Полная версия:
Как вырасти нормальным в ненормальной среде
Привели меня в купе, посадили на койку снизу, справа и слева сидели воспитатели, напротив тоже, и тут один из них мне вручает бумажку со словами: «Прочти». Я начинаю читать, и написанное там повергло меня в ступор, в глазах потемнело, в ушах зазвенело, я даже не помню в точности, что со мной тогда произошло. Это была телеграмма, ее мои родители отправили еще когда я была в лагере, просто руководящий состав принял решение дать мне ее прочитать по пути домой в поезде, так было правильно…
В телеграмме было написано: «Вася Дорофеев утонул зпт похороны тогда-то (не помню дату) зпт просим сообщить Саше тчк»
Не знаю, как ноги меня повели обратно в свой вагон, я дошла, легла, отвернулась от всех к стенке и проплакала до утра.
Теперь мне все стало ясно. И понятно, почему все в вагоне так жалостно смотрели мне вслед, почему на тихом часе слушали рассказы о том, как я сделаю сюрприз брату. Все уже давно знали, что мой брат умер, но как они смогли хранить эту тайну, мне до сих пор непонятно.
Утром я собралась, поезд подходил к перрону, из окна вагона я уже видела родителей, маму в черном платке, на ней не было лица, и папу. Я вышла, мама меня обняла и начла плакать, я тоже плакала, мы, наверное, ни о чем не говорили или обмолвились парой слов, о том, как доехала, как отдохнула, но это была формальность, никому не нужная и необязательная. Все провожали нас взглядами, мы с мамой, обнявшись, уходили с перрона в неизвестное для меня будущее уже без моего брата. Как я приеду домой, как буду там одна, что вообще происходит, может это сон, боже. Пожалуйста, пусть это будет сон, но нет, это был не сон. Мы приехали в пустую квартиру, там стояла звенящая тишина, даже наши собаки были в трауре, как будто понимали, что произошло, это было очень странно. Сейчас я осознаю это, как будто я вошла не в ту дверь в моей вероятности событий, да, наверное. Когда я нырнула и увидела ту блестящую бутылку шампанского, я не должна была ее поднимать. А что, если бы я ее не достала со дна? Может быть, все пошло бы иначе? Ведь именно в день, когда мой брат утонул, я достала со дна эту бутылку. Для меня до сих пор это загадка. Может быть, я выпустила джинна?
Тогда, после возвращения домой, для меня было все пустым, серым и звенящим, все вокруг напоминало мне о брате. Помню, как достала этих роботов-трансформеров и расплакалась: кому теперь мне их показывать? Как теперь мне жить дальше одной? Почему я так жестоко с ним обращалась, подшучивала над ним, почему издевалась?
Единственное, за что я была благодарна богу в тот момент, – за то, что, когда все это случилось, меня не было в городе. Я не присутствовала на похоронах, я не видела брата и горя моих родных. Я бы не выдержала этого, бог знал это и отправил меня подальше. Я видела лишь черно-белые фотографии с похорон. В моем детстве было принято фотографировать всю церемонию таких событий. В альбоме я видела все от начала и до конца, как маленький гроб с моим братом стоял в комнате у нас дома, как все склонились над ним, как плакали мои родители, бабушки и дедушка. Брат был одет в новую джинсовую курточку, и рядом лежала новая бейсболка, в руках был его любимый зайчик. Родители купили нам одинаковые джинсовые комплекты, мне и ему, когда я была в лагере, а брат был еще жив, – в этом комплекте его и похоронили.
Знаете, сейчас я проработала все это, хотя, когда пишу книгу, задумываюсь над некоторыми вещами и по-новому смотрю на них. Сейчас я могу себе сказать: Саша, значит, так суждено было, твой брат отработал все то, что должен был; или, например, неизвестно, каким бы человеком он вырос, а вдруг нехорошим – и его забрали, потому что так лучше для всех; или он ангел для нашей семьи, и много что еще я могу себе придумать в оправдание, но тогда, будучи двенадцатилетней девочкой, я могла только ненавидеть этот несправедливый мир и думать, почему умер он, а не мой бестолковый отец-пьяница….
