Как вырасти нормальным в ненормальной среде

Александра Дорофеева

Как вырасти нормальным в ненормальной среде

Введение

Приветствую тебя, мой читатель. Эта книга о моем пути к себе, сложном, тернистом, неизвестном от начала и до конца. Мой путь еще длится, и впереди, я верю, много интересных событий, которые зависят от моего выбора. Ты никогда не знаешь, какой шаг точно приведет тебя к счастью, правильный ли он будет, что точно получится хорошо, как изменится твоя жизнь, что повлечет за собой новая ветка вероятности.

Ты когда-нибудь задумывался, а что, если бы ты поступил по-другому? Выбрал бы другой институт или, наоборот, не пошел бы вообще поступать в высшее заведение, что, если бы ты решился на переезд в другой город, другую страну, выбрал бы другого партнера или именно в тот самый день не отказался бы пойти на день рождения к знакомому… Это всё возможные ветки вероятности наших судеб.

Я часто думаю, а что, если… Что, если я осталась бы с первым мужем или за вторым, что, если бы я не сделала аборт в 20 лет и родила бы того ребенка, как сложилась бы жизнь, если бы я приняла предложение первого мужа заключить контракт о совместном проживании в течение пяти лет и он купил бы мне за это квартиру и оплатил мне обучение в медицинском университете на патологоанатома… что было бы? А ведь в какой-то из веток вероятности это существует.

Кто не смотрел сериал «Темная материя» – советую к просмотру, он недлинный, всего один сезон из восьми серий, но там есть о чем поразмыслить. По крайней мере, мне эта идея близка. Про ветки вероятностей событий, по замыслу неслучайных событий, герой физик-неудачник, живущий в счастливом браке, встречается со своим двойником, с другой версией себя, очень удачным в своем мире специалистом, но с неустроенной личной жизнью – и тут закручивается неожиданный сюжет с путешествием по миру тех или иных ответвлений событийности.

Сейчас мне 42 года, я в разводе, за плечами четыре брака, у меня двое детей, оба подростки, одному шестнадцать, другой одиннадцать лет. Дочь вошла в пубертат, сын вроде бы, слава богам, из него выходит.

Сейчас я смело могу назвать себя интервьюером, проводником для экспертов в различных областях, а еще полгода назад даже не думала об этом сказать вслух, я была мастером маникюра, да и сейчас им являюсь, это ремесло приносит доход и кормит, но я чувствую, что давно выросла и скоро закрою эту главу своей жизни: я интервьюер, я проводник, я писатель.

Эта книга для людей, которые попали в западню, живут в невыносимых условиях. Для тех, кто хочет поменять свою жизнь, или для тех, кто уже меняет, несмотря на сложности и ограничивающие убеждения, несмотря на то, что говорит или даже диктует им их мозг и окружение. О да, наш мозг умнее нас, мы подвержены его влиянию, он как никто другой знает нас, наши привычки, наши страхи, как известно – это и его страхи, мы чисты при рождении, мы ничего не боимся, нет убеждений, нет навязанных смыслов и ценностей и загруженных в нас программ. А со временем мы ими обрастаем, и наши сомнения и неуверенность становятся всё больше и больше…

И только очень сильные желания и намерения помогают нам обмануть мозг, выйти из замкнутого круга обстоятельств, выбрать себя и пойти в новое, пусть со страхом вместе и с беспокойным мозгом в голове. Только смелый может довериться пространству, миру и обстоятельствам, ведь он не создан быть врагом для нас, он открывает для нас разные возможности, нужно только захотеть их заметить, расшифровать и поверить.

Эта книга о моей жизни, о судьбе человека, который многое преодолел, взрастил себя сам, сам выбрал путь, по которому сейчас идет, пережил издевательства в семье, прошел через жизнь на улице, человека, ходившего на волосок от беды, от смерти, от насилия. В книге я расскажу тебе, как выходила из трудных ситуаций, как больное детское подсознание и бессознательное влияло на мою жизнь, как отразились на выборе судьбы травмы детства, как я искала себя, через что прошла и как нашла свой путь спустя десятки лет поиска.

