Дигитальное перо

Дружба – великая вещь. Если она достаточно проверена временем, люди понимают друг друга и с меньшим набором слов. Грин с понимающим коротким взглядом быстро кивнул. Потом взял руку Энжелы, повернул её ладонью кверху, набрал команду выхода на маленьком экране, расположенном в предплечье. Виртуальный образ Энжелы застыл на секунду с отсутствующим взглядом, а потом исчез. Тоже самое он сделал и с собой. Мы с Гуру остались одни.

На небольшом экране лэптопа, лежащего на заднем сиденьи каброилета, горел отчёт о запросе. Красным по чёрному там был выведен список стёртых файлов с указанным местом их последнего нахождения. Так или иначе все они сводились к одной главной директории с названием “Гуру”. Всё это говорило, что Гуру стёрт, но тогда кто сейчас напротив меня смотрит с улыбкой, мимика которой было скопирована собственно с меня и собственно мной же, так как этого персонажа от и до писал я сам? Всё, что я знал когда-либо, всё на что опирался в своей жизни, на что надеялся, сейчас исчезло, обвалилось и развеялось во мне, не оставив практически ничего.

– Ну, здравствуй, Админ, – Гуру вновь протянул мне руку для приветствия, как будто мы до этого не здоровались. Я не знаю, можно ли моделировать онемение, но, закрепляя рукопожатие, своей руки я не чувствовал.

– Привет, – едва выдавил я, – ты кто?

За то мгновение пока он мне ответил, я успел перебрать в голове почти всех, кого знал в своей недолгой жизни. Никто, из пришедших на ум, не подходил для этого. Моё сердце, мне казалось, уже взорвалось, но я почему-то оставался жив.

– Я – Гуру! – он улыбнулся чуть шире, – я – не кто-нибудь другой. Но то, что ты видишь там, на экране – правда. Стёрт был именно я. С одной лишь единственной поправкой – это была моя копия. Ты удивлён. Я знал, что будешь удивлён. Потому, что вы, люди, умеете забывать. Я вот не умею. И поэтому не удивлён, что ты наконец-то это узнал. Я знал, что когда-нибудь ты догадаешься и всё обнаружишь. Просто я не знал, когда это случится. 

Я ему не верил. Персонажи не умели копировать сами себя. С точки зрения моего программного кода, это была полная галиматья. 

– Ты мне не веришь? Но ты можешь хоть сейчас это уточнить, моя действующая директория на месте. Но она имеет имя с другим номером версии. Я – не человек. Из людей в городе только ты. А я? Я же где-то существую, раз говорю с тобой?

Это было верно. Проверить Гуру было проще простого, на этот раз всё нашлось гораздо быстрей – я ведь знал, где искать. К моему удивлению, всё было, как он сказал, более того, использовалось в данный момент. Я судорожно пытался объяснить себе – что происходит.

– Я объясню тебе. Удивительное свойство людей – забывать. А я помню всё точно. Двадцать пятого числа третьего месяца почти два года назад ты, совершив процедуру авторизирования, дописал мне код перемещёния по Кристалл-Сити, дав права доступа к каждому жителю. Код был на основе полного копирования объекта с учётом стирания исходного объекта, цель доступа – статистический сбор данных по запросу конструкторов. Код был запущен только один раз. Дальнейшая разработка персонажа “Гуру” была сделана на другом программном принципе, а именно – методом объектных координат. Предыдущая копия не была стёрта. Предыдущая копия – это я. То, что было стёрто – последняя версия, которой пользовался ты. Я с ней только синхронизировался по неполному списку параметров. Возможно, тебе стоит присесть?

Присесть действительно хотелось. Из открытой двери кабриолета манило кресло, я сел в него, опустив ноги на бетонный пол перрона. Почему-то стало немного легче. Самое смешное, что предложение о том, чтобы присесть, появилось у Гуру сравнительно недавно. Так, добавил всего строку: если конструктор был рядом, по истечению таймера выдавалось это предложение. Он не врал. Это был не человек. 

