Имя на пепле

Александра Таль

Имя на пепле

Пролог

«Дай мне форму. Или дай мне забвение.

Лишь бы не быть этим – между.»

Дехаар

Часы в камере смертников – это особый вид пытки.

Ты знаешь время, когда распахнётся дверь, и войдут Исполняющие в белых мантиях. И каждое движение стрелки приближает этот момент. И ничего нельзя с этим сделать. Только смотреть.

Время перестаёт быть абстракцией. Оно становится вполне материальным – медленным, как шаги старика на лестнице, и зудящим под кожей.

Илеара не могла оторвать взгляда от циферблата. Круглого, украшенного древней символикой. У Ведомства Исполнений со вкусом было плохо – они бы и ночной горшок украсили ритуальным орнаментом, если бы верили, что это придаст моменту должной торжественности.

Сейчас она сцепила зубы, сдерживая стон.

А от кого сдерживала? От часов на стене? Или от себя самой?

Приговорена.

Ещё два дня назад она была госпожой Дома Вальмерон. Высокородной. Собиралась на бал. Примеряла украшения.

А теперь – ждёт исполнения смертного приговора и смотрит на часы.

Жизнь кончилась не с приговором. А когда она стояла с окровавленным ножом для колки льда над телом своего мужа и в оцепенении наблюдала, как жизнь уходит из его тёмно-синих глаз. И думала лишь о том, зачем вообще Аурелин принёс в их спальню этот нож.

А зачем, и правда?

Зачем хмельному, весёлому, натешившемуся ласками двух красавиц мужчине возвращаться в супружескую спальню с ножом для колки льда? Обычно Аурелину не нужен был нож. Хватало ремня. Шарфа. Взгляда.

Он умел быть изысканным даже в жестокости.

Но нож? Должно быть, у него сменились вкусы. Или он решил, что теперь всё должно быть по-настоящему.

А вот узнать, как на самом деле, Илеара не успела.

Может быть, стоило… Стоило позволить ему совершить задуманное, и тогда не пришлось бы сейчас сидеть, смотреть на проклятые часы и без конца касаться недавно остриженных до плеч волос.

Длинные волосы всегда были гордостью Илеары. Теперь нет. Ни волос, ни гордости.

Но как же хотелось тогда, в полумраке спальни избавиться от вечного страха, от унизительной беспомощности перед человеком, которого она когда-то полюбила, а потом признала своим хозяином. Своим палачом.

В Илварине не бывает разводов среди представителей древних родов. Никогда. Только смерть разлучает супругов.

Иногда и такая.

Снова – взгляд на часы. Оставалось два часа до смерти. Два часа без двух минут.

Она надеялась, что за ней придут с барабанами. Или с проклятьями. Или хотя бы с цепью.

Почему-то казалось, что её смерть должна быть обставлена как-то по-особенному. При мысли об обыденности всё тело охватывала брезгливая дрожь. Нельзя. Нельзя это делать обыденно.

И стрелка часов как будто едва уловимо дёрнулась и замерла, когда в замке двери послышался скрежет ключа.

Но ведь ещё рано? Неужели и отведённое время у Илеары решили безжалостно отнять?

Дверь открылась, и вошли – не те. Не Исполняющие. Не в белом.

Чёрное. Серое. Золотые символы Перехода на перчатках.

Илеара смотрела и видела только детали, но никак не могла слить образы воедино. Понять, кто вошёл и что происходит.

Один – как протокол. Второй – как недописанный приговор. Невынесенный.

Она не видела людей, она видела лишь их функции.

Илеара подалась вперёд, ощущая, что ещё мгновение и она просто упадёт со своего стула. В голове стоял звон, в горле горело. По спине пробежал холодок, как будто кто-то провёл по коже ледяной рукой.

– Пастырь, – сказал один из них.

Илеара медленно повернула голову, словно хотела найти того, к кому обращался этот человек. Второй ткнул его локтем, и первый закашлялся и даже отступил на шаг назад.

– Простите. Ошибка.

Бюро. Это было Бюро. Что, демон разбери, им нужно в камере смертников?

– Гражданка Вальмерон. Проследуйте с нами.

Она смотрела на них – серых, сухих, чужих. Не Исполняющие. Не смерть.

Значит – что?

Надежда – мерзкое, непрошеное чувство. Оно впивается в горло как рыбья кость. Надежда пугала. Потому что вполне могла оказаться напрасной.

– Вставайте же! – нетерпеливо сказал тот, что помоложе. – Вас ждут.