Думаю, судеб, похожих на мою, много. Я хочу, чтобы ты, мой читатель, обрел веру в себя, веру в хороших людей, веру в бога и в этот совершенный мир. В этом мире всё безупречно. Да, именно так и никак иначе, убери одну маленькую деталь, пусть и не самую приятную – всё полетит к чертям, одно не может существовать без другого. Я смотрела фильм, не помню название, фантастика, там убрали из цепочки пищеварения комара – и мир получился другим, страшным, с монстрами и тому подобным. Понятно, что это предположение, как будет на деле, мы не знаем, но точно ясно: всё, что существует в нашем мире, нам необходимо для опыта и жизни в нём.

Хочу написать также, что очень благодарна своим родителям. Я проработала все детские травмы и ошибки. Я люблю своих родителей и понимаю, что всё, что они делали, было результатом их детских травм. Они не умели по-другому, и я очень благодарна им за это, благодаря их опыту я стала такой, какая сейчас, меня закалило всё, что происходило в прошлом. Я могла сломаться, выбрать другой путь, уйти в себя, могла стать жертвой или сдаться обстоятельствам и начать употреблять наркотики, например, но я жила эту жизнь, работала над собой, меняла обстоятельства под себя, боролась, искала лучший путь, верила, что смогу изменить жизнь к лучшему. Только благодаря трудностям я стала сильной, да, после этого нужно было работать над собой еще больше, чтобы научиться мягкости.

Итак, дорогой мой читатель, приглашаю тебя в мой мир. Читать будет сложно, предупреждаю о жестокости в тексте, так как я намерена написать всю правду о себе и моих близких и не очень людях. Это будет страшно, больно, неприятно, я думаю, даже обидно многим из них. Но по-другому я не могу, без предельной откровенности не будет смысла в книге и в моей истории.

Добро пожаловать. Спойлер: в конце тебя ждет хеппи-энд, но суть его в прочтении книги от начала и до конца, в полном погружении в мой путь, со всем его ужасом событий. Хотя кому-то это покажется цветочками.

Глава 1

Мое жестокое детство

Первое мое воспоминание из детства – я лежу в кроватке, наверное, мне года три, и слушаю свои мысли. Я думаю о том, кто я, почему я здесь, на своем ли я месте и в той ли семье я родилась? Мне не по себе, я часто потом буду ощущать это состояние, как будто ты не отсюда, тебя не должно было быть здесь, такой легкий холодок в душе или пустота, сложно описать это чувство.

Есть такая теория, что мы приходим в этот мир как души, которым нужно что-то отработать, если получится, пройти этот урок до конца и, возможно, исправить ситуацию, с которой ты не смог справиться в прошлых воплощениях.

В детстве я не могла этого знать и понимать, но чувствовала, что что-то со мной не так, как будто я в кино или во сне или это всё ненастоящая жизнь.

Родители казались мне очень взрослыми, хотя, когда мама меня родила, ей было шестнадцать, а папе восемнадцать, по нынешним временам совсем еще дети, моему сыну сейчас шестнадцать – и он просто ребенок-теленок.

Отец был военнослужащий, и его отправили служить в г. Н, на холодный, далекий северный край земли. Все мои воспоминания об этом времени очень теплые, несмотря на то, что там всегда было очень холодно, ветрено, стояли полярные ночи, частым явлением были шикарные северные сияния и даже летом температура не доходила до плюс пятнадцати градусов.

Это было хорошее время, мы с друзьями гуляли, несмотря на морозы, катались с ледяных горок, ползали по крышам многоэтажек, ходили друг к другу в гости, когда было совсем холодно, собирались со всеми соседскими детьми в подъезде и играли в разные игры. До сих пор в памяти всплывают запахи того времени, города, подъезда, нашей квартиры.

Соседи дружили семьями, большинство из них служили в одной воинской части, у многих были дети примерно одного возраста, все были сплочены.

Но за стенами каждой квартиры были свои тайны, свои скелеты в шкафах, и за каждыми веселыми посиделками скрывались свои невеселые реалии жизни.

Отец был строг, а мама холодна. Наверное, в этой семейной ячейке общества могло бы получиться что-то светлое и счастливое, но вышло как вышло. Хотя на свет появились я и мой брат с сестрой. Наше рождение – самое важное, что могли сделать наши родители.

Мой отец выпивал, гулял, наверное, и мама тоже была не святая. Есть только обрывки памяти, в которых я помню веселые праздничные застолья родителей с их друзьями и соседями по подъезду. Детей за взрослый стол не пускали, и обычно в одной квартире собирались взрослые, а детей отправляли в соседскую квартиру играть.

