Дигитальное перо

Дирижаблем я в шутку называл некое подобие кабриолета, которое сам же придумал как ускоренное средство перемещёния привилегированных пользователей Кристалл-Сити. Другими словами – нашей тёплой компании. Выглядело это примерно так: подключившийся к Кристалл-Сити получал в распоряжение машину-кабриолет без колес. Они ей не были нужны и не были предусмотрены в конструкции вообще. Машина плыла по воздуху на высоте чуть ниже полуметра со скоростью нужной водителю. Высотой тоже можно было управлять, превращая её чуть ли не в спортивный самолет. Для конструкторов, всей известной троице, было необходимо зачастую быстро перемещаться в пространстве города, порой поднимаясь ввысь, чтобы видеть всё сразу в соответствии с масштабом. К примеру, Бертыч однажды испытывал наводнения, рвал тротиловыми минами дамбу, а дальше в зависимости от сценария: или смотрел на то, как город поглощается водой сверху, преследуя цель выяснить моменты для улучшения планировки зданий при таком вот бедствии, или спускался вниз и маневрировал по улицам, наблюдая, насколько быстро службы города организуют спасение граждан и отток воды с улиц. Иногда, правда, нас заносило. На первых порах, мы почти каждый раз устраивали небольшие гонки, даже не всегда отключая режим жилого города. Люди шарахались в стороны при виде нашей скорости и маневров. Это быстро надоело, ведь это был программный переместитель в виртуальном пространстве, а не гоночный симулятор, каких и без этого было навалом. Этот был для технических целей. Можно было при надобности нырять сквозь здания, и поэтому Градский шнырял на нём при возведении нового района, как хорь по курятнику.  Грин использовал его, как наблюдательный пункт для самых неописуемых точек. Мне же нравилось медленно бороздить воздух над крышами, занимаясь оттуда отладкой программ или тестированием нового виртуального модуля. Я узнал из сети, что медленное воздухоплавание было свойственно дирижаблям – отсюда и прозвище этой вычурной интерфейсной приблуды.

В итоге все погрузились в машину в соответствии с моим предложением. За руль сел Гуру, справа от него расселись в развалку любители литературы, а я завалился сзади, протянув ноги вдоль всего свободного сиденья. На коленях у меня явился лэп. Мы тронулись, на экране выпрыгнул чат с шаблонным “Привет, Админ”, я стал поднимать нужные мне программы и файлы, а спереди потёк неспешный разговор о городе, как о таковом, и о виртуальной жизни в частности. Я помнил о времени и постепенно глубоко погрузился в работу, правда, порой некоторый фразы заставляли меня отвлечься, уж больно удивительно они резали мне ухо.

Первым, что необходимо было узнать – что же всё-таки стёрли в городе? Для этого был вызвана на предварительную сборку резервная копия последнего бэкапа. Одновременно с этим проводился бэкап нынешнего собранного виртального объекта. Мысль была проста, как бублик – пошагово сравнить и найти несоответствие. Более того, на предмет удаления файлов были отправлены помодульно в скан все внутренние логи, как текущие, так и предыдущие с поправкой на указанную дату. Вообще, чем ближе была разгадка, тем мне было любопытный, чего же конкретно будет не хватать? На что же позарился несанкционированный пользователь, что ему так не хотелось оставлять здесь? Или что помешало? Город собрался без отчёта об ошибках, а значит – без коллизий, то есть – правильно. Я мельком взглянул в окно чата и, ухмыльнувшись, ради шутки туда написал: “Ну, привет, привет!”