Коридоры были длинными и мрачными. Грубая кладка стен, потёки плесени в углах, тусклое освещение. И запах отчаяния.

Крыло приговорённых. Отсюда редко выходят обратно.

Потом – обыденность. Клерки с папками, скрип дверей, плохо вымытые окна. Контраст бил по нервам.

Сотрудники Бюро подвели Илеару к ничем не примечательной двери и жестом велели заходить, а сами остались стоять.

Она толкнула дверь и оказалась внутри обычного кабинета канцелярии. Одного из множества унылых и безликих кабинетов.

А за столом сидел высокий худой мужчина с гладко зачёсанными назад чёрными с проседью волосами и невозмутимым лицом записного бюрократа.

Но было в этом лице что-то, что заставило Илеару поверить: на визитных карточках этого человека есть неприметная надпись: «Судьба».

Он тот, кто решает. И на очень высоком уровне.

Нельзя вращаться в самых высоких кругах общества и не научиться видеть таких.

– Госпожа Вальмерон, – тихим и ровным голосом приветствовал её человек-судьба. – Садитесь.

Он медленно поправил перчатку на кисти, точно готовился подписывать смертный приговор. Пять колец на его пальцах – пять печатей. Пять заключённых Контрактов высочайшего уровня.

Илеара невольно вспомнила восторженные рассказы Аурелина о тех, кто носил хотя бы одно такое кольцо…

Сейчас ей хотелось только одного – исчезнуть отсюда, прежде чем заговорит он.

Она осторожно присела на краешек стула и, посмотрев прямо, столкнулась с внимательным взглядом светло-серых, очень холодных глаз.

– Моё имя Айбрис Деларан. Должность – Арбитр Перехода. Глава Бюро. Ко мне предписано обращаться Ваша Светлость.

Илеара не сдержала истеричного смешка. Сам глава всесильного Бюро. Подумать только.

– Воды? – холодно предложил Деларан. – Платок? Соберитесь, госпожа Вальмерон. Если я тут, ваш смертный приговор… скажем так, заморожен. Пока. Поэтому извольте предоставить мне всё ваше внимание и всю вашу знаменитую сдержанность.

«Пока». Это «пока» снова напомнило ей о часах в камере смертников.

– Прошу прощения, Ваша Светлость, – кивнула Илеара.

– Я понимаю ваше волнение, – чуть улыбнулся Арбитр, и в его улыбке не было ничего живого, только формальная любезность. – Но к делу. Рассмотрев ваше дело, Бюро приняло решение сделать вам предложение, которое заменит смертную казнь на служение обществу.

Служение.

Илеара судорожно вцепилась в подлокотники стула. Служение здесь могло означать что угодно. Рабство. Или нечто похуже.

– Вы… хотите предложить мне стать Пастырем? – выдавила Илеара с трудом. – Контракт?

– Именно. Самого высокого уровня. Отмена приговора, восстановление имени и предельно жёсткие обязательства. И предельная же секретность. Эти условия не обсуждаются. Они или принимаются, или нет. Целиком. В вашей ситуации о торге речи быть не может, вы это понимаете? Поэтому, прежде чем я обрисую вам детали, вы должны либо принять моё предложение, либо отказаться. И нет, не смейте даже думать задавать мне вопросы сейчас. Я слушаю ваш ответ.

Ответ?

Да много ли людей способны сказать: «Нет, лучше казните меня», даже если на другой чаше весов пугающая неизвестность? И Бюро. И так называемая «служба обществу».

Рабство? Скорее всего, да. Но Пастыри служат, как правило, несколько лет. А в обмен – жизнь. Пусть и другая, пусть и с ограничениями, но жизнь. И потом, возможно, свобода.

Илеара выпрямила спину, расправила плечи, слушая в голове голос наставницы по этикету. Голос из прошлого, но сейчас способный дать хоть каплю достоинства. Как якорь, за который можно держаться, чтобы не унесло ветрами паники.

– Я согласна, – и не удержалась всё-таки. – Вы думали, что может быть иначе, Ваша Светлость?

Арбитр усмехнулся.

– Нет. Не думал. Но важно, чтобы в вашей голове мелькнуло и сомнение. Мелькнуло ведь? На миг? Страх?

– Да. Теперь я могу задать вопросы?

– Можете. Не на все я смогу ответить сейчас, но – да.

– Срок Контракта?

– Стандартные десять лет. Но с пометкой об одностороннем перезаключении. О продлении в случае необходимости.

