Джин & Тоник. Плутовской кинороман

Джин & Тоник

Плутовской кинороман

Александр Григорьевич Шабашкевич

Редактор-корректор Михаил Ивановский

Художник Влад Ланин

© Александр Григорьевич Шабашкевич, 2025

ISBN 978-5-0065-3733-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Улица Лондона. Репортер берет интервью у прохожего

– Извините, задержу Вас на пару минут.

Останавливается мужчина в клетчатой рубашке с одутловатым красным потным лицом.

– Вы знаете, кто такой Михаил Фридманович?

– Конечно, знаю, это чудак, который за русские деньги скупает никому не нужный в Англии хлам.

– Например?

– Он купил футбольный клуб Чипси.

– А Вы болеете?..

– За Манчестер. Русские все олигархи такие прикольные?

Улица Москвы. Всё тот же репортер спрашивает

у пожилого прохожего в шляпе

– Позвольте задать Вам вопрос?

– Валяйте.

– Вы знаете, кто такой Михаил Фридманович?

– А что, его уже посадили? Всех олигархов – в Басманный суд!

1. ФУГИ С БУХОМ

Львов, 1975 год

Узкая улица в центре старинного города. На солнце поблескивает серая неровная брусчатка. Пружинистые линии трамвайных рельсов стиснуты фасадами невысоких каменных домов сдержанной архитектуры средневековья. На повороте визжат колёса громоздкого трамвая.

Подросток с темными волосами в школьной форме и съехавшим на сторону пионерским галстуком осторожно нажимает ручку стеклянной двери шляпной мастерской. Открывается неброское нутро ателье советского периода.

Бюсты манекенов в мужских фетровых шляпах тёмных и серых цветов флиртуют с женскими слепыми головками в шляпках европейской моды. Шляпы с изломанными полями делают мужественными даже гипсовых истуканов. Кокетливые женские головки, одарены мастером стильной сексуальностью.

Чувствуется, что мастер творит всю эту красоту по живой ещё памяти о тех людях, которые приносили сюда парижские новости и варшавские сплетни. Люди исчезли. Остались слепки их голов и фетровые предпочтения, украшенные легкими перьями и пестрыми лентами.

Большегрудая тётя в высоком светлом шиньоне сидит за невысокой конторкой и дремлет. При этом поза её не расслаблена, а выражает дежурную готовность женщины в нужную минуту проявить рвение в работе администратора. Из радиоточки доносятся звуки украинских национальных напевов.

Подросток на цыпочках подходит к конторке. Убедившись, что тётя в шиньоне спит, он кричит во всё горло:

– Руки в гору, милиция!

Женщина просыпается, едва не опрокидывает стул. Хватается за сердце.

– Хулиганская морда, – причитает она, тяжело дыша. – Вот бы тебя отец выпорол. Так он всегда занят. Вчера бабушку Цилю довел до инфаркта, и я сейчас помру.

Мальчик исчезает за перегородкой и возвращается со стаканом воды в руке. Ставит его на стол перед женщиной.

Из дверей соседнего помещения появляется невысокий полноватый человек в белой рубашке с галстуком и в темной жилетке. Вокруг его губ заметны следы яркой помады, которую он не успел вытереть. Перед собой он держит шляпную коробку.

За ним в комнату вплывает широкобедрая слишком ярко накрашенная дама. Причёска чуть нарушена. Расстегнута лишняя пуговка блузки. Волнуется пышная, еще не остывшая грудь.

– Привет, Мишуня! Где милиция? Кто помирает? Что было с бабушкой Цилей? – Нарочито строго спрашивает мужчина. У него хорошее настроение. Он, прищурившись, смотрит на сына. Даже сквозь узкие щелки век видны лучистые и живые карие глаза.

– Так кто ж Вам расскажет, пан Фридманович, – с обидой в голосе говорит администратор. – Вы любите своего сына больше, чем он заслуживает. Вчера он ворвался к бабушке Циле и с порога без всякой подготовки объявил, что Бах умер. Вы знаете, как сильно старые люди реагируют на смерть знакомых. Бабушка рвала на себе волосы.

– Постойте, это тот Бах, что на Пекарской в книжном? – удивлённо спрашивает дама в блузке.

– На Пекарской, мадам Петрова, дай Бог, не умер Бух, – рассмеялся мужчина. – Бабушка Циля в детстве имела с Бахом фуги. Несчастный действительно умер. Мишуня не соврал.

Отец легким движением руки изобразил подзатыльник.