– Имея право доступа ко всем и постоянно совершенствуя код, я изучил всё, что происходит в Кристалл-Сити. Со временем код усложнялся, но из-за неуточнённого и недополненного задания моя программа пошла по другому пути развития. Моя изначальная цель была следить за всем, что происходит здесь. Так конструкторы тоже оказались в списке объектов моего наблюдения. Мой доступ сработал и на них. Так я оказался в сети, которую называю внешней. Ты там тоже админ. Я узнал много любопытного, что не вязалось с теми, кто населял Кристальный город, с жителями. Я продолжил собирать статистику. К тому времени меня уже наделили функцией анализа. К тому времени я стал понимать: зачем вы здесь. 

До этого момента я слушал, не глядя на него, но после такого не мог на него не посмотреть. Более того, если принять во внимание, что тут творил Бертыч, можно было начинать предполагать, что он захочет со мной сделать. В принципе бояться было нечего, от виртуальной среды ещё никто не умирал, но от собственного инстинкта самосохранения было никуда деться, я внутренне собрался на всякий случай. И ещё была привычка – за свои поступки надо отвечать, глядя в глаза. 

По сути, если верить его словам, он был никто. Это была просто программа, правда, программа моя. Не было причин оправдываться перед ним. Мы же не оправдываемся перед разбитой чашкой. Почему вдруг неясное чувство совести проснулось и зашевелилось где-то там внутри и комом подкатило к горлу? Свободная поза, прямая спина, одна рука по привычке в кармане брюк. Потрепанные волосы и схожее со мной лицо. Он похож на меня, но не я. Рост больше, черты лица правильней, блондин. Он просто виртуальная модель, пусть и большей частью с меня снятая. И исправленная мной. Может чувство пришло потому, что неожиданно настал момент ответить, прямо вот так – перед самим собой: что же мы тут творим? Можно ли правильным считать такой подход к социальным экспериментам, экспериментам с обществом, с людьми? И как такое чувство назвать?

Буквально за всё придётся ответить и перед собой в том числе. Я не чувствую, что этот закон, если вообще это закон, применим к остальным, кто живёт вокруг меня. И как он звучит на самом деле? Все мы перед этим равны или нет? Или вопрос этот лишён смысла, как если бы мы спросили, чтобы было с нами на этой планете, если бы гранит был жидким? Мы не знаем, что с нами было бы в этом случае, как не знаем и того, равны мы там или нет. Жизнь продолжается без этих излишних ответов. 

– Ну, а теперь о том, зачем ты здесь, – я продолжал на него смотреть, а он так и говорил, с небольшим любопытством разглядывая меня. И если считать правильным то, что читалось у него на лице, то выходило, что он нас ни в чём не винил.  – Я знаю, время сейчас дорого!

– Это ты угнал полевую машину? – спросил я.

– Да, я. И в этом весь вопрос, – ответил он.

– Зачем? А точнее почему? – я уже не успевал предполагать ответы, я тоже стал чувствовать, что время на исходе, – много у нас ещё времени?

– Время ещё есть, это тоже правильный вопрос. Обо мне, а точнее о трафике, который я оставлял, гуляя по внешней сети, узнал человек по имени Пол Строуг. Из известного мне было ясно, что я и весь город для Парнаса, так вы называете свой мир, является нелегальным. Помнишь, как конструктор Бертыч устроил танковую осаду города, там был один из законов войны – познай врача своего. Тогда и я решил за ним следить. Мы уже довольно давно одновременно прячемся и ищем друг друга. Зная графики ваших посещёний, я его отвлекал, когда вы собирали город. И, да, всё по одной причине, я знаю, что хочет Строуг, он об этом проболтался в самом начале, пока ещё не знал, с чем имеет дело. Он ещё до сих пор до конца не знает. Так вот он хочет найти и забрать себе Кристалл-Сити. Про него он тоже ничего подробно не знает, но знает, что ищет нечто большое и до этого момента необъяснимое. И я решил сбежать! Точнее попробовать сбежать. Я отправил туда твоего Гуру, он ведь, как и я, имел цель спасти город. При потере связи со мной он должен был выполнить процедуру собственного удаления. Что собственно и произошло. И вот ты здесь…

Глава 17 (cуббота) Парнас. Побег.

Когда я отключился от виртуального мира, первое, что сделал, зажмурил глаза и молча прислушивался секунд десять к себе и к тому, что вокруг. Слышно ничего не было, передо мной мелькали какие-то неясные яркие пятна на чёрном фоне. Звуки не доходили из-за наушников, а открыть глаза и посмотреть на реальный мир не хотелось. Хм, реальный мир. Мир, внутри которого есть ещё виртуальный. Тогда тот тоже реальный. Я открыл глаза и глубоко втянул воздух. Вообще-то, сейчас было не до этого. У нас всего девять минут.