Часто дети были предоставлены сами себе, возвращались одни из школы, самостоятельно посещали спортивные секции, помню, ключ от квартиры висел у меня на шее и я умудрялась его терять.

Помню, что меня часто оставляли присматривать за братом, мне было года три-четыре, а брат на два года младше. Как раньше оставляли таких маленьких детей одних, ума не приложу, но наши родители были молодые, им хотелось погулять, время было веселое.

Честно, не помню, когда первый раз меня ударил отец, всплывают лишь отрывки воспоминаний. Однажды он приготовил обед, усадил меня за обеденный стол и налил тарелку супа, а я почему-то села на кусок черного хлеба. Спрятала его под попой, мне помнится, что я хотела пошутить, что съела хлеб, в итоге, когда отец увидел это, наказал меня подзатыльником. Я долго плакала от обиды.

Как-то раз пришла с прогулки с санками, я не заметила, как и где запачкала их в краске, отец увидел первым, подошел ко мне и тихо сказал: «Раздевайся и заходи в детскую». Я поняла, что мне сейчас влетит, заплакала и начала просить прощения, говорила, что я получила несколько хороших отметок в школе, но это меня не спасло. В тот день отец побил меня ремнем. Обычно он зажимал меня между колен и бил ремнем в наказание. Ему часто не нравилось, как я смеюсь, как я смотрю, что я говорю, и за это я могла получить подзатыльник. Как-то к брату на день рождения пришли гости, и я у кого-то на пороге спросила, что они ему подарят, позже, когда гости ушли, за это тоже получила ремня.

В первом классе я училась читать букварь. Буквари тогда были у всех одинаковые, «Мама мыла раму», мое поколение, конечно, их помнит. Папа готовил на кухне обед. Во время моего чтения отец пришел в комнату, в комнате было темно, только свет настольной лампы освещал стол. Он сел на край стола с поварешкой в руках и слушал, как я читаю букварь. Внезапно я запнулась, и неожиданно та самая поварешка в его руке прилетела мне в голову. «Неправильно, читай снова…» – сказал он. Был еще один запоминающийся случай, отец получил зарплату, принес домой, это была куча то ли десятирублевых, то ли пятирублевых купюр. Я узнала об этом потом, когда нас по очереди начал вызывать отец и спрашивать, кто из нас взял одну купюру из пачки. Оказалось, что в пачке недоставало денег, мы с братом были в недоумении, я знала, что я не брала, брат то же самое утверждал про себя. Нас заперли в комнате и дали время подумать, хочет ли кто-нибудь из нас признаться в краже добровольно. У нас с братом была двухъярусная кровать, мы жили с ним в одной комнате, я спала внизу, а брат вверху. Я стояла возле кровати и думала о случившемся, не могла понять, как выйти из этой ситуации и кто виноват. Я очень боялась наказания. Страх, что меня изобьет отец, окутывал меня. Вдруг молчание оборвал мой брат:

– Это я взял бумажку, на память, она такая красивая, что мне захотелось забрать ее себе.

Я, недолго думая, пошла и рассказала все отцу, от страха, я предала брата. Ему тогда было лет восемь. Отец сидел на кухне за столом и ждал признания от одного из нас. Узнав правду, он подозвал его к себе. Когда мой брат подошел, он тихо сказал ему:

– Вытяни руки на стол.

Брат, со слезами на глазах, подчинился, одной рукой отец держал его за запястья, в другой руке у него был ремень. Он несколько раз с силой ударил брата по рукам и проговорил:

– Это тебе за то, что своровал деньги, это урок на всю твою жизнь. Больше никогда не бери чужое!

Это воспоминание на всю жизнь засело в памяти, дальше я еще напишу о нем.

Помню, как в детстве спрашивала маму, почему папа так с нами обращается, может он не родной отец мне? На что мама, конечно, отвечала, что я говорю ерунду. Знаете, может быть, мой отец и бил меня от силы раз пять в детстве. Но это запомнилось так, будто меня били постоянно. Когда отец хотел нас наказать, он закрывал комнату и избивал ремнем по очереди. В тот момент мама никогда за нас не заступалась, ее как будто не существовало. Мы умоляли о пощаде и прощении, плакали, но ее это не касалось. Она тихо отсиживалась где-то в другой комнате или на кухне.