– Ребёнку нужна мать, – продолжала причитать женщина в шиньоне. – Кто ему даст воспитание? Тимур и его команда?

Фридманович и женщина в блузке обменялись взглядом чуть более тягучим, чем обычный.

– Насчет манер не уверен, а вот шляпы делать я его научу. Такое воспитание он получит, уважаемая Жанна, – Фридманович повернулся к администратору.

Та иронично, с лёгким сочувствием кивала головой, не сводя глаз с его губ со следами яркой помады.

– Носите на здоровье, мадам Петрова, – Фридманович распахнул входные двери.

У тротуара стояла черная «Волга». Выскочил шофёр, распахнул заднюю правую дверь. Фридманович уложил коробку на сидение.

– Спасибо, Венечка, – ему на ухо прошептала дама и нырнула в машину.

Чёрная «Волга» степенно отвалила от бордюра. Милиционер на перекрёстке отдал честь.

– Мишуня, пошли обедать, – Веня вернулся в ателье.

– Товарищ Фридманович, а деньги в кассу вы внесёте? – Задала вопрос Жанна.

– Ближе к зарплате, – Веня неопределённо помахал рукой.

– Опять в подарок. Сколько можно? Это что всё ваше? Это всё народное, пан Фридманович. Мы не выполняем план, и скоро-таки придёт милиция. Ваш сынок накличет.

– Жанна, успокойтесь, милиция тоже снимает фуражки и благодарит себя шляпами. Хочет тоже хороших. А они есть только у меня. Какой там план, Жанна. Вам поднять зарплату?

– Мне хватает. А что покупать? То, что я хочу, ни за какие деньги не купишь.

– А что Вы хотите?

– Японскую швейную машинку. Я не видела, мне рассказывали.

– Один звонок, и она у вас.

– Не расстраивайте меня, Веня.

– Запомни, сын. Человеческие отношения – самая твёрдая валюта. Даже когда деньги не значат ничего. – Веня на секунду задумался и добавил. – Именно когда деньги не стоят ничего, надо вкладывать в людей.

– А что вкладывать, если деньги не стоят ничего? – спросил Миша.

– Что можешь. Шляпы шить умеешь – вкладывай. Любовь – вкладывай. Заботу – вкладывай. Это дело верное. – Веня подошёл к телефонному аппарату. Снял трубку, набрал номер.

– Алё, Потребсоюз? Дайте мне Сидорчука. Кто говорит? Вениамин Фридманович… Привет, Вася. Ты пометь себе, машинка швейная с японским прищуром. Завтра? – Веня посмотрел на Жанну. Та светилась счастьем. – Можно и завтра, бывай!

2. ТАЙНА ДЖОНА СМИТА

Предместье Лондона, 1975 год

Утро. На веранде старинного каменного дома завтракают отец и сын. Им прислуживает пожилая женщина в белоснежном фартуке. С веранды открывается вид на просторный и несколько диковатый луг. Между невысокими холмами вьется грунтовая дорога. По ней, щедро пыля, к дому приближается черный автомобиль. Становится заметна надпись на борту: «Полиция».

– Доброе утро, сэр Генри. Мы из Скотлэнд-Ярда. Я инспектор Пибоди, со мной детектив Стадинг, – представился молодой, полноватый мужчина в мятом костюме и не очень свежей рубашке.

– Чем могу быть вам полезным?

– У нас есть несколько вопросов, если позволите?

– Пройдемте в дом, джентльмены. Мэри, принесите нам чай в кабинет. Энди будет с нами.

– Вы уверены, сэр, что парню будет интересно? – спросил Стадинг.

– Общение с полицией поучительно. У меня нет от сына секретов.

Сэр Генри, Энди и полицейские проходят в кабинет. На стенах парадные портреты предков, фотографии лошадей и фотопортрет Королевы Матери в тяжёлом белом платье, в дамском седле на гнедой кобыле. В пейзаже, что на снимке, узнаваем местный ландшафт.

Сэр Генри сел в кресло за массивный письменный стол. Жестом пригласил полицейских расположиться на диване. Взял с подставки трубку с объемным чубуком из светлого бриара. Снял крышку с глиняной табачной банки.

Легкий аромат табака потянулся к носу толстого полицейского.

Он повёл ноздрями, открыл, было, рот, чтобы выразить свои ощущения, но его опередил неулыбчивый напарник.

– Вам знаком человек по имени Джон Смит?

– Да, я знаю его уже много лет.

