Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 1

– Не-е-е, магистр. Я, похоже, могу только развлекать… У меня это типа в крови… – Бола задумался, а потом растянул рот в широченной белозубой улыбке. – Мне другое гораздо больше понравилось, там где про дамочек сказано! Только я не всё понял…

– Что же там непонятного?

– Не-е-е, ну про то, что дамочки должны вести себя прилично: не сквернословить и не ругаться типа, одеваться красиво, быть женственными и всё такое, эт ясно. Там другое есть, про то, что типа молодая девица может переодеться пацаном, но только, если эт сильно нужно… Кому спрашивается? И потом, если она… (как там?) «сбежит к возлюбленному под видом трубадура»… Эт вообще ерунда какая-то! Она ж должна быть женственной. Какой к чертям трубадур?! И потом, получается, что и врать она может, если надо… Не понятно.

– Ну, Боламбри, – Майнстрем часто заморгал и поправил очки в надежде, что они скроют его глаза. – Знаете ли, бывают разные ситуации…

– Ага! Точно! Как типа наша принцесса со своей подружкой сбежали за принцем… Правила эти ваши прям как с них правила писали.

– Боламбри! Как вы можете! И с чего это вы взяли, что это мои правила? – магистр всё ещё надеялся, что Боламбри примет его раскрасневшиеся щёки за краску гнева. – Глашатаи уже давным-давно объявляли на площади, как всё было на самом деле.

– Не-е-е, магистр, я не против… Глашатаи и всё такое. Не всем надо знать, как было. И потом, принцесса у нас прикольная, а про то, как она спасла своего принца, мне цирюльник рассказывал. Мы тогда с ним здорово набрались в «Голодном селезне» и он…

– Прекратите, Бола! – Майнстрем окончательно стушевался. – В любом случае, в пергаменте, который вы читали, говорится совсем не об этом! И уж точно не о принцессе Флоримель.

– Да ну? Точно говорю, про них написано! А вы типа сами-то читали?

– Ну, я как-то раз пробежал глазами. Просто из любопытства, – соврал магистр.

– Да-а? А я тут посмотрел, на ваш почерк похоже… В смысле лекция ваша тем же почерком написана, – и Боламбри хитро подмигнул магистру.

– Вы забываетесь, юноша! И если вы и дальше хотите оставаться моим помощником, скажу больше, если вы хотите оставаться в стенах этого почтенного университета, то попрошу вас не делать впредь подобных предположений!

– О-о-о! Магистр, притормозите! Всё понял! Просто там на полях пометки такие, прям как будто вы писали.

– Боламбри, я, кажется, предупредил вас? – по тону Майнстрема стало ясно, что он вот-вот взорвётся.

– Не вопрос, магистр. В конце концов, какое мне дело, правда? Сейчас закончу с книгами, дайте только времени чуток.

– Времени у вас до вечера. А я пока намерен заняться поручением верховного магистра и отправляюсь составлять опись архивов кафедры ведьмовства, а когда я вернусь вечером…

– А вот эт вряд ли, – усмехнулся Бола. – Там дел на неделю, не меньше! Я-то знаю, что говорю, я типа помогал магистру Тамносу Диктуму.

– Если вы это делали с тем же усердием, с каким трудитесь тут, то я склонен усомниться, – буркнул Майнстрем.

Его реплика осталась без ответа, поэтому магистр продолжил:

– И что же, у вас есть уже какие-то материалы?

– Не знаю… Но магистр Диктум типа что-то писал… Вроде.

– Хорошо, Боламбри, – сказал Майнстрем совершенно примирительным тоном. – Полагаю, я воспользуюсь его наработками. А вас ещё раз попрошу навести тут порядок к моему возвращению.

* * *

А в этот же самый отрезок вселенского бытоисчисления (не удивляйтесь, но тут о времени говорить неуместно) в одном из возможно существующих пространств (место – также понятие весьма сомнительное) состоялся следующий разговор.

– Ты заставил себя ждать, Крцыфкр, – розовато-красное облако надвинулось ближе, расширилось, и пространство вокруг сузилось (если, конечно, возможно говорить о пространстве там, где его нет, не было и, вероятно, никогда не будет).

– Простите, владыка Шфорыфалмн. Я был… – голос дрожал.

– Меня это не интересует, ГДЕ ИЛИ КОГДА ТЫ БЫЛ ИЛИ БУДЕШЬ, Крцыфкр. но я обеспокоен…

– Чем же, владыка? – золотисто-бирюзовые искры заметались в пространстве, словно мухи, заточённые меж двух оконных рам.