– Бессрочный, стало быть, – Илеара тонко улыбнулась. – Кто будет моим Источником? Учитывая мою историю, наверняка есть что-то, что заставило вас принять подобное решение. Не на каждый Контракт приходит сам глава Бюро.

Деларан покачал головой, и на миг в его глазах Илеара увидела проблески чего-то похожего на жизнь. Интерес, и, возможно, немного уважения.

– Вы правы, – сказал он. – Знаете, как говорят обо мне? Когда он входит, в комнате становится больше воздуха и меньше выбора. Я нахожу это метким изречением. Но и вы прекрасно осведомлены. Впрочем, высшие Дома Илварина всегда добросовестно относятся к образованию своих отпрысков. Ваш Источник – древний инкарн. Могущественный. Капризный. И он сам вас выбрал.

– То есть? Он вот прямо сказал: хочу в Пастыри Илеару Вальмерон?

– Так и есть. Так и сказал. Предвосхищая ваш следующий вопрос, мы вопросов ему не задавали по этому поводу.

– Допустим, – Илеара склонила голову. – Но как быть… с тем, что я обвинена в убийстве мужа? Общество…

Арбитр слегка картинно округлил глаза.

– А с чего вы взяли, что общество осведомлено о деталях случайной и такой неожиданной смерти вашего супруга? Такой прискорбный несчастный случай, – он помолчал, а потом добавил уже жёстко и холодно: – Ваше преступление стёрто из этой истории, Илеара. Официально вас не существует. Даже если вы передумаете на любом из этапов, вас уничтожат без официального регламента. Приняв в самом начале наше предложение, вы стали единицей, которая больше не подчиняется законам Илварина. Теперь ваш закон – это Бюро. И моё слово. Вы уже Пастырь, госпожа Вальмерон. И ритуал лишь подтвердит это.

На языке у Илеары крутилось множество вопросов, но все они едва ли получат ответ. Надо подождать, надо набраться терпения. Да и какая, собственно, разница?

– Когда ритуал? – коротко спросила она.

– Сегодня. Всё уже подготовлено, и экипаж ждёт нас у ворот.

Глава 1

«Ты – мой сосуд. Или моя клетка. Пока я не решу.»

Дехаар.

Главное здание Бюро не спутать ни с каким другим зданием в Солл-Аран. Каждый житель столицы знает – пока стоит это здание, мир ещё не сорвался в Сопряжение.

Башня Регистра возвышается над городом, будто гвоздь, прибивающий реальность к Куполу. В её окнах не отражается небо. Никогда. Даже когда ясно. Даже когда рассвет окрашивает алым и золотым небо и Купол.

Говорят, её спроектировали не люди. Говорят, в основании лежат кости последних неушедших из народа Ассарим. Говорят, стены шепчут – если стоять достаточно близко.

Но никто не стоит там. Не принято и, наверное, страшно.

Детям в Низинах и в кварталах знати – в Аэрархе – рассказывают одну и ту же страшилку: если трижды посмотреть на шпиль Регистра и не отвести глаз, твой инкарн проснётся раньше срока. И придёт, чтобы найти тебя.

Никто не знает, откуда пошла эта сказка. Но никто и не проверяет.

Как, оказывается, удивительно, что в голову сейчас приходят такие мысли. Как будто тебя не собирались казнить несколько часов назад. Как будто не сообщили, что ты теперь принадлежишь Бюро.

Илеара стояла у входа. Длинная, идеально вычищенная лестница вела наверх – к резной, почти органической арке. Похожей на застывший в камне цветущий кустарник. В каменных завитках серебрилась пыль.

Когда-то эту арку поставили Ассарим. Как утверждали архивисты. И как всем нравилось думать.

Илеара никогда раньше не поднималась по этим ступеням. Даже во времена, когда ещё носила кольцо мужа, когда перед ней открывались двери в любые кабинеты и салоны, – даже тогда её не приглашали сюда. И слава Куполу.

Первый вход. Первый раз. И сразу – без обратного билета.

Она положила ладонь на перила, покрытые чем-то, что не было камнем. Бархатистая поверхность приласкала ладонь.

И сделала шаг.

Она была одна. Арбитр стремительно унёсся вперёд, бросив что-то вроде: «Надумаете, заходите». Должно быть, у него всё-таки было чувство юмора, хотя и своеобразное.

Или же он знал. Знал, что новоявленный Пастырь должен забрать себе эти несколько минут перед шагом на лестницу. Просто ещё несколько мгновений побыть собой и наедине с собой.