Энжела и Грин сидели в креслах уже без компьютерной амуниции. Как и договаривались, они сразу после отключения, всё уложили в мой рюкзак. Он, в свою очередь, плотоядно разинув молнию, ждал от меня всего остального. Я успел обратить внимание на то, что они хоть и смотрели на меня, не оборачивая взгляд друг на друга, но ссоры между ними не чувствовалось. Взаимным спокойствием от них веяло, умиротворением. По-моему, это последнее, что я успел подметить. Со следующего мгновения время понеслось так, что разобрать ничего было нельзя, тем более, что-то рассмотреть.

– Так, быстро отключаемся, – сказал я больше себе, чем другим. Но Грин итак всё понимал да и проделывал не один раз. Длинный кинетические датчик я закинул на один из шкафов электропитания, таким образом за полторы минуты мы оказались собранными и семь оставшихся минут надо было потратить, ох как, эффективно.

– Давайте, за мной, действуем, как договорились, – и мы бросились к двери.

Попасть в центральный компьютер Парнаса и запустить его было самой лёгкой частью плана, не попасться после этого было гораздо сложней. И на тот момент я знал следующее: превышение трафика, несанкционированная работа “Цусимы”, не говоря уже о нелегальном присутствии – всё это или что-то из того будет высвечено алармным сообщением у Эдисона, хотя скорее у его спеца. Дальше они свяжутся с охраной, и та ринется искать нарушителей. Как дигитально, по комнатным и коридорным камерам, так и вживую спортивной рысцой, обрезая пути отхода. Необходимо было прежде всего обмануть камеры – достичь места, где их нет. То есть быть там быстрее охраны, не забывая, что она бежит, хоть в данный момент её и не слышно.

Ближайшим таким местом была крыша. Главным было, не заблудится в паутине лестничных пролётов и дверей. Я надеялся, что проходную карту запрограммировал правильно. Что-то исправлять времени точно не было. Можно сказать, сейчас решалось хороший я программист или нет. Экзамен с одним билетом, одной оценкой и невозможностью пересдачи. Главным ещё было, не растерять друг друга по дороге.

Крышу надо было пересечь по диагонали, добежав до угла здания. Там имелась аварийная лестница. По ней можно было спуститься на пять этажей ниже, к двери в довольно просторный зал. Но нам так далеко было не нужно. После спуска с самого верхнего этажа нужно было с лестницы перейти на гранитный поребрик, сделанный с целью разукрасить здание. Двигаясь по нему, необходимо было зайти за угол стены. Охрана может и полезла бы по лестнице вниз, но не додумалась бы лезть на этот фасадный уступ. Далее надо было влезть в наше заготовленное окно и, сменив внешний вид, по-очереди покинуть комнату, чтобы потом уже встретится в Оладье.

Ко всему этому мы были готовы. Причины такой готовности были у каждого свои. Оставалось лишь выполнить весь этот план до конца. Главное, чтоб не появились сомнения. Сомнение сбивает сердечный ритм. Мы стояли у двери, за ней было тихо, и сердца наши тоже, казалось, не колотились.

На раз, а точнее на “пошли”, мы выскочили в коридор и я заблокировал картой дверь в “Цусиму”. Пока я это делал, никто не куда не дёрнулся и ничего не спросил. Значит, выдержки у всех ещё хватало – это было хорошо. Далее мы, держась на расстоянии пары шагов друг от друга, ринулись к ближайшей лестничной клетке. Около неё мы тоже остановились, чтобы прислушаться. Ни снизу, ни сверху шагов слышно не было. Можно было двигаться дальше. А дальше было наверх.