– … конечно, не может. Он не может в этом смысле ничего вообще. Фабрицио Грантелианни, он же попросту Фабик, любит здесь проводить время. Конструкторы, правда, говорят “ошивается”.  Он не владелец пиво-квасного заведения, он вечный его посетитель или лучше сказать завсегдатай. Он и пьет-то совсем ничего, его роль иная, – Гуру одной рукой вел кабриолет, другой расслаблено приобнимал своё сиденье, отчего сидел вполоборота, – Хороший комментарий – вот его роль!  Зайдет сюда, к примеру, в выходной день семья какая-нибудь, госпожа Гришовски с мужем и дочерьми, жарко, полдень, ну как тут не припасть к восхитительной влаге по-польскому рецепту. Муж, конечно, пропустил бы пива, но чтит семью и тоже заказывает квас. Высокие запотевшие стаканы приносят им за стол, дочки радостные, им прилагается в этом случае ещё и по кренделю. А мистер Фабрицио, как бы невзначай занимает соседний столик, так чтобы стул был поближе к главе семейства. Заказывает, естественно, тоже самое, разворачивает газету и с намёком на продолжение начинает негромко читать заголовки. Семья на заслуженном перерыве, полгорода уже обошли в поисках обновок, торопится некуда, стаканы ещё полны, а значит время есть, и господин Гришовски вступает в незатейливую беседу с Фабиком. Тот, уже отвлёкшись от газеты, начинает спрашивать его о жизни за прошедшую неделю. Собеседник лишь способен в утвердительной и немногословной форме рассказать самые обыденные факты. Закончено строительство арочного моста у Грота, заказали новую краску для дома, дочки берут уроки музыки на дом. Фабику только этого и надо, он начинает комментировать каждое из событий, конечно, ожидая реакцию от собеседника. “Закончено?! Я там живу, оно и не начиналось! Чем занимаются честные инженеры?!” “Вот перекраситесь, не узнаете родные стены, пройдёте мимо и окажитесь бездомным” “Уроки на дом? Каково мнение о музыкальных способностях ваших дочерей у соседей справа?” Но ожидать реакцию не стоит, инженер Гришовски не наделён иррациональной способностью поддержки беседы. Зачем это инженеру?

– У вас что тут все такие? – Энжела задала этот вопрос Грину. – Это ж люди, а не виртуальные модели! 

– Да нет, тут дело в другом. Когда-то город создавался каждый раз с нуля, – Грин явно был рад ее заинтересованности, – Ландшафт, архитектура и прочее. При создании жителей, мы наделяли их свойствами характера или точнее темперамента совершенно случайным образом. Также как и именами, профессиями, адресами. К примеру, весь большой город я как-то заселил очень плотно. И стал наблюдать, где меньше опаздывают на работу. Работа у них была не всегда рядом с домом. Те места, где было наибольшее количество коммуникабельных людей, транспортное движение оказалось в итоге более организованным, хотя у меня было условие, что каждый день они начинают жить заново, то есть память о прошедшем стирается. И тем не менее. Потом уже, когда создание личности стало приобретать большое количество оттенков, стали придумывать таких вот Фабиков – персонажей внутри города для разного рода ситуаций. А иногда и для смеха! Фабика, кстати, сделал Град, в смысле Градский, это была его пародия на своего куратора. Мы сами ходили туда к нему квас пить. Он там такие перлы порой выдавал, мы на полу валялись! “Музыкой занимался для души, так как над душой стояли родители”. Градский ведь его ещё и похожим на оригинал сделал. А секрет таков: он в него вложил все юмористические ресурсы, какие под рукой оказались, добавил элемент случайности для подбора, и если шутка удавалась, то персонаж запоминал и ее, и ход ее создания. Вроде посмеялись и забыли, но стирать Фабика не стали. И таких псевдо личностей со временем накопилось…

Может дело в аппаратуре? Может элементарно что-то засбоило и перегорело. Я мысленно представил сколько займет времени сканирование на предмет физического повреждения всех жестких носителей, на которых находился город в разобранном виде. Нет, по времени это долго, а значит затея пустая. Придётся пока ждать заданного отчёта. У Гуру такое спрашивать бессмысленно. Он – городской проводник, мой помощник здесь. Он работает только с уже готовым материалом города. Может знать о том, что здесь происходит, но не знает, что происходит за его пределами, за границами этого виртуального мира, за границами, как пространственными, так и временными. Технически, по-новой собранный город для него, как новая жизнь. И вообще, для внешнего мира у меня куча других программ, просто для этого я написал такой вот человеческий, почти в прямом смысле этого слова, интерфейс. Просто, ради забавы, как Фабика, только вот действительно имени ему не дал. Дал статус – гуру. Почему гуру? Тоже не помню. Наверно, чтоб от “админ” отличался. Да и писать короче. Надо ли ему имя? Я действительно никогда об этом не думал. 