Потому что потом одиночество станет недоступной роскошью.

Кто станет её Источником? Дехаар – пока только имя. Чьё тело будет сосудом магической энергии Плана? Мужчина, женщина? Тот, кто умер молодым, и теперь своим телом послужит для общества. Это считается честью, это почётно. Это одобряется. Но Илеаре всегда казалось это… неприятным и страшным. Аурелин смеялся над её страхами. Говорил, что мёртвым всё равно – обратиться в прах или же быть вместилищем инкарна, а главное – вместилищем его магии. Такой нужной и полезной. Муж ещё добавлял со злой иронией, что не всё равно родне усопшего, так как за тела Илварин платит весьма щедро, а соседи приходят выразить и скорбь, и восхищение.

История полна иронии. Когда-то армии инкарнов – существ яростного и алчного Плана, охотящихся за чужими мирами – собирались захватить этот. Мир Илеары.

Ассарим, древний народ, знали: вторжение неизбежно. Они начали строить Купол – защиту, способную удержать План. Не успели. Сопряжение всё равно случилось – и едва не уничтожило оба мира.

Инкарны потеряли тела. Люди – устойчивость реальности.

И изначальным врагам пришлось договариваться. Захватчики стали Источниками. Люди – Сосудами. Не живые, разумеется. Только мёртвые тела, подготовленные по протоколу.

Так появилось Бюро. И Порядок. Официальный. Утверждённый. Закреплённый печатями.

С тех пор всё вроде бы работает. Вроде бы. Но иногда, особенно в тишине, кажется: этот порядок держится на не слишком крепких нитях. И кто-то уже слышит, как скрипит шов.

Теперь же чьё-то тело, и инкарн в нём будут рядом с Илеарой. Каждый миг. Минимум десять лет. Или всю жизнь. Пастырь – это не человек с красивым титулом. И даже не сотрудник Бюро. Это функция. Одна из множества, обеспечивающих нормальное существование общества.

Илеара никогда раньше не задумывалась, о чём могут думать и сожалеть Пастыри. Вежливо склоняла перед ними голову на приёмах, отводила глаза от их Источников, так похожих на людей, но только если не приглядываться. А приглядываться не хотелось.

Но отведёшь ли так запросто глаза от своего?..

***

Лестница кончилась слишком быстро. Арка пропустила под свод. Двери распахнулись словно сами собой. Бесцветный невыразительный слуга в серо-чёрном форменном сюртуке поклонился и отступил в сторону.

– Вам в зал Ритуала, госпожа Пастырь. Это налево по коридору. До упора. Вас уже ждут.

Зал Ритуала оказался… странным. Потолок не взмывал ввысь, как в залах заседаний или храмов. Он давил, нависал. Плоский свод, покрытый геометрическим узором, напоминал гигантскую крышку саркофага.

Свет не исходил от ламп. Он поднимался из самого пола – как будто камень светился от напряжения. Или от страха. Руны дрожали в круге, вырезанном точно и жестоко. В центре – главный. Он даже не был самым большим. Но он… давил. Не видом – ощущением. От него ползли печати к трём меньшим, по краям. Как сосуды, готовые принять что-то или кого-то.

Стены были гладкими, без окон. Только гравировки. Символы Плана – выглядящие чужеродными, как математические формулы на надгробии. Геральдика Бюро – иронично строгая, будто кто-то пытался изобразить власть, забыв, что власть не рисуют, её чувствуют.

И ещё глифы Ассарим. Конечно: память, традиция. Или просто… желание показать, что они умеют резать камень, повторяя узоры, не зная его смысла.

Пахло травами и свежим деревом. И немного солью. Как на берегу моря после шторма или как на коже щёк после долгого плача.

Трое стояли у дальней стены. Двое в багровых плащах с капюшонами – храмовники церкви Сопряжения. Третий – в форме Бюро.

Святость, узаконенная через канцелярию. Или канцелярия, прикрытая верой.

Илеара сглотнула. В горле было сухо. Слишком много символов. Слишком много знаков.

А она одна. Просто человек. Но пока ещё стоящий на ногах.

***

Как же всё странно, каким же всё кажется нереальным. Даже нелепым. Илеара чувствовала, что с каждым шагом вперёд, на плечи тяжело падает усталость и полная отрешённость. Надо как-то пережить день своей смерти… Несостоявшейся, впрочем.

Хотя кто знает. Илеара, которая стояла в зале Ритуала, уже точно не была той Илеарой Вальмерон. Может, казнь всё-таки состоялась. А это – её посмертие. С бюрократией и запахом моря.