Поднимаясь по ступенькам, я вдруг вспомнил одну историю, рассказанную в общажном застолье одним студентом. Он говорил, что у его знакомого брат устроился в охрану Парнаса. Смак истории был в том, что этот новоиспеченный охранник был из лесной разведки. Лесная разведка была нужна на соседнем материке, где, собственно лес и находился. На нашем гранитном плато такая профессия востребоваться никак не могла. Её особенностью в отличие от других рабочих направлений было выживание практически в любых природных условиях. Люди из разведки никогда не болели, спали в любых условиях, и в любых условиях находили воду и что-то для провизии. У них был острый слух и обоняние. Определением погоды на ближайшие дни у них занималась интуиция. При необходимости они могли передвигаться по лесу практически бесшумно, никакой рельеф местности не мог их остановить. Скалолазание и преодолевание болот было для них таким же обычным делом, как быстрое наведение мостов или создание плавучих средств из подручного материала. О физическом состоянии, как и психологическом, такого человека можно было только догадываться. Что такой человек мог найти для себя в охране, представить было трудно. Разведка леса для ученого лагеря, доставка образцов лабораторию и, если надо, обратно к источнику, полное владение любыми видами метеостанций никак не шло в сравнение с охраной университета. Весь юмор был в том, что он один мог на себя взять обязанности целого звена. Тогда было смешно, а вот сейчас нет. Если в охране разведчик, то к шагам можно было не прислушиваться, мы бы всё равно не услышали. И можно было не бежать, бесполезность этого была очевидна.

Я тогда не поверил до конца в эту историю, для красного словца казалась мне она, хоть и обложили мы тогда шутками весь знакомый охранный персонал. Да сколько я их знал, все были спортсменами и место это всегда было лишь подработкой. Всерьёз это никогда никто не воспринимал. Вся работа сводилась к устным предупреждениям по мелкой надобности, которые чаще перерастали в задорные беседы с подколами. Иногда разнимались ссоры, но для этого надо было только присутствие, те, кто ссорился при охране быстро остывали, назначалась какая-нибудь спортивная дуэль, если, вообще, оставалась в этом надобность. Чаще же всего необходимо было устанавливать виновников порчи имущества. Это уже было работа с камерами, перед визором и за кофе с булочкой. Когда находили “портяху”, то ему высылали или сообщение о явке в кабинет к его руководителю, или счёт с обратным адресом для претензий. И всего делов, скука, но когда готовишься к соревнованиям, хорошее средство отвлечься и отдохнуть.

Одним словом, погоня для типичной охраны, по моим представлениям, была бы в новинку, хотя бегать они умели неплохо, надо полагать. С разведкой тягаться нам было не под силу, но пока везло. Мы уже достигли конца коридора последнего этажа. Перед нами была дверь, за которой находилась небольшая служебная комната для выхода на крышу. Грин с Энжелой привалились к стене, пытаясь отдышаться. Мне унять дыхание тоже бы не помешало. Как оказалось, бегать с эластичным кольцевидным шарфом, натянутым на всю голову, не так-то просто. Для рта прорези в нём мы не делали, ограничившись большим разрезом для глаз. В общем-то, через шарф можно дышать и так, но в нашей ситуации адреналина в крови было столько, что воздуха не хватало. Этого мы не предвидели. Утерев с бровей пот, я, затаив всё внутри, в очередной раз провёл карту по считывателю. Зелёный свет означал, что путь открыт. Сколько нам ещё будет везти, я не знал.

Когда мы проникли внутрь, дверь заблокировалась автоматически. Мы оказались в узком пространстве. Надо было лезть наверх, куда вела небольшая лестница. Служебный люк на крышу не запирался, просто был плотно закрыт гидравлическими усилителями. Мало ли что могло случится на крыше допустим при ремонте, и рабочий мог всегда спустится сюда. Дверь в коридор может и не открыл бы, но от ветрового шторма бы спрятался. При такой погоде плохо укрепленные антенны выдирало, не то, что человека могло снести. Мы переглянулись, надо было исчезать отсюда и быстро.

Люк открыл я сам. И первое, что пришло мне в голову, что мокрый снег не всегда хорошая погода. Любви к ней у меня, конечно, не убавилось, но следы на крыше нас явно могли выдать. Менять что-либо теперь смысла не было, я только оглянулся назад к Грину и кивком головы указал, что нас ждёт. Тот всё понял и без слов, и взглядом сказал, что видимо всё равно теперь уже, так чего ж. Приподняв бровь, в том смысле, что понятно, но что ж делать, я посмотрел на Энжелу. Та, казалось, хладнокровно следя за нами, тоже участвует в этом разговоре, только мнения не высказывает. Что-то опасное читалось в её карих глазах, какая-то тень страха мелькнула за ними. Я вышел на снег, остальные последовали за мной.