Чат: 

Гуру – “Есть ли для меня запрос?”

админ – “Пока нет, жди”

– … не пропустили. Просто всё по-порядку. Это бывший завод. Видите трубы. Дымят, а под ними ничего нет. Просто графика. Конструктор Градский так оставил для вида, чтобы со стороны города бросалось в глаза. Просто, чтобы жители визуально знали, где завод. Не знаю точно, зачем это нужно было ему именно так, просто так он об этом выразился. Так задумывалось сначала. Но другие конструкторы расширили его мысль, и теперь там электростанция. Хотя суть не в том, что это городу потребовалось такое предприятие. Сам технический процесс нужен был для того, чтобы понять более глубоко психологическое взаимодействие людей на производстве или на работе, как угодно. Тут и белые воротнички, и синие рубашки, черные футболки и так далее – одним словом все административные градации. Среди них есть трудоголики, лентяи, оптимизаторы, тунеядцы, прогульщики и ответственные руководители. Разные профессии и у каждого разное чувство времени – на одну и ту же работу у кого час, у кого полдня. Но в целом производство всегда одно – сложный многомерный разветвленный производственный конвейер. Для того, чтобы произвести один мегаватт электроэнергии необходимо выполнить определенную последовательность действий. Это главное условие и оно неизменно. Но изменны люди, – тут Гуру слегка улыбнулся и посмотрел на Энжелу, отвлёкшись от дороги, – при одной комбинации результат по времени и затратам один, при другом другой. Со временем один состав по производству остается на какой-то определенной позиции. Другой же коллектив заваливается полностью или всегда набирает обороты. Или не всегда! Просто до определенного момента. Для этих целей электростанция и работает. То, что она производит городу нужно не особенно. Несколько раз подачу света в город ставили отсюда, но для города это было не очень удобно. Там же везде эксперименты и конструкторам освещёние нужно всегда, а вход здесь чаще нестабилен и почти всегда недостаточен. В общем, так как город сам по себе эксперимент, то и не зачем экспериментаторам мешать друг другу.  

– Он ещё не сказал, что работники – мужчины и женщины. Я ввёл туда романтический оттенок, там такое кино началось! Иногда производство вставало полностью. Один раз так совпало, что высший директор станции из-за расстроенных чувств по уходу своей пассии отдал приказ всех уволить, что в принципе было невозможно для выполнения, так как все приказы, связанные с полной остановкой идут через совет главных инженеров. Но они по разным причинам посчитали его уместным, так как сами оказались под тем или иным влиянием чувств. Один писал записки, другой ругался, считай ревновал, третий был подавлен. Каждый в итоге переложил ответственность на другого и станция встала. Мы поверить не могли! Ну, бывало, что кто-нибудь за чем-нибудь не доглядит, так как глядит не в сторону работы – это понятно, но чтоб вот так. До сих пор этот случай вспоминаем – у  Грина определенно эта ситуация вызывала чувство весёлой гордости. 

– Ты ещё про Жуана Перэ скажи! – ухмыльнулся я и встрял в разговор. О, Жуан, Жуан! Куда уж Фабику до тебя!

– Так и подмывает ответить тебе “не при даме”. Но из песни слов не выкинешь, – отвлёкшись на секунду на меня, он опять повернулся к Энжеле, – Да,  так вот Жуан. Собственно, Перэ – это так, для галочки. Самое главное – это был самый настоящий “дон”. Мой эксперимент, согласен. Ну, бывает, занесло. В общем, этот персонаж в том же месте, но без малейшей способности что-либо делать по производству, должен был быть неуволеным, разумеется,  в течении определённого срока по профнепригодности, опираясь исключительно на амурные способности. Несколько раз приказ об увольнении, проходя инстанции, не доходил до адресата. Ну, что тут скажешь? Работал дон Жуан. Влюблял в себя, как мог. Как это было видно? Да, просто цифра, в процентах уровень влюбленности в того или иного персонажа. Так вот мужчина-начальник уволит, а женщина бухгалтер или секретарь, или курьер недоведет до его Жуановского сведения. Если до сведения не довели, значит, завтра можно на работу. Его рекорд был – полгода. 