Когда я смотрела на фотографии с похорон, где мой отец, склонившись над гробом, плачет, думала: «Почему ты плачешь теперь, как тебе не стыдно, зачем эта показуха, ты же его ненавидел, ты же над ним издевался, сейчас уже поздно, твои слезы и твоя любовь ему нужны были тогда, когда он был жив!» Вот такие мысли были у меня в двенадцать лет…
Спустя три года на свет появилась моя сестра. Родители горевали после потери брата, они были еще молоды и понимали, что я вырасту, а у них есть еще силы и желание воспитывать детей. Конечно, они хотели мальчика, но родилась моя сестра, и все были ей очень рады, все ее очень ждали и любили, и даже папа. И тут началось самое интересное: моих родителей как подменили, наверное смерть брата так повлияла на них. Они все переоценили и переосмыслили, и сестру мою они воспитывали кардинально по-другому. В отличие от нас с братом, ее любили открыто, баловали, обнимали и целовали. «Солнце», так они к ней обращались. Мне было пятнадцать, когда она родилась. Я ее обожала, она тоже заменила мне брата, я хотела отдавать ей свою любовь, я ее оберегала и боялась, чтобы с ней что-нибудь не случилось. Эти мысли меня часто одолевали. Когда я с ней спала, я прислушивалась, дышит ли она, ко мне в голову лезли всякие плохие мысли, и я старалась их отгонять и не думать, видимо психическое состояние у меня было неустойчивым, травма после смерти брата, с которой никто из специалистов не поработал, да и не было в те времена принятым обращаться к психологу, тем более не было понятия «депрессия». Но спустя 30 лет, на расстановочной сессии, вскрылось то, что с чем я жила все это время, но об этом чуточку позже.
Глава 3
Родственники
У меня было две бабушки, один дедушка, родители, брат, а после его смерти появилась младшая сестра, она младше меня на пятнадцать лет, представляете. Тогда, в пятнадцать лет, я представляла: а ведь когда мне будет тридцать, ей будет всего пятнадцать, а я буду старая, тридцатилетняя, видавшая жизнь женщина, а она будет молодая, только вступившая на порог этой жизни девушка. Сейчас мне 42, и я абсолютно не чувствую себя старой женщиной. Но тогда я думала именно так.
Бабушка (мамина мама)
Вспоминаю свою семью, и мне есть над чем посмеяться и есть над чем задуматься. Моя бабушка, мама моей мамы, не любила моего отца и всегда, когда приходила к нам в гости, ворчала себе под нос про него, особенно когда его не было. Она всегда про него говорила плохо, мол, вот он такой-сякой. Было, конечно, из-за чего ворчать. Но как-то это неправильно, что ли, при нас, детях, обзывать нашего отца, выговаривать маме, что не нужно было выходить за него замуж и рожать, всю жизнь, пока мама жила с ним, бабушка ворчала:
– Не надо было рожать, жила бы сейчас по-другому, вот не послушала меня!
Что меня «не надо было рожать», я усвоила очень хорошо! Как тут вообще выжить? Но я старалась изо всех сил, где я взяла эти самые силы жить и вообще пропускать информацию мимо ушей, я не знаю, наверно пофигизм мне достался от дедушки.
Бабушка не любила праздники, не любила, когда ее поздравляют, все в нашем военном городке знали наши семейные скелеты, потому что бабушка каждому встречному на улице рассказывала про весь негатив. Про позитивные моменты она умалчивала. Потому что их и не было, наверное, по ее мнению. Она очень любила порядок, чистые поверхности без пыли, чистые полы, чистую одежду, в общем, на чистоте она была помешана. Если бабушка ругалась с мамой или с отцом, она могла пропасть на несколько месяцев. При встрече с нами на улице проходила мимо и не здоровалась, как будто нас не знает. Когда мы, несмотря на ее обиду, приходили к ней поздравить с каким-либо праздником, она не открывала двери, а если и открывала, посылала нас на три буквы, а спустя время, как ни в чем не бывало, могла просто прийти к нам домой и начать общаться, как будто ничего и не было.
Дедушка
Дедушка у меня был красавец, впрочем, как и мой отец, гены дело такое. Дедушка тоже выпивал, но это его не портило, знаете, есть алкоголики, есть пьяницы. В моем понятии, алкоголик – это человек, зависимый от алкоголя, который уходит в запой и без посторонней помощи ему не выбраться, а пьяница – это человек, пьющий «от нечего делать», от скуки, и у него нет проблем с запоями. Понятно, что для нарколога или психолога любой сильно пьющий человек – алкоголик. Мой дед и мой отец выпивали, и много, но генетика у них шикарная, никак не сказать было по ним, что они пьющие – и иногда много пьющие – люди.
Из рассказов родни я знала, что дедушка не уделял внимания моему отцу, был строгий. Мой отец всю жизнь как будто мстил ему за это. Их отношения были всегда натянуты, отец часто срывался и ругал. Дедушка был всегда виноват и всегда не прав, по его мнению. Складывалось ощущение, что он его раздражал.
