Дневник Марты

– Вы не знаете куда нас привезли?

– Знакомые места. Санаторий, Вы же видели, пилюли уже раздали всем, сейчас будут по палатам разводить.

– Вы так шутите?

– Здесь нельзя грустить, иначе не выжить. На тюрьме мы, милочка.

– За что? Это какая то ошибка…

– А здесь все ни за что, по ошибке, у любого спросите. Могу предположить только, если с площади забрали, значит, за свободу слова, день и ночь таких как Вы везут, по этой милости истинные арестанты домой зайти не могут, третьи сутки в стакане сидим.

– А теперь что?

– Теперь ничего, слово свободно, а Вы нет.

– Я тут не причем, я вообще просто рисовала, рисовала, понимаете? Меня с кем-то спутали.

– Я тебе верю, но я не суд присяжных. Поэтому лучше присядь и отдохни, не загораживай солнце.

-Кого?

– Лампочку, со света уйди.

– Ааа. Хорошо. Извините, но мне кажется, Вам все-таки доктор срочно требуется, Ваша нога… она еще больше посинела.

– А-ха-ха! А Вы тоже не без чувства юмора, как оказалось. Неужели Вы думаете, что они меня били для того, чтобы потом лечить? Рассмешили.

Врачи нужны им. Им. Они давно уже нуждаются в психиатрической помощи, им без очереди, а я со своими ранами обожду. Заживет.

– А Вас за что? Тоже с площади?

– Нет. Не с площади, сам не знаю за что меня здесь держат.

– Не хотите говорить?

– Да нет, почему. Все уже известно. Я деньги украл у себя в конторе, на которою горбачусь уже, наверное, тысячу лет. Ну как, украл, свои забрал, те, что мне и полагались за мои труды.

– Вам не платили?

– Платят? Кость бросают, чтоб не издох, а сами имеют закрома и не отказывают себе ни в чем, машины, виллы, острова, все у них, а мы лишь та прислуга при короле. Поначалу, в первую десятку трудового стажа, я думал поднимусь, карьеру сделаю, все силы отдавал, работал день и ночь, но чины и должностя, как выяснилось, позже у них переходят по наследству, а для нас один ошейник лишь уготовлен до самой смерти, за который, прошу заметить, придется еще и уплатить, а коль откажитесь иль денег нет, упекут в тюрьму и там сгноят. Когда я это понял, поклялся себе, что добьюсь свободы любым путем, так жить не стану. Долго вынашивал я план, целый год только выверял. В один день я решился. Опустошил хранилище и был таков.

Меня поймали, когда до границы оставалось всего пару шагов. Не так просто оказалось уйти с цепи.

Клацнул засов. Все притихли.

– На выход. С вещами. Да, ты. На выход.

В дверях стояла женщина в галифе и указывала на меня. Она больше походила на мужчину, чем на представительницу женского пола: короткая стрижка, грубые черты лица, кулачище размером с мою голову.

Я побоялась что-либо спрашивать у нее и просто вышла.

– Быстрее. Стой. К стене. Вперед. Стой. К стене. Вперед. Стой. К стене. Вперед. Не смотреть. Вперед. Стой. К стене! – командовала мне "Женщина в галифе", подталкивая меня сзади связкой ключей, которые, кажется протыкали меня насквозь.

Мы шли по длинному, мало освещенному тоннелю, как мне показалось, он вел вглубь под землю.

Каждый раз, когда возникала решетка, «Женщина в галифе» останавливала меня, ставила к стене, открывала замок, и мы двигались дальше.

– Вперед. Стой. К стене. Вперед. Стой. Направо. Вперед. Стой! – кричала мне «Женщина в галифе» прямо в ухо.

Вскоре мы оказались в какой-то комнате и «Женщина в галифе» тихо сказала:

– Раздевайся. Одежду, вещи на стол. Быстрее.

Я, не раздумывая, сняла всю одежду и положила ее на железную столешницу.

– Трусы тоже снимай! – злобно гаркнула «Женщина в галифе».

Я быстро сняла их и осталась стоять  обнаженной в центре маленькой комнаты, одна, наедине с этой женщиной.

 Она же начала копаться в моих вещах, тщательно прощупывая каждый шовчик на одежде.