– Склнужгл. Его нет. Я ТРЕБУЮ ЕГО РЯДОМ С СОБОЙ.

– Но, владыка, вы же сами… – бирюзовые искры взвились столбом.

– Не смей прерывать ход моей мысли, Крцыфкр! – облако стало лилово-фиолетовым. – Ты вернёшь его, НЕМЕДЛЕННО.

Искры осыпались, а бирюзовое облако приобрело серый оттенок.

– Что мучит тебя, Крцыфкр? – лилово-фиолетовая туча немного поблекла, а края её порозовели.

– Неужели Вы простили его, владыка?

– Нет. ОН ВСЁ ЕЩЁ В ОПЯЛЕ, Но он мне нужен. И ты вернёшь его. Ну-ну, Крцыфкр, серый оттенок ТЕБЕ НЕ ПОДХОДИТ.

– Владыка, позвольте ещё вопрос. Как же я попаду в…

– А Это УЖЕ не моя забота. я НЕ СОБИРАЮСЬ ТРАТИТЬ БЕСЦЕННЫЕ МГНОВЕНИЯ ВЕЧНОСТИ НА ПОДОБНЫЕ МЕЛОЧИ. но пока ты действуешь от моего имени, я даю тебе позволение на силу и НА забвение. Ты вернёшь Склнужгла.

– Но как я узнаю его, Владыка?

– он всегда там, куда я сбросил его. ты отправишься туда же. скнужгл не СМОЖЕТ устоЯтЬ против вспышки ИЗВЕЧНОГО огня. а КОГДА ОГОНЬ И ВОДА, СВЕТ И ТЬМА СОЕДИНЯТСЯ, ВРАТА ОТКРОЮТСЯ И ИСПОЛНИТСЯ МОЯ ВОЛЯ.

– Я постиг тебя, Владыка. Благодарю за честь.

– А когда ты ИСПОЛНИШЬ МОЮ ВОЛЮ И вернёшь СклнужглА, я, возможно, прибавлю твоему имени звучности, Крцыфкр.

Лиловое облако растеклось и снова порозовело, а серое осыпалось искрами и растаяло там, где нет времени и пространства.

* * *

Забавная штука – пространство. Подчас его понимают как некий базовый набор пересекающихся плоскостей, которые заполнены различными предметами или объектами. Но стоит только появиться в одной (а чаще в нескольких) таких плоскостях человеку, как строгий замысел разработчика летит ко всем чертям, сбиты все системные настройки! Гордый некогда холм уже изрезан морщинами троп и дорог; живописное болото превратилось в безликий пруд с кувшинками, золотистыми карпами и аккуратненькими лавочками; а недра величественного горного массива, словно червь яблоко, прогрыз туннель.

Человеку свойственно менять всё вокруг под себя и по собственному вкусу и разумению, создавать свою систему координат, наполняя все доступные плоскости знаковыми и значимыми для него предметами и вещами. И если верно то, что человек сам определяет вещи, которые будут его окружать, то так же верно и то, что вещи определяют своего владельца.

В кабинете магистра Тамноса Диктума царил первозданный хаос. Здесь смешение самых различных благовоний, более подходящее лавке восточных специй или будуару экзальтированной красавицы, совершенно чудесным образом гармонировало со страшным беспорядком. Несмотря на то, что Тамнос Диктум занимал уважаемый пост магистра теологии, сказать наверняка, о каких именно верованиях шла речь, пожалуй, не смог бы даже он сам.

В комнате, которую занимала его кафедра, можно было наткнуться на бальзамические амфоры Древнего Египта, споткнуться о жертвенную плиту инков или задеть локтем древнегреческую статую. (Кстати, упомянутого конфуза не избежал когда-то и магистр Майнстрем Щековских, в результате чего некая богиня лишилась левой руки с зажатым в ней яблоком.) Возможно, именно поэтому, всякий раз появляясь на кафедре теологии, магистр изящной словесности испытывал поистине религиозный страх (по крайней мере, он так это понимал).