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Обстоятельства были трагичные, я бы сказал, кровавые, – сэр Генри примял табак темпером и чиркнул длинной спичкой. Оба полицейских уперлись в него глазами.

– Мне осколком снаряда разворотило живот. Джон руками собрал мои кишки и запихнул на место. Потом тащил меня на себе несколько километров. Он спас мне жизнь.

– А, это было где-нибудь в Нормандии? – щегольнул эрудицией Пибоди.

– Это было возле Яффо, в Палестине, – ответил сэр Генри. – Джон был взводным санитаром.

– Джон Смит оставлял у вас на хранение чемодан?

– Да он заехал ко мне однажды и попросил поставить в подвал чемодан. Потом исчез на несколько лет. Когда появился, я отдал ему чемодан.

– Вы знали, что он сидел в тюрьме за ограбление почты? Вы знали, что он гангстер?

– Всё, что для меня важно я о нём знаю. Детали, которые вы упомянули, меня не интересуют.

– Вам известно, где сейчас находится Джон Смит?

– Надеюсь, он ещё в этом мире. Без него здесь будет скучно, – сэр Генри приподнял со стола неразрезанную утреннюю газету и переложил в центр стола.

Пибоди пригладил макушку, соображая: «здесь» – это именно здесь, или там, в мире, о котором сообщают газеты?

– Вам может быть предъявлено обвинение в сокрытии похищенного, – не отпуская глаз сэра Генри, сказал хмурый Стадинг.

– Наверное, – после короткого раздумья согласился сэр Генри. – Вопрос в том, сохранил бы я чемодан Джона, если бы знал, что в нём похищенное добро? – он густо пыхнул трубкой и поднялся из-за стола.

Полицейские тоже поднялись с дивана. Сэр Генри обернулся к Энди и добавил:

– Я сберёг бы чемодан Джона и охранял бы его как собака.

Стадинг отвел глаза, Пибоди попробовал улыбнуться.

Сэр Генри проводил их к двери кабинета. Вернулся к столу. Чиркнул спичкой, раскуривая погасшую трубку.

– Ты понял меня, Энди?

– Думаю, да папа. Но я бы не утерпел и посмотрел, что там внутри.

– Я посмотрел. Там были деньги. Наверное, несколько миллионов фунтов.

– Ух, ты!

– Точнее, Джон сам открыл чемодан. И сказал, что он никого не убил. А прав он или нет, решит в тюрьме. Думаю, пяти лет ему хватило, чтобы определиться. Человек сам себе судья, Энди. Джон хороший человек и всё рассудит справедливо. Пойдём, посмотрим лошадей. В субботу в Брэндфилде будет большая игра в поло. На этот раз я предложу Чарльзу нашу рыжую кобылу. Она своенравна как принцесса. Ещё вопрос, понравятся ли ей уши принца.

Энди улыбнулся.

– Да, лошади эмоциональны. Лучшие всадники – такие сухари как Чарльз. Тогда ситуация равновесна. Тебе тоже надо начинать играть в поло, – сэр Генри выбирал трость у выхода из дома.

– Мне не интересно. У меня не получится как у Чарльза. Поло это же не профессия?

– Да, я давно наблюдаю, что тебя не увлекают лошади. А что тебе интересно?

– Самолёты. Я хочу летать.

Сэр Генри запустил мотор двухместного электрокара и плавно тронулся с места.

– Объезжать небесных лошадей – мужское дело. Вылетишь из седла – больно падать.

3. ЦАРСКАЯ ОХОТА

Подмосковье. Рублёвское шоссе, лето 1996 года

Высокая каменная стена резиденции чем-то напоминает кремлёвскую. Ворота во весь рост обиты металлом. По бокам въезда круглые башенки. В них скрыты зоркие стражи. К воротам периодически подъезжают машины. Джип «Гелендваген» уперся носом в ворота. За ним ленивой гусеницей подполз длинный чёрный Мерседес. На номерных знаках реют триколоры. Кортеж замыкает еще один «Гелендваген». Ворота открылись и медленно закрылись. В ту же минуту к ним блохой подскочил «Порш» с открытым верхом. Капризно пискнул сигналом. На сидениях – юноша в ярком шарфе и девушка в бейсболке.

Рынок в Жуковке

Рядом с рестораном «а ля рюс» «Царская Охота», за скромным заборчиком, выкрашенным в хаки, приютились местные бабушки-торговки. Лица у них гладкие, ухоженные. На кривых, наспех устроенных прилавках, соленья, разнообразные торты, вяленая и копченая рыба, пироги, икра разноцветная. Всё выглядит красиво и аппетитно.