-Так, встань сюда, – сказала мне «Женщина в галифе» и указала на синюю линию, нарисованную на полу.

Я встала.

– Нагнись и раздвинь ягодицы! – приказным тоном сказала «Женщина в галифе».

– Зачем? – нагнувшись вперед, спросила я

– Шире, шире, -не обращая внимания на мой вопрос продолжала командовать «Женщина в галифе».

Я подчинилась.

– Сядь, встань, сядь, встань, сядь, встань! -приказывала мне «Женщина в галифе».

Я не понимала для чего нужна была эта экзекуция, но вопросов я больше не задавала и приседала в ритм ее командам.

– Одевайся,– остановив меня сказала «Женщина в галифе».

Я потянулась к одежде.

– Не это. Вот твои вещи, про те забудь.

«Женщина в галифе» бросила к моим ногам какое-то тряпье. Это были рубаха и штаны, пошитые из мешковины.

– Одевайся быстрее, хватит рассматривать, голой поведу, -пригрозила мне «Женщина в галифе» и ударила по стене кулаком так, что с потолка на меня посыпалась штукатурка.

Оделась я молниеносно. Одежда оказалась не по размеру. Рубаха висела на мне, а штаны я с трудом натянула на себя. Одна штанина была наполовину изъедена молью.

«Женщина в галифе» отвела меня в камеру, выругалась, сплюнула через плечо и оставила меня там, закрыв  железную дверь на  ключ.

«Ничего, ничего» – успокаивала я себя. – «Сейчас, придут, разберутся, поймут, что это была ошибка и меня отпустят».

Никто так и не пришел.

Не пришли ни через час, ни через два, ни через день.

На самом деле, я  даже не представляла сколько прошло времени с того момента, как меня здесь закрыли, может, три дня, а, может, всего три часа.

Сюда не проникал солнечный свет, окон не было. Были только серые стены, лавка в три доски с матрацем, под который я залазила, чтоб как-то спастись от холода, бутыли с водой и большая ржавая фляга, о предназначении которой я догадалась только тогда, когда очень сильно захотела в туалет.

Все время я или лежала, или прогуливалась от стены к стене, собственно, это было четыре шага вперед и четыре шага в обратном направлении.

Иногда пела или разговаривала сама с собой, чтоб не сойти с ума от одиночества и этой гробовой тишины.

Пыталась кричать, звать на помощь.

Никто не пришел.

В определенные промежутки времени под дверью появлялась волосатая рука, она подсовывала кусок хлеба и похлебку, от которой жутко несло кислой капустой, хлеб я съедала, а к тарелке не притрагивалась.

В один из дней я проснулась от жуткого чувства тошноты,  я не успела встать, как у меня началась неукротимая рвота.

Я не представляла откуда в моем желудке могло быть столько жидкости, она лилась из меня нескончаемо, буквально потоком извергалась из моего рта и носа.

Я  сделала глубокий вдох и, как мне показалось, рвота прекратилась, а тошнота вроде бы отступила, но кислый запах ударил мне в нос и позывы вновь  усилились. Я залила все вокруг. Рвота не прекращалась, в глазах у меня потемнело, я потянулась к решетке, и больше я с того момента ничего не помню.

Очнулась я в комнате с желтым потолком. Я лежала на столе совершенно голая, ноги мои были подвешены на простынях и раздвинуты в стороны, между ними горела настольная лампа, немного поодаль, как в пелене, стояли мужчины в белых одеждах, их было шесть, они толкались и кричали друг на друга. О чем шла речь я не могла разобрать, когда я застонала, они разом все умолкли, а один из них, в очках и с полотенцем в руках, выругался и подошел ко мне.

Он навис надо мною  всем телом и, выдержав паузу, прошептал:

– Сейчас ты должна думать не только о себе, но и… – он не договорил, выключил лампу и ушел.

Вслед за ним последовали и остальные.

Я попыталась освободить ноги и встать, но у меня не получалось, в руках не было сил, а ноги онемели.

Мне оставалось только лежать и смотреть в потолок, что со мной будет дальше, я не знала.