– Вы ждали полгола?!

– Да, нет! Мы полгода не ждали, тут время можно ускоренно крутить при надобности. Просто результат был таков, что когда он всё-таки ушёл, станция опять встала, и пока мы не вмешались, так и не запустилась. Мы потом по логам долго изучали историю его хождений. Ему же отдельно прописали возможность учитывать опыт предыдущей, так сказать, работы. Сколько любовных треугольников, сколько интриг.  Специально для него был сделан автомат со сладостями в столовой, и женщины были дополнены тягой к сладкому. Он оказался единственным из мужчин, кто пользовался этим аппаратом. Ни одной шоколадки не съел. А сейчас? Я даже не знаю, где он сейчас. Бит, где он?

– В архиве, стирать рука не поднялась, – ответил я.

– М-да. Видимо до новых времён, – протянул Грин. А время тогдашнее было – то ещё. Как раз в универе сорвалось торжественное награждение грантами, дело было громкое, так как мероприятия такого ранга ни на чьей памяти не срывались. И Грин предположил выяснить, а не было ли там чего-либо с точки зрения производственной романтики, так сказать. И хотя я точно знал, что всё не состоялось из-за того, что причастные руководители не смогли устроить достаточное количество собраний по причине занятости своими научными работами, он всё-таки сумел посеять во мне зерно сомнения. Энжела улыбалась с таким лицом, что читалось “какие же парни порой бывают дураки!”

Как же медленно, казалось, работает программа. Время, не смотря на свою склонность не останавливаться и иметь секунду длиной ровно такой же, как и следующая, всё же разное даже для одного и того же индивида. Индивид был я, и сейчас оно то совсем останавливалось, когда я глазами следил за процентным индикатором задачи, то, оказывается, пролетало мгновенно, когда я обращал внимание на часы. Я вдруг подумал, а как себя чувствует человек, у которого время относительно него самого течёт всегда одинаково? Это какой-то очень стабильный человек, представилось мне. Может, наверно, сделать прекрасную карьеру, так как временем, наверняка, сможет распорядиться рационально. И будет, скорее всего, даже влюблён. Но будет ли влюблён безумно? Так, чтобы чувства то приливали, снося все преграды к радости в голове, то отхлынывали, оставляя пенный след глубокого одиночества. Хотя с другой стороны, есть ли у влюблённости подобные градации? Может как раз всё очень просто: или любишь, или нет. Когда ж индикатор покажет сто процентов? С ума сойти можно.

–  … у художников, видимо, жизнь нестабильна именно по этой причине, – отметила Энжела откуда-то из своих мыслей.

– Может ли быть художник вообще стабилен? – продолжил Грин. Энжела одарила его вопросительным взглядом в такт вопросу. Гуру молчал, ведя машину и коротко оборачиваясь на них. Ехали уже в метро по служебным путям. 

– Для того, чтобы на этот вопрос ответить, видимо надо стать художником. Но не так, что получить диплом в школе искусств. Создать произведение для широкой публики! Пусть люди, а не аттестат назовут тебя художником. Тогда, наверно, можно о чём-то рассуждать, – Энжела смотрела в сторону перрона. Дирижабль медленным ходом плыл мимо одной из подземных остановок. Стены были исписаны какими-то многочисленными призывами, с потолка до пола частенько угадывались колонки стихов,  мелькали фразы, похожие на афоризмы. Были и рисунки. Когда довольно корявые, когда целой захватывающей картиной. Представить, что это сделали сами жители города, было невозможно. На сгенерированный метрополитенный пейзаж тоже походило мало. Я-то знал, в чём тут дело. Энжела догадалась не сразу, но это было скорее потому, что она о чём-то размышляла и не разглядывала то, что видела, подробно. Какой-то фрагмент, видимо, выдернул её из мыслей, и она почти в ту же секунду обратилась к Грину, – А это здесь зачем? Это же с восьмой стены!

– Именно. Мне понравились тени в этом граффити, я сюда и скопировал.

– На эту станцию копирует, кстати, только конструктор Грин, – вставил, не оборачиваясь Гуру. Грин заворочался и повернулся ко мне.