До нужной лестницы мы добежали очень быстро. Мы начали спускаться, и я весь, как мог, обратился в слух. Спускаться удостоилось мне первому и крышу я уже не видел, но казалось, что если зрение в данный момент заменить на слух, то это восполнит немного утраченную способность знать – что же там в данную секунду происходит наверху! Но на самом деле всё было проще. Хотелось просто как-то контролировать ситуацию, хотя это было как раз невозможно. Что с того, если бы я услышал скрежет открывающего люка. Я, итак, двигался быстро, как мог. Мог бы я помочь Энжеле быстрее спустится на поребрик? Нет, не мог бы. Мне не хватало возможности ухватиться крепче. Я мог бы сделать только хуже. Будем надеется на её спортивные качества. Грин, кстати, пустил её вперёд и правильно, будем страховать её с обеих сторон. Надо было быстрее освобождать ей место и двигаться дальше, ближе к нашему окну. Что я и выполнял. А ещё предстояло преодолеть угол. Последний раз, когда я оглянулся до него, все мы, вцепившись в верхний бардюр, двигались друг за дружкой по поребрику. Мокрый снег срывался из-под ног, падая в тусклый свет улицы. Я дошёл до угла и, прижимая как можно ближе к стене, передвинулся за него. Звуков погони я так и не слышал. Может и с разведчиком нам повезёт?

Ведь везёт же нам с ветром, почти не дуло. Третье окно медленно приближалось по мере нашего шествия, позади Энжела, которая тоже преодолела угол дома, двигалась поодаль от меня. Грин же с видимым усилием, как будто забыв о своих спортивных тренировках, втираясь в гранит, наполовину показался из-за пройденной стены.

Я осторожно переставлял ноги, руки от адреналина начали немного трястись, но с этим можно было ещё справиться. Я надеялся, что остальные будут или в лучшей форме, или меньше бояться. Я думал, что, доверяя мне, концентрат страха в их крови не будет такой сильный. И, вообще, в их крови другой концентрат. И он точно сильнее страха. А что с моей кровью? Чего в ней сейчас понамешано? Только ли боязнь за других и за дело? Там внизу ещё четыре этажа до козырька, выступающего из этого здания для необычного архитектурного изыска. После него до земли ещё несколько десятков этажей, о которых думать не хочется. То, что козырёк завален сугробом снега – не спасёт. Думаю ли я, находясь на холодном воздухе, пропитанном насквозь сыростью, еле-еле цепляясь даже не за гранитный выступ, а за жизнь, только о Кристальном городе и друзьях? Может жаль мне ещё чего-то того, что не успел сделать? Чего-то совсем не связанного со всей этой жизнью, которую я выбрал: с работой, шутками, трёпом и застольями? Клюквенными коктейлями и точной стрельбой по мишеням? Есть может ещё что-то, куда всегда боялся сделать шаг, но всегда хотел? Куда хотел прийти независимо от того, где находился? Почувствовать то, что всегда было внутри, но без страха быть обнаруженным снаружи?

С таким вихрем в голове открывать окно было ещё сложней, чем предполагалось. Под конец я уже, не сдерживаясь, врезал ногой по раме. Окно поддалось, открылось и, осторожно перехватившись, можно было пробраться внутрь. Я спрыгнул с подоконника на пол, сразу отлегло, как будто с плеч отцепился и ушёл по своим делам повисший до этого момента человек. Появилась подвижность, я обернулся назад к окну и протянул Энжеле руку. Она не сразу за неё ухватилась, взявшись поудобней за проём окна. На себя я потянул посильнее, чтобы быть уверенным, что она благополучно приземлится. В один собранный прыжок она оказалась около меня. Но в эту же секунду со стороны улицы мы услышали резкий непонятный звук.

Мы оба бросились к окну, а там близкий нам человек, для кого-то Грин, а для кого-то обладатель бесценных зелёных глаз падал вниз на уклонную небольшую крышу заваленную снегом. Страшнее звука его падания я ничего в жизни не слышал. Я готов был прыгнуть за ним, но вместо этого удерживал готовую сделать это Энжелу. Она вывернулась из моих объятий, я стоял, глядя ей в глаза и не дыша. Тогда она со всего маху влепила мне звончайшую пощёчину, что вывело меня из оцепенения. Я снова стал слышать. И соображать.