Когда в комнате внезапно появилась она, у меня возникло безумное чувство радости. Безумное и необъяснимое. Мне захотелось ее обнимать, целовать. Нет, я не тронулась в рассудке. Нет. Я ее узнала, передо мною стоял надзиратель – «Женщина в галифе», но чувство, что она для меня самый родной человечек, не покидало меня.

Потом мною овладел страх, а что, если она сейчас уйдет, а я останусь здесь опять одна. Здесь. Одна.

В какой-то момент я заметила у нее в руках  вещи, те, в которых меня и забрали с площади, они истончали знакомые мне запахи, и на миг мне показалось, что это не надзиратель, а моя мама пришла за мной.

Я закрыла глаза и заплакала.

«Женщина в галифе», не проронив ни слова,  подошла ко мне вплотную, освободила мои ноги и  стала спешно натягивать на меня одежду.

Я чувствовала, как под ее мозолистыми руками  мои вещи трещат по швам, а моя кожа разрывается в кровь, но я не смела даже пошевельнуться.

Облачив меня в одежду, «Женщина в галифе» резко подняла мое тело над собою и, взвалив  меня на плечо, словно мешок картошки, шагнула в коридор.

Она несла меня по узкому подземелью, ускоряя шаг,  нисколько не обращая внимания на то, что мой затылок то и дело бьется об лампочки, свисающие с потолка. Через пару метров она перешла на бег, я тут же всем телом вжалась в нее, ожидая, что вот-вот сейчас она резко свернет за угол и совсем нечаянно размозжит мою голову о край решетки.

Все обошлось. Через пару поворотов коридор стал шире, а «Женщина в галифе» вновь перешла на шаг. Время от времени она останавливалась и  молча стояла, прижавшись к стене.

В эти минуты мне было слышно, как  на вдохе у нее внутри что-то хрустит, будто снег под ногами в лютый мороз, а сердце тарабанит так, что, кажется, сейчас оно выпрыгнет и убежит.

– Может, я сама пойду?– спросила я у «Женщины в галифе», когда она в очередной раз остановилась.

– Да, пожалуй, – тяжело вздохнув ответила она и поставила меня у стены.

Перед тем, как мы продолжили путь, она завязала мои глаза тряпкой, от которой невыносимо несло тиной, и скомандовала, чтоб я резче двигала своими ногами.

Я старалась следовать всем ее указаниям.

Мы протопали еще двести пятьдесят четыре шага и неожиданно в мои глаза ударил яркий свет,  в это же мгновение кубаметры свежего воздуха ураганом ворвались в  мои легкие,  растянув их до предела. От переизбытка кислорода у меня закружилась голова, и я полетела в низ.

– Не падай, мы уже пришли, – сказала «Женщина в галифе», остановив мое тело в дюйме от пола.

– Глаза, глаза! – вопила я, пытаясь руками закрыться от облучения, которое нещадно выжигало мои зрачки свозь повязку.

– Успокойся, сейчас все пройдет, у меня такое  после каждой смены с глазами случается, – поставив меня на ноги сказала «Женщина в галифе».

Действительно, она оказалась права, через какое-то время жжение в глазах поутихло, но слезы у меня  продолжали литься градом.

Они насквозь пропитали  мою повязку на  глазах, отчего она, наверное,  стала тяжелее и  сползла на нос,  теперь я могла разобрать, что происходит вокруг меня.

Мы находились в небольшом дворе окруженном высоким забором, а над головой была сплошная решетка.

Поодаль стоял грузовик с будкой. Железный монстр был весь в грязи и угрожающе смотрел на меня. Как мне показалось, именно в таком же авто меня сюда и привезли.

– Подавай -крикнула «Женщина в галифе» и махнула в сторону грузовика рукой.

Железный монстр в ту же секунду взревел, выпустив клубы черного дыма и подъехал к нам вплотную.

– Загружайся! – рявкнула мне под ухо «Женщина в галифе» и стала толкать меня в спину своими кулачищами.

Я вскарабкалась на ступеньку фургона и, открыв дверцу будки,  шагнула в темноту.

Внутри стоял тяжелый запах ржавчины с привкусом апельсиновой корки, я наощупь прошла вперед и, упершись в стену, присела на пол.

– Не возвращайся! – донесся снаружи голос «Женщины в галифе».

