скачать книгу бесплатно
Наброски пером – 3
Александр Яковлевич Штрайхер
В книге собраны произведения Александра Штрайхера с1980-х по настоящее время – пьесы, рассказы, эссе, стихи и подборки фраз.В качестве журналиста под различными псевдонимами (Александр Норин, А. Норин, Ш. Александров и др.) автор много печатался в русской и русскоязычной прессе, издавал две газеты. Входил в литературную студию «Круг», которую вел поэт Юрий Михайлик.А. Штрайхер – одессит и десятилетний отказник, что наложило отпечаток на интеллектуализм и стиль его работ.
Наброски пером – 3
Александр Яковлевич Штрайхер
© Александр Яковлевич Штрайхер, 2024
ISBN 978-5-0062-1768-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Александр Штрайхе
НАБРОСКИ ПЕРОМ 3
Избранное разных лет Третье издание
Дополненное
Иллюстрированное
Штрайхер Александр Яковлевич
Бабушка и хулиган. Избранное разных лет.
В книге собраны произведения Александра Штрайхера с 1980-х по настоящее время – пьесы, рассказы, эссе, стихи и подборки фраз.
В качестве журналиста под различными псевдонимами (Александр Норин, А. Норин, Ш. Александров и др.) автор много печатался в русской и русскоязычной прессе, изда-вал две газеты. Входил в литературную студию «Круг», которую вел поэт Юрий Михайлик.
А. Штрайхер – одессит и десятилетний отказник, что на-ложило отпечаток на интеллектуализм и стиль его работ.
Книга может быть интересной для читателей, ищущих оригинальность мысли и точность ее формулировки.
Copyright by A. Shtraykher
Иллюстрации авторские
ЧУДАК В СТРАННОЙ ШЛЯПЕ
Посвящается В. Спитковскому
Солнце, бросая вычурные тени с трепетом пробивалось сквозь нежную листву платанов. Почему-то никто из про-хаживающих по Бульвару никуда не спешил, ни старики, ни дети. Еще не настало время бледных лиц и нервно сну-ющих рук. Еще догорал, доедался реальный социализм с его дряхлыми, жалкими и жадными вождями, было тихо и спокойно. Еще было скучно, и солнечные зайчики выхва-тывали из полусумрака Бульвара очаровательные детские и женские лица, весело вспыхивали в глазах. Бульвар неж-но, осторожно потягивался в ожидании вечерней прохла-ды, громкого смеха и влюбленных парочек.
Вздохнув, Он вытер платком пот с лица, лысины и вну-шительного затылка.
– Жара, – веско отметил Он, ни к кому, собственно, не об-ращаясь.
Но уже было не так жарко. Уже потянуло с моря, cлегкa обдувая вогкую шею.
– Хорошо! – и как в предыдущие годы Он сторожно опус-тил свой немалый вес на вторую от Памятника скамейку.
– Не так давно покрасили, – отметил Он, нащупывая сни-зу пупырышки краски. Он имел обыкновение отколупы-вать их и если скамейку недавно красили, то Ему потом долго приходилось стирать прилипшую краску, сплевывая на пальцы.
В этот раз такси ждало за углом – придется сразу же вер- нуться в аэропорт. Ничего не поделаешь – дела… Ведь он и так уже два года пропустил, не появился на Бульваре во время цветения акаций. Сперва болела жена, потом с Ним случился… Первый звонок. Мог быть и Последним. Но в этом году Он вырвался – хоть и на один день! Во время цветения акаций. Сперва болела жена, потом с Ним слу-чился… Первый звонок. Мог быть и Последним. Но в этом году Он вырвался – хоть и на один день!
А здесь, здесь как-будто ничего не меняется. Все то же самое. Те же дети – все-таки, наверно, другие. Те же де-вушки, а может и не те. Тот же чудак в странной старой шляпе. Сколько Он себя помнил, столько помнил эту шля-пу и этого чудака. А может это другой чудак? Может это сын того чудака, которого Он впервые встретил здесь, на Бульваре, сорок, да нет, больше сорока лет назад? Ведь, действительно, тому сейчас было бы под восемьдесят, а этому – ведь не больше сорока!
Он поднялся и впервые за все эти годы пересек Бульвар и опустися на скамейку рядом с чудаком в странной шля-пе. Вблизи она смотрелась еще более странной и ужасно старой. Точнее, не старой, а старомодной. Будто лежала она долго-долго где-то в музее под стеклом, а потом при-шел вот этот чудак и достал ее. Таким же старомодным было и лицо под шляпой, с тяжелым выступающим подбо-родком и длинными носдрями слегка крючковатого носа. Лицо, вроде, и молодое, но устремленный в никуда взгляд как-то необяснимо старил…
– Скажите, – Он не знал, как спросить. – Скажите, это ведь ваш отец сидел раньше на этом месте?
– Отец… – произнесли губы чудака.
– Ну да. Ведь я прихожу сюда уже давно. Больше сорока лет.
– Давно… – повторили губы.
– Я всегда прихожу, приезжаю на Бульвар во время цве-тения акаций.
– Акаций… – вокруг чудака висел какой-то звон, как-буд-то слегка дрожал теплый воздух Бульвара.
– Обычай у меня такой! – уже кричал Он. – Мой, личный обычай! Простите… Не знаю, но должна быть какая-то связь… Иначе одиночество накатывает. Вы этого не пой-мете – вы же здесь всегда…
– Всегда… – звон усилися, заострился.
– Это у меня в ушах звенит, – подумал Он. – Наверно дав-ление упало. Да и пора двигаться. Тут все равно не с кем говорить – чудак какой-то отмороженный. И никуда они все тут не спешат!
Встав, Он размял успевшие отечь ноги и медленно, пы-таясь хоть еще на пару минут сохранить блаженное спо-койствие уже довольно прохлaдного Бульвара, направился к заждавшемуся такси.
Дойдя до угла, Он глубоко вздохнул, вбирая сладкий за-пах цветущих акаций, и прощальным взглядом обвел ска-мейки в солнечных бликах, шелушащиеся платаны и чуда-ка в странной шляпе. Он завернул за угол и уже не мог ви-деть как исчез, растворился в дурманящем воздухе Бульва-ра тот самый Чудак.
Звон на мгновение стал громким – и пропал совсем.
Чудак ведь тоже знал, что нельзя отрываться навсегда от родного Бульвара, от цветущих акаций… От родной Земли.
А то станет одиноко…
Ужасно одиноко.
1984
ГРАЖДАНИН!
Посвящается В. Калягину
Проснулся. Встал. Сделал зарядку.
Умылся. Побрился. Почистил зубы.
И далее.
Завтрак. Кофе. Первая сигарета.
Оделся. Захлопнул. Спустился.
И далее.
Направо газетный киоск.
Налево, через дорогу, трамвайная остановка.
И да…
Вынырнув из сумрака поъезда, он замер.
«Что-то не так!!!» – накатилось обжигая, подкашивая но-ги, безнадежно скручивая пальцы пустых рук. – «Что-то не так! Не так!!»
Тело медленно двинулось к остановке.
«Как я живу! Как это получилось?! Почему…» – мысли толклись горячей кашей. – «Где я отступился? Когда…»
В бедро массивно ткнулось нечто черное.
«Такое задавит».
За отблесками лобового стекла беззвучно разевалась пасть.
«Возле собственного дома… обидно… Что со мной?»
«Гражданин! – привычный формат протиснулся в созна-ние. Призывно машет рукой мужчина у газетного киоска.
«Кто это? Лицо, вроде знакомое… где-то видел… Ну ко-нечно! Он же всегда берет за мной газету!»
И пелена упала с глаз!
Уши враз наполнились свежими звуками служебного го-родского утра. Асфальт, бросив прикидываться чьей-то шкурой, потертой и заплеванной, стал, как всегда, ничем.
Асфальтом.
Высунувшись в окошко подагрическая, с набухшими ве-нами рука киоскера с эстафетной настойчивостью проты-кала воздух уже сложенной газетой. Звенел и лязгал под-ходивший трамвай.
«Успеваю!»
Подбежал. Схватил. Заплатил.
Перебежал. Вскочил.
И далее.
Пробил талончик. Занял свое место у окна.
«Случаются же умопомрачения. Видишь, а я не верил».
Развернул газету.
«Что-то не так…» – морозной поземкой дернулось где-то в затылке и исчезло.
Навсегда.
1984
БОРЕЧКА
Боречка слыл гением с детства.
Hу все у него получалось – и скрипка, и задачки, и аква-рель. А любили его как! И учителя, и соседи, и девочки. Особенно девочки. А как же иначе: красавец, умница, а на-дежды какие подает!
И подавал Боречка надежды долго. Очень долго.
Как-то странно все проскальзывало, обходило его что ли. Он ухитрялся опоздать, сказать не то и не там, вляпаться в историю. Влюбиться, жениться, заболеть, опять жениться. И ребенок, и еще ребенок. И опять влюбиться. И кого-то обидеть, кому-то не понравиться. И снова начать в другом месте. На новом поприще. И снова все получается! И сно-ва любят. И новые надежды, и новые друзья. И новые под-руги. И еще подруги. И всем им весело. И все они ждут.
Чего-то.
А чего ждать?
Недолго осталось ждать. Ведь те, первые, кто им восхи-щались, уже в зените – артисты, ученые, капитаны дальне-го плавания. А те девушки уже давно чьи-то жены. А по-том новые девушки становятся чьими-то женами, а те, первые, тещами и свекровьями… А он все опаздывает, про-пускает, не использует.
И удивляются дети, и удивляются внуки.
Но острота зрения та же, но ясность ума прежняя.
Но уже уходят те, первые, академики и генералы, а у не-го новые идеи, новые планы. Новое окружение! Эти не знают про все прошлые надежды – и верят. Верят!
«А бабушка Мозес начала рисовать в семьдесят. А вот Аксаков…»
Но уже уходят вторые, писатели и художники, и остав-ляют после себя…
А он, он все еще здесь. И снова блещет идеями, снова шуточки, снова… Ну нет! Сколько можно! Это должно когда-нибудь кончиться!
Хоть чем-нибудь…
«Наш Боречка что-то пишет, вы слышали?» «Давно пи-шет, уже заканчивает!» Пора, пора оправдать надежды, дать хоть что-нибудь. Ведь зачем-то все это было! Зачем-то продолжалось так долго?
Ну?!
Уже уходят третие. Уходят! Ну!!
