокойной дочери таких слов. И Марине даже не было стыдно потом.
Мать позвонила сама через пару месяцев. Сказала, что выходит замуж. Не по любви, а просто нашелся приличный надежный человек, с которым можно состариться. Вдовец, и небедный, кстати. Свадьбы, естественно, не будет, поэтому Марине можно не беспокоиться насчет поздравлений и подарков.
«Что касается тебя, – добавила она, – то жизнь твоя, живи как хочешь. Только не беременей, уж это точно лишнее».
Тут мать с Глебом были вполне солидарны, он тщательно следил, чтобы не было, как он говорил, никаких неприятностей.
Они с Мариной встречались у нее, причем он никогда не оставался на ночь (а ты чего ждала?). Иногда он звонил домой, выходя на балкон, чтобы не разговаривать при ней.
Дело кончилось тем, что узнала соседка, а от нее весь дом, что Марина крутит с женатиком.
Собственно, ей было наплевать, но соседи знали еще бабушку, так что послать их подальше она не могла.
Глеб не жаловался ей на жену, просто сказал, что они совершенно разные люди и брак их давно уже дал трещину и держится только благодаря сыну. Марина знала, что ему плохо в семье, что он буквально задыхается там, и старалась держать себя в руках – не капризничать, не злиться, не дуться. Пусть он знает, что она всегда ему рада, что она примет его любого…
Но все же было тяжело без него.