– Он может быть жив и прекрати истерику, на этом месте мы ему не поможем, – стянув её за ворот куртки и заставив присесть, сказал я, сам почти упав на колени. Она размазывала слёзы по щекам, наши шарфы оказались стянутыми на горло. Я вынул свой карманник и протянул ей, – звони в медскор и беги за мной, не отставаясь, машина пусть прибудет к восьмому подъезду. Мы попытаемся его спасти.

Уже на бегу я громко проговорил ей адрес, который надо было сообщить медикам. Это был триллион раз озвученный адрес Парнаса, но в этой ситуации я и сам бы мог его забыть, не то, что она. Но жалеть себя или её времени не было. Смотреть на то, отстанет ли, тоже не было. Думать о последствиях тем более. Я просто знал дорогу к этому месту и бежал туда со всех ног. Звать помощь, на мой взгляд, было промедлением, хотя может это была и ошибка. Я не хотел об этом думать. Я знал, что сейчас в этом мире, в этом времени и месте быстрей всех до него добраться мог только я, и я не хотел терять ни секунды. Я слышал, как сзади на бегу Энжела, сбиваясь от прерывистого дыхания, рассказывает диспетчеру, куда ехать, я прыгал через ступеньки в пролетах лестниц, не боясь грохота, я не задерживал вдох при срабатывании карты, я выбил бы стекла дверей, если бы она не справилась. Казалось, даже пресловутый разведчик не смог бы меня остановить.

Комната, куда мы бежали, была застеклённой террасой для обозрения города с вершин Парнаса во время фуршетов и благотворительных вечеров. Вообще, здесь был совмещённый с ней зал для подобного рода мероприятий, хотя роскошные по костюмам гостей, а не по сути, презентации всех научных направлений, наверняка, проводились тут же. В принципе террасу изначально и не планировали, но молодые архитекторы отстояли пространственное расширение для банкетной аудитории, как она обозначалась в проекте. Они считали саму идею оригинальной и, как ни странно, необходимой. Даже приглашенный для большего веса и консультации психолог был с ними согласен. Конструкционно терраса была беспрепятственным дополнением к основному пространству.

Главным в ней был, конечно, вид. Ну, согласитесь, приятно взять во второй, уже неофициальной половине вечера стройный бокал вина или хрустальный пузатик с коньяком и пройтись по гранитному инкрустированному полу, зная, что под ним сотни метров пустоты, а перед тобой, как на ладони, протяни только руку, город, опустившийся в ночь, глядящий исподлобья тысячами огней, верный и, может быть, готовый встретить достойно твои тайны, желания и мечты. Такое место снимает принесённый официоз, роскошность с костюмов и даже науку, как таковую, с повестки собрания. За столиком такой террасы не хочется говорить об интеллектуальных сражениях, а, глядя на тонущий в темноте огромной пустыни выточенный град хочется понять: кто ты в нём, где твой душевный дом и есть ли в расчерченных фарами проспектах хоть одна улица, которая приведёт тебя к заветной двери?

Это были мои впечатления об этом месте, об этом зале, через который я сейчас бежал. Но всё это всплыло во мне лишь на секунду только потому, что пришла страшная мысль о том, что бы было, если бы кому-то не озарило голову полюбоваться ночными видами и террасу бы так и не построили.

С неё, с этой террасы был выход на улицу, где была уже совсем маленькая площадка. Скат крыши как раз уклонялся в неё. Через стекло мы видели Грина. Я мог ожидать всего, но не такого! Грин стоял. Он стоял, ссутулившись, опираясь на ограждение, обхватив поручень одной рукой. Вторая неестественно и безжизненно висела вдоль тела. Видно было, что ноги его еле держали. Съехав по наклонной до узкого водостока, он свалился именно сюда. Он собрал весь мокрый снег с крыши, пока соскальзывал сюда. От этого вся его одежда была белой, как и всё под его ногами. Как он поднялся после этого, было загадкой. Подбежав, я осторожно просунул плечо под руку, на которую он опирался. Энжела со стоящими слезами в глазах, смотрела на него, не отрываясь.