После чего  дверь фургона захлопнулась, пахнуло бензином и грузовик тронулся…

Рык железного монстра  надрывался все громче и громче, а я с каждым разом, когда он налетал на ухабу,  подлетала вверх все выше и выше, и если бы не выступ в стене, за который я иногда успевала ухватиться,  то расшиблась бы напрочь.

 Вскоре дорога пошла ровная, рычание железного монстра поутихло. Я прижала коленки к груди и, обхватив их руками, погрузилась в мелодию  шин и асфальта, от которой невольно закрывались глаза и становилось теплее..

Вдруг, резко запахло ржаным хлебом, а вдалеке я увидела маленькую девочку в голубеньком платьишке.

Она бежала навстречу  закату по полю из белых ромашек, а он то отдалялся, то приближался, как будто играл с ней, увлекая за собой, туда, где небо встречалось с землей.

Еще мгновение и она превратилась в стрижа, который вспорхнул высоко в небо,  покружился и исчез в облаках.

Я  захотела  полететь вслед за ним и стала сильно размахивать  руками, но что-то держало меня и не давало оторваться от земли.

Я сделала несколько попыток, но тщетно, у меня не получалось.

Я заплакала и в тот же момент поняла, что я просто  уснула и это всего лишь сон.

Осторожно приоткрыв глаза, я  увидела, что передо мной стоит человек в форме и яростно трясет меня за плечи.

– Приехали! Выходи! – сказал он и потащил меня к выходу.

-Постойте, – вскрикнула я, почувствовав как мои колени начинают гореть, словно к ним приставили раскаленное железо.

Человек же  был неумолим, он лишь на секунду ослабил  хватку, а затем с еще большой силой сжал мои руки и поволок к двери.

– Проваливай и советую тебе все забыть – сказал он полушепотом и столкнул меня с грузовика.

Я слетела вниз на асфальт, приземлившись прямо на  спину, а железный монстр  взревел и, проехав своими колесами буквально в дюйме от моего носа, скрылся за углом.

Я осталась лежать на тротуаре и не сразу смогла подняться.

За это время, пока я валялась , никто из прохожих  даже не остановился, не поинтересовался что со мной случилось и требуется ли помощь, все тактично перешагивали через мое тело и шли дальше, а кто-то даже пнул  и выругался матом.

Поднявшись кое-как на ноги,  я  забежала в ближайший подъезд.

Немного переждав и убедившись, что за мной никто не следит, я выскочила на улицу  и пошла вдоль проспекта.

Я двигалась медленно и старалась держаться ближе к кустам  шиповника, которые росли у края дороги. Они меня и спасали.

Как только впереди появлялась машина, похожая на железного монстра, я пригибала голову и прыгала в заросли.

Домой я добралась только под утро.

Дверь в квартиру была не заперта, а войдя внутрь, я обнаружила ужасный беспорядок.

Вся моя одежда вперемешку с картинами была разбросана по комнате.  Стены и окна были измазаны черной краской.

Сначала я хотела позвонить маме, но потом передумала, мне не хотелось ее расстраивать.

 В полицию тоже не имело смысла сообщать, я догадывалась, что вся эта вакханалия дело их рук.

Оставалась еще подруга, но трубку она почему-то не брала.

Я решила набрать ее позже, а пока, чувствуя, что меня опять начинает подташнивать, позвонила в клинику и  попросила врача на дом.

Доктор пришел к полудню.

Он внимательно выслушал меня, потом  осмотрел и, сделав анализы крови, сообщил мне:

– Вся эта история, рассказанная вами, всего лишь фантазия вашего мозга. Это часто случается на фоне токсикозов. У Вас…

– Что вы имеете в виду? Вы мне не верите? Чем я больна? –  не дослушав доктора, задала я вопрос.

– Не переживайте. Беременность – это не болезнь. Я пропишу Вам витамины, и все у Вас будет хорошо, – ответил доктор и протянул мне рецепт.

– Хорошо. Сколько я Вам должна? – спросила я у доктора, и только в этот момент я поняла, что денег у меня может и не оказаться, если до них добрался тот, кто хозяйничал здесь без меня.