– У тебя он сегодня по специальной программе работает что ли? – тон был одновременно нерадостный, но и не разочарованный.

– Да, нет. По обычной, я ему давно апдейтов не писал, – отозвался я.

– Остановите, остановите! Пойдём-ка посмотрим, что тебе нравится, – лукаво произнесла Энжела. Кабриолет въехал на платформу и открыл двери, приглашая всех наружу.

Платформа была оформлена под старину. Ну, где сейчас используют бетон, когда гранита – целое плато? Стены были обшарпаны, кое-где виднелась покраска, намётанному глазу было бы даже понятно, в какой программе делали текстуру. Света в основном не хватало, а имевшиеся светильники были развернуты так, чтобы выхватывать какие-то моменты со стены. Там рисунок, там цитату или слоган. Всё, что имело характер записи, было написано, а точнее пропечатано, каким-нибудь шрифтом подходящим под запись. К примеру, “Война никогда не ведётся по правилам” было, покосившись, отображено твёрдым укрупнённым готическим шрифтом с искусственными потёртостями. Как будто через трафарет нанесённое незримым художником спрэйевыми баллончиками, “В миру не в меру мирятся!” таилось среди обилия цветов. И в том смысле, что использовалось всё, что несла в себе радуга и даже больше, и в том, что орнаментом служила невообразимая оранжерея. Вкривь и вкось поодаль углём было “Космос – свалка для хаоса…”, “У кого в голове порядок, запаситесь терпением!” было добавлено мелом. Стихи тоже писались разными шрифтами, но всё время разборчиво и шрифтом примерно одного размера. Видимо, эту настенную литературу рекомендовалось читать, не отвлекаясь на яркий, вычурный антураж. Некоторые были знакомы даже мне, я их помнил потому, что иногда на посиделках обсуждалась и поэзия. Вот оказывается куда они попадали после утраты нашего внимания. Тут, наверняка, не все. И то, что и не обсуждалось. Но я точно уверен, что не было тех, чьё авторство принадлежало Грину. В нём не было ни капли нарциссизма. Это была просто коллекция того, что поглотило в своё время его внимание. Что его встревожило, и что не заставило пройти равнодушно. И, конечно, понравилось. Негатива я здесь не разглядел. 

Многочисленные квадратные колонны были сплошь усеяны картинными репродукциями. Всё представленное было разного в основном небольшого размера и размещёно впритык, как будто место было ограниченным. Работы были самые невообразимые, общего стиля не намечалось. Разрозненными вкраплениями попадалась классика. Если бы ждущий метро человек, устал бы читать, то можно было запросто утонуть в созерцании этого художественного изобилия. Я, признаюсь, не силён во всём этом. То, что было нарисовано физически очень достоверно, меня не впечатляло, для этого есть фотоаппарат. Разляпанная всеми существующими цветовыми оттенками бесформенная фантасмагория меня тоже не цепляла, не наблюдалось смысла. Вглядываясь в хитро закрученный сюжет из угадываемых предметов, я постепенно терял нить картины и уходил в мыслях туда, где важнее было поразмышлять на данный момент. Однажды Градский привел меня на очередную презентацию студенческого творчества. Почему-то главной темой там был натюрморт, ну и молодёжь, живо откликнувшись, оторвалась по полной. Фантазия хлестала через край, иногда в прямом смысле, если присутствовал, к примеру, бокал. Градский восхищался той или иной находкой, а я, поддакивая и улыбаясь, всё возвращался к мысли, что с утра не ел. После такого кощунства я всегда вежливо отказывался от предложения ещё пойти посмотреть что-нибудь новенькое. 

Дополнительный экран визора плыл по воздуху рядом со мной, но я от него отвлекся из-за этой остановки, и не мог не наблюдать за этой парочкой. Держась поодаль, я оставлял их всё же в поле зрения. На расстоянии чуть больше десяти шагов впереди от меня медленно шла Энжела. Она внимательно вглядывалась в стены этой странной словесной галереи. Иногда, почти останавливаясь, она легонько касалась рукой написанного. Выглядело это так, будто она здоровается с надписями. Грин шёл чуть позади от неё и по виду был немного взволнован. Было видно, что практически всё ей здесь знакомо. Правда, не было понятно её отношения ко всем этому. Некоторым записям она улыбалась, как старым знакомым. Но порой улыбка тому, кого давно не видел, может трактоваться так: “Что ж тебя ещё земля-то носит, мил человек, ещё век бы тебя не видел и спал, как младенец!” А так как автором этой коллекции был мой долговязый друг, который, не зная куда девать руки, то прятал их в карманы, то засовывал подмышки, я практически и сам ощутил подвешенность его состояния.  