Мы не были непослушными или непоседливыми детьми. Мы были детьми, которые знали, что, если хоть что-то нарушим, папа закроет дверь в комнате, зажмет между коленей и начнет наказывать нас армейским ремнем. Если отстраниться от родителей, детство было счастливым. Мы были беззаботными, дружили со сверстниками, ходили друг к другу в гости, любили гулять во дворе и кататься на горках, лазали по гаражам и крышам домов, нам было интересно исследовать этот мир.

Больше всего мне запомнилось два самых жестоких случая насилия в нашей семье, один с братом из-за украденной купюры, а другой с мамой, когда отец избил ее до полусмерти. Это произошло днем, мы были дома. Папа не рассказывал, но было как-то понятно, что мама ушла от нас или он выгнал ее, подробностей нам не раскрывали. Наверное, родители приняли решение разойтись. В общем, мы жили втроем, без мамы. В тот день она пришла нас навестить, я с братом была в детской, родители закрылись у себя, и вдруг, за стенкой, мама начала сильно кричать. Я слышала все, как папа избивал ее, как она кричала «Помогите кто-нибудь», казалось, это длится вечно, спустя время все стихло, и вдруг отец позвал меня. Я дрожащими руками открыла дверь в их комнату, увиденное повергло меня в шок. Я, девятилетняя девочка, вижу свою маму, лежащую на полу лицом вниз в луже крови, отец сидит рядом. Потом он поднял ее голову за волосы и сказал:

– Посмотри на свою шлюху мать, никогда не будь такой, как она, никогда, запомни это!

После того происшествия моя память как будто стерта, есть лишь отрывки, как отец обзванивал больницы, узнавая, где она лежит. Разыскивал ее.

Потом нас с братом отправили к бабушкам в город А.

Пишу эти строки, вспоминаю свои детские представления об этом городе и улыбаюсь. По сравнению с северным городом Н. город А. мне казался югом, хотя тоже находится на севере, точнее, на северо-западе нашей страны. Я так всем и говорила:

– Я поехала к бабушкам на юг.

Живя сейчас в городе А., я понимаю, что это далеко не юг, но тогда, после Крайнего Севера, город А. летом казался нам очень жарким. Я не помню тут холодов и какой-то непогоды, и даже если шел дождь, это был теплый летний дождь с грозой. Глубокие озера и бабушкина дача на берегу речки, вкусные ягоды и сладкая морковка. Еще я помню дедушкину дачу, его большой дом стоял на холме у берега. В колхозе, где была большая конюшня, дедушка ухаживал за лошадьми, мне разрешалось их гладить и кормить хлебом. Когда я была совсем маленькой, я кормила их опилками, была уверена, что лошади обязательно их съедят, мне казалось, что опилки и сено – это одно и тоже. Дедушка смеялся надо мной и подыгрывал. Лошади, какие они прекрасные, добрые, сильные и могущественные, они скакали по полям, вдоль дорог у озера, и это было так величественно, что хотелось на них смотреть не отрывая глаз, представляя, как я скачу верхом. Я любила гостить у дедушки на Холме, так называли колхоз, в котором у дедушки была дача. Мы плавали с ним на лодке и ловили рыбу, иногда я одна любила сесть в лодку и грести по тихой глади теплого и очень глубокого озера. Хорошее, беззаботное детство. Пусть и со своими изъянами, но дети могут переключаться и забывать плохое или просто не вспоминать без надобности, на то они и дети.

Когда-то давно, во времена Великой Отечественной войны, это озеро открыли две летчицы. Им был отдан приказ найти в этих краях место для военного аэродрома у воды, чтобы гидросамолеты могли взлетать с взлетной полосы, а садиться на воду. Так и появилось это место, военный гарнизон К., в честь летчика К. Это великолепное место, со своей тихой, глубокой и дикой природой, с озерами в лесах, болотами и дикими зверями, морошкой и белыми грибами, раками и форелью. В детстве мы всегда собирали грибы и ягоды. Я, маленькая, лет в десять одна могла пойти в лес и не заблудиться, ориентировалась в лесу лучше всякого взрослого, не боялась волков и медведей, лес был для меня местом успокоения и тишины, местом силы. Наверное, поэтому я и сейчас его люблю. Я застала времена, когда все дружно шли на сенокос, вспахивали с помощью лошадей поля с картошкой и семьями, в конце лета, собирали урожай. Тогда все казалось неинтересным и тяжелым. Сейчас я испытываю ностальгию, вспоминая это с любовью и благодарностью к своим предкам за возможность это пережить. Мои дети выросли уже в другой среде, но уверена, что им тоже будет что вспомнить и чему быть благодарными.