На самом деле Майнстрем Щековских никогда не был ни суеверным, ни набожным. В детстве он, конечно, посещал храм вместе со своими родителями и сёстрами, но проповеди не занимали его. Гораздо больше мальчику нравилось наблюдать, как преломляется свет, отражённый в цветных стёклах витражей, или устраивать соревнования капель дождя на стекле. Однажды он так увлёкся этим занятием, что даже упал со своей скамейки прямо в проход. В тот же вечер мать, утешая его после трёпки, устроенной отцом, доходчиво объяснила сыну, что такое уважение и почтение. На том Майнстрем и успокоился: отныне он продолжал не верить, но делал это крайне уважительно к тем, кто придерживался иной точки зрения. Однако не верить совсем ни во что невозможно, поэтому очень скоро мальчик научился читать и свято уверовал, что наука – единственная вещь достойная доверия, поскольку почти всегда подтверждается опытным путём и выражается во вполне осязаемых вещах.

Ровно так же он предпочитал думать и о кафедре теологии, которой заведовал Тамнос Диктум. В конце концов, старик, всю жизнь занимающийся изучением различных культов и верований, объехал, наверное, весь свет, а значит, многое видел и знает. И если он считает, что теология – достойная изучения наука, то так тому и быть.

Тамнос Диктум сидел за широким столом, склонившись над огромной книгой, лежавшей почему-то вверх ногами. Очки его сползли и только каким-то чудом держались на кончике сизого мясистого носа, глаза были закрыты, парик съехал, обнажая блестящую макушку, поросшую редкими седыми волосами, среди которых неспешно прогуливалась муха.

– Магистр Диктум, вы спите? – тихонько окликнул его Майнстрем.

Ответа не было.

– Магистр? – Майнстрем боязливо дотронулся до руки Диктума и тут же отскочил в ужасе. Рука старика была холодна, как лёд.

«Кошмар! Магистр Диктум! Он умер! – пронеслось в голове Майнстрема. – Что делать? Позвать на помощь? А что если?… Нет времени! Надо… Скорее!..»

Далее мысли молодого человека окончательно потеряли какую бы то ни было членораздельность, и Майнстрем заметался по комнате. Наконец, в самом углу на пыльном подоконнике что-то блеснуло. Магистр бросился туда. Как на грех, на пути его оказалась та самая злосчастная богиня. Она пошатнулась, закачалась и…

«А-а-а! Ерунда! В конце концов, без рук ей даже лучше», – промелькнуло в голове Майнстрема, когда он едва не споткнулся о выкатившееся из отбитой руки богини мраморное яблоко.

Сметая на своём пути какие-то книги и свечи, опрокидывая маленькие пузатые баночки и пузырьки, выстроившиеся в шеренгу на краю стола, молодой человек, наконец, добрался до предмета, который искал.

Уже в следующее мгновение Майнстрем трясущимися руками прикладывал это к самым губам Тамноса Диктума.

– А? Что? Кто тут? – встрепенулся старик неожиданно бодро.

– Слава богу! – выдохнул Майнстрем. Ноги его стали ватными, и он медленно сполз по стене.

– Что ты тут делаешь, юноша? – спросил Тамнос, глядя на магистра Щековских так, словно видел его впервые.

– Магистр Диктум! Это я, Майнстрем Щековских. Я пришёл, а вы тут… Я подумал, что вы… А вы… Уф-ф-ф…

– Ради всего святого, что ты тут делаешь? И зачем тебе погребальное слюдяное зеркало шамана? Ты хоть понимаешь себе, какая это редкость в наши дни! Эх, знал бы ты, чего мне стоило его раздобыть. Знаешь, это была такая забавная история!

– Простите, господин Диктум, – нетвёрдой рукой Майнстрем положил зеркало на стол. – Я зашел к вам, а вы так лежали, как будто… И я испугался… Я подумал…

– Подумал что? – спросил Тамнос, заинтересованно поправляя очки.

– Подумал, что вас уже… Что вы… умерли.

– Я? Умер? Ах-ха-ха! Вот потеха! – Тамнос рассмеялся поразительно живым смехом, который совершенно не сочетался с его сморщенным, словно мятый пергамент, лицом. – Ах, детка, если бы это было так просто… – неожиданно спокойно продолжил магистр. – Ты и представить себе не можешь, какое это изнурительное занятие, особенно в моём-то возрасте…

– В смысле? – опешил Майнстрем. – Какое ещё занятие?

– Умирать, конечно! Я пробовал уже множество раз, но постоянно кто-то отвлекает. Но я, знаешь ли, продолжаю работать над этим и не теряю надежды! Да-да! А вот если бы ты, юноша чаще посещал мои лекции, то наверняка знал бы… – тут магистр Диктум внимательно посмотрел на Майнстрема. – А кстати, почему я не видел тебя на последнем семинаре? Поди сбежал в таверну с приятелями, а? Но лицо твоё мне знакомо… С какого ты курса?