Среди торговцев нет кавказцев. К прилавку, за которым стоит пожилая женщина, подходит Миша. Он повзрослел. Сейчас ему лет двадцать девять. Костюм сидит мешковато на коренастой Мишиной фигуре. Галстук торчит из кармана – жарко.

– Ну, что, тётя Галя, всё сделали, как я просил?

– Всё по рецепту. С утра мясо держала в минеральной воде, – женщина блеснула золотыми зубами, – зелени цельный мешок приготовила.

– Мясо свежее?

– Как можно? Вы ведь не на Даниловском рынке покупаете, – обиделась тётя Галя. – Всю жизнь на совминовской даче – учёная.

Миша берет из её рук пакет с мясом, раскрывает его и глубоко

внутрь погружает нос. Также поступает и со вторым пакетом. Женщина недовольно фыркает. Миша достает не пухлое портмоне.

– Сколько?

– Пятнадцать тыщ, – твёрдо отвечает торговка.

Миша вскидывает на нее глаза.

– А тут не торгуются, – жестко говорит женщина.

Миша нанизывает ручки пакетов на пальцы. Пакетов много. Он направляется к выходу с рынка.

Ворота резиденции

С рокотом подъезжает мотоцикл, резко блестит хромом. Парень на нём весь затянут в черную кожу и прострочен заклёпками. На голове яркая бандана. Руль высокий и изогнут как рога лося. Посадка у байкера выглядит нарочито расслабленно и нагло. В асфальт твердо упирались ноги в расшитых ковбойских сапогах. Мотоциклиста сопровождает джип с охраной.

Пока ворота открывались, рядом с ними притормозила желтая «Волга» с шашечками на борту. Из машины выходит Михаил. Открывает багажник и нанизывает ручки полиэтиленовых мешков на пальцы.

Мотоцикл зарокотал и вкатился в ворота. Джип охраны притормозил на въезде, развернулся и уехал, откуда приехал. Миша в открытые ворота пройти не успел. Они захлопнулись перед самым его носом. Он подошёл к воротам, остановился. Пнуть ногой Миша не решился, а руки были заняты пакетами.

В башенке охраны, в бойнице, открылось окошко. Можно было ожидать, что высунется ствол. Но не высунулся никто. Из глубины донесся вопрос.

– Вам чего надо?

– Я по приглашению.

– Фамилия?

– Михаил Фридманович.

Из бойницы долго не отвечали. Возможно, сверялись со списками или звонили куда.

Миша переминался с ноги на ногу. Ручки тяжелых пакетов врезались в ладони. Было больно.

– Проходите, гражданин Фридманович, – донеслось из темноты бойницы.

Створки ворот медленно поползли назад, уступая дорогу. Миша шагнул вперед, пересек линию стен и остановился в нерешительности. Перед ним открылась бесконечная аллея пушистых ёлок. Прямая как стрела, асфальтированная дорога упиралась в бревенчатый дом, который отсюда, от ворот, выглядел игрушечным. Миша плотнее прихватил ручки мешков и шагнул вперёд.

Лужайка перед домом

На коротко стриженном газоне круглые столики выглядят мухоморами. На белых скатертях пятна тарелок с яркой закуской. Официанты в белых пиджаках с натужно безразличными глазами снуют между групп гостей и предлагают напитки, разлитые в разные ёмкости: рюмки и бокалы. Со стороны групп и пар, доносятся обрывки фраз.

– После заседания политбюро я срочно полетел в Азербажан, – именно так произносит название этой страны седовласый приземистый человек. Вокруг него собралась группа слушателей. – Потом с руководством выехал на место, в горы.

– В Нагорный Карабах, – уточняет мужчина профессорского вида в очках с золотой оправой. Рядом с ним жена – похожа на Хилари Клинтон.

– Ну, да, в Карабах, – раздраженно кивает рассказчик. – Они там всё никак базар поделить не могли. Армян и азербажанцев собрал за столом. И говорю им всем, вот вы все мусульмане, а общий язык найти не можете, стыдно.

Мужчина в золотых очках открыл, было, рот, чтобы что-то сказать. Жена дернула его за рукав. Сдержался. Прикрыл рот.

– Это, смело, – на всякий случай подстраховала его жена.