– Смелее, – сказал Арбитр за её спиной. – Не будем заставлять собравшихся ждать. У Бюро график. У храмовников терпение в дефиците.

Илеара подошла и встала на центральный круг, повинуясь жесту одного из храмовников.

Деларан занял один из трёх кругов, повернулся к Илеаре лицом, и скучным голосом зачитал – не по бумаге – но именно зачитал:

– Ритуал Сопряжения. Контракт второй категории. Стандартный срок – десять лет с правом одностороннего продления. Участники: Арбитр Перехода – Его Светлость Айбрис Деларан, Огласитель-фиксатор – сотрудник Бюро, господин Ивриш, представители церкви Сопряжения. Простите, господа, я не запомнил ваших имён, они внесены в протокол Огласителем. Субъект носителя Илеара Вальмерон, гражданка Илварина. Дом Вальмерон. Источник – иномирная сущность высшего порядка, обозначенная как Дехаар. Права Бюро на тело-сосуд подтвержены решением комиссии тел. Процедура: выход сущности Дехаар через план-разрыв первой степени, помещение сущности в сосуд, активация печати Сопряжения. Субъект Вальмерон вслух подтвердила осознание условий контракта. Подтвердила, Илеара.

Последние слова Арбитр произнёс с нажимом.

– Подтверждаю, – сглотнув горькую слюну, отозвалась Илеара.

– Приступаем. Ивриш, что там с телом?

Илеара замерла. С каким-то болезненным интересом вглядывалась в зев бокового коридора, где уже угадывались фигуры четверых мужчин. Они несли носилки с завёрнутым в плотную ткань телом. На ткани тускло светились напитанные магией глифы, позволяющие сохранять тела без риска порчи.

Порчи… Гниения. Разложения. Часто ли инкарнам подсовывают подгнившие тела? Илеара не сдержала истеричного смешка.

– Погодите с нервным срывом, – спокойно сказал Деларан. – Поберегите себя для дальнейшего.

И Илеаре расхотелось смеяться.

Носилки поставили прямо на пол. На круг. Рядом с Илеарой, почти у её ног. Она отшатнулась, но Арбитр хлестнул её жёстким взглядом – пришлось снова покорно замереть.

Деларан поднял левую руку. Потом сжал её в кулак.

Глифы на магическом саване вдруг засветились нестерпимо ярко. Тёплым оранжевым.

– Сигнатуры стабильны, – прошелестел голос Огласителя.

– Сопряжение угодно Куполу, – подхватили разом голоса храмовников.

На одном из напольных малых кругов возник вихрик света. Он рос, выбрасывая ломкие, похожие на ветви, отростки, расширялся. И в этих… – трещинах? – оранжевое мешалось с багровым.

Илеара ощутила, как её охватывает дрожь. Извечный страх человека, узревшего вторжение Плана. Хоть и малое, хоть и подконтрольное. Но этот страх живёт в каждом, кто рождён под Куполом.

Реальность ломалась, как корка пирога, обнажая густую текучую начинку. И в уже огромной, в рост человека, щели между мирами угадывались зыбкие очертания чего-то движущегося. Желающего войти.

Оно пронеслось мимо.

Обдало жаром. Запахом пепла, тлеющего на ветру. И слилось с телом.

И тело поднялось. Сначала рука – мускулистая мужская рука с неожиданно изящной кистью, с родинкой на запястье – показалась из-под покровов и рванула эти самые покровы.

Не надо больше. Не надо видеть дальше, чтобы уже понять, чьё именно тело сейчас покажется из-под складок ткани. Чьё лицо.

Она узнала эту руку.

– Держитесь, – прошептал за спиной Деларан, обхватывая её за плечи.

Илеара не заметила, как он тут оказался. За спиной. Чтобы успеть. Не дать упасть.

– Держитесь, – шёпот стал властным. – Вы сможете, Илеара.

Тот был совсем рядом. На расстоянии шага. Тот уже избавился от тряпки с погасшими глифами. Стоял и смотрел на Илеару.

Тело Аурелина. Золотистое, холёное, безупречное тело. И только аккуратно зашитая кожа – должно быть, уже там, в хранилище тел – на шее. Кощунственное нарушение совершенства. Клеймо убийства и убийцы.

Тёмно-синие глаза. Его. И не его. Потому что никогда глаза Аурелина не смотрели на неё так, словно хотели сжечь Илеаре кожу на лице. Никогда не пылала оранжевая кромка по краю радужки глаз Аурелина.