– Я не студент, – ответил, поднимаясь, юноша. – Я Майнстрем Щековских, магистр изящной словесности, господин Диктум.

– А! Точно так! То-то я думаю, лицо знакомое. Так что же, ты решил заняться теологией? Весьма похвально. Весьма. Только как же твоя кафедра? Как её?..

– Кафедра изящной словесности, магистр Диктум, – молодой человек почувствовал, что начинает терять терпение.

– И что же с твоей кафедрой? Как ты оставишь её? Или ты уже нашёл приемника? – улыбаясь, спросил Тамнос Диктум.

– Нет, магистр. Я не собираюсь заниматься теологией и тем более не планирую оставлять свою кафедру. Я тут по другому поводу. На прошлом заседании учёного совета верховный магистр поручил мне заняться архивами кафедры ведьмовства и алхимии и я подумал…

– Вот как? Славно! Очень хорошо! – перебил его Тамнос. – А то я так устал, а ещё Триангулюр со своими поручениями. Совсем не оставляет мне времени. Знаешь ли, ведь я крайне занят. Это очень серьёзная работа, умирать!

– Но магистр, я думал, что вы уже приступили к разбору архивов и надеялся воспользоваться вашими записями. Ведь вы же делали записи? Боламбри сказал мне что…

– Бола? А, он славный, очень славный мальчик! И такой сообразительный, хотя на первый взгляд и не подумаешь! Ведь он мог бы стать моим лучшим учеником… Да…

– Кто? Бола? Но мне казалось, что он был студентом именно на кафедре ведьмовства, – удивился Майнстрем.

– Ну, так это уже после теологии. А до того занимался растениеводством, а ещё раньше математикой. Да… Но что-то у него с Триангулюром не заладилось. И что же, теперь он увлёкся изящными искусствами? Или как там твоя кафедра называется?

– Изящной словесности, магистр. Но я бы хотел посмотреть ваши записи, – напомнил Майнстрем.

– Какие ещё записи?

– Которые вы делали, когда разбирали архивы кафедры ведьмовства и алхимии, – Майнстрем почти потерял надежду.

– Ах, эти! – взгляд Диктума прояснился на мгновение. – Так они остались там же. Найдёшь их прямо на столе в кабинете.

– О, благодарю вас, магистр! – надежда снова блеснула в глазах Майнстрема.

– Вот только я бы не советовал тебе читать их.

– Почему же?

– Бывший инквизитор его Величества… Он, знаешь ли… Не удивлюсь, если этот одноглазый пройдоха вёл записи своих колдовских ритуалов! Этот болван, похоже, в самом деле, считал, что способен управлять высшими силами.

– Вся эта мистика и колдовство, всё это, по-моему… – улыбнулся в ответ Майнстрем. – Словом, я не верю в это, магистр.

– Неужели? – Тамнос Диктум буквально впился в юношу удивительно ясными голубыми глазами. – Вот только если ты не веришь во что-то, это вовсе не означает, будто что-то не верит в тебя.

Майнстрем смотрел в почти прозрачные глаза старика и испытывал смешанное чувство жалости, неловкости и обиды. Он так надеялся получить хоть какую-то помощь. Но чаяньям его, видимо, не суждено было сбыться, поэтому он, опасаясь снова рухнуть прямо тут же от досады, опёрся о край стола и… Погребальное зеркало шамана соскользнуло на пол и треснуло с характерным звоном.

– О! Простите! Простите, магистр Диктум! Я нечаянно! – всплеснул руками Майнстрем.

– О! Нет-нет! Это замечательно! – воскликнул старик радостно. – Ты знаешь, сколько раз я колотил его об пол? То о чём мы даже не чаяли, обязательно случается! Я столько раз колотил его об пол и всё без толку!

Майнстрем опешил, но решил, что не стоит более мучить несчастного старика и поспешили как можно скорее покинуть кафедру теологии.

– И ещё, юноша, – окликнул уже в дверях Майнстрема магистр Диктум. – Когда найдёшь, то, о чём просит Триангулюр (а ты это обязательно найдёшь!), не забудь обо мне, хорошо?

– Конечно, не забуду, магистр. Не волнуйтесь, – ответил юноша.

«Вот так-то: "Не забудь обо мне!" – с горечью думал Майнстрем, спускаясь по широченной лестнице, – И этот туда же. А я-то считал его милым стариком! Все хотят выслужиться… Хотя, кто знает, что ему может понадобиться на этой треклятой кафедре? И почему он так уверен, что я это найду?»