– Денег не нужно, я оформлю вызов по девяносто девятому коду. И вообще, как говорил наш профессор на кафедре, настоящему врачу не важно, сколько у него в кармане целковых. Врач – это не бизнес и даже не профессия. Врач – это образ жизни, можно сказать, своеобразное монашество, человек отрекается от всех благ во имя одного – здоровья людей!

После ухода врача я  занялась уборкой в квартире.

 Я медленно, но уверенно разгребала весь этот нескончаемый хлам под музыку Моцарта.

 Все, что мне попадалось в руки, я разделяла на две кучи: оставить и на выброс. Ненужных вещей собралась целая гора. Некоторые вещи мигрировали из одной кучи в другую.

Порядок я пыталась навести и в своей голове, но тут было посложнее, мысли набегали одна на другую и  перемешивались между собой, а перед глазами все это время стоял «Человек с мольбертом» и улыбался.

Возможно, доктор  действительно был прав, и я просто потеряла связь с реальным миром, но, увы, фотографии и картины говорил  об обратном.

Вот и площадь, и черная стена, и те лица, все они перебрались на мой холст и продолжают жить на нем, наблюдая оттуда за мной.

С беспорядком я боролась до полуночи, а перед тем как лечь спать, я  сходила в аптеку и купила лекарства, которые рекомендовал доктор.

По утру все подтвердилось.

 Две полоски на тесте говорили о том, что во мне кто-то живет, и теперь я не одна.

Я чувствовала, что это совершенно новый этап в моей жизни, но что с этим делать я не знала.

Целыми днями я просиживала у окна, наблюдая сверху за прохожими, и ждала телефонного звонка.

 Я очень хотела вновь услышать голос «Человека с мольбертом», хотя бы ощутить его дыхание в трубке, сейчас мне это нужно было как никогда, но телефон предательски молчал.

Временами меня посещали довольно мрачные мысли, которые пугали меня больше, чем само ожидание.

 Избавиться  и  забыть – говорил мне внутренний голос, но кто то другой отвечал ему «нет». Схватка продолжалась и днем, и ночью. Даже во сне.

В какой-то момент борьба остановилась, все мои  мысли исчезли и образовалась пустота.

Вакуум стал разбирать меня на мелкие частички. Он раскладывал их в ряд, а потом засасывал.

Я чувствовала, что   с каждым днем меня становилось все меньше.

Так пролетело два месяца. Два месяца пустой, неиспользованной мною жизни. От меня за это время осталось совсем ничего и я окончательно растворилась бы, но мои краски и кисти не позволили мне полностью исчезнуть.

Произошло это не сразу.

В первый день, когда я нечаянно задела подставку для кистей и мастихина, я почувствовала тепло во всем теле, словно на меня накинули плед, заранее прогретый у камина. Мне это понравилось.

На второй день я специально, проходя мимо мольберта, как бы случайно коснулась своих инструментов и вновь ощутила то самое тепло.

Я набралась смелости и открыла один из тюбиков с масляной краской.

Аромат ультрамарина моментально заполнил всю комнату, отчего у меня появилось легкое и приятное головокружение. Я легла на пол и закрыла глаза.

 Мне было тепло и спокойно.

На следующий день, как только первые лучи солнца ворвались в мою комнату, я уже сидела напротив белоснежного холста.

Мое сердце трепетало и сжималось.

Глубоко вдохнув, я сделала первый мазок, потом второй, третий, четвертый, пятый.

С каждым новым штрихом мое тело наполнялось любовью, желанием и мечтой.

Когда я выдохнула, картина была уже готова, а за окном светила луна.

Я была счастлива.

У меня вновь появилось желание рисовать, фотографировать и я дико хотела сыр, запах которого мне  мерещился  отовсюду.

Я отправилась на поиски лакомства на улицу. Все магазины в это время уже были закрыты, и я, пройдя через бульвар, перескакивая от одной витрины к другой, зашла в кафе со смешным названием «Невинный садовник» . Внутри было пусто, за исключение двух полуночников, которые попивали чай за маленьким столиком. Они даже не обратили внимания на мое появление.

Я присела у окна, и когда, наконец-то, появился официант, заказала горячий шоколад и сливки. Про сыр я окончательно забыла, его мне больше не хотелось.

В кафе я провела почти всю ночь.