Так вот, вернемся к моему дедушке, он был пофигистом или инфантилом. Такое ощущение, что его ничего не трогало и не волновало, он все время улыбался и был в приподнятом настроении, и даже если на него ругался отец или бабушка, его жена, мама отца, было такое ощущение, что ему по барабану. Сейчас я, анализируя прошлое, думаю так: скорее всего, ему было не все равно. А он просто умел «не думать» о проблемах, умел отключаться, и, возможно, поэтому и выпивал – так ему было легче уходить от реальности. В общем, дедушку я любила, а он любил меня. Дедушка варил очень вкусные щи, я до сих пор помню их вкус, и это мой самый любимый суп по сей день, щи на говядине. Дедушка был рыбаком и охотником, умел вязать сети.
Дедушка был трижды женат: первый раз на бабушке, второй раз на другой женщине и третий раз опять на бабушке. Эту вторую жену дедушки я помню отчетливо, вот как раз с ней он был счастлив на 100 процентов. Я любила приходить к ним в гости, она пела мне старые песни и рассказывала сказки, и мне это нравилось. Думаю, что дедушка так бы с ней и жил всю жизнь, если бы она не заболела и не умерла.
Когда я ночевала у бабушки, мамы отца, меня укладывали спать с дедушкой на диване в другой комнате. Над изголовьем висели старинные часы. Часы громко тикали и каждый новый час громко били. Бабушка спала отдельно от дедушки, я помню, как я ложилась к стенке. Дедушка мылся в душе и приходил ко мне и ложился рядом, иногда он что-то мне рассказывал, наверное, выпивший. Не помню многого, но помню, что почему-то я отворачивалась к стенке и стеснялась повернуться к дедушке, может, потому, что все-таки с дедушкой подросток спать не должен, не знаю.
Дедушка всегда обращал внимание на мои пальцы на ногах, у меня большой размер ноги, сороковой, и он всегда наклонялся, гладил мои пальцы ног и приговаривал:
– Какие у тебя пальцы на ногах длинные, неестественно длинные, это так некрасиво. Кому же ты такая достанешься?
Я смеялась в ответ и говорила:
– Дедушка, красивые у меня пальцы, отстань.
Пальцы и правда длинные, но я их люблю, мне мужчины, кстати, по этому поводу комплименты делают, есть же фетишисты по пальчикам ног. Все фетишисты мои, короче говоря.
Дедушка умер уже в старости. Он переехал вместе с моими родителями и жил у них, там он и умер. Я навсегда запомню его грустные глаза и мягкую улыбку. Для меня он был очень добрым. Пишу эти строки и у меня наворачиваются слёзы.
По словам моей мамы, после его смерти мой отец плакал и сожалел о своем отношении к нему.
Папа
Когда мне было лет шестнадцать, произошел такой случай, который я запомнила навсегда. Мы с отцом сидели перед телевизором, он посмотрел на меня и чуть погодя сказал:
– Как ты с таким носом жить-то будешь, кто на тебе женится?
Многие психологи говорят, все комплексы из детства или со школы, а у меня нет этих комплексов. Про пальцы ног и мой нос с горбинкой – я считаю их моей особенностью, моим знаком отличия, породой.
Я не стесняюсь своего сорокового размера, своих длинных пальцев и никогда не хотела сделать пластику носа.
Папа часто выпивал, скандалил с мамой, даже помню, однажды, когда сестра уже родилась и ей было несколько месяцев, он за полночь пришел пьяный домой и устроил очередную сцену ярости, схватил топор и начал рубить дверь в комнату с криком:
– Я всех вас убью.
Мама и я держали дверь изнутри, чтобы он не попал внутрь, а сестра, закутанная в пеленки, лежала комочком на диване рядом.
Спустя годы, когда я уже была взрослая, и у меня уже родился сын и дочь, папа сильно заболел, смертельный диагноз, операция могла помочь, а могла и не помочь, аневризма в мозгу. Он прошел множество обследований, сдал кучу анализов и принял решение ложиться на операцию. За день мы созвонились, чтобы подбодрить друг друга и пообщаться, мы попросили друг у друга прощения, я плакала и уверяла его в том, что все пройдет хорошо, что я его люблю, у нас состоялся первый взрослый разговор. Утром следующего дня ему должны были сделать трепанацию черепа со всеми вытекающими из этого последствиями. Я волновалась в тот день, ждала исхода, вдруг, как-то рано, мне позвонила мама и сказала, что операцию отменили. Я ничего не поняла и спросила ее, почему отменили. Мама ответила:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
Всего 10 форматов