Рассказчик согласно кивнул. По лужайке, чуть в сторонке от основной массы гостей, под руку с молодым высоким длинноволосым мужчиной прохаживается женщина. Легкий бирюзовый платок на плечах.

– Папа ещё не определился. Не нравится ему гэбэшная история.

– Ну, да, – неопределённо произносит длинноволосый. Изображает улыбку на бабьем лице.

– А он говорит, подпоручик Киже, гениальный ход. И рыжий его поддерживает.

– Да, ну? – определенно удивляется собеседник.

У крайнего столика, ближе к сцене, стоят плечом к плечу мужчины числом не меньше взвода. Все одинакового роста ниже среднего. И глаза у них одного цвета и волосы гладко причесаны. Ни одного лысого или кудрявого. Смотрят на окружающих без испуга, спокойно, хоть и чувствуется, что они впервые на таком празднике жизни.

К дому подъехал черный Мерседес. Из него неторопливо вышел могучий лысоватый человек. Нагнулся, исчез внутри машины, выпрямился – в руках огромный букет роз.

– Дядя Саша приехал, – бросились к нему ребятишки, игравшие на поляне.

– Гляди, как семья его любит, – комментирует один из гостей.

– А папа разлюбил, – говорит другой.

Приехавший оглядывается по сторонам, неловко держит перед собой букет. Находит глазами женщину в бирюзовом платке и устремляется к ней. Они целуются при встрече, но чувствуется какая-то заминка. То ли не ждали его, то ли лучше бы не приезжал.

Вдруг всех отвлек пронзительный звук рога. В громкую ноту трубного гласа вписался дробью бубен. На дороге появилась высокая арба, запряженная двумя длиннорогими быками. Арба доверху нагружена винными бочками. Быками управляет возница в мохнатой шапке. В стороны как крылья торчат седые усы. На бочках верхом разместились музыканты. Горнист сменил большой рог на маленькую дудку. Мелодичные рулады вплетаются в забойный ритм бубнов.

Волы свернули на лужайку. Арба продвинулась ближе к публике, оставляя глубокие борозды на газоне. Возница бросил поводья, скинул с плеч бурку и спрыгнул на землю. Ударил папахой о землю и пустился в пляс, заплетая ноги в такт лезгинке.

Это был голубоглазый блондин с пышными седыми усами.

За ним следом спрыгнули музыканты. Один из них оставил бубен и держал в руках огромный букет луговых цветов.

Публика в такт лезгинке хлопает в ладоши. Женщина в бирюзовом платке оставила своего собеседника и, пританцовывая, направилась к весёлым гостям.

Мужчина протянул букет одному из танцоров в высоких тонких кожаных сапогах. Тот разбежался и в прыжке упал на колени. Заскользил по траве и остановился точно у ног женщины. Протянул букет. Она с восторгом приняла цветы. Засмеялась, оборачиваясь к усатому танцору.

– Ну, Вы, Гадри Константинович, даете.

– Многие лета, Татьяна Борисовна, – широко улыбнулся Гадри.

Музыканты сильнее ударили в бубны. Щеки, играющего на дудке, вздувались пузырями. Возле арбы появился ящик с рогами для питья. Рога украшены чеканкой. Человек открыл кран бочки и наполнил самый красивый рог с золотым ободком. Поднес Татьяне Борисовне.

– За здоровье Татьяны, до дна! – закричал, обращаясь к публике Гадри.

Татьяна поднесла рог к губам и, запрокинув голову, выпила вино. В этот момент перед ней оказался Миша с подносом, на котором был шампур розового, в меру зажаренного, шашлыка и гора свежей яркой зелени.

– Молодец, – улыбнулся ему Гадри, взглянув на мясо.

Кабинет внутри дома

На диване сидит лысоватый мужчина с острым нервным взглядом. В руках бокал вина. В кресле курит сигару Гадри. На столике возле него толстый стакан с виски.

– Боря, никель оставим Володе, – говорит Гадри. – В Норильске холодно. Кто туда поедет? Где столько людей взять?

– А этот с шашлыками кто? – спрашивает Борис.

– Миша Фридманович, исполнительный, услужливый такой.

– Отпиши ему никель, пусть управляет.

– Давай ему алюминий дадим. Никель оставь Володе. Он будет нам благодарен.

– Нам, Гадри, никто благодарен не будет. Назови Володе нашу цену. Мише объясни, что алюминий – это его волосы на голове. Украдет копейку – нет волос. Зажмёт миллиард – нет головы.