Я наслаждалась божественным напитком и строила планы на будущее.

Я поставила себе цель , не смотря ни на что, провести свою первую персональную выставку уже этой осенью.

Времени  для  подготовки, конечно, оставалось маловато, но я была уверена что справлюсь.

Я написала целый список неотложных дел, с которыми  медлить было нельзя.

Первым делом, нужно будет найти подходящую галерею и договориться с ними. Оформить в багет все картины и фотографии. Количества картин, наверное, будет недостаточно для полноценной экспозиции, поэтому придется нарисовать еще.

Я принялась за дело.

До обеда я обзванивала галереи, а потом, до поздней, ночи рисовала.

Я рисовала по памяти.

Люди на площади, человек со сломанной рукой, «Женщина в галифе», железный монстр – все они стали персонажами моих картин.

С каждым днем количество картин становилось все больше и больше.

Мой животик тоже увеличивался в размерах.

Он рос прямо на моих глазах. Еще вчера он  был не заметен, а сегодня уже выпирает, словно мячик, который спрятали под одеждой.

Неожиданно для себя, я все чаще стала говорить мы и поглаживать в это время свой воздушный шарик.

За плодотворной работой я и не заметила, как пролетели летние денечки и наступила осень – пора  ослепительного взрыва красок.

Все  живое вокруг – деревья, земля, трава, вода – все они отдали свои последние соки  для разноцветной палитры, а сами, чуть погодя,  безмолвно застынут, уступив место зимнему пейзажу.

Я завидую природе, у нее столько  тюбиков краски и она так умело ими пользуется, что сомневаться в ее мастерстве не приходится.

Что нельзя, конечно, сказать обо мне.

Открытие моей выставки уже завтра. Как оценят мои работы?  Придет ли вообще хоть кто-нибудь?  Стоит только гадать.

Ровно в десять следующего дня я

стояла в центре зала моей первой персональной выставки, и я здесь была не одна.

Количество желающих увидеть мои работы продолжает прибывать. Очередь из ценителей искусства растянулась аж до скульптуры кота, а это примерно метров сто от входа в галерею.

Посетители, которые в числе первых пришли на выставку, кажется, не собираются никуда уходить, они фотографируют, нюхают, пытаются потрогать и даже попробовать на вкус  все мои картины и фотографии.

Люди обнимаются, целуются и спорят.

Да, это обескураживает.

 Посудите сами.

Я никому неизвестный художник, сегодня понедельник, это не тот день недели, в который большинство людей идут отдыхать, место для выставки, которое я выбрала, не является Лувром или Эрмитажем, для чего оно предназначалось я даже не догадываюсь, его я нашла случайно, гуляя по улице.

Увидела надпись о сдаче в аренду,  подойдя поближе и подсмотрев в окна, я кроме как стен и куч мусора ничего не увидела, да и сейчас  мало что изменилось, рабочие только за день до открытия успели вывезти весь хлам, а монтаж картин был закончен буквально за час до начала, не говоря  уже о вывеске, вернее сказать об отсутствии таковой.

Рекламой тоже никто не занимался, были только пара постов в социальной сети, без излишнего пиара, только дата, адрес и фото одной из моих картин.

По всем параметрам сегодня я могла рассчитывать  лишь на пару случайных посетителей, но все удивительным образом оказалось наоборот.

Они продолжают идти.

Омрачил меня только один факт. Какая-та женщина настойчиво названивает мне с вечера. Первый раз, когда я взяла трубку, она просила снять с выставки почти половину картин. Второй раз она уже требовала закрыть всю галерею.

Кто эта женщина и почему я должна закрыть выставку я не могла предположить. Может быть, кто-то так просто пошутил и это не редкий случай на подобных мероприятиях. Не знаю.

Я поставила телефон на беззвучный режим и больше не отвечала.

Подъехали репортеры и почему-то три машины полиции.

Журналисты сразу же начали устанавливать камеры, а полицейские ушли за угол.

Я решила не показываться.

За меня интервью дадут мои картины, надеюсь, они смогут ответить на все вопросы.

У меня не получилось исчезнуть незамеченной. Один из репортеров, мужчина с двумя камерами на перевес, кажется, разоблачил меня.