Мы гостили у бабушки, она приготовила обед, и мы сели за стол, неожиданно в дверь к бабушке позвонили, она открыла – и на пороге стояли родители, как будто ничего и не было между ними, они вместе, мы снова дружная семья. Выяснилось, что папа перевелся из города Н. служить в город А. и мы с братом больше не вернемся туда. Я даже не попрощалась с друзьями, я очень расстроилась тогда, грустила и плакала не один день, иногда забывала, а потом воспоминания возвращались, и я снова погружалась в них со слезами.

Вспоминая эту историю о нашем переезде, я не задумывалась над тем, что на самом деле наш отец вывез нас из города Н., не советуясь с мамой. Сейчас это можно назвать похищением детей в целях манипуляции, во время тех событий отец спрашивал, с кем мы хотим остаться, если они разведутся, я боялась его и отвечала, что люблю их обоих и не могу выбрать. Только сейчас, анализируя ту ситуацию и подробности, о которых я забыла, осознаю, что это была большая детская травма, которую я предпочла забыть. И понимаю, что моя мама жила сорок лет с абьюзером из-за любви к нам, «из-за детей», как часто говорят. Когда мы выросли, она осмелилась поменять свою жизнь и уйти от отца. Представьте себе только эту цифру, 40 лет жизни в страхе. Но я не считаю его виноватым в этой ситуации, я думаю, что они оба были в роли абьюзера и в роли жертвы, периодически меняясь местами.

Глава 2

Потеря смыслов

Вскоре после того, как мама с папой помирились и переехали жить в город А., а точнее в военный городок, часть, в которой служил отец, выделила им квартиру, родители сделали там ремонт, и мы начали новую жизнь. Я пошла в пятый класс, а брат во второй. Тогда не было четвертого класса, из третьего сразу перескакивали в пятый. Отец часто напивался и приходил за полночь. Мы жили в двухэтажном восьмиквартирном доме, на втором этаже, в квартире номер шесть. Когда он возвращался домой, я всегда просыпалась от стука входной двери в доме на первом этаже. Мы с братом в это время обычно уже спали, всё на той же двухъярусной кровати, я снизу, а брат наверху. От страха у меня всегда начинало быстро стучать сердце, когда я слышала, как внизу хлопает дверь, уже понимала, что идет отец, он пьяный, и сейчас будет скандал с мамой, а потом, возможно, он придет к нам в комнату и начнет будить брата, а я, как обычно, притворюсь, что сплю. Отец часто так делал: пьяный, будил брата и заставлял его отжиматься на кулачках, так было всегда, когда он был нетрезвый, почему он так поступал, я не знаю, до сих пор не могу понять, вроде бы он его сын, его кровь, его ребенок, почему он был так жесток?

На самом деле отец был к нему придирчив, меня он не трогал, а вот брата всегда задевал, и опять повторял эти фразы:

– Хватит смеяться, мне не нравится, как ты смеешься.

Часто заставлял его отжиматься на кулачках, особенно когда был выпивший, а выпивал он часто.

Помню, когда брат возвращался из школы и с порога говорил мне шепотом:

– А папа дома?

Отца дома не было, но я язвительно отвечала:

– Дома, дома.

И смеялась над ним. Мне хотелось посмотреть на его реакцию, как он будет дрожать от страха, что ему сейчас влетит, просто так, без повода, потому что так было всегда, у отца причина найдется.

Я была очень безжалостна к брату. А он был очень добрым. Когда делали сюрприз папам на 23 февраля, брат сделал открытку, принес и вручил ему, я тоже взяла посмотреть, там была аппликация, то ли солдат, то ли милиционер, и надпись: «Любимому папочке на двадцать третье февраля, я хочу быть таким же, как мой папа, смелым, добрым». Когда я прочитала, я подумала: «Почему ты так написал? Ведь он тебя бьет и издевается над тобой». Мне внутри было как-то жалко брата, и я искренне не понимала, откуда столько искренности, доброты и любви.