Но во взгляде её не исчезало любопытство. Несколько раз она приподнимала брови, явно чему-то удивляясь. Так они дошли почти до конца перрона. Я не пошёл дальше с ними, а вернулся к Гуру, который остался у машины. В какой-то момент я понял, что дальше буду мешать, хоть Грин и сам мне предложил тут прогуляться. Я задумался о том, что всё это немного странно. Странный способ открыть душу человеку. Говорить по душам, мне бы нравилось больше. Но в любом случае, результат, наверно, один. Твой собеседник станет к тебе чуть ближе, и может даст стать ближе тебе. Я уже был готов вернуться к наблюдению действий на визоре лэптопа, но там вдалеке у них что-то произошло, и Энжела быстрыми шагами стала возвращаться к авто. Грин спешил за ней. Лица их были напряжены. Я не успел ничего предположить о такой перемене настроения, но Энжела, не дойдя немного до нас с Гуру, остановилась и резко обернулась к Грину. 

– Зачем тебе это здесь? – от неё слышался вопрос с очень глубоким недоумением. – Я же не стала его опубликовывать! 

Она не нашлась, что сказать дальше. Необъяснимое разочарование и неоформленная ещё злость сменялись на её лице. Грин смотрел на неё немного виновато и недоумённо. 

– Послушай, – нашёлся он всё же, – оно было вместе с другим стихотвореньем, которое ты отдала мне. Первое ты опубликовала, второе действительно я не слышал. Но подумал, что тогда ты просто хотела отдать его мне. 

– Да, я дописала его к первому, как черновик! – ответ её явно только ещё больше разозлил, – и не перенесла в другой файл. Это же понятно, итак. Но это ладно, здесь оно зачем? Тебе оно зачем здесь?

В этот момент я зачем-то посмотрел на Гуру. Виртуальный человек-помощник, интерфейсный модуль, мои дополнительные руки здесь, городской проводник, но не житель смотрел на них зачарованно. Конечно, мимику в соответствии с программой жители Кристалл-Сити умели передавать. Мимика человека, как таковая в виртуальной среде, уже давно пройденный кодерами этап. Многотысячные поколения компьютерных игр не оставили не исследованной ни одной мышцы лица. Как впрочем, и всего тела. Надо было просто правильно использовать наработанные кодовые библиотеки. Но суть, не смотря на графику, всегда оставалась та же – всё подчиняется заданной программе. 

– Наверно, сейчас подробно я тебе объяснить не успею. Вкратце, мне оно очень понра.. – позади меня пропищал сигнал завершения запроса о сравнении, я застрял глазами в визуальном мониторе и перестал слышать о чём они говорят. 

Вообще, это тоже немного странно: около тебя спорят, не стесняясь голоса, два человека, а ты, стоя напротив них, не слышишь ни слова. В тот момент, мне казалось, на меня, уже не сдерживаясь, рухнуло всё, что накопилось за эти два дня. Как ответная реакция или скорее как последний рубеж инстинкта сохранения, во мне зароилось огромное количество мыслей, чувств, идей и способов принять это, не свихнувшись. Как я мог тогда ещё что-то слышать? Я видел, что Энжела как-то более примирительно посмотрела на Грина, а тот с видимым душевным облегчением принял её взгляд. Я помню, что вернул свой взгляд на Гуру. Тот смотрел мне прямо в глаза, лёгкая улыбка, как и прежде гуляла по его губам. 

– Ребята, – я понимал, что нужно, что-то сказать более вразумительное для окончания нашего маленького путешествия, но сил на это во мне уже больше не оставалось.

– Ребята, – повторил я, – наш сеанс закончен, вы выгружайтесь, а я ещё не надолго здесь задержусь. Проверьте пока, как там снаружи?