5. КРУТЫЕ РЕБЯТА

Аэродром, в Эр-Рияде. Нещадно печет солнце

На взлетной полосе серебристый «Гольфстрим». Тёплый воздух струится волнами от крыльев. Энди подходит к самолёту, в руках бутылка с водой. Он плещет на крыло. Вода с шипением испаряется.

– Сколько показывает термометр? – Энди кричит в открытую дверь самолета.

– Семьдесят на солнце, – отвечает ему второй пилот.

– Взлетать нельзя, будем ждать захода солнца, – Энди делает глоток воды.

От здания аэропорта несётся кортеж белых лимузинов. Солнце отблёскивает от непрозрачных тёмных стёкол. Машины останавливаются возле «Гольфстрима». Из белых Мерседесов выходит охрана в чёрных костюмах и шейхи в белых балахонах. Из головной машины появляется Миша в джинсах, майке с ярким рисунком и тёмных очках. На голове взъерошенная шевелюра. Под мышкой ноутбук.

Миша прощается с шейхами. Энди подходит и останавливается за спиной у Миши. Тот оборачивается к нему с немым вопросом.

– Вам лучше подождать несколько часов в аэропорту, сэр, там прохладнее. На борту не будет кондиционера, – обращается к нему Энди.

– Какие несколько часов? Мы вылетаем немедленно, – резко отвечает Миша.

– Мы вылетим через несколько часов, сэр, только когда температура снизится на десять градусов. Это связано с безопасностью, – Энди твёрдо настаивает на своем.

Шейхи в замешательстве.

– Чего ты мне голову морочишь? Тут всегда печёт солнце. И всегда летают самолёты, – он оборачивается в сторону шейхов как бы за поддержкой.

Те дружно улыбаются и кивают головами.

– Взлетаем, капитан, мне надо быть в Нью-Йорке не позже семи. Я, в конце концов, плачу и за долю риска в твоей работе.

Энди, молча, отходит от шефа, выбирает место прямо под крылом в относительной тени и спокойно укладывается на землю.

– Я тебя уволю, будешь почту возить. А фирму твою мои адвокаты разденут за опоздание, – Миша вышел из себя.

Энди спокойно прикрыл глаза. Миша и его свита были вынуждены сесть в машину и оправиться в аэропорт.

В полёте Миша пригласил Энди поговорить. Налил шампанского в бокал.

– Ты парень с характером. Полетишь со мной в Россию?

– Купите полёт, полечу. Мы гончие псы, несёмся, куда пошлют.

– Будешь моим личным пилотом, – хлопает его по плечу Миша. – Мне нужны ребята с яйцами.

5. ФИРМА ВЕНИКОВ НЕ ВЯЖЕТ

Фирма «Дженерик» в лондонском районе Сохо

Офис современного дизайна. Металлические лестницы и большие окна. За круглым столом сидят сотрудники фирмы. Главный – Роби. Он ведёт мозговой штурм. На стене белая доска, на ней красным фломастером крупно написано: «Мировой кризис – победа пиара. Что дальше?»

– Ты уже выздоровела, Кэти? – Роби обращается к девушке справа от него. Её можно было бы назвать красивой, если бы не распухший нос с воспаленными, натертыми платком до красноты ноздрями.

– Да, уже гораздо легче. Остался лёгкий насморк, – девушка оптимистично улыбается.

– Грипп проходит, свинство остаётся, – оживляется парень, сидящий напротив Кэти.

– Из этой гриппозной шутки не вырастишь идею, Кевин. Где идеи, коллеги? – Роби оглядел всех по кругу.

– А в шутке есть глубокий смысл, – продолжил Кевин. – Свинство, как мотив действий у человечества неизлечимо. В кризис политики не перестают искать компромат на соперников. Деловые партнёры подставляют товарищей, за большую долю. А хрюкающие в микрофон кривоногие подруги богатых стариков требуют сделать их звездами. Мы не останемся без дела, друзья.

– Ты предлагаешь покопаться в свинячьем навозе, Кевин? – нахмурила лобик Кэти.

– Навоз такое же чудное явление реальной жизни, как белый снег, первый подснежник или пук королевы, – ответил Кевин.

– Фи, – Кэти всё же улыбнулась.

– Ну, в чём-то ты прав, юный свинопас, – Роби откинулся на спинку стула. – Хотя я до сих пор убежден, что королевы, принцессы и красивые женщины не пукают. Допускаю, что наивно заблуждаюсь. Зачем мне эта проза жизни, если она не приносит денег.