Однажды, когда мы легли спать, брат спросил меня:

– Саша, а если я умру, обо мне кто-нибудь будет плакать?

Я ему ответила, что, конечно, мы будем, и чтобы он не говорил всякую ерунду.

Брат часто ночевал у бабушки. Там было спокойно, его не ругали, не шпыняли, и он чувствовал любовь и заботу, брат был добрый и всегда помогал бабушке, и она платила ему любовью. И правда, между ними была особая связь. Моему брату не хватало любви родителей, и он нашел, где ее можно возмещать и получать, мне, наверное, тоже не хватало любви, но со мной в тот период обращались лучше. А еще мой брат был бережливым и копил все деньги, которые ему попадали в руки, ничего не тратил, а я, наоборот, транжира. Не скажу, что у нас было много карманных денег, но все же те, что дарили на праздники или давали за помощь, он сохранял.

В двенадцать лет меня отправили в летний лагерь на море. До этого я тоже ездила в детский лагерь, и всегда, когда я уезжала, мы с братом писали друг другу и отправляли письма почтой. В лагере я была три недели, и письмо успевало дойти до адресата, и адресат успевал мне ответить, в письме брат посылал мне пластинку жвачки, а я ему колосок или травинки, я очень скучала и часто его вспоминала.

Так вот, это был июль и, как я сейчас анализирую, третья смена, мы уехали числа тринадцатого июля, а вернулись пятого или шестого августа. Пятого августа у мамы день рождения, но в тот год она его не праздновала… Хорошо помню один случай, он произошел восемнадцатого июля, я пошла купаться в море, это было раннее утро, наверное, между восемью и девятью утра, я нырнула, и на дне что-то заблестело, я дотянулась рукой, было не очень глубоко, достала что-то тяжелое и холодное, пошла на берег с этим в руках. До конца я не осознавала, что держу, соль попала в глаза, и, щурясь, я пошла к берегу. Видно было, как воспитатели и вожатая прыгали на берегу, радовались и махали мне, чтобы я шла к ним. Когда я посмотрела на свою руку, то увидела, что держу целую бутылку шампанского, вот они и ликовали. Шампанское у меня быстро изъяли, а взамен принесли растаявшую и невкусную шоколадку. На карманные деньги, которые мне дали в лагерь родители, я что-то купила себе, мороженое, чурчхелу и тому подобное, но большую часть потратила на подарки брату, он очень любил модельки машин и роботов-трансформеров, я ему купила несколько таких игрушек. Когда был тихий час и все в комнате отдыхали, я садилась на кровать, раскладывала на тумбочке этих роботов и представляла, как вернусь домой, я знала, что приеду рано утром и, скорее всего, брат будет спать, и я тихонечко поставлю их на наш письменный стол, а когда он проснется и увидит, то очень обрадуется. И я так хотела увидеть эту радость на его лице. Я представляла это и раскладывала роботов, девчонки тоже смотрели, как я это делаю, я рассказывала им о своих планах, о том, как отреагирует брат на мои подарки. Они слушали, слушали, так странно, я тогда еще думала, ну надо же, неужели им так интересно, как я брату буду делать сюрприз. Тогда я еще не знала, что они не просто так меня слушают…

Пришло время возвращаться домой, я очень соскучилась по родным, а особенно по младшему братишке. Я ждала день приезда, в поезде ехать трое суток, полный вагон детей, воспитательский состав ехал в соседнем вагоне в купе, а мы в плацкартном. На верхних полках, предназначенных для чемоданов, лежали деревянные ящики с грушами и яблоками, кто-то по блату их вез на север, в наш город, мы таскали оттуда потихоньку фрукты, запихивали обратно огрызки и записки со словами благодарности, ну кто додумался к детям с севера погрузить ящики с этими яблоками? Так прошло два дня, шел третий. Завтра рано утром мы должны были приехать домой. Был вечер, и вдруг к нам пришел наш вожатый и позвал меня с собой в их вагон. Я так испугалась, подумала, ну все, сейчас влетит за эти яблоки и груши, помню, как я шла, а из плацкартных отсеков все дети выглянули и с жалостью смотрели мне вслед, я еще тогда подумала, ну надо же, как все мне сочувствуют…