– Пастырь, – сказал инкарн голосом её мужа и добавил с некоторым смакованием, словно пробовал слова на вкус, – Илеара Вальмерон.

– Представитесь потом, – сухо бросил Деларан. – Активация Печати, Дехаар.

Инкарн кивнул, всё так же не отрывая взгляда от Илеары.

А она хватала воздух пересохшим ртом, силилась втянуть его в горло. И не хватало воздуха.

– Активация, – громко сказал Огласитель. – Пастырь, обнажите левое предплечье.

Рукав ей засучил Деларан. Илеара не понимала слов. Не слышала их. Не желала слышать.

Инкарн шагнул к ней. Теперь Илеара могла ощущать совсем рядом его дыхание.

– Первое касание, Пастырь, – ещё громче зазвучал голос Огласителя. – Приложите своё предплечье внутренней стороной на левую грудную мышцу Источника.

Коснуться его? Коснуться этой кожи? Этого тела?

– Илеара, у нас мало времени, – эхом, где-то вдалеке голос Арбитра.

Звон в ушах превратился в гул и теперь поглощал все иные звуки.

Пощёчина отрезвила немного. Короткая, несильная, но резкая.

– Не дури, – ровно сказал Деларан и развернул её лицом к лицу с инкарном. – План-разрыв не закроется без активации. Ты знаешь, что это означает.

План ворвётся в мир – возникла в голове послушная мысль.

Пусть! И пусть сгорит всё вместе с ней самой. Только не касаться его. Этого. Пожалуйста…

И Илеара покорно подняла руку, приложила её к груди инкарна.

Боль хлестнула до кости. Вспыхнула огнём кожа. Как раскалённое железо впилось в руку, оставляя свою метку.

А внутри, напротив, поднимался ледяной острый холод, что жёг сильнее огня. Выжигал, вымораживал нутро, раскалывал его на мелкие осколки.

– Печать активирована, – объявил Арбитр.

– Безопасное Сопряжение завершено, – подтвердил Огласитель.

– Купол вечен, – подхватили храмовники.

А инкарн улыбнулся. Опустил глаза, рассматривая глиф Перехода на своей груди, потом сжал запястье Илеары, повернул руку и вгляделся в Печать Пастыря на её предплечье.

– Неплохо, – сказал он и добавил фирменным скучающим тоном Аурелина. – Быстро.

Так мог сказать Аурелин Вальмерон. Пока был жив. Так он говорил теперь, когда в его теле поселился инкарн.

Так кто сейчас стоит перед ней?

– Вы, – Илеара повернулась к Деларану и осеклась.

Потому что на лице Арбитра была только удоволетворённость хорошо проделанной работой. Рутинной работой. И любые слова, и любые эмоции просто-напросто разобьются об эту маску. В мелкую пыль.

Она заключила контракт. Она согласилась без вопросов принять Печать. О чём теперь разговаривать? Приговор приведён в исполнение.

А Арбитр деловито махнул рукой храмовникам и Огласителю, отпуская их, и обратился к инкарну:

– Ваш Пастырь слегка растеряна. Надеюсь, что вы поймёте. Я вынужден оставить вас. Дела. Немного придётся подождать тут, подойдёт куратор вашего Узла и займётся вами. Хорошо?

– Конечно, – вежливо ответил инкарн.

– И, Дехаар, – уже на ходу небрежно бросил Арбитр. – Прикройтесь, вот хоть своим саваном. У людей, знаете, не принято разгуливать без штанов.

– Я запомню, – серьёзно сказал инкарн.

Слишком серьёзно. Как мог бы ответить в таких случаях Аурелин. Издевательски серьёзно, с расчётом на то, что собеседник непременно оценит издёвку.

Они остались одни.

Дехаар послушался совета Арбитра, рванул плотную ткань легко, разорвал, как пергамент, без видимых усилий, и обмотал бёдра. Потом молча сходил в дальнюю часть зала и принёс совершенно обычный стул. Поставил перед Илеарой.

– Садись, – сказал он. – Я думал, ты рухнешь раньше. Восхищён.

Она тупо смотрела на стул с потёртой кожаной обивкой. На трещины в дереве, на белёсые царапины.

Этот затрапезный стул в пафосном зале Ритуала стал последней каплей.

Илеара села, спрятала лицо в ладонях и поняла, что больше не сдержит себя. Смех рванулся изнутри, мешаясь со слезами и жёлчной горечью из пустого желудка.