
Полная версия:
Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие
– А сколько нужно? – расстроился Юра.
– Ну, пять-шесть хотя бы.
– Шутишь?
– Почти нет. Когда начнем учебу, сам увидишь. Но лучше, конечно, побольше.
– Значит согласен?
– Почему бы и нет! Мне это даже интересно. А что за училище и далеко ли отсюда?
– Высшее техническое имени Баумана. В центре Москвы находится. Метро Бауманское знаешь?
– Значит солидное училище, раз в самом центре. И кого готовит?
– Тоже инженеров, но в космической отрасли.
– Ничего себе! Космонавтов что ли? – пошутил Санин.
– Инженеров на уровне космонавтов, – серьезно ответил Шулаков, – впрочем, это не важно. Стихи мои не хочешь послушать?
– Сейчас? Конечно, хочу!
И Юра, моментально превратившись в саму серьезность, хотя в глазах и блистали лукавые нотки, действительно в стиле Высоцкого почти запел, в точности копируя известный с хрипотцой голос:
– «Ох, тоска моя!
Лихомань-судьба,
Ты заборов своих понаставила:
То в хмелю бредешь,
Молча брагу пьешь,
То как сыч орешь,
Или баб трясешь…»
****************
И далее следовало описание разгульной и никчемной жизни молодого современника, олицетворять которого с автором Санин бы поостерегся, ибо видел перед собой личность, хоть и оригинальную, но далеко не непутевую, явно не глупую и, наверняка, обладающую самобытным талантом. А заканчивалось стихотворение-песня такими словами:
«Нужно тихо жить,
Нужно воду пить,
Видеть только дорогу пологую…
Но туман густой
Затмит разум мой
И мешает идти той дорогою».
– Ну, как? – откашлявшись, чтобы вернуться к своему природному голосу, сразу же поинтересовался Шулаков.
– Мне понравилось, – честно признался Санин, – и действительно очень похоже на Владимира Семеновича. Я ведь тоже многие его песни пытаюсь петь, только своим голосом. «Баньку», к примеру…
– О, это моя любимая! – воодушевился Юра и, моментально вжившись в образ, не забывая менять голос, прохрипел с надрывом. – «А на левой груди профиль Сталина, а на правой – Маринка в анфас…» А еще хочу спеть под гитару «О, где был я вчера – не найти днем с огнем…» Научишь?
– О чем речь! Когда начнем?
– Ну, ты пока готовься, поступай в институт, а там я тебя найду. Дача знаешь теперь где… Я до осени на юга решил рвануть, видишь ли, а потом и свидимся.
– Мне бы главное поступить, – погрустнел Санин, – а уж песен мы с тобой вдоволь напоем.
– Не боись, поступишь, – успокоил Шулаков, – это не то учебное заведение, чтобы сверхъестественными премудростями обладать. Я каждый год наблюдаю за вашими студентами, потому что привлекает их раскованность и беспечность. Не то, что у нас в Бауманке, где половина шизиков на почве науки. Да и девчонок здесь симпатичных полно, а главное – без комплексов. Только в пьянки-гулянки сильно не ударяйся – ничего не хочу плохого сказать про кавказцев, они ребята достойные и друзья отличные, но у них часто все здесь схвачено, а ты можешь рассчитывать только на себя.
– В каком смысле?
– В смысле на свои знания и мозги. У тебя ведь папа не замминистра случайно?
– Нет. А у них кто?
– Тоже никто, но, как у Владимира Семеновича «…у них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает!»
– Я уже заметил, что в Москве принято говорить загадками, – надулся Артем.
– А лучше это делать всегда и везде! – полушутя посоветовал Шулаков. – Впрочем, не воспринимай близко к сердцу – всегда оставайся самим собой. И люди к тебе потянутся. Пойдем, провожу до общаги!
Посетив на следующий день вместе с Сергеем подготовительные курсы, Санин воочию убедился, что ему они, по крайней мере, не нужны. Имея за плечами неплохую школьную подготовку по математике и физике, спасибо честным и талантливым учителям, он решил, что попросту зря потратит время. Существующий в то время всесоюзный эксперимент позволял при поступлении в вуз, при наличии не ниже 4,75 баллов успеваемости в школе сдать всего два первых экзамена, при условии получения не ниже 9 баллов. Если же на первых двух экзаменах абитуриент не набирал их количество, то сдавал, как и все еще два. Первыми были математика письменно и математика устно. Далее следовали физика устно и сочинение. Как правило, учащиеся склонные к точным наукам более всего боялись сочинения, ибо, как известно, вундеркинды-всезнайки в природе попадаются редко. Поэтому, как и все поступающие, имеющие льготный бал, в том числе и Санин, надеялись, что им удастся проскочить на первых двух. Вот он и налегал весь выпускной класс на математику, а когда в качестве перестраховки родители приставили ему репетитора из числа вузовских профессоров по указанному предмету, тот через пару занятий даже не стал тратить на него время, заверив, что в этом нет необходимости.
Впрочем, страх провалиться все равно присутствовал, не смотря на сравнительно невысокий проходной бал – три человека на место. Но в душе Санин все-таки если не надеялся, то мечтал отделаться «экспериментом», чтобы поменьше потратить нервов и побольше отдохнуть дома до начала учебы в институте – после успешной сдачи двух экзаменов зачисленных отпускали домой, не дожидаясь решения приемной комиссии. Провалиться стыдно еще было и потому, что старший брат к тому времени с отличием окончил Харьковский государственный университет и защитил кандидатскую диссертацию, а сестра, никогда не блещущая тягой к знаниям, Московский юридический и успешно оказывала правовые услуги в одной из столичных адвокатских контор.
Кстати, чтобы не злить ее больше своим отсутствием, Артем решил все-таки на какое-то время покинуть гостеприимное общежитие №4, о чем, придя с занятий, сообщил своим новым друзьям. Последние явно расстроились, ибо действительно решили оставшийся месяц посвятить известному ленинскому принципу, надеясь, что Санин им в этом поможет. Кроме того творческие вечера с культурным отдыхом никто отменять не собирался, впрочем, он обещал непременно заезжать при первой же возможности.
Когда Артем выходил из общежития, то неожиданно встретил Любу, которая искренне обрадовавшись, сразу же схватила его за руку и потащила на ближайшую лавочку в тень отцветающей, но по-прежнему сказочно пахнущей буддлеи[11], отдаленно напоминающей сирень.
– Далеко собрался?
– В Москву.
– Вернешься сегодня?
– А почему ты спрашиваешь? – стараясь быть хмурым, обижаясь на ее вчерашнее отсутствие, промычал Артем.
– А ты не догадываешься?
– Нет. Обещала вчера вечером к нам прийти, а сама…
– Ну, не смогла.
– А, может, не захотела?
– Не захотели… – неожиданно нахмурилась она.
– Я не понимаю…
– Покурим, что ли? – неожиданно предложила она, доставая две длинные дамские сигареты. – Я тебе сейчас разомну, а то ты не умеешь.
– Почему же? Умею.
– Ну, я же видела…
– Что видела?
– Что не куришь, а потому нечего начинать! – выпалила она и с неожиданной злостью бросила уже размятую сигарету в кусты.
– Что с тобой? – испугался Артем.
– А ничего! Моралистов вокруг развелось, хоть пруд пруди, а сами лезут со своими граблями, куда только можно. А у меня, может, в первый раз такое…
– Кажется, я понимаю, – начал соображать Санин, вспоминая вчерашние предупреждения Олега и Жоры.
– Ничего ты не понимаешь! – распалялась Люба.
– Но почему?
– Маленький еще потому что.
– Сама же говорила…
– А теперь беру свои слова обратно!
– Тебе, наверное, Олег с Жорой сказали, чтобы…
– Какая разница!
– Но, поверь, это все не имеет для меня никакого значения!
– Однако вчера ты не только не разыскал, но даже не поинтересовался, почему меня нет?
– Так почему тебя не было? – попытался исправить положение Артем.
– Теперь и сам догадался, чего спрашивать?
– Но сегодня все же пришла? Ты ведь к нам шла, верно?
– К вам. Точнее, к тебе. Потому что решила наплевать на запрет твоих друзей и что они обо мне подумают. Надоело жить по ханжеским принципам, как бы их не пытались представить! Одно лицемерие вокруг.
– Но я…
– А ты не такой… пока, – Люба неожиданно перешла на нежный шепот, – пока молодой и наивный. Хотя все еще впереди… Прошу, оставайся таким как сейчас всегда, если сможешь, конечно. Как в «Летучем голландце», как «Роботе и стиральной машине». В нашем мире так не хватает искренности, особенно в любви… Неужели они подумали, что я стану портить этого чистого, доброго, наивного и мечтательного мальчика?! Прости, что вылила на тебя всю грязь, что накопилась за последнее время! Ты не заслуживаешь этого, я знаю.
На какое-то время зависла неловкая пауза, позволившая под беспечное пение птиц и легкий шелест божественно пахнущей буддлеи обоим перевести дух и успокоиться.
– Это хорошо, что ты уезжаешь. Я провожу. До станции.
И они пошли медленным прогулочным шагом, боясь приблизиться друг к другу даже на полметра, по тихой сельской улочке, так мило напоминающей родной Миловежск, что Санину ни о чем плохом больше не хотелось ни слышать, ни говорить. Эта тихая идиллия, похоже, действительно заставила их забыть только что кипевшие страсти и обиды, и им просто было легко и приятно оттого, что все гадкое и недосказанное вырвалось, выкипело, испарилось и осталось где-то позади.
– Может быть, все же разомнешь мне сигарету? – решил, наконец, заговорить Артем, когда они вышли на неширокую асфальтированную дорогу, ведущую к станции.
– Конечно! Я даже научу тебя делать это. Только нам нужно найти подходящее место, ты же понимаешь, что девушке неприлично идти по улице и курить у всех на виду? Даже такой как я.
– Прекрати! – поспешил упрекнуть ее Санин.
– Извини, я просто смеюсь.
На пути неожиданно открылись величественные расписные купола местного храма, возле которого, наверняка, в это время не было посторонних глаз, и они, не сговариваясь, свернули к нему. Присели на лавочку и закурили.
– А если сейчас выйдет батюшка и заругается? – предположила Люба.
– Батюшки не ругаются, а наставляют на путь истинный. Так что скандала не будет. А как ты думаешь, курение это грех? – искренне поинтересовался Артем.
– Если грех, то небольшой. У меня отец, когда сильно напивался, то почему-то постоянно засыпал на лавочке возле церкви. Я тогда еще совсем маленькой была, и мы с матерью вдвоем его тащили оттуда домой. Иногда и сам отец Виктор помогал. А мать его упрекала при этом: «Грех, батюшка!» А он отмахивался и говорил: «Но грех-то небольшой!» Отец помогал ему по столярному делу, и то ли они вместе пили, то ли батюшка просто ему за работу наливал – по сей день не знаю. И спросить не у кого уже…
– Умерли? – ужаснулся Санин.
– Мать жива, но не общаемся мы с ней. Другая семья. Меня бабушка воспитывала. Она и в институт отправила учиться. Я хотела на фабрику устроиться, а она нет, говорит, тебе нужно на экономиста, чтобы интеллигентной стать и зарабатывать хорошо, а то пропадешь одна, когда меня не станет.
– А бабушка жива?
– Жива, здорова, слава богу. Только теперь расстроится, что не поступила.
– Так ты же еще не пробовала!
– Второй раз уже пытаюсь. Ничего, пойду в наш техникум Калининский на бухгалтера. Бухгалтера тоже неплохо получают, если в нормальную контору устроиться. Там моя родина, а своя земля, как известно, помогает.
– Может, позаниматься с тобой? Я в математике и физике кое-что соображаю.
– Да я тоже соображаю, только с русским языком не очень. В прошлый раз на сочинении и завалилась. Тем более что классику школьную не любила и не читала. Разве что про любовь несчастную. Могу трагедию Катерины из «Грозы» раскрыть или Анну Каренину по полочкам разложить, но даже если эти темы и попадутся, ошибок все равно наделаю.
– А я школьную классику тоже не люблю, хотя другими книгами с шести лет зачитываюсь. Поэтому свободную тему на экзаменах всегда выбираю. С грамотностью нормально – зрительная память.
– Здесь не советую.
– Почему?
– Или ошибок понаделаешь, или решат, что ты тему не раскрыл. Я вообще не понимаю, как можно писать на свободную тему? Из головы что ли?
– Да хоть из головы! Но можно и цитаты приводить. Зато из тех произведений, которые любишь и понимаешь.
– Верная двойка! Классику хотя бы списать можно, если повезет.
– Впрочем, это я так, на всякий случай решил. Надеюсь все-таки на «эксперимент». У меня аттестат хороший.
– Надеяться на лучшее, но готовиться к худшему!
– Ничего, как-нибудь прорвемся! И ты эти пораженческие мысли из головы выкинь.
– Да я, собственно, и не паникую. Просто реально смотрю на вещи. Как и на тот факт, что мы даже друзьями не сможем в будущем остаться…
– Ты снова за старое?
– Пацаны твои правы – слишком большая пропасть между нами. Но не сердись только! Я об этом сожалею, а не желаю. И давай больше не будем…
И словно прощаясь навсегда, Люба крепко обняла его и поцеловала, обильно обмочив слезами.
9. Вступительные экзамены
Как принято у идеальных хозяек Вера встретила Артема во всеоружии:
– Мой руки и быстро за стол!
– Дай отдышаться хотя бы, путь-то неблизкий.
– Это по вашим провинциальным меркам, а у нас, как у собак, полтора часа не крюк! Что там с занятиями?
– Ну, иногда показываться бы не помешало, – на всякий случай соврал Санин, – а в общем, ничего для меня нового.
– Вот и хорошо, нечего туда-сюда мотаться. Лучше у нас поживешь, Москву посмотришь. Олег тебя по всяким интересным местам поводит, он это любит. Кстати, кажется, явился благоверный. Хоть бы трезвый!
Олег, как уже упоминалось выше, симпатичный добродушный парень, действительно частенько мог позволить себе прийти «подшофе», что являлось, несомненно, издержками его профессии. Занимая довольно блатную должность мясника одного из самых престижных в столице гастрономов на Калининском проспекте – «Новоарбатском», он отоваривал из подвала дефицитным продуктом многих московских знаменитостей, в основном, служителей Мельпомены, с которыми запросто общался на равных, хотя имел всего восемь классов образования. При этом он никогда не зазнавался, не считал себя кем-то особенным, но и своих клиентов не склонен был выделять среди общей массы покупателей в силу своего происхождения – скромного коренного москвича. Конечно, у него, как и у всех работников торговли, не смотря на мизерную зарплату, имелся определенный неучтенный ежедневный приработок, который периодически в кругу коллег пропивался. Жену свою он боготворил, а она, относилась к нему иногда просто с оскорбительным равнодушием, которого он, к счастью, не замечал. «Просто в Москве хотелось остаться», – как-то доверительно поведала она Артему.
Третьим членом семьи Брагиных, как они именовались по фамилии мужа, являлся трехлетний Вася, спокойный и сосредоточенный малыш, не имеющий дурной привычки досаждать взрослым, предпочитающий вести замкнутый образ жизни, этакий маленький взрослый мужичок, довольно неглупый для своего возраста и явно склонный к прагматичному складу ума. К примеру, на просьбу матери: «Попроси папу, чтобы не пил», – Василий, не задумываясь однажды ответил: «Это его проблемы». А, когда его отдавали в детский сад, для проформы спросили, желает ли он, удивленно изрек: «Как же я могу знать, если я там еще не был?»
Все члены семьи Брагиных искренне желали, чтобы Артем проживал непременно у них, а Олег даже после ужина незаметно сунул ему в карман десятку, что по тем временам особенно для не зарабатывающего молодого человека являлось целым состоянием.
– Это на кино и мороженное, – просто пояснил он, – а когда у меня будет выходной, вместе сходим на какую-нибудь премьеру. Мне часто контрамарки дают.
Кино Санин любил также, как и книги, поэтому, когда выбирался из дома, то первым делом бросался к афишам, расположенным, как правило, на каждой остановке общественного транспорта. Когда он впервые увидел, что в Москве функционирует более ста постоянных кинотеатров, то просто не поверил своим глазам. Конечно, он тогда еще не представлял огромной площади столицы, но когда наличие метрополитена позволяло максимум за 40-50 минут добраться до любого из них, при том, что большинство располагалось непосредственно у станций, Санин просто не мог отказать себе в удовольствии пользоваться возможностью ежедневно смотреть новые или пересматривать старые любимые фильмы. Несомненно, В.И. Ленин был прав, когда говорил, что кино – это важнейшее из всех искусств.
Однажды Олег сообщил ему, что у него имеется две контрамарки на показ нового фильма в Доме кино, правда, не знает какого, но это было неважно. Попросил одеться получше и заехать к нему на работу к шести часам вечера. Артем с радостью согласился.
Он уже неоднократно гулял по Калининскому проспекту, заходил в «Новоарбатский», но ни разу не спускался в подвал, где находилось рабочее место мужа сестры. Застал он Олега в окровавленном белом халате с огромным топором в руках за разделкой толи свиной, толи говяжьей туши – в этом Артем не разбирался, хотя впервые обратил внимание, что мясо может существовать оказывается и отдельно от костей, чего на прилавках в то время практически не наблюдалось. Только в семье Брагиных он впервые услыхал слово вырезка, а теперь воочию смог увидеть, как она рождается под ловкими ударами ножа и топора свояка. Олег не отличался богатырским телосложением, но делал свое дело настолько виртуозно, что Санин невольно залюбовался, хотя и периодически морщился от вида свежего мяса и обилия крови вокруг.
– Подожди немного, – попросил Олег, – сейчас закончу, и поедем. Если хочешь, можешь на выходе постоять.
Минут через двадцать Олег появился из узкой подвальной двери облаченный в модные синие джинсы, кроссовки «Адидас» и стильную кожаную куртку. По сравнению с ним Артем, конечно, выглядел несколько бледновато – джинсовый костюм, доставшийся от брата, явно выглядел с чужого плеча. «Ничего, – успокоил себя Санин, – когда стану студентом, родители ничего не пожалеют». Впрочем, не успели они и на шаг отойти, как, появившийся из подвала следом какой-то солидный дядька, возможно начальник, вернул Олега.
– Машина с маслом неожиданно пришла, – пояснил Олег, – нужно разгрузить. Это недолго. Поможешь?
Санин, естественно, согласился.
Дело это оказалось совсем нетрудным. Из будки, подъехавшей к небольшому отверстию в стене, за которым находился гладкий спуск в подвал, они доставали аккуратные картонные коробки и не спеша пускали по этому нехитрому транспортеру.
– Французское, – доложил Олег.
На все ушло не более двадцати минут, после чего тот же дядька поблагодарил «грузчиков» и выдал по десять рублей каждому. «Неплохо!» – мысленно удивился Артем, а Олег при этом удовлетворенно заметил:
– Теперь на такси поедем, а то опаздываем.
У входа Дома кино, куда они домчались с ветерком, их ожидал солидный мужчина в «кожанке» с аккуратной бородкой, который уважительно обратился:
– Проходите, Олег Сергеевич.
– Что, уже фильм начинается? – поинтересовался тот.
– Сначала презентация.
– Тогда мы с другом постоим, покурим.
Бородатый возражать не стал и молча скрылся за дверью.
– Говорильня, короче, – пояснил Олег, – скукотень.
Санин, конечно, расстроился, что из-за пресыщенного родственника не сможет поприсутствовать на наверняка интересном действе, но возражать постеснялся.
Через некоторое время бородач снова выглянул из-за двери и вкрадчиво прошептал:
– Олег Сергеевич, фильм начинается.
– Вот теперь пошли, – снизошел, наконец, Олег.
Демонстрировали в тот день «Сватовство гусара»[12], и Санин с огромным удовольствием наблюдал за развитием событий на экране, но еще большее удовольствие он получал оттого, что присутствует при самом первом, закрытом показе фильма. Ведь где-то рядом, в темном зале находились и его создатели, включая режиссера, сценариста, актеров, но так как друзья заходили в темноте, Артем их так и не увидел, ибо, как только фильм закончился, и начались обсуждения, Олег снова потянул его на выход, а Артем вновь постеснялся возражать.
– Хороший фильм, правда? – выдал свое резюме Олег на улице. Мнения критиков и иных специалистов его, похоже, не интересовали.
– Ну, да, – согласился Артем.
Нельзя, впрочем, категорично утверждать, что Олег совсем ни к чему не стремился, собираясь прожить всю жизнь простоватым и необразованным парнем. Однажды за ужином он гордо заявил, что поступил в вечернюю школу, чтобы получить наконец-то среднее образование. Естественно, присутствующие оценили этот серьезный шаг с должным восторгом, и воодушевленный похвалой отец семейства рассказал, что один учебный день за плечами уже имеет.
– Что же вы там проходите? – поинтересовался Артем.
– Какие-то пропорции, – скривился свояк, – не понимаю только, для чего они нужны?
– К твоей работе это как раз имеет прямое отношение! – попытался урезонить его Артем. – Вот, к примеру, килограмм мяса стоит 3 рубля, а чтобы рассчитать стоимость 150 граммов, необходимо составить пропорцию.
– 45, – не задумываясь, произнес Олег.
– В смысле? – не сразу понял Санин.
– 45 копеек будет стоить 150 грамм.
– Правильно. Ты в уме составил пропорцию и рассчитал…
– Ничего я не рассчитывал, – пожал плечами Олег.
– Хорошо, усложняем задачу: килограмм мяса стоит 2 рубля 30 копеек. Сколько будет стоить 325 граммов?
– 90 копеек, – совершенно не напрягаясь, моментально выдал Олег.
– А вот и нет, – составив несложную пропорцию на салфетке, удивляясь скорости умственных расчетов профессионального продавца при поразительно малой погрешности, резюмировал Артем, – 89 копеек, если без дробей!
– Копейка в мою пользу, – усмехнулся Олег, – иначе без штанов останешься. И при чем тут пропорции?
Раздосадованный Санин еще не раз усложнил задачу, добиваясь, чтобы зять, в конце концов, не смог посчитать в уме и взялся за листок и ручку, но безуспешно! Каждый раз Олег лишь с небольшой погрешностью в свою пользу угадывал цифры с поразительной точностью.
– Как тебе это удается? – наконец сдался Санин.
– Да я все это наизусть знаю, – сознался Олег, так и не поняв, что такое пропорции и для чего они нужны.
А однажды он признался Артему, что директор магазина в очередной раз предлагает ему вступить в партию.
– Ну, так соглашайся, – посоветовал Санин, – это большая честь!
– Разве можно так просто вступить в партию? – возразил Олег. – Вот если бы на фронте, перед боем, например, я бы попросил считать себя коммунистом! А так…
Изучая таким образом Москву по кинотеатрам, Артем также интересовался и столичными магазинами. Они поражали небывалым монументализмом, наличием доселе невиданных товаров и невероятными очередями. Не забывал заезжать и в Масловку, чтобы проведать друзей, которые, чем ближе становились вступительные экзамены, тем чаще углублялись в учебники, хотя, возможно, этому способствовал не только страх провалиться, но и отсутствие денежных средств. Частенько Санину по просьбе абитуриентов приходилось выступать и в роли репетитора, чем он одновременно повышал и свой уровень знаний, однако страх перед испытаниями у него также присутствовал.
Так незаметно пробежало время, и 1 августа Санин вместе с остальными абитуриентами явился в институт, чтобы выдержать первый экзамен – решить контрольную работу по математике. Как это бывало и ранее, невероятное волнение улетучилось сразу же после того, как он получил свой вариант и штампованные чистые листы, сосредоточился и приступил к выполнению задания. Ничего сверхъестественного в предложенных пяти математических задачах он не увидел, спокойно решил все в черновом варианте, не спеша переписал в чистовик, внимательно все еще раз проверил и с облегчением посмотрел по сторонам. Лица окружающих его абитуриентов выражали у кого сосредоточенное спокойствие, у кого напряжение в разной форме, а у кого и безнадежное отчаяние. Каждый абитуриент в целях чистоты экзаменационных испытаний находился за отдельным столом, при этом никого из своих друзей Санин поблизости не увидел.
– Уже решил? – услышал он шепот с соседнего стола от незнакомого парня, который, судя по цвету лица, ставшего пунцовым от напряжения, испытывал определенные затруднения. – Поможешь?
– Давай, что у тебя там?
Круглолицый усатый крепыш с мольбой в глазах незаметно передал ему свое задание, на проверку и решение которого у Артема ушло не более десяти минут, после чего он таким же тайным образом вернул листки благодарному хозяину.
– И мне помоги, – услышал он аналогичную просьбу от абитуриента, сидящего позади, но тут бдительный преподаватель что-то заподозрил, быстрыми шагами подошел к Санину и заглянул к нему в листки.
– Уже справились? – вежливо спросил он.
– Да.
– В таком случае вам необязательно находиться в аудитории до окончания. Если вы уверены, что решили правильно, можете сдавать работу